Роберт Лоуи
Цивилизованны ли мы? Взгляд на человеческую культуру
Глава III
География
КАКИМ образом лопари – иначе называемые саамы – пришли к разведению северных оленей? У одного известного географа есть готовый ответ: никакой другой вид животных не мог питаться скудной растительностью в этом холодном регионе, а природа не создала здесь никаких растений, которые человек мог бы съесть. Звучит правдоподобно, но в корне неверно. Поскольку человечество провело большую часть своей истории, занимаясь охотой и собиранием диких растений, людям, чтобы выжить, вовсе не обязательно заниматься ни скотоводством, ни земледелием. Эскимосы вполне сносно живут, занимаясь охотой, и сами лопари всякий раз, когда по какой-либо причине теряют свои стада, возвращаются к занятию рыболовством. С другой стороны, если бы лопари когда-либо занимались разведением не оленей, а какого-нибудь другого скота, они смогли бы выращивать его даже в Арктике. Это непросто, но возможно, потому что этим занимаются якуты, живущие даже в более холодных частях Сибири. В XIII веке эти скотоводы жили на юге региона, вокруг озера Байкал. Нашествие монголов оттеснило их на север, но, несмотря на это, им удалось сохранить своих домашних животных. Более того, около 6 % якутов переняли у своих новых соседей традицию оленеводства и быстро вытеснили эти племена из их собственного оленеводческого региона, так как смогли успешно применить к оленьим стадам свой опыт обхождения с крупным рогатым скотом и лошадьми.
Таким образом, географический ответ оказывается попросту ошибочным. Он не объясняет, с одной стороны, почему бы саамам не оставаться вечными охотниками и рыбаками, и также не объясняет, почему саамы не смогли научиться выращивать крупный рогатый скот и лошадей, если якуты успешно справляются с этим в столь же суровых условиях.
Индейцы пуэбло также были излюбленным объектом географических «объяснений». Возьмем, к примеру, их каменную архитектуру. «Любой примитивный народ, – утверждает известный археолог, – нашедший путь в эту скалистую страну, полную каменных убежищ и готового строительного материала, вскоре воспользуется этим благоприятным стимулом и начнет использовать камень для строительства». Почему же, зададимся мы вполне естественным вопросом, навахо веками жили именно в этом районе, не продвинувшись ни на шаг на пути к каменной кладке? Тот же автор продолжает рассказывать нам, как пуэбло изобрели ткачество: в их среде обитания было мало крупной дичи, поэтому одежда из кожи была практически недоступна, и им пришлось изобрести ткацкий станок. Но в этом утверждении нет ни складу, ни ладу. Живущие в том же районе пайюты летом ходили голыми, а зимой просто скручивали кроличьи шкуры в жгуты, сшивали их друг с другом и таким образом производили теплую одежду, не занимаясь изобретением ткачества и ткани.
Основная проблема такого рода рассуждений заключается в неправильном понимании человеческой природы. Поместите человека в любую ситуацию, рассуждает подобный идеалист, и он сразу осознает открывшиеся возможности. Соответственно, он сразу найдет как приспособиться к среде – с максимальным комфортом для себя и к эстетическому удовлетворению зрителя. Печальные факты говорят об обратном. Человек не похож на столь разумное существо даже в том, что касается одежды и жилища. Южная оконечность Южной Америки находится на широте Лабрадора, и даже летом там может выпасть снег, а ужасные шквалистые ветра делают жизнь крайне некомфортной. Двое людей капитана Кука замерзли там насмерть летней ночью 1769 года. Зимой леса засыпаны непроходимыми сугробами снега, а на открытых равнинах земля скована льдом. Однако жители Огненной Земли не сумели изобрести подходящей одежды. Мужчины и женщины часто ходили голыми или, в лучшем случае, носили накидку из жесткой шкуры тюленя или выдры, доходящую до талии. К северу от них, в Гран-Чако, хороти живут в соломенных хижинах, которые заливает при любом сильном дожде. Большая часть Канады заселена индейцами атабаски (на-дене). Как ни странно, у племен, живущих на самом дальнем севере, в качестве убежища нет ничего лучше, чем примитивные палатки или навесы, в то время как самые южные представители этих племен наслаждаются теплыми подземными домами. Как география может объяснить такие странности?
