Адам Робертс
Соль
– Разрядка, – проговорил я, усмехаясь, – разрядка. Вот еще одно определение свободы, это чувство.
Сенарка смотрела на меня ничего не выражающими глазами, грудь вздымалась вверх и опадала в соответствии с ритмом ее глубоких вздохов. Я заново наполнил стакан водкой и выпил.
– Наверное, в этот раз тебе было не так хорошо, как мне, – предположил я. – Но если мы снова займемся любовью, я постараюсь не слишком торопиться.
Не обращая ни малейшего внимания на мои слова, женщина села и начала оправлять одежду, скреплять края порванной рубашки, открывающей тело. Потом встала с кровати и исчезла в кабине водителя.
Я допил водку и натянул рубашку. Дьявольский Шепот утих, поэтому можно было двигаться дальше.
Я пошел в переднюю часть автомобиля. Рода Титус издала стон. Она стояла в одной рубашке, нагая ниже пояса, у правого окна. Я ей улыбнулся, потому что мне доставляло удовольствие смотреть на то место, где ее бедра переходили в колени, и залез в водительское кресло.
Без единого звука женщина рванулась прочь из кабины. Полагая, что она передумала и решила пойти полежать, я завел двигатель, но легкий стук двери возвестил, что случилось что-то не то. Я вскочил на ноги и босиком нырнул в фургон, но Роды Титус там уже не увидел.
Нелепо. На много километров вокруг простиралась пустыня без единого домика, она просто умрет. Я повернул ручку, открыл дверь и выпрыгнул наружу. Маска мягко заняла свое место.
Солнце уже зашло, только небольшая пурпурная полоска ближе к горизонту напоминала о его недавнем свете, но уже появились звезды. В абсолютной темноте безлунной ночи они сверкали миллионами огней. Некоторые двигались – это были корабли на орбите, – но большинство тихо покоилось на черном небесном покрове. Белоснежность соли на земле казалась призрачной в их неверном свете, затуманенное восприятие отказывалось понимать что-либо в пушистой тьме. Вокруг стояла совершенная тишина, которую прерывал только мерный звук мотора машины у меня за спиной. Соль холодила босые ноги, ветер освежал лицо. Я позвал:
– Рода Титус!…
Кричать через маску очень сложно. Глаза начали потихоньку привыкать к темноте и различать расплывчатые очертания окружающего мира. Женщины нигде не было видно.
Я остановил машину, снова вылез наружу. Потом заметил ее: темные волосы и рубашка, прикрывающая две белые полоски ног, которые разрезали воздух подобно ножницам, когда Рода пыталась взобраться на следующую дюну. В пустыне крайне нелегко бегать по рассыпчатым холмам: ступни женщины вязли в соли.
Я снова позвал ее. Сенарка остановилась, повернулась, посмотрела на меня, ладонью прикрывая лобок. Картинка из старинной книги – Ева в райском саду.
– Куда вы собрались? – крикнул я. – В пустыне никто не выживает!
Она ничего не сказала, повалилась на спину и свернулась калачиком, как ребенок, на голой соляной земле.
Ее поведение внесло нотку раздражения в мое умиротворенное настроение. Я забрался обратно в машину, прошел в кабину и выключил двигатель. Несколько минут сидел и ждал, пока Рода Титус вернется, но вскоре понял, что сенарка собирается остаться снаружи и замерзнуть или умереть от жажды. Во всяком случае, найти какой-нибудь достойный способ покончить с собой.
Я снова прошел через фургон и вылез наружу. Женщина оставалась все там же, скорчившаяся на соли у ближней дюны. Я заорал во всю глотку:
– Я уезжаю отсюда, но задняя дверь все еще открыта!
Потом вернулся в автомобиль, завел его и поехал.
Первые десять минут скорость движения не превышала спокойный шаг. Ничего. Я прибавил газа и вместо того, чтобы ползти вдоль холма, немного свернул с дороги, пытаясь исчезнуть из поля зрения Роды Титус. Это возымело должный эффект. Через пару минут позади хлопнула дверь, послышался надсадный кашель. Скорее всего, пытаясь нагнать удаляющуюся машину, сенарка нечаянно заглотнула воздух ртом, предположил я. Минут двадцать она отчаянно плевалась и хрипела, стараясь избавиться от хлора в легких.
