Квидак наблюдал с пригорка, как тонкий сноп света опускается с неба. Перистый снизу, золотой сноп сиял ярче солнца. Его венчало блестящее металлическое тело скорее искусственного, чем естественного происхождения. Квидак пытался найти ему название.
Слово не вспоминалось. Память затухла в нем вместе с функциями, остались лишь беспорядочные осколки образов. Он перебирал их, просеивал обрывки воспоминаний – развалины городов, смерть тех, кто в них жил, канал с голубой водой, две луны, космический корабль…
Вот оно! Снижается космический корабль. Их было много в славную эпоху Квидака.
Славная эпоха канула в прошлое, погребенная под песками. Уцелел только Квидак. Он еще жил, и у него оставалась высшая цель, которая должна быть достигнута. Могучий инстинкт высшей цели сохранился и после того, как истончилась память и замерли функции.
Квидак наблюдал. Потеряв высоту, корабль нырнул, качнулся, включил боковые дюзы, чтобы выровняться, и, подняв облачко пыли, сел на хвост посреди бесплодной равнины.
И Квидак, побуждаемый сознанием высшей цели Квидака, с трудом пополз вниз. Каждое движение отзывалось в нем острой болью. Будь Квидак самолюбивым созданием, он бы не вынес и умер. Но он не знал себялюбия. Квидаки имели свое предназначение во Вселенной. Этот корабль, первый за бесконечные годы, был мостом в другие миры, к планетам, где Квидак смог бы обрести новую жизнь и послужить местной фауне.
Он одолевал сантиметр за сантиметром и не знал, хватит ли у него сил доползти до корабля пришельцев, прежде чем тот улетит с этой пыльной и мертвой планеты.
Йенсен, капитан космического корабля «Южный Крест», был по горло сыт Марсом. Они провели тут десять дней, а результат? И ни одной стоящей археологической находки, ни единого обнадеживающего намека на некогда существовавший город – вроде того, что экспедиция «Поляриса» открыла на Южном полюсе. Тут был только песок, да несколько чахоточных кустиков, да пара-другая покатых пригорков. Их лучшим трофеем за все это время стали три глиняных черепка.
Йенсен поправил кислородную маску. Над косогором показались два возвращающихся астронавта.
– Что хорошего? – окликнул их Йенсен.
– Да вот только, – ответил инженер-механик Вейн, показывая обломок ржавого лезвия без рукоятки.
– И на том спасибо, – сказал Йенсен. – А что у тебя, Уилкс?
Штурман пожал плечами:
– Фотографии местности и больше ничего.
– Ладно, – произнес Йенсен. – Валите все в стерилизатор, и будем трогаться.
У Уилкса вытянулось лицо.
– Капитан, разрешите одну-единственную коротенькую вылазку к северу – вдруг подвернется что-нибудь по-настоящему…
– Исключено, – возразил Йенсен. – Топливо, продовольствие, вода – все рассчитано точно на десять дней. Это на три дня больше, чем было у «Поляриса». Стартуем вечером.
Инженер и штурман согласно кивнули. Жаловаться не приходилось: как участники Второй марсианской экспедиции, они могли твердо надеяться на почетную, пусть и маленькую сноску в курсах истории. Они опустили снаряжение в стерилизатор, завинтили крышку и поднялись по лесенке к люку. Вошли в шлюз-камеру. Вейн задраил внешний люк и повернул штурвал внутреннего.
– Постой! – крикнул Йенсен.
– Что такое?
– Мне показалось, у тебя на ботинке что-то вроде большого клопа.
Вейн ощупал ботинки, а капитан со штурманом оглядели со всех сторон его комбинезон.
– Заверни-ка штурвал, – сказал капитан. – Уилкс, ты ничего такого не заметил?
– Ничегошеньки, – ответил штурман. – А вы уверены, кэп? На всей планете мы нашли только несколько растений, зверьем или насекомыми здесь и не пахло.
– Что-то я видел, готов поклясться, – сказал Йенсен. – Но, может, просто почудилось… Все равно надо продезинфицировать одежду перед тем, как войти. Не стоит рисковать – не дай бог, прихватим с собой какого-нибудь марсианского жучка.