Конечно, и эти факты не рассказывают нам всю историю целиком. Физическая среда во многом определяет жизнь человеческих сообществ, хотя и не так прямолинейно, как это часто предполагается. Тому есть как позитивные, так и негативные свидетельства. В лесистых зонах Европейского континента крестьяне строят дома из дерева. Даже король Норвегии, когда останавливается в Тронхейме, живет в деревянном дворце. С другой стороны, в районе Средиземноморья так много камня, что он является очевидным материалом для строительства. В Египте также наблюдается довольно заметная корреляция между материалом, из которого строится жилище, и окружающей средой. Там, где нет камня и мало дерева, мы находим глинобитные хижины. Там, где плато из залежей песчаника подходит к Нилу, жилища вырубаются в скале или строятся из каменных блоков.
Будут ли люди делать свое поселение в определенном месте постоянным или не будут, может зависеть от природы еще больше, чем то, из чего сделаны их дома. В пустынях Туркестана караван может путешествовать неделями, не встретив ни одного жилья. И вдруг в поле зрения появляется густонаселенный оазис. Так как человек может жить только там, где есть вода, то такие города, как Мерв, сколько бы раз их ни разрушали в течение прошедших веков, неизменно возрождаются вновь на том же самом месте. Здесь география ставит ультиматум, и человек либо соглашается, либо погибает. Так что австралиец должен знать назубок расположение каждого водопоя в своей стране, если он хочет выжить, а жители лишенных рек или ручьев Бермудских островов или Тонга должны собирать и хранить дождевую воду. Подобное приспособление является вопросом жизни и смерти: это цена выживания. Напротив, приличная одежда на Огненной Земле или непромокаемые хижины в Чако имеют значение лишь для комфорта. Огнеземельцы и боливийцы не погибают из-за суровых условий жизни, просто их жизнь ужасно некомфортна.
Таким образом, если речь не идет в буквальном смысле о жизни или смерти, природа не предписывает ничего определенного и допускает широкий спектр возможностей приспособить к ней свое существование. Некоторые из них элегантны, другие представляют собой очень грубые способы решения той же самой проблемы. Люди могут строить десятиэтажные жилые дома с паровым отоплением или дрожать от сырости в травяных лачугах. Они могут бросить вызов холоду, наряжаясь в эскимосские меховые парки, или продолжать дрожать от холода, как огнеземельцы, до тех пор, пока не встанет вопрос о том, чтобы замерзнуть насмерть.
Иными словами, география не создает искусств и обычаев: она лишь предлагает возможности или чинит препятствия. Почему у индейцев Гран-Чако нет каменных орудий? Когда-то в прошлом они, должно быть, были у их предков, поскольку обработка камня – одно из старейших человеческих занятий. Простой ответ заключается в том, что, когда они добрались до своей нынешней среды обитания, то оказались в стране, абсолютно лишенной камней. То же самое произошло в Микронезии. Жители Океании, заселившие коралловые атоллы, утратили искусство изготовления каменных тесел, потому что на островах не было подходящего материала. Так что, безусловно, есть много вещей, которые человек не может сделать просто потому, что природа не позволяет ему этого. Например, он не может начать разводить животных или культивировать растения, которые не встречаются в дикой природе в его стране. Но сам факт их наличия никогда не является достаточным основанием для их одомашнивания. Будь иначе, человек был бы избавлен от длительного периода ученичества, который он провел за охотой и собиранием дикорастущих корней.
Пути миграции, по-видимому, являются явным примером влияния географии. Любой, кто увидит доисторические ручные рубила из Франции и Англии, должен будет признать, что они представляют одну и ту же школу; они настолько похожи, что мастерство их изготовления должно было быть перенесено из одной страны в другую. Но как такое было возможно, если в докерамическую эпоху не было лодок, чтобы пересечь Ла-Манш? Потому что в те дни существовал сухопутный мост, по которому докерамический человек мог посуху ходить взад и вперед. Здесь география, по-видимому, является решающим фактором. Но почему это было важно? Только потому, что люди еще не освоили мореплавание. Как только они научились навигации, то смогли позволить себе смеяться над тем, что когда-то было грозным препятствием. Таким образом, культура может восторжествовать над природой, как это было в доисторической Скандинавии. На территории Швеции не могло быть бронзового века без посторонней помощи, потому что там не было олова. Но к бронзовому веку искусство мореплавания достигло такого уровня, что люди легко могли перевозить по воде почти любые грузы, и, соответственно, племена, населявшие древнюю Швецию, были членами общей европейской культуры того периода – не благодаря своим природным ресурсам, а вопреки им. Конечно, есть условия, которые не может преодолеть никакая цивилизация. В XVI и XVII веках скандинавы были охвачены повальным увлечением выращивания фруктов, лютеранский епископ пытался культивировать в Бергене виноград, а датские короли экспериментировали с миндальными деревьями и фиговыми пальмами. Излишне говорить, что их усилия потерпели фиаско.