Я, по-видимому, сконцентрировался на ведении машины. Чуть прибавить скорость, подняться вверх по дюне и спуститься вниз, пытаясь определить больший угол наклона при выборе траектории… Километры вверх и километры вниз. Через какое-то время в фургоне позади меня восстановилась тишина, изредка прерываемая приступами кашля.
Я ехал, пока окончательно не устал, потом выбрался из кабины. В неярком свете было видно, что Рода Титус снова оделась, потом натянула сверху пальто и в таком виде улеглась в постель. Подол пальто торчал из-под одеяла. Но теперь она спала, и я решил не мешать: вышел из машины, закрепил ее на земле, установил защиту против утреннего Дьявольского Шепота, потом забрался в кровать и забылся счастливым сном.
На следующий день Рода Титус не стала вставать, не поддерживала разговора, чем ничуть меня не обидела.
Я отправлялся в путешествие, ища одиночества, и, честно говоря, уже начал уставать от ее компании. Теперь же можно есть в тишине и вести машину тоже в тишине. В сумерках я попросил Роду установить крепления против Шепота – она уже достаточно насмотрелась, как это делается, и вполне могла помочь мне, – но женщина не ответила. Соответственно, я вышел и сделал все сам. Она сидела все еще в пальто – но хоть расстегнутом на этот раз – и ела руками макароны. Шея покрылась сетью синяков, похожих на замысловатую татуировку. Подбородок слегка оцарапан после соприкосновения с моей новоприобретенной бородой. Отметины, оставшиеся от нашего недавнего общения, показались мне странно привлекательными.
Я выудил из автомата кое-какую еду и уселся напротив Роды. Она избегала встречаться со мной взглядом.
– Я думаю, осталось еще дня два.
Тишина.
– Я говорю – через два дня мы приедем в Йаред и вы сможете добраться домой.
Ее глаза заметались, встретились с моими, видно было, как они заблестели от тщательно подавляемого чувства. Но потом она снова опустила голову.
Разговор утомил меня.
После Шепота я снова поехал вперед. Вел машину, пока не замучился вконец, потом вернулся в фургон. Свет по-прежнему горел, Рода Титус стояла на кровати на коленях и молилась. Звук моих шагов напугал ее до полусмерти, женщина вскочила как ошпаренная.
Я около часа читал отрывки записей из блокнота, но теперь сенарка, казалось, наблюдала за мной.
– Прекрати смотреть на меня, – приказал я, уловив ее пристальный взгляд.
Она тут же опустила глаза.
Я быстро поел. Макароны жутко надоели. Когда вся пища соленая, перестаешь ощущать даже вкус соли.
Потом поехал дальше.
На следующий день показались первые признаки обитаемой территории. На пути нам встретился мусоровоз, который вез на захоронение в глубокую пустыню токсичные отходы. Рода Титус ворвалась в кабину, заслышав отдаленный гул двигателей, и начала махать руками, как обрадованный ребенок. В первый раз за много дней она появилась в водительской кабине.
Поздно вечером нам попались первые постройки, дома и какие-то склады. Я спросил Роду Титус, хочет ли она сойти здесь, или мне везти ее в сам Йаред. Ответа так и не дождался и продолжил путь.
Всего за час до Шепота мы прибыли на центральную площадь города. Несколько припаркованных машин стояли в ряд у новенького здания, на котором крепились огромные светящиеся буквы, выраставшие из покатой крыши – «Главная автострада».
Я подъехал ближе и встал в ряд так, чтобы дверь машины оказалась как можно ближе к полуарке здания – мы все привыкли так поступать, автоматически защищаясь от радиации, минимизируя время нахождения в патологической зоне солнечного света. Мотор заглох.
Некоторое время я просто сидел, уставившись на город, в который прибыл. После стольких дней блуждания по белоснежной пустыне, с солью вместо песка, простирающейся на многие километры вокруг, с ослепляющим солнцем и глухой черной ночью, в глаза бросилось неприличное месиво домов поселения. Так много разбросанных повсюду домов, так много однообразных форм… и так мало представителей людского рода окружающем пространстве. Время от времени возникает человек: быстро, как клоп, перебегает освещенную солнцем улицу и исчезает в темноте другого здания.
Караван из машин протарахтел через площадь и исчез вдалеке. Все выдавало банальность каждодневной жизни, все казалось болезненно мелким. Я с дрожью в сердце, осознал, что не в состоянии дольше выносить такой пейзаж. Все это после величавости пустыни… даже мысль о Роде Титус в задней части автомобиля показалась мне недостойной и грязной.