Они разделись, сунули одежду и обувь в приемник и тщательно обыскали голую стальную шлюз-камеру.
– Ничего, – наконец констатировал Йенсен. – Ладно, пошли.
Вступив в жилой отсек, они задраили люк и продезинфицировали шлюз. Квидак, успевший проползти внутрь, уловил отдаленное шипение газа. Немного спустя он услышал, как заработали двигатели.
Квидак забрался в темный кормовой отсек. Он нашел металлический выступ и прилепился снизу у самой стенки. Прошло еще сколько-то времени, и он почувствовал, как корабль вздрогнул. Весь утомительно долгий космический полет Квидак провисел, уцепившись за выступ. Он забыл, что такое космический корабль, но теперь память быстро восстанавливалась. Он погружался то в чудовищный жар, то в ледяной холод. Адаптация к перепадам температуры истощила и без того скудный запас его жизненных сил. Квидак почувствовал, что может не выдержать.
Он решительно не хотел погибать. По крайней мере, до тех пор, пока существовала возможность достичь высшей цели Квидака.
Прошло время, и он ощутил жесткую силу тяготения, почувствовал, как снова включились главные двигатели. Корабль садился на родную планету.
После посадки капитана Йенсена и его экипаж, согласно правилам, препроводили в Центр медконтроля, где прослушали, прозондировали и проверили, не гнездится ли в них какой-нибудь недуг.
Корабль погрузили на вагон-платформу и отвезли вдоль рядов межконтинентальных баллистических ракет и лунных кораблей на Дегазацию первой ступени. Здесь наружную обшивку корпуса обработали, задраив люки, сильными ядохимикатами. К вечеру корабль переправили на Дегазацию второй ступени, и им занялась спецкоманда из двух человек, оснащенных громоздкими баллонами со шлангами.
Они отдраили люк, вошли и закрыли его за собой. Начали они с носовой части, методично опрыскивая помещения по мере продвижения к корме. Все как будто было в порядке: никаких животных или растений, никаких следов плесени вроде той, какую завезла Первая лунная экспедиция.
– Неужели все это и вправду нужно? – спросил младший дегазатор (он уже подал рапорт о переводе в Диспетчерскую службу).
– А то как же, – ответил старший. – На таких кораблях можно завезти черт знает что.
– Пожалуй, – согласился младший. – А все-таки марсианская жизнь, если она, конечно, есть, вряд ли на Земле уцелеет. Я прав?
– Откуда мне знать? – изрек старший. – Я не биолог. Да биологи, скорее всего, и сами не знают.
– Только время даром тра… Эге!
– В чем дело? – спросил старший.
– По-моему, там что-то есть, – сказал младший. – Какая-то тварь вроде пальмового жука. Вон под тем выступом.
Старший дегазатор поплотнее закрепил маску и знаком показал помощнику сделать то же. Он осторожно приблизился к выступу, отстегивая второй шланг от заплечного баллона, и, нажав на спуск, распылил облако зеленоватого газа.
– Ну вот, – произнес он, – на твоего жука хватит. – Став на колени, он заглянул под выступ. – Ничего нет.
– Видно, померещилось, – сказал помощник.
Они на пару обработали из распылителей весь корабль, уделив особое внимание маленькому контейнеру с марсианскими находками, и, выйдя из заполненной газом ракеты, задраили люк.
– Что дальше? – спросил помощник.
– Дальше корабль простоит закупоренным трое суток, – ответил старший дегазатор, – после чего мы проведем вторичный осмотр. Ты найди мне тварь, которая протянет три дня в эдаких условиях!
Все это время Квидак висел, прилепившись к ботинку младшего дегазатора между каблуком и подошвой. Теперь он отцепился и, прислушиваясь к басовитому, раскатистому и непонятному звуку человеческих голосов, следил, как удаляются двуногие темные фигуры. Он чувствовал усталость и невыразимое одиночество.
Но его поддерживала мысль о высшей цели Квидака. Остальное не имело значения. Первый этап в достижении цели остался позади: он успешно высадился на обитаемой планете. Сейчас ему требовались вода и пища. Затем – отдых; основательный отдых, чтобы восстановить уснувшие способности. И тогда он сможет дать этому миру то, чего ему так явно недостает, – сообщество, которое способен основать один лишь Квидак.
