bannerbannerbanner
Город драконов

Робин Хобб
Город драконов

Полная версия

– Мудрое решение, поскольку деваться нам все равно некуда. – Подобная реплика в устах Геста была бы полна уничижительного сарказма. Однако у Карсона это прозвучало как добродушная шутка: человек искренне беспокоился о трудностях, которые им предстояло перенести вместе.

Ненадолго оба погрузились в задумчивое молчание. Карсон собрал солидную кипу хвороста. Он затянул ремень на вязанке и приподнял ее для пробы. Седрик с трепетом окинул взглядом свою вязанку: похоже, тяжелая, да и палки наверняка будут колоть его, а спина сегодня ночью опять разболится. А тут еще Карсон заботливо добавил несколько палок к его куче, увеличив ее в размерах. Седрик попытался подумать о чем-нибудь приятном. И предположил вслух:

– Когда Лефтрин вернется из Кассарика, он ведь, наверное, привезет нам вместе с остальными грузами и новую одежду?

На что Карсон сказал, затягивая ремень:

– Многое будет зависеть от того, заплатит ли ему Совет все, что должен, или нет. Мне кажется, торговцы будут тянуть время. Но даже если они и заплатят, то капитан сможет привезти только те товары, которые имеются в Кассарике и, возможно, в Трехоге. В первую очередь это, разумеется, будет продовольствие. Затем надо будет пополнить запасы дегтя, лампового масла, свечей, ножей и охотничьих луков. То есть всего того, что поможет нам самим позаботиться о себе. Одеяла, полотно и тому подобные вещи будут на последнем месте. Это всегда стоило в Кассарике очень дорого. На болотах нет пастбищ, а стало быть, там нельзя разводить овец. Неудивительно, что, обнаружив здесь луга, капитан Лефтрин так воодушевился и решил заказать в Удачном скот. Однако стоит иметь в виду, что пройдут месяцы, прежде чем животные прибудут, и Смоляному придется вернуться за ними, совершив еще один рейс.

Как-то вечером, несколько дней тому назад, капитан Лефтрин собрал их всех на палубе Смоляного. Он сообщил, что отправляется обратно в Кассарик и Трехог, чтобы купить столько припасов, сколько сможет. Он доложит Совету торговцев Дождевых чащоб, что все обязательства по договору полностью выполнены, и заберет свои и их деньги. Если хранители хотят, чтобы он привез из Кассарика что-то особенное, пусть предупредят заранее, и он попытается достать это. Двое хранителей сразу сказали, что их заработки следует отдать семьям, остальные попросили передать родственникам послания. Рапскаль объявил, что намерен потратить все свои деньги на конфеты и пряники, поскольку он страшный сладкоежка.

Хохот не стихал до тех пор, пока Лефтрин не поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь отправиться обратно в Трехог. Повисла тишина, хранители обменивались озадаченными взглядами. Обратно в Трехог? Оставить связанных с ними драконов и вернуться к жизни отщепенцев среди собственного народа? Если уж их сторонились еще до отъезда, то что же обитатели Дождевых чащоб подумают о них теперь? Долгое пребывание рядом с драконами не уменьшило странности в их внешнем виде. Совсем даже наоборот: чешуи и шипов стало больше, а у Тимары и вовсе появилась пара прозрачных крыльев. Похоже, теперь драконы направляли происходившие с ними метаморфозы, так что перемены были более приятными для глаз, но при этом почти все хранители уже мало походили на людей. Никто из них не смог бы вести прежнюю жизнь.

Правда, Элис не была связана с драконом и выглядела как человек, но Седрик знал, что она тоже не поедет домой. В Удачном ее не ожидало ничего, кроме позора. Даже если бы Гест пожелал принять жену обратно, она не вернулась бы в оковы фальшивого брака, где любви не было и в помине. С тех пор как Седрик рассказал ей всю правду об их отношениях с Гестом, она считала свой брачный контракт с богатым торговцем Финбоком недействительным. Она останется здесь, в Кельсингре, и будет ждать возвращения своего чумазого речного капитана. Хотя Седрик и не мог понять, что же так привлекало ее в этом мужчине, он вынужден был признать, что сейчас, поселившись в каменной лачуге с Лефтрином, Элис выглядела гораздо более счастливой, чем в ту пору, когда жила в роскошном особняке Геста.

А он сам?

Седрик окинул Карсона взглядом и мгновение просто смотрел на него. Охотник был простоватым крупным мужчиной, привлекательным на свой грубый манер. Гораздо сильнее, чем Гест когда-нибудь станет. И намного добрее, чем Гест когда-либо был.