Итак, я рванулся вперед, прижался к толстому пластику лобового стекла, защищавшего от ветра, пытаясь разглядеть воскресающую чистоту открытого неба, едва различимого сквозь беспорядочные крыши йаредских домов.
Глоток свежего воздуха для меня.
Теперь вы, должно быть, понимаете, почему мне хотелось как можно быстрее уехать оттуда. Я прошел в фургон: Рода Титус сидела на кровати. Синяки на шее побледнели и теперь приобрели цвет черной смородины, как будто увяли и всосались внутрь тела.
Я сел напротив нее:
– Вы хотели в Йаред, теперь мы здесь. Рядом находится вокзал Главной автострады, по ней вы можете добраться до Сенара.
Она зашевелила губами, пытаясь что-то сказать, потом остановилась. Затем, как будто с силой вырывая из себя слова, прошептала:
– Спасибо.
Я усмехнулся:
– Мне не нужны благодарности от иерарха.
Женщина вздрогнула, но ничего не ответила. Последовала пауза, медленно наполнившая комнату тишиной. Потом Рода Титус встала, надежнее подвязала пальто – наверное, чтобы никто не заметил рваную рубашку. Прошла к двери и открыла замок.
Послышался вой вихря хлорных паров. Она прижала правую руку к груди, левую – ко рту и спрыгнула наружу. Я последовал за ней и вышел из машины. Маска заняла привычное место.
Рода некоторое время стояла передо мной: было видно, как сенарка старается не дышать ртом. Крылья носа расширялись при вдохах и слипались при выдохах. Потом Рода отвела левую руку ото рта.
– Я положила соль туда после… – быстро проговорила недавняя попутчица, – после того, как вы сделали это со мной. Когда сидела около дюны, я насыпала туда целую горсть соли. Я это сделала.
Потом ее рука вернулась на свое место, подрагивание носа выдало усилия, с которыми она пыталась набрать полные легкие воздуха.
Я отвернулся и залез обратно в машину. Дверь закрылась, клубы хлора продолжали завывать снаружи, предвещая приход Шепота. Я залез в кабину, завелся, разогрел двигатель и поехал.
Воду достать оказалось довольно сложно, поэтому мне пришлось несколько дольше бродить по Йареду, чем хотелось. Я останавливался, заходил в дома, разговаривал с людьми, но им нужны были только деньги, а когда выяснялось мое алсианское происхождение, большинство йаредцев просто отворачивались и уходили.
Я приготовился приобретать все необходимые в путешествии вещи с помощью бартерного обмена, но со мной никто не желал иметь дело. Как оказалось позже, такое поведение объяснялось нарастанием напряженности в мире, появлением первых предпосылок войны между Севером и Югом.
В то время подобное отчужденное отношение вызывало только злобу. Я провел ночь, припарковавшись на окраине Йареда, и на рассвете – за полчаса до начала Шепота, когда все люди наверняка попрятались в укрытия, – подъехал к бочке с водой и наполнил свои бутыли.
На самом деле Йареде утренний Шепот не так уж свиреп, отчасти из-за земляных валов (может, все же соляных валов?), построенных Сенаром на востоке, отчасти из-за моря, окружавшего страну с других сторон. Никто не заметил, как я забрал воду, хотя у искусственного родника и остались следы моего пребывания.
К полудню мой автомобиль уже направлялся в пустынные северные местности.
5. ВОЙНА
БАРЛЕЙ
Итак, мое маленькое повествование приближается к тому моменту, когда началась война.
Историки, изучающие конфликт, часто затрудняются найти в отношениях между нашими народами первопричину столкновения, так называемый казус белли. Но все мы, человечество, доподлинно знаем, что внимание нужно заострить на одном единственном факте. Война – страшная штука: хотя она и приносит славу воинам, но становится причиной многих смертей. И, как в любом случае, когда дело касается смерти, общество прежде всего должно справедливо определить виновника разжигания вражды. Именно для этого у разных народов существуют суды, и я говорю это, как высший судья Сенара.
Не может быть и тени сомнения в том, что исторические факты, как их ни интерпретируй, со всей уверенностью указывают на алсиан как на преступников. Именно они силой удерживали невинных детей, сопротивлялись законной акции по их возвращению (подтвержденной судами) с убийственной силой, а потом осуществляли террористические действия против мирных жителей нашего государства.