Он медленно пополз через темную площадку, мимо пустых махин космических кораблей, добрался до проволочной ограды и ощутил, что по проволоке пропущен ток высокого напряжения. Тщательно рассчитав траекторию, Квидак благополучно проскочил в ячейку.
Этот участок оказался совсем другим. Квидак почувствовал близко воду и пищу. Он торопливо пополз вперед – и остановился.
Ощущалось присутствие человека. И что-то еще, куда более грозное.
– Кто там? – окликнул охранник. Он застыл с револьвером в одной руке и фонариком в другой. Неделю назад на склад проникли воры и сперли три ящика с частями от ЭВМ, ожидавшими отправки в Рио. Сейчас он был готов встретить грабителей как положено.
Охранник приблизился – старик с зорким взглядом и крепкой хваткой. Луч фонарика пробежал по грузам, вспыхнул желтыми искрами в пирамиде фрезерных станков повышенной точности для Южной Африки, скользнул по водозаборному устройству (получатель – Иордания) и куче разносортного груза назначением в Рабаул.
– Выходи, а то хуже будет! – крикнул охранник.
Луч выхватил из темноты мешки риса (порт доставки Шанхай), партию электропил для Бирмы – и замер.
– Тьфу ты, черт, – пробормотал охранник и рассмеялся. Перед ним сидела, уставившись на свет, огромная красноглазая крыса. В зубах она держала какого-то необычно большого таракана.
– Приятного аппетита, – сказал охранник и, засунув револьвер в кобуру, возобновил обход.
Большой черный зверь сцапал Квидака, и твердые челюсти сомкнулись у него на спинке. Квидак попробовал сопротивляться, но внезапный луч желтого света ослепил его, и он впал в прострацию.
Желтый свет удалился. Зверь сжал челюсти, пытаясь прокусить Квидаку панцирь.
Квидак собрал последние силы и, распрямив свой длинный, в сегментах, как у скорпиона, хвост, нанес удар.
Он промахнулся, но черный зверь сразу же его выпустил. Квидак задрал хвост, изготовившись для второго удара, а зверь принялся кружить вокруг него, не желая упустить добычу.
Квидак выжидал подходящий момент. Его переполняло ликование. Это агрессивное существо может стать первым – первым на всей планете, – приобщенным к высшей цели Квидака. Эта ничтожная зверушка положит начало…
Зверь прыгнул, злобно щелкнув белыми зубами. Квидак увернулся и, молниеносно взмахнув хвостом, прицепился концевыми шипами зверю к спине. Зверь метался и прыгал, но Квидак упорно держался, сосредоточившись на первоочередной задаче – пропустить через хвостовой канал белый кристаллик и вогнать его зверю под шкуру.
Но эта важнейшая из способностей Квидака все еще к нему не вернулась. Не в силах добиться желаемого, Квидак втянул шипы, старательно нацелился и ужалил черного зверя точно между глаз. Удар, как он знал, будет смертельным.
Квидак насытился убитым противником. Особой радости он при этом не испытывал – Квидак предпочитал растительную пищу. Окончив трапезу, он понял, что ему жизненно необходим долгий отдых. Только отдых мог полностью восстановить способности и силы Квидака.
В поисках укрытия он одолел горы грузов, сваленных на площадке. Обследовав несколько тюков, он наконец добрался до штабеля тяжелых ящиков. В одном из них он обнаружил отверстие, в которое как раз смог протиснуться.
Квидак вполз в ящик и по блестящей, скользкой от смазки поверхности какого-то механизма пробрался в дальний угол. Там он погрузился в глубокий, без сновидений сон Квидаков, безмятежно положившись на то, что принесет с собой будущее.
Большая остроносая шхуна держала курс прямо на остров в кольце рифа, приближаясь к нему со скоростью экспресса. Могучие порывы северо-восточного ветра надували ее паруса, из люка, закрытого решеткой тикового дерева, доносился грохот ржавого дизеля марки «Элисон-Чемберс». Капитан и помощник стояли на мостике, разглядывая надвигавшийся риф.