Таким образом, география может постановить, что таких-то и таких-то вещей не должно быть и что такие-то и такие могут быть, но не диктует, что должно быть. Чтобы понять, почему вещи таковы, каковы они есть, мы должны дополнить географию историей. Только что это значит? Вернемся к нашим канадским атабаскам. Что позволило их южным соплеменникам строить теплые жилища, которые, казалось бы, были гораздо более желанными и уместными для их северных собратьев? Ответ прост. Южные атабаски контактировали с другими племенами, у которых они смогли скопировать полуземлянки, крытые дерном. Их северным сородичам меньше повезло с соседями, поэтому они продолжали дрожать от холода.
Все, что нам нужно сделать, чтобы прояснить ситуацию, – это взглянуть на Калифорнию. Жизнь общества там уже совсем не та, что была во времена индейцев. Индейцы помо, испанцы и англосаксы уже не глина в руках окружающей среды. У каждого из этих народов были свои культурные стандарты, и они, с учетом установленных природой ограничений, определяли то, что они делали в ответ на один и тот же внешний раздражитель.
Иногда ярким примером того, что география может сделать с людьми, называют Японию. Не стоит и дальше повторять эту глупость. Японский климат или ландшафт не претерпели внезапных изменений в 1867 году. Просто государственные деятели Японии решили отказаться от привычной и проверенной временем политики изоляции. Поэтому они вступили в контакт с нашей цивилизацией и взяли от нее себе то, что хотели. Но еще до этого события вся высокая культура японцев целиком представляла собой заимствование таковой у Китая. Важнейшим фактором в развитии Японии были ее отношения с двумя чуждыми группами – не японская география, а японская история.
Короче говоря, география поставляет кирпичи и раствор для культурного строительства. Но план здания культуры народа составляется на основе его прошлого – он определяется тем, что эти люди думали и делали раньше, сами по себе или подражая своим соседям.
Глава IV
Наследственность (раса)
ШИМПАНЗЕ из зоопарка в Бронксе не может научиться говорить по-английски, а негр из Гарлема может. Как ни учи обезьяну, ей не подняться на уровень негра: она не может разделить социальную традицию какой-либо человеческой группы, потому что она «не так устроена». Когда родители негра объединились, чтобы сформировать новую особь, их половые клетки содержали то, чего не хватает шимпанзе, и эту недостачу обезьяне никогда не преодолеть. Наследственность имеет решающее значение.
Студенты колледжей из Соединенных Штатов с треском проваливаются, когда их тестируют на языковые способности вместе с русскими или голландскими сверстниками. Есть ли в половых клетках людей в России и Голландии лингвистический фактор, которого нет у американцев? Но подобное невозможно. Американцы, потомки иммигрантов северо-запада Европы, по наследственности определенно больше похожи на голландцев, чем голландцы на русских. Более того, мы можем обнаружить, что американцы, выросшие в Европе, лишены недостатков своих доморощенных соотечественников и умеют говорить по-французски, по-немецки и даже на правильном английском. Важны опыт, обучение, окружение – наследственность не имеет никакого значения.
Пока все выглядит просто: из всех живущих на земле видов только человек обладает врожденной способностью к культуре, и если человеческие группы со сходной наследственностью демонстрируют различия в культуре, то это различие по определению не является врожденным. Но разве у нас перед глазами нет промежуточных случаев между наличием культуры и ее полным отсутствием? У австралийцев, жителей Андаманских островов и индейцев сиу есть определенная культура, но ее достижения кажутся скудными по сравнению с культурой народов Евразии. Некоторые из этих групп, правда, малочисленны и вряд ли способны быть урожайными на великие таланты[8]. Но в Соединенных Штатах миллионы негров, однако не прослеживается никаких выдающихся культурных подвигов, совершенных этой расой. Почему они отстают, как не от врожденного недостатка?