На каждое их злостное преступление мы, нация Сенара – за которую вы можете испытывать настоящую гордость, – отвечали со всей выдержкой и спокойствием, на которое способны. После спасения детей из лап коварных врагов мы устроили национальный праздник. И до сих пор эта дата торжественно отмечается народом, хотя я и отказался сделать ее выходным днем, потому что посчитал невосполнимым пробел в работе.
Но теперь меня немного коробят воспоминания об этом Дне; представляю себе паукообразных алсиан, сидящих на корточках в своем лагере, наблюдающих за нашим весельем с мстительной злостью. Буквально через неделю в Сенаре сработало первое взрывное устройство.
Точное развитие событий, конечно же, остается неизвестным, но, насколько мы предполагаем, два или более алсианских корабля вылетели со своей базы под покровом ночи, приземлились в пустыне и зарылись в соляной песок. Потом враги выпустили несколько хорошо экипированных одиночек на наши улицы. Оппоненты критиковали меня за то, что я не смог очистить государство от разных бродяг и тем самым не предотвратил теракты, но как же можно проверить каждого гражданина в таком огромном городе, как Сенар? Излечить глаза означает одновременно излечить и уши, и другие органы, а такое интенсивное лечение дает лишь один результат – смерть. В конце концов, мы – торгующая нация, коммерция – кровь в наших жилах. Люди приходят и уходят, добираются с разных концов побережья Галилеи, иногда даже с севера, хотя отношения с противоположным полушарием и до войны оставались напряженными.
В любом случае, когда враги впервые ступили на наши соляные дороги, никто не обратил на них внимания. Они выглядели как любой из пяти сотен одиноких торговцев, которые приезжают к нам на машинах или лодках или приходят по Главной автостраде с товарами за плечами и пытаются торговать на оживленном рынке Сенара. Оплатив лицензию на полдня, устраиваются на второй Рыночной площади, продают товары по возможно более выгодной цене и, как только затихает Дьявольский Шепот, покидают город. По закону пришлые торговцы должны оставаться за официальной границей Сенара, хотя правила изменились с ростом поселения. К раннему вечеру набиралось до сотни людей, укладывавшихся под пластиковые одеяла повсюду, где можно разбросать соль, сровнять поверхность земли и устроиться поудобнее.
Именно в эту безобидную толпу и затесались алсиане. Для правдоподобности созданного образа они даже покупали лицензии, все утро продавали товары, а вечером осматривали достопримечательности – как самые настоящие однодневные торговцы. Мне трудно понять, как может нормальный, интеллигентный, умный, наконец, человек спокойно ходить рядом с невинными людьми, которые вскоре после его ухода будут лежать на земле, истекая кровью, умирая ни за что.
Они установили несколько дюжин бомб в публичных местах: в суде, в парламенте, в основных концертных залах. Первый взрыв прозвучал поздним вечером, когда трусы алсиане уже покинули город под покровительством наших собственных законов и улетели на своих кораблях на восток. Они, без сомнения были уже в воздухе, когда в Сенаре началась паника из-за новых взрывов, и наше внимание сконцентрировалось на пострадавших людях.
Я так хорошо помню жуткий хаос и панику той ночи… К счастью по воле Божьей в концертном зале не проходило никого представления, хотя большинство вечеров нас баловали концертами. Поэтому единственным убитым оказался сторож, левполиец, если не ошибаюсь, который поддерживал в зале чистоту и в трагический момент спокойно спал под сценой. Его убило, насколько я помню, ударом кирпича, который вылетел из стены и упал прямо бедняге на голову.
Но силу грохота трудно передать словами. Он разбудил меня, а мой дом находился в полукилометре от пострадавшего здания. Я вылетел из кровати, как горох из стручка, и через несколько минут уже стоял возле терминала полностью одетый и разговаривал с заместителями по видеофону, пока дворецкий заводил автомобиль, собираясь доставить меня на место происшествия.