– Что-нибудь видно? – спросил капитан, коренастый лысеющий человек с постоянно насупленными бровями. Вот уже двадцать пять лет он водил свою шхуну вдоль и поперек юго-западной Океании с ее не обозначенными на картах мелями и рифами. И хмурился он оттого, что никто не брался страховать его старую посудину. Их палубный груз, однако, был застрахован, и часть этого груза проделала путь от самого Огденсвилла, перевалочной базы в пустыне, где приземлялись космические корабли.
– Ничего, – ответил помощник.
Он впился глазами в ослепительно-белый коралловый барьер, высматривая синий просвет, который укажет узкий проход в лагуну. Для помощника это было первое плавание к Соломоновым островам. До того как им овладела страсть к путешествиям, он работал в Сиднее мастером по ремонту телевизоров; сейчас он решил, что капитан спятил и собирается учинить эффектное смертоубийство, бросив судно на рифы.
– По-прежнему ничего! – крикнул он. – Банки по курсу!
– Пусти-ка меня, – сказал капитан рулевому. Он крепко сжал штурвал и уперся взглядом в сплошную стену рифа.
– Ничего, – повторил помощник. – Капитан, лучше развернуться.
– Нет, а то не проскочим, – ответил капитан.
Он начинал тревожиться. Но он обещал группе американцев-кладоискателей доставить груз на этот самый остров, а капитан был хозяином своего слова. Груз он получил в Рабауле, заглянул, как обычно, к поселенцам на Нью-Джорджию и на Маланту и заранее предвкушал тысячемильное плавание к Новой Каледонии, которое ожидало его после захода на этот остров.
– Вот он! – заорал помощник.
В коралловом барьере прорезалась узенькая голубая полоска. Их отделяло от нее менее тридцати ярдов, и старая шхуна шла со скоростью около восьми узлов.
Когда судно входило в проход, капитан резко крутанул штурвал, и шхуну развернуло на киле. По обе стороны мелькнул коралл, едва не задев обшивки. Раздался металлический скрежет: верхний рей грот-мачты, спружинив, чиркнул по скале, и они очутились в проходе со встречным течением в шесть узлов.
Помощник запустил двигатель на полную силу и прыгнул на мостик помочь капитану управиться со штурвалом. Под парусом и на дизельной тяге шхуна одолела проход, царапнув левым бортом о коралловый риф, и вошла в спокойные воды лагуны.
Капитан вытер лоб большим платком в горошек.
– Чистая работа, – произнес он.
– Ничего себе чистая! – взвыл помощник и отвернулся. По лицу капитана пробежала улыбка.
Они миновали стоящий на якоре маленький кеч[1]. Матросы-туземцы убрали парус, и шхуна ткнулась носом в рахитичный причал, отходивший от песчаного берега. Швартовы привязали прямо к стволам пальм. Из начинавшихся сразу за пляжем джунглей появился белый мужчина и быстрым шагом направился к шхуне под полуденным солнцем.
Он был худой и очень высокий, с узловатыми коленями и локтями. Злое солнце Меланезии наградило его не загаром, а ожогами – у него облезла кожа на носу и скулах. Его роговые очки со сломанной дужкой скрепляла полоска лейкопластыря. Вид у него был энергичный, по-мальчишески задорный и невероятно простодушный.
Тоже мне охотник за сокровищами, подумал помощник.
– Рад вас видеть! – крикнул высокий. – А мы уж было решили, что вы совсем сгинули.
– Еще чего, – ответил капитан. – Мистер Соренсен, познакомьтесь с моим новым помощником, мистером Уиллисом.
– Очень рад, профессор, – сказал помощник.
– Я не профессор, – поправил Соренсен, – но все равно спасибо.
– Где остальные? – поинтересовался капитан.
– Там, в лесу, – ответил Соренсен. – Все, кроме Дрейка, он сейчас подойдет. Вы у нас долго пробудете?
– Только разгружусь, – сказал капитан. – Нужно поспеть к отливу. Как сокровища?
– Мы хорошо покопали и не теряем надежды.
– Но дублонов пока не выкопали? Или золотых песо?
– Ни единого, черт вас побери, – устало промолвил Соренсен. – Вы привезли газеты, капитан?