Если подумать, сам Седрик тоже был счастливее, живя в каменной лачуге с Карсоном, чем прежде в особняке Финбока. В его жизни больше не было места лжи. В ней не было обмана. Зато появилась маленькая медная драконица, которая любила его. И тоска Седрика по Удачному разом поблекла.

– Чему ты улыбаешься?

Седрик помотал головой, а затем честно ответил:

– Карсон, я так счастлив с тобой!

Улыбка искренней радости осветила лицо охотника, когда он услышал эти слова:

– А я счастлив с тобой, парень из Удачного. И мы оба будем еще счастливее сегодня ночью, если хорошенько управимся с этим хворостом. – Карсон наклонился, подхватил вязанку за ремень и вскинул на плечо. Он легко разогнулся и ждал, что Седрик сделает то же самое.

Седрик повторил его движения и с кряхтением взвалил свою вязанку на плечо. Он смог разогнуться, только сделав два неловких шага, чтобы удержаться на ногах.

– О всемогущий Са, до чего же тяжело!

– Да уж, тяжело. – Охотник ухмыльнулся. – Это в два раза больше того, что ты смог бы унести месяц назад. Я тобой горжусь. Пойдем.

Он им гордится! До чего же приятно было такое слышать.

– Я и сам собой горжусь, – пробормотал Седрик и пошел следом за Карсоном.

Седьмой день месяца Надежды, седьмой год Вольного союза торговцев

От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, – Рейалу, исполняющему обязанности смотрителя голубятни в Удачном

Дорогой племянник!

Мы с Эреком от души советуем тебе впредь сдерживать свой нрав и проявлять самообладание. Не позволяй Киму спровоцировать тебя на гнев или обвинения, которые мы не сможем доказать. Нам уже не впервые приходится вести с ним неприятную переписку. Я по-прежнему считаю, что Ким получил должность смотрителя голубятни, дав взятку. Но если так, то, похоже, у этого типа есть друзья в Совете Кассарика, который утвердил его продвижение по службе, и, подавая туда жалобы, мы ничего не добьемся.

Я знаю нескольких подмастерьев Кима, потому что они учились у меня здесь, в Трехоге, и все еще поддерживаю с ними связь. Постараюсь потихоньку все у них разузнать. А ты пока что передай его послание своим наставникам, пусть сами решают, что с этим делать. Пока ты официально не получишь статус смотрителя голубятни, тебе будет трудно говорить с Кимом на равных. Мы с Эреком сомневаемся, что вообще следовало возлагать на тебя столь трудную задачу.

Не переживай, на нынешний момент ты сделал все, что мог. И главное, ты очень способный мальчик и прекрасно умеешь обращаться с птицами. Мы с Эреком уверены, что все образуется.

Теперь о хорошем. Две пятнистые быстрые голубки, которых ты послал нам в качестве свадебного подарка, нашли себе пары и теперь выводят потомство. Я с нетерпением жду дня, когда можно будет отправить к тебе нескольких их подросших птенцов, чтобы рассчитать длительность обратного полета. Признаться, подобная перспектива очень меня вдохновляет.

Мы с Эреком до сих пор так еще и не решили, кто из нас к кому переедет: это сложный вопрос. Что касается свадьбы, то в нашем возрасте хотелось бы провести церемонию быстро и без лишнего шума, однако наши родные и слышать об этом не желают. Так что придется им подчиниться. Бедные мы, бедные!

С любовью и уважением,

тетушка Детози

Глава 3. Пути-дороги

Хотя Тимара всю жизнь провела в Дождевых чащобах, никогда еще она не видела такого ливня. Во времена ее детства, прошедшего в Кассарике и Трехоге, бескрайние леса, покрывавшие берега реки Дождевых чащоб многослойными навесами из листьев, защищали эти построенные на деревьях города. Мощные листья останавливали потоки зимних дождей. Конечно, они точно так же не пропускали и солнечный свет, но Тимару это не слишком огорчало. Если ей хотелось увидеть солнце, она всегда могла просто забраться повыше. А неистовое буйство водной стихии никогда не приводило девочку в восхищение.

Здесь же у нее не было выбора. Луг, который обрамлял реку, не был похож на тенистые прибрежные леса Дождевых чащоб. Густая трава доходила до пояса, а где-то и до плеч, а вместо болотистой почвы под ногами повсюду ощущалась твердая земля, усыпанная камнями – множеством удивительных твердых обломков самой различной структуры и цвета. Девушка частенько задумывалась, откуда они все взялись и как здесь оказались. Сегодня ветер носился по открытым просторам, щедро бросая струи дождя ей в лицо и за воротник плаща. Одежда Тимары, истончившаяся из-за слишком частых контактов с едкой водой реки Дождевых чащоб, совершенно не защищала от непогоды: мягкая и мокрая, она липла к коже. И девушка предвидела, что весь оставшийся день ей придется провести в холоде и сырости. Она потерла красные замерзшие руки. И без того было достаточно трудно охотиться с тем жалким набором оружия, что остался в ее распоряжении, а тут еще и руки одеревенели.