Начнем с того, что никто точно не знал, что произошло на самом деле. Из крыши концертного зала вырывались языки пламени, пожиравшего драгоценные запасы кислорода, они окрашивались в экзотические цвета в парах хлора и кислорода. Люди повыскакивали из постелей, побросали рабочие места – половина населения трудилась в ночные часы, чтобы избежать радиоактивного излучения солнца, особенно если специфика профессии требовала долгого пребывания на улице. Президентский – мой – лимузин с сопутствующими машинами проехал сквозь толпу к обезображенному входу в здание. Кошмарные змеиные языки огня, черные клубы дыма, закрывающие свет солнца… дом, освещенный только костром изнутри: дьявольская картина.
Естественно, не возникало сомнений в том, кто виновен в столь варварском преступлении против мирного населения – однако хочу заметить, алсиане так и не взяли на себя ответственности за взрыв. На самом деле, хоть все историки вместе взятые твердят о виновности анархистов, последние никогда не признавали себя таковыми. Не в их привычках осознавать последствия своих действий, они не воспринимают ответственность как таковую. Возможно, их взгляды не поменялись до сих пор. И естественно, чудовище, злодей, который подложил и активизировал бомбу, никогда не был пойман, мы даже не знаем в точности, кто этот человек.
Хотя сенарцы могут утешиться тем фактом, что на первых этапах войны очень много алсиан, в том числе, очевидно, и террористов, распрощались с жизнью. Однажды я тоже предстану перед ликом Создателя и попрошу его показать в подробностях, как свершилась воля Его.
Скорая помощь в довоенные дни оставалась все в том же зачаточном состоянии, как и в день прибытия на планету. А чего еще можно ожидать? Мы не нуждались в ней до наступления черного времени. Поэтому именно солдаты первыми зашли внутрь, чтобы погасить огонь и расчистить проход от булыжников. Но и я немедленно вышел из машины и обратился с импровизированной речью к толпе и быстро собравшейся кучке телерепортеров. Потом прогрохотал еще один взрыв: жуткий по силе звук разрыва, за которым последовал низкий глубокий гул, долго висевший в воздухе. Это сработал второй заряд, спрятанный около складов, он разрушил одну из внешних стен барака, а та, в свою очередь, придавила насмерть несколько десятков людей.
Следом за вторым взрывом с пугающей быстротой последовали и остальные. Бомба в здании суда всего лишь разбила три окна и оставила после себя кипу перемешанных бумаг на полу. В одном из залов рассматривалось мелкое преступление, там погиб какой-то адвокат, но, к счастью, больших разрушений Господь не допустил.
Бомба в парламенте причинила немалый ущерб зданию. Большинство стекол разбилось или расплавилось, а на одной из башен обнаружилась такая длинная трещина, что ее пришлось демонтировать. Еще одна бомба проделала дыру в главном водозаборнике, разрушив плоды наших недельных трудов по опреснению.
Следующее взрывное устройство разнесло стены одного из домов, в котором только половина жильцов носила носовые фильтры. Многие задохнулись в хлорных парах, а некоторым не помогли даже фильтры – люди в панике дышали ртом и тут же набирали полные легкие ядовитого газа.
Теперь уже никто в Сенаре не спал, улицы запрудили напуганные граждане. Я вернулся в свои частные апартаменты, рассудив что ни одно из официальных зданий не могло служить защитой от взрыва. Мои заместители настояли на тщательной проверке миноискателями даже этой квартиры и выпустили меня из автомобиля только после того, как саперы дали добро. Оттуда я произнес пару речей для телевидения, стремясь успокоить население.
Несмотря на гнев, вызванный изуверскими действиями алсиан я все же гордился своими людьми. К армейскому начальству постоянно обращались добровольцы, желавшие помочь, – заметьте, именно добровольцы! Люди были счастливы работать без всякого вознаграждения, очищать улицы от осколков камня вытаскивать пострадавших из завалов. Госпитали ввели специальную систему стандартизированной платы за лечение в знак уважения, даже несмотря на то, что их доходы сразу же значительно снизились.
К утру желания сенарцев стали совершенно ясными. Возмездие. Нападение на наш город, надругательство над лучшими зданиями (памятниками, символизировавшими гражданскую цельность и гордость нашей нации) – такое не прощается.
На рассвете я собрал совет из высших офицеров, заседание затянулось до вечера. В углу помещения, где проходил совет, стояло несколько мониторов, отражавших на экранах шок, в который теракты повергли ведущих теленовостей, а также ужас всего мира перед действиями террористов.