– А как же, – ответил тот. – Они у меня в каюте. Вы слышали о втором корабле на Марс?
– Слышал, передавали на коротких волнах, – сказал Соренсен. – Не очень-то много они там нашли.
– Можно сказать, ничего не нашли. Но все равно, только подумать! Два корабля на Марс, и, я слыхал, собираются запустить еще один – на Венеру.
Все трое огляделись и ухмыльнулись.
– Да, – сказал капитан, – по-моему, до юго-западной Океании космический век еще не добрался. А уж до этого места и подавно. Ну ладно, займемся грузом.
«Этим местом» был остров Вуану, самый южный из Соломоновых, рядом с архипелагом Луизиада. Это был остров вулканического происхождения, довольно большой – около двадцати миль в длину и несколько в ширину. Когда-то тут располагалось с полдюжины туземных деревушек, но после опустошительных налетов работорговцев в 1850-х годах население начало сокращаться. Эпидемия кори унесла почти всех оставшихся, а уцелевшие туземцы перебрались на Нью-Джорджию. Во время Второй мировой войны тут устроили наблюдательный пункт, но корабли сюда не заходили. Японское вторжение захватило Новую Гвинею, самые северные из Соломоновых островов, и прокатилось еще дальше на север через Микронезию. К концу войны Вуану оставался все таким же заброшенным. Его не превратили ни в птичий заповедник, как остров Кантон, ни в ретрансляционную станцию, как остров Рождества, ни в заправочный пункт, как один из Кокосовых. Он никому не понадобился даже под полигон для испытания атомной, водородной или иной бомбы. Вуану представлял собой никудышный, сырой, заросший участок суши, где мог хозяйничать всякий, кому захочется.
Уильяму Соренсену, директору-распорядителю сети виноторговых магазинов в Калифорнии, захотелось похозяйничать на Вуану.
У Соренсена была страсть – охота за сокровищами. В Луизиане и Техасе он искал сокровища Лафитта, а в Аризоне – Забытый Рудник Голландца. Ни того ни другого он не нашел. На усеянном обломками берегу Мексиканского залива ему повезло несколько больше, а на крошечном островке в Карибском море он нашел две пригоршни испанских монет в прогнившем парусиновом мешочке. Монеты стоили около трех тысяч долларов, экспедиция обошлась много дороже, но Соренсен считал, что затраты окупились с лихвой.
Много лет ему не давал покоя испанский галион «Святая Тереза». По свидетельствам современников, судно отплыло из Манилы в 1689 году, доверху груженное золотом. Неповоротливый корабль угодил в шторм, был снесен к югу и напоролся на риф. Восемнадцать человек, уцелевших при крушении, ухитрились выбраться на берег и спасти сокровище. Они закопали золото и в корабельной шлюпке отплыли под парусом на Филиппины. Когда шлюпка достигла Манилы, в живых оставалось всего двое.
Островом сокровищ предположительно должен был быть один из Соломоновых. Но какой именно?
Этого не знал никто. Кладоискатели разыскивали тайник на Бугенвиле и Буке. Поговаривали, что он может оказаться на Малаите. Добрались даже до атолла Онтонг-Джава. Никаких сокровищ, однако, не обнаружили.
Основательно изучив проблему, Соренсен пришел к выводу, что «Святая Тереза», по всей вероятности, умудрилась проплыть между Соломоновыми островами чуть ли не до архипелага Луизиада и тут только разбилась о риф Вуану.
Мечта поискать сокровища на Вуану так бы и осталась мечтой, не повстречай Соренсен Дэна Дрейка – еще одного из той же породы кладоискателей-любителей и к тому же, что важнее, – владельца пятидесятипятифутового кеча.
Так в один прекрасный вечер за рюмкой спиртного родилась экспедиция на Вуану.
Они подобрали еще несколько человек. Привели кеч в рабочее состояние. Скопили деньги, собрали снаряжение. Продумали, где еще в юго-западной Океании мог быть захоронен тайник. Наконец согласовали отпуска, и экспедиция отбыла по назначению.
Они вот уже три месяца работали на Вуану и пребывали в добром настроении, несмотря на неизбежные в такой маленькой группе трения и разногласия. Шхуна, доставившая припасы и груз из Сиднея и Рабаула, была их единственной связью с цивилизованным миром на ближайшие полгода.