Тимара догадалась, что Татс идет следом, еще до того, как он догнал ее: услышала шлепанье мокрой травы по его ногам и тяжелое дыхание парня, бежавшего наверх. Она не оборачивалась до тех пор, пока он, задыхаясь, не спросил:

– Собралась на охоту? Помощь нужна?

– Почему бы и нет? Поможешь отнести мою добычу драконам. – Тимара не стала говорить то, что они оба и так знали: Карсону не нравилось, когда ребята охотились поодиночке. Он утверждал, что видел следы хищников, достаточно больших, чтобы напасть на человека, и постоянно повторял: «Крупная дичь обычно привлекает крупных хищников. Поэтому, отправляясь на охоту, обязательно возьмите напарника». Не то чтобы Карсон командовал ими, просто у него было больше опыта.

 

Татс ухмыльнулся; белые зубы сверкнули на его покрытом тонкой чешуей лице.

– Да ты никак думаешь, что сам я ничего не подстрелю? А может, я добуду столько мяса, что это тебе придется помогать мне нести его?

Девушка усмехнулась в ответ:

– Ты неплохой охотник, Татс. Но мы оба знаем, что я лучше.

– Ясное дело, ты же занимаешься этим чуть ли не с рождения. Отец стал учить тебя, как только ты смогла балансировать на ветке. Мне кажется, я достаточно хорош для того, кто начал позже.

Татс зашагал рядом с ней. На узкой тропинке это было не слишком удобно: молодые люди постоянно сталкивались локтями, но он не проходил вперед и не отступал назад. Когда они вышли на опушку леса, трава стала ниже, а затем и вовсе уступила место листьям и мху. Деревья останавливали ветер, и это порадовало Тимару. Она быстро кивнула, принимая комплимент Татса. И заметила:

– У тебя получается гораздо лучше, с тех пор как мы уехали из Трехога. И мне кажется, что ты привыкнешь к этой наземной охоте намного быстрее, чем я. Все тут настолько непохоже на то, что было у нас дома.

– Дома, – сказал Татс, и она не смогла понять, сладко или горько прозвучало для него это слово. – Я думаю, что теперь наш дом здесь, – неожиданно добавил он.

Тимара искоса посмотрела на своего спутника, пока они продирались сквозь подлесок. И изумленно спросила:

– Ты что, собираешься остаться тут навсегда?

Он поднял руку и закатал рукав, обнажив покрытую чешуей кожу:

– Не могу представить возвращение в Трехог в таком виде. А ты?

Ей не нужно было расправлять крылья или смотреть на черные когти, с рождения заменявшие ей ногти.

– Если дом – это место, где тебя принимают таким, какой ты есть, то Трехог никогда не был для меня домом.

«Не время сейчас предаваться воспоминаниям о Трехоге и пустым сожалениям, – сказала она себе. – Пора охотиться. Синтара сильно проголодалась».

Сегодня Тимара хотела найти новую звериную тропу, на которой они еще не охотились. Вскоре молодые люди обнаружили одну, но идти по ней было сложно. Они оба тяжело дышали, хотя Татс уже не так пыхтел, как в первое время после отъезда из Трехога. Путешествие на «Смоляном» закалило их всех, с одобрением подумала Тимара. Все хранители вытянулись и окрепли, причем парни росли так быстро, что это почти пугало. Татс стал выше и раздался в плечах. Фенте, его драконица, тоже изменяла своего хранителя. Прежде он единственный из них выглядел абсолютно нормальным человеком.

Татс был из числа рабов, бежавших в Трехог во время войны с Калсидой. Здесь он стал свободным, но на его лице остались две татуировки, которые делали всем рабам еще в младенчестве: на левой щеке была выбита паутина, а возле носа – скачущая лошадка. Когда дракон начал менять Татса, татуировки тоже изменились: теперь они выглядели стилизованными рисунками, больше отмеченными чешуей, чем чернилами, впрыснутыми под кожу. Его темные глаза и волосы остались такими, как прежде, но Тимара подозревала, что причина его быстрого роста и возмужания заключается не столько в обычном взрослении, сколько в том, что он становится Старшим. Ногти юноши отливали зеленым – это был цвет Фенте, его маленькой королевы-драконицы. Когда свет падал на кожу Татса, на его чешуе начинали играть малахитовые блики. Тень листьев, сосновые иголки, зелень леса… Тимара остановила бег своих мыслей.

– То есть ты думаешь, что проведешь здесь всю свою жизнь