Нации Галилеи точно так же, как и мы, пребывали в праведном гневе. Наши южные союзники внушали доверие, потому что их общества основывались на тех же твердых принципах, что и наше. Но реакция на последние события со стороны северных поселений была, пожалуй, слишком сдержанной. В их новостях событие осветили, но при этом не расставили четких политических акцентов. К тому же создалось впечатление, будто теракт никоим образом не касался персидских наций.
Тогда мы связались с дипломатами северных государств – я лично разговаривал с агентом Конвенто, – но нас встретили пустые взгляды и подозрение в фальсификации событий в интересах одного Сенара. Они много говорили, в основном что-то по поводу недоказанности вины алсиан в совершенных преступлениях; но правда была в том, что северные государства боялись сенарской империи и готовились сделать все, что угодно, лишь бы помешать увеличению нашей власти и силы.
Я знаю, как трудно понять страх, который зарождается в сердцах менее удачливых и преданных Богу наций при виде нашего процветания, нашей близости к Всевышнему. Горький урок в политическом смысле. Но дело состояло вот в чем: Конвенто и Смит меньше всего интересовались, кто прав и кто виноват в произошедшем (а что может быть хуже террористической акции против невинных?), их больше занимали политические маневры.
Замечательно, подумал я тогда. Одни так одни. Мне казалось, что и Конвенто и Смит недооценили нашу силу воли, но к данной проблеме мы вернемся позже.
Я позавтракал и сменил мундир перед возвращением на совет высших офицеров. Очень важно создать правильное впечатление. Я мельком взглянул на свое отражение в отполированном камне коридора, ведшего в комнату для совещаний: пуговицы блестят как маленькие факелы, темно-синий контур мундира плавает в поблескивающем пространстве зеркала. Душа мгновенно зарядилась гордостью и уверенностью.
В таком состоянии я открыл военное совещание. Возможно, вам это покажется проявлением тщеславия, но постарайтесь все же понять. Как человеку, посвятившему жизнь его величеству Миру, мне сложно решиться на развязывание войны. Трудно заставить воевать людей, у которых есть семьи, дети, преданность Богу… некоторые из них ведь наверняка умрут. Это жизненная необходимость, праведное дело, но лидер тоже только человек – и при этом человек, умеющий чувствовать чужую боль. В непростые времена мы доверяем вождю как исполнителю воли Господа, но все мы люди.
Тешу себя надеждой, что никто из присутствовавших на совете и не догадывался о моих сомнениях, они видели только твердую решимость. Пришло время действовать, а к действию я был готов.
Совещание стало жарким. Большинство людей не спали всю ночь, некоторые командовали войсковыми частями, пытаясь потушить пожар и спасти человеческие жизни. Я и сам плохо выспался. Первой реакцией воина всегда бывает активное действие, мне сразу же предложили осуществить контратаку Алса. Обоснование требования довольно четко озвучил юный офицер по имени Етс. Он утверждал, что алсиане предприняли против нас полноценный акт агрессии, и если мы не ответим подобающе, враг продолжит нападения. Наилучшим решением он считал немедленный удар по сердцу их города, который бы обезвредил неприятеля. Предложение приняли на ура.
Я подождал, пока утихнут радостные возгласы, и заговорил.
– Мои храбрецы упустили из виду специфику алсианской психологии. Анархисты не походили на людей, которые способны действовать сообща. Бомбы в наших домах заложили явно фанатики-одиночки, это всего лишь индивидуальный акт, а не спланированное военное действие. Конечно, мы должны ответить, но вначале необходимо тщательно продумать этот ответ. Нужно принять во внимание далекие перспективы, которые легко просматриваются позже, но на месте их может различить только весьма проницательный человек. Месть алсианам за их омерзительные теракты сейчас только вызовет одобрение южных государств; большинство жителей северных городов также расценят наши действия как справедливое возмездие. Но любая крупная военная акция на побережье Персидского моря обязательно вызовет страх у соседей. Они посчитают, что станут следующими объектами применения сенарской силы. Возможно – упомяну об этом, чтобы предотвратить гнев, который возникает при размышлении над данным вопросом, – возможно, именно такая судьба предназначена нашей великой нации: стать воплощением воли Господа на земле.