Экипаж занимался выгрузкой под надзором Соренсена. Он нервничал, опасаясь, как бы в последнюю минуту не грохнули какой-нибудь механизм, который везли сюда за шесть с лишним тысяч миль. О замене не могло быть и речи, так что если они чего недосчитаются, придется им без этого как-то обходиться. Он с облегчением вздохнул, когда последний ящик – в нем был детектор металла – благополучно переправили через борт и втащили на берег выше отметки максимального уровня прилива.
С этим ящиком вышла небольшая накладка. Осмотрев его, Соренсен обнаружил в одном углу дыру с двадцатицентовую монету; упаковка оказалась с брачком.
Подошел Дэн Дрейк, второй руководитель экспедиции.
– Что стряслось? – спросил он.
– Дырка в ящике, – ответил Соренсен. – Может, попала морская вода. Весело нам придется, если детектор начнет барахлить.
– Давай вскроем и поглядим, – кивнул Дрейк. Это был низкорослый, широкоплечий, дочерна загорелый брюнет с редкими усиками и короткой стрижкой. Старая шапочка яхтсмена, которую он натягивал до самых глаз, придавала ему сходство с упрямым бульдогом. Он извлек из-за пояса большую отвертку и вставил в отверстие.
– Не спеши, – остановил его Соренсен. – Оттащим-ка сперва его в лагерь. Ящик нести легче, чем аппарат в смазке.
– И то верно, – согласился Дрейк. – Берись с другого конца.
Лагерь был разбит в ста ярдах от берега, на вырубке, где находилась брошенная туземцами деревушка. Кладоискатели сумели заново покрыть пальмовым листом несколько хижин. Стоял тут и старый сарай для копры, крытый оцинкованным железом, – в нем они держали припасы. Сюда даже долетал слабый ветерок с моря. За вырубкой сплошной серо-зеленой стеной поднимались джунгли.
Соренсен и Дрейк опустили ящик на землю. Капитан – он сопровождал их и нес газеты – посмотрел на хилые лачуги и покачал головой.
– Не хотите промочить горло, капитан? – спросил Соренсен. – Вот только льда у нас нет.
– Не откажусь, – сказал капитан. Он не мог понять, что за сила гонит людей в такую забытую богом дыру в погоне за мифическими испанскими сокровищами.
Соренсен вынес из хижины бутылку виски и алюминиевую кружку. Дрейк, вооружившись отверткой, сосредоточенно вскрыл ящик.
– Как на вид? – спросил Соренсен.
– Нормально, – ответил Дрейк, осторожно извлекая детектор. – Смазки не пожалели. Повреждений вроде бы нет…
Он отпрыгнул, а капитан шагнул и с силой вогнал каблук в песок.
– В чем дело? – спросил Соренсен.
– Похоже, скорпион, – сказал капитан. – Выполз прямо из вашего ящика. Мог и ужалить кого. Мерзкая тварь!
Соренсен пожал плечами. За три месяца на Вуану он привык к тому, что кругом кишат насекомые, так что еще одна тварь погоды не делала.
– Повторить? – предложил он.
– И хочется, да нельзя, – вздохнул капитан. – Пора отчаливать. У вас все здоровы?
– Пока что все, – ответил Соренсен и, улыбнувшись, добавил: – Если не считать запущенных случаев золотой лихорадки.
– Здесь вам ни в жизнь золота не найти, – убежденно произнес капитан. – Через полгодика загляну вас проведать. Удачи!
Обменявшись рукопожатиями, капитан спустился к лагуне и поднялся на шхуну. Когда закат тронул небо первым розоватым румянцем, судно отчалило. Соренсен и Дрейк провожали его глазами, пока оно одолевало проход. Еще несколько минут его мачты просматривались над рифом, потом скрылись за горизонтом.
– Ну, – сказал Дрейк, – вот мы, сумасшедшие американцы-кладоискатели, снова одни.
– Тебе не кажется, что он что-то почуял? – спросил Соренсен.
– Уверен, что нет. Мы для него – безнадежные психи.