Однако это обоюдоострый аргумент. Массачусетс выпускает в пятьдесят раз больше ученых, чем все штаты южно-атлантического побережья, – культурное различие наносит ответный удар. Содержат ли половые клетки жителя Бостона в пятьдесят раз больше исследовательского фактора, чем клетки жителя Атланты? Идея абсурдна, потому что в наследственности этих двоих нет заметной разницы. Но если такое огромное расхождение можно объяснить средой их обитания, то разница в достижениях негров и белых также может различаться из-за социального окружения. Я не утверждаю, что это истинная причина, только то, что это может быть фактором, соответствующим приведенному примеру аргументации.
Теоретически есть прямой путь решения вопроса. Психологи могут тестировать группы, набранные из представителей разных рас, одинаковыми наборами вопросов и сравнивать результаты. Те, кто попробовал это проделать, обычно приходят к утешительному выводу, что их собственная раса превосходит все остальные. Антропологи оспаривают справедливость подобных тестов, поскольку результаты обусловлены влиянием культурного опыта испытуемых. У психолога нет права предполагать, что его баллы являются прямым показателем способностей. Если негр получает 90 баллов, тогда как белый получает 100 баллов, мы не можем просто написать:
Негритянская наследственность = 90.
Белая наследственность = 100.
Уравнения должны выглядеть так:
Негритянская наследственность + + X (негритянская среда) = 90.
Белая наследственность + Y (белая среда) = 100.
Два уравнения содержат две неизвестные величины, и, соответственно, система уравнений не может быть решена. Антропологи и психологи до сих пор мучительно нащупывают способы оценить влияние среды и каким-то образом устранить его. Пока ничего не известно о каких-либо положительных результатах.
Между тем необходимо примирить между собой два важных факта. Большинство цветных рас, несомненно, отстали в своей культуре от белой расы, однако беспристрастные наблюдатели, такие как князь Максимилиан фон Вид (Вид-Нойвид), Александр фон Гумбольдт или Морис Делафос, не смогли обнаружить каких-либо поразительных ментальных различий между ними и европеоидами. Однако всем этим данным можно было бы найти объяснение, если предположить, что цветные народы обладали такими же средними способностями, как и белые, но были менее изменчивы. Тогда средний негр будет, условно, принадлежать к тому же интеллектуальному классу ростом 5 футов 8 дюймов, что и его белый конкурент, но гиганты его расы могут отставать от белых семи футов ростом на полфута. Если бы это было так, то негр мог бы на равных с белым заниматься будничными делами его повседневного мира, но не смог бы участвовать в рекордных забегах его интеллектуального гения. Таково мнение профессора Ойгена Фишера из Берлина, одного из ведущих специалистов по физической антропологии в Германии. Он ни на секунду не сомневается, что негры способны выучить арифметику или иностранные языки и получить квалификацию механиков и клерков. Он готов признать, что средний европейский крестьянин или пролетарий ни в чем не превосходит южноафриканца. Но, утверждает он, европейцы более изменчивы не только в показателях чистого интеллекта, но еще больше в отношении воображения, энергии, управленческих способностей. Если расе недостает одного или двух наследственных факторов, обуславливающих ее величие, она не сможет порождать людей-лидеров в науке, бизнесе или политике или сможет делать это очень редко. Это звучит правдоподобно и, по крайней мере, не может быть исключено из рассмотрения как явная бессмыслица. Однако на сегодняшний день это всего лишь предположительная догадка, поскольку никто не смог доказать, что негроидная раса действительно умственно менее изменчива.
Сторонников теории наследственности, конечно, не устраивает такая скромная подачка. Они предпочитают рассматривать негров как расу, лишь немногим лучшую, чем шимпанзе, и, как правило, находят поразительные умственные различия даже среди европеоидов из разных регионов. Высокие светловолосые скандинавы северо-западной Европы, коренастые широколицые альпийцы центральной Франции и южной Германии, маленькие смуглые жители средиземноморских стран, Испании, Южной Италии и Греции, – каждому народу они приписывают своеобразную национальную психологию. Скандинав обладает наследственной предприимчивостью и воинственностью, интеллектуален, идеалистичен и в то же время врожденный империалист. Средиземноморские нации умны, изменчивы, хитры и артистичны. И те и другие обладают превосходством над альпийским тупицей, который наделен только доморощенными добродетелями бережливости, терпения и честности и, естественно, играет роль слуги нордического господина. Эти живописные контрасты призваны объяснить историю европейской культуры.