Если мы атакуем Алс и вовлечем таким образом в боевые действия Конвенто и Смита, тогда следует просто сразу же объявить войну всем персидским государствам, а не только алсианским ренегатам. Если таковому суждено случиться, то пусть так оно и будет, аминь. Но и приготовиться к мировой войне тоже надо. Мы должны послать достаточно сильную армию, которая смогла бы иметь дело сразу с тремя нациями, а не с одной. С другой стороны, если нам удастся достичь своих целей – возмездия анархистам, – не вовлекая в происходящее Конвенто или Смита, то количество войск северного полушария автоматически уменьшится втрое; естественно, любые атаки на их территории будет в три раза легче провести.
Исходя из данной позиции, легко понять, что настоящее решение повлечет за собой грандиозные последствия в будущем. Поспешность здесь неуместна.
Мы обсуждали планы действий все утро, потом прервались на ленч, а после еды начали составлять на компьютере модель ведения боевых действий. Я вкратце расскажу обо всех построенных схемах.
Первый вариант состоял в следующем: атаковать Алс с воздуха и затем отступить – так, чтобы остальные персидские нации не успели начать опасаться вторжения на свою территорию, а поняли, что Сенар всего лишь отомстил за себя. Такой ход уменьшит опасность агрессии со стороны северных государств, и мы отделаемся малой кровью. Но, с другой стороны, акция сейчас же повлечет за собой новые теракты со стороны алсиан, да и граждан соседних стран, которые под шумок попытаются отобрать у Сенара славу и власть.
Второй план предполагал полномасштабное вторжение: используя тактику шквального огня, посеять панику среди террористов, а затем занять город с помощью большого количества солдат. Преимущество этого варианта состояло в том, что мы могли бы раз и навсегда покончить с анархистами и, следовательно, предупредить их дальнейшие акты против наших мирных граждан. Может, мы на самом деле сумеем перевоспитать этих людей, приучить их к порядку и дисциплине, показать им, как чтить Бога.
Но такая агрессивная акция определенно привлечет внимание Конвенто и Смита, которые начнут защищать собственные государства от возможного нападения. Некоторые молодые офицеры всерьез не опасались подобного развития событий. По их мнению, война и так была неизбежной, так почему бы не разделаться с неприятной задачей быстрее, не откладывая решения на потом? Мы действительно будем вынуждены вести войну далеко от дома, но так как преимущество в воздухе остается на нашей стороне, то проблема снабжения войск не встанет.
Офицеры спорили, склоняясь то к одному, то к другому решению, но в конце концов оставили последнее слово за мной. Неизбежная обязанность главнокомандующего.
Мой ответ на сложный вопрос можно назвать изящным, если хотите. Историки обвиняли меня в том, что я чисто из ревности к столь замечательно стройным планам остановился на компромиссе, ослабил противоречия между альтернативными решениями и, сблизив их, в итоге ничего не добился. На самом деле мое руководящее мнение придало акции совершенную законченность, хотя, надо признать, вызвало и некоторую неэффективность первоначальных действий. Задачу мне значительно облегчил Жан-Пьер, присутствовавший на совещании, твердой поддержкой решения. Его вера своего президента никогда не колебалась.
Вот что я, собственно, предложил: мы атакуем Алс с воздуха разрушаем важнейшие объекты, главные здания и сеем панику среди населения. Одновременно направляем в остальные персидские государства послов – невооруженных, естественно – которые постараются отвлечь внимание потенциального противника интенсивным ведением переговоров. Они используют все свое красноречие, чтобы убедить тамошние власти в том, что атака является обыкновенным актом возмездия, а присутствие группы (сравнительно небольшой) вооруженных солдат на территории страны необходимо для поддержания порядка и оказания гуманитарной помощи.
Таким образом, мы разом убиваем двух зайцев: Алс сломлен, на его земле постоянно находится отряд сенарцев, которые удерживают анархистов в узде, а Конвенто и Смит не видят никакой угрозы своей независимости и спокойствию в государстве. Если все пойдет по плану, то мы устраним опасного противника в лице алсиан и одновременно создадим базу для дальнейших военных операций, не тревожа соседние державы.
Оставшуюся часть дня – не буду перегружать свое повествование утомительными деталями обсуждения – мы занимались статистикой, разработкой тактических тонкостей операции, выясняли необходимое число солдат, которое потребуется для атаки. Нелегкое это дело – организовать масштабную операцию, собрать из тысячи компонентов целостную картину – ведь каждый солдат и есть компонент военной машины – и достичь желаемого результата. Нам на все про все потребовалось три дня.