Они ухмыльнулись и взглянули на лагерь. Под сараем для копры было зарыто золотых и серебряных слитков примерно на пятьдесят тысяч долларов. Их откопали в джунглях, перенесли в лагерь и снова аккуратно закопали. В первый же месяц экспедиция обнаружила часть сокровищ со «Святой Терезы», и все указывало на то, что найдутся и остальные. А так как по закону никаких прав на остров у них не было, они совсем не спешили трубить об успехе. Стоит известию просочиться, как алчущие золота бродяги от Перта до Папеэте все как один ринутся на Вуану.
– Скоро и ребята придут, – сказал Дрейк. – Поставим мясо тушиться.
– Самое время, – ответил Соренсен. Он прошел несколько шагов и остановился: – Странно.
– Что странно?
– Да этот скорпион, которого раздавил капитан. Он исчез.
– Значит, капитан промазал, – сказал Дрейк. – А может, только вдавил его в песок. Нам-то что за забота?
– Да в общем никакой, – согласился Соренсен.
Эдвард Икинс шел по зарослям, закинув на плечо лопату с длинной ручкой, и задумчиво сосал леденец. Первый за много месяцев леденец казался ему пищей богов. Настроение у него было прекрасное. Накануне шхуна доставила не только инструменты и запчасти, но также продукты, сигареты и сладости. На завтрак у них была яичница с настоящей свиной грудинкой. Еще немного – и экспедиция приобретет вполне цивилизованный облик.
Рядом в кустах что-то зашуршало, но Икинс шел своей дорогой, не обращая внимания.
Это был худой сутуловатый человек, рыжеволосый, дружелюбный, с бледно-голубыми глазами. Он не умел располагать к себе и понимал, как ему повезло, что его взяли в экспедицию. Хозяин бензоколонки, он был беднее других и не смог полностью внести в общий котел свою долю, из-за чего его до сих пор грызла совесть. В экспедицию его взяли потому, что он был страстным и неутомимым охотником за сокровищами и хорошо знал джунгли. Неменьшую роль сыграло и то, что он оказался опытным радистом и вообще мастером на все руки. Передатчик на кече работал у него безотказно, несмотря на морскую соль и плесень.
Теперь он, понятно, мог внести свой пай целиком. Но раз они и в самом деле разбогатели, это теперь уже не считалось. Вот если б найти какой-нибудь способ…
В кустах снова зашуршало.
Икинс остановился и подождал. Кусты дрогнули, и на тропинку вышла мышь.
Икинс остолбенел. Мыши, как большинство диких зверушек на острове, боялись человека. Они хоть и кормились на лагерной помойке, когда крысы первыми не добирались до отбросов, однако старательно избегали встречи с людьми.
– Шла бы ты себе домой, – посоветовал Икинс мыши.
Мышь уставилась на Икинса. Икинс уставился на мышь. Хорошенький светло-шоколадный зверек величиной не больше четырех-пяти дюймов вовсе не выглядел испуганным.
– Пока, мышенция, – сказал Икинс, – некогда мне, у меня работа.
Он переложил лопату на другое плечо и повернулся, чтобы идти. Поворачиваясь, он краем глаза уловил, как метнулось коричневое пятнышко, и инстинктивно отпрянул. Мышь проскочила мимо, развернулась и подобралась для повторного прыжка.
– Ты что, спятила? – осведомился Икинс.
Мышь ощерила крохотные зубки и прыгнула. Икинс отбил нападение.
– А ну, вали отсюда к чертовой матери, – сказал он. Ему подумалось: может, она и вправду сошла с ума или взбесилась?
Мышь изготовилась для новой атаки. Икинс поднял лопату и замер, выжидая. Когда мышь прыгнула, он встретил ее точно рассчитанным ударом. Потом скрепя сердце осторожно добил.
– Нельзя же, чтобы бешеная мышь разгуливала на воле, – произнес он. Но мышь не походила на бешеную – она просто была очень целеустремленной.
Икинс поскреб в затылке. А все-таки, подумал он, что же вселилось в эту мелкую тварь?
Вечером в лагере рассказ Икинса был встречен взрывами хохота. Поединок с мышью – такое было вполне в духе Икинса. Кто-то предложил ему впредь ходить с ружьем – на случай, если мышиная родня надумает отомстить. В ответ Икинс только сконфуженно улыбался.