Все это чистейший вздор. Европейские народы так часто кочевали и вступали в смешанные браки, что ни один регион на континенте не является чисто нордическим или каким-либо другим. По общему мнению, Швеция – самая нордическая страна в мире. Профессор Магнус Густав Ретциус, проведя тысячи антропологических измерений шведских призывников, подсчитал, что только 11 % из них были чистыми скандинавами. Под этим он имел в виду не что иное, как сочетание высокого роста, светлых волос, голубых глаз и удлиненных черепов. Несколько лет назад Шведский государственный институт расовой биологии провел исследование 47 000 призывников. К «более чистому (не абсолютно чистому!) нордическому типу» произвольно отнесены светловолосые люди ростом выше 168 см, ширина черепа которых составляла менее 78 % его длины. Тем не менее этот тип охватывал только 30,82 % обследованных, и ни в одном округе королевства не превышал 38 %.
Но эта оценка намного превышает количество действительно чистокровных скандинавов в Швеции, поскольку и Ретциус, и его преемники принимают во внимание лишь некоторые определенные антропологические свойства. Если мы рассмотрим другие физические черты, которые могли бы характеризовать действительно чистокровных представителей нордической расы, проживавшей на этих землях в 4000 году до н. э., количество ее современных представителей сразу же сократится. Так, Ретциус обнаружил, что более половины обследованных им призывников были выше 170 см (5 футов 7 дюймов) ростом, но едва ли 11 % при этом были светловолосыми и голубоглазыми и обладали вытянутым черепом. А если бы он считал чистокровными представителями расы только высоких голубоглазых блондинов, которые при этом были еще и интеллектуалами, наделенными воображением и особыми способностями к руководству, сколько осталось бы от начального количества?
Есть и другой способ рассматривать этот вопрос. Если передача по наследству интеллектуальных способностей идет по линии передачи расовых черт, то и законы наследственности должны действовать для них почти так же, как и для физических черт. Каковы же эти законы в случае смешанного населения? Современная наука учит нас, что каждая черта наследуется отдельно. Безусловно, лучше всего изучен случай с колонией Рехобот в Юго-Западной Африке. В XVIII веке голландцы и другие североевропейские колонисты начали жениться на женщинах-готтентотках, и их потомки продолжали вступать в смешанные браки. Ни нордическая, ни готтентотская раса не одержали верх. Согласно исследованиям профессора Фишера, их потомки высокие, как северные европейцы, но курчавые, как готтентоты; они унаследовали темный цвет глаз и волос их африканских родителей, но не похожи на них светлым цветом кожи, редко даже приближающимся к желтым оттенкам. Иногда они напоминали Фишеру чертами лица немецких крестьян. У некоторых были очень приплюснутые широкие носы и курчавые волосы, но в то же время они были высокими и тонкогубыми, как их европейские предки.
Какое отношение эти факты имеют к нашей «нордической расе»? Все просто: мужчина может быть высоким и светловолосым, но при этом не иметь никакого отношения к скандинавам по своей психологии. Если вернуться к периоду викингов, то тогда, как сообщает нам Шведский государственный институт, шведы совершали плавания во всех направлениях и привозили женщин и рабов из других стран. Со временем все они были ассимилированы. Позже в страну начали прибывать иммигранты из Южной и Северной Германии, а в начале XVII века в Швеции начали селиться валлонские ремесленники из Бельгии. Эти представители «альпийской расы» были, несомненно, не более чистокровными, чем любой другой современный европейский народ. Предположим, однако, что «чистокровный скандинав» женился на «чистокровной немке». Дети, которых он зачал, вполне могли унаследовать его телосложение викинга и темные волосы их матери, его управленческие способности и ее бережливость.
Короче говоря, если шведы, жившие шесть или восемь тысяч лет назад, и обладали определенными ментальными способностями, то время для определения их с помощью тестов на интеллект или любым иным образом давно минуло. Их склад ума непознаваем, и все рассуждения на эту тему годятся только для метафизических спекуляций. Любое утверждение об этом имеет научную ценность бабушкиных сказок. Действительно, могут существовать групповые различия, но группы, которые различаются, не являются расами. Когда психологи проверяют умственные способности людей, родившихся в Швеции, Англии, Франции и Италии, и строят из этого предположения, что обнаруженные различия являются следствием расовых различий, они демонстрируют прискорбное невежество в истории, антропологии и биологии. С тем же успехом натуралист мог бы взвесить 365 слонов, 500 морских свинок и 135 пауков и объявить миру, что их вес превышает сумму веса 118 слонов, 620 морских свинок и 262 комаров. Какими бы безупречными ни были его расчеты, их результат – бессмыслица. И нет, эта иллюстрация не слишком саркастична, скорее недостаточно саркастична. Ибо каждое из указанных животных наверняка принадлежит к определенному виду, но для данного итальянца мы не знаем пропорций альпийской и средиземноморской, а может быть, и нордической крови. Мы не знаем, будет ли доминировать предприимчивый нордический характер при скрещивании с простодушным альпийским. Мы не знаем, подчинится ли безрассудное нордическое пьянство строгой альпийской трезвенности. Если предположить, что несколько европейских рас, живших, скажем, в 6000 году до н. э., отличались друг от друга, у нас действительно нет ни малейшего основания предполагать, что их особенности были чем-то похожи на те, которые им обычно приписывают.
На самом деле у нас, напротив, есть веские причины сомневаться в этом. Согласно существующей схеме, валлонские шахтеры и кузнецы, переселившиеся из Бельгии в Швецию, были (по крайней мере, в значительной степени) представителями альпийской расы. Однако в окружении чистокровных скандинавов они вовсе не стали занимать подобающее им скромное место. Шведские антропологи описывают их совсем по-другому. «У них живой, откровенный, разговорчивый, вежливый и дружелюбный нрав, быстрое восприятие, тонкое чувство прекрасного, горячее влечение к музыке и неоспоримая творческая сила в области как литературы, так и науки. Их практические способности проявляются не только в самой превосходной в мире кузнечной работе, но и в достижениях, которых добились многие потомки валлонов, будучи государственными служащими на важных должностях. Очевидно, что эти валлоны оказались ценным приобретением».
Как странно! Альпийская раса – хотя, возможно, смешанная со средиземноморской и скандинавской – заняла достойное место среди самых чистокровных в мире представителей нордической расы. Они даже снабдили их важными государственными деятелями. Что станет с излюбленной догмой о том, что скандинав по божественному праву врожденных способностей является господином и повелителем альпийской расы, правителем всего человечества?
Эта изысканная доктрина выглядит довольно сомнительной и еще по одной причине. Если бы это было правдой, самые чистокровные представители нордической расы были бы главными империалистами. Общеизвестно, что скандинавы не таковы. Действительно, наш самый выдающийся расовый теоретик, мистер Мэдисон Грант, проливает горькие слезы по поводу упадка Скандинавских стран. Они перестали быть «питомником солдат» – сегодня «все три кажутся интеллектуально анемичными». Мы не только не разделяем этого вывода, но и не готовы оплакивать то, что потомки викингов больше не грабят города и не насилуют женщин, а производят безопасные спички, превращают вересковые пустоши в пастбища и открывают Южный полюс. Но если они таким образом позволили обойти себя немцам, смешавшимся с альпийской расой, и британцам, разбавившим свою чистую кровь средиземноморской, то это могло случиться только потому, что светлые волосы не являются обязательным признаком успеха в имперской колонизации.
Оставим поэтому поиск интеллектуальных различий между древнейшими европейскими народами метафизикам, шарлатанам и их друзьям-близнецам – жуликам.
Даже если бы между расами существовали врожденные умственные различия, они могли бы объяснить лишь малую часть наших проблем.
Ибо история культуры постоянно показывает нам культурные различия там, где расовый базис был идентичным. Возьмем уже приводившиеся примеры количества исследователей из Массачусетса и с Юга США[9]. Британская культура демонстрирует поразительные колебания. Не несли ли елизаветинцы в своих половых клетках лишнюю дозу животного духа, который был подавлен зарядом мрачности при пуританстве, но оживлен Реставрацией? А как насчет Японии? В 1867 году там не было внезапного притока нового населения; внезапные изменения в культуре произошли из-за того, что власти допустили в страну новые идеи. Ни география, ни наследственность не объясняют разницы между старыми и новыми условиями: ключ держит в руках история.
Есть еще более сильный пример. Художники эпохи охоты на оленей, около 20 000 лет назад, были по меньшей мере равны талантом любой современной расе. Все анатомы, похоже, согласны с этим. На самом деле их мозг был даже значительно больше нашего. Поднялись ли они до высот, которых нам никогда не достичь? Нисколько. Они так и не вышли за пределы охоты и собирательства, так и не вылепили ни одного горшка. Таким образом, благоприятная расовая наследственность может идти рука об руку с докерамической культурой; она также идет рука об руку с нашей сложной индустриальной цивилизацией. Две вещи, столь далекие друг от друга, не могут быть объяснены этим общим фактором. Раса не может объяснить культуру.