Два дня спустя Соренсен и Эл Кейбл в двух милях от лагеря заканчивали утреннюю смену на четвертом участке. На этом месте детектор показал залегание. Они углубились уже на семь футов, но пока что накопали лишь большую кучу желтовато-коричневой земли.
– Видимо, детектор наврал, – сказал, устало вытирая лицо, Кейбл, дородный человек с младенчески-розоватой кожей. На Вуану он спустил вместе с потом двадцать фунтов веса, подхватил тропический лишай в тяжелой форме и по горло насытился охотой за сокровищами. Ему хотелось одного – поскорей очутиться у себя в Балтиморе, в своем насиженном кресле хозяина агентства по продаже подержанных автомобилей. Об этом он заявлял решительно, неоднократно и в полный голос. В экспедиции он единственный оказался плохим работником.
– С детектором все в порядке, – возразил Соренсен. – Тут, на беду, почва болотистая. Тайник, должно быть, ушел глубоко в землю.
– Можно подумать, на все сто футов, – отозвался Кейбл, со злостью всадив лопату в липкую грязь.
– Что ты, – сказал Соренсен, – под нами базальтовая скала, а до нее самое большее двадцать футов.
– Двадцать футов! Зря мы не взяли на остров бульдозер.
– Пришлось бы выложить круглую сумму, – примирительно ответил Соренсен. – Ладно, Эл, давай собираться, пора в лагерь.
Соренсен помог Кейблу выбраться из ямы. Они обтерли лопаты и направились было к узкой тропе, что вела в лагерь, но тут же остановились.
Из зарослей, преградив им дорогу, выступила огромная, безобразного вида птица.
– Это что еще за диковина? – спросил Кейбл.
– Казуар.
– Ну так наподдадим ему, чтоб не торчал на дороге, и пойдем себе.
– Полегче, – предупредил Соренсен. – Если кто кому и наподдаст, так это он нам. Отступаем без паники.
Это была черная, похожая на страуса птица высотой в добрых пять футов, на мощных ногах. Трехпалые лапы заканчивались внушительными кривыми когтями. У птицы были короткие недоразвитые крылья и желтоватая костистая головка; с шеи свешивалась яркая красно-зелено-фиолетовая бородка.
– Он опасный? – спросил Кейбл.
Соренсен утвердительно кивнул:
– На Новой Гвинее эти птицы, случалось, насмерть забивали аборигенов.
– Почему мы до сих пор его не видали?
– Обычно они очень робкие, – объяснил Соренсен, – и держатся от людей подальше.
– Этого-то робким не назовешь, – сказал Кейбл, когда казуар шагнул им навстречу. – Мы сможем удрать?
– Они бегают много быстрей, – ответил Соренсен. – Ружья ты с собой, конечно, не взял?
– Конечно нет. Кого тут стрелять?
Пятясь, они выставили перед собой лопаты наподобие копий. В кустах хрустнуло, и появился муравьед. Следом вылезла дикая свинья. Звери втроем надвигались на людей, тесня их к плотной завесе зарослей.
– Они нас гонят! – Голос Кейбла сорвался на визг.
– Спокойнее, – сказал Соренсен. – Остерегаться нужно одного казуара.
– А муравьеды опасны?
– Только для муравьев.
– Черта с два, – сказал Кейбл. – Билл, на этом острове все животные тронулись. Помнишь Икинсову мышь?
– Помню, – ответил Соренсен.
Они отступили до конца вырубки. Спереди напирали звери во главе с казуаром, за спиной были джунгли и то неизвестное, к которому их оттесняли.
– Придется рискнуть и пойти на прорыв, – сказал Соренсен.
– Проклятая птица загородила дорогу.
– Придется ее сбить, – решил Соренсен. – Берегись лапы. Побежали!
Они бросились на казуара, размахивая лопатами. Казуар замешкался, не в силах выбрать, потом повернулся к Кейблу и выбросил правую ногу. Удар пришелся по касательной. Раздался звук вроде того, какой издает говяжий бок, если по нему треснуть плашмя большим секачом. Кейбл ухнул и повалился, схватившись за грудь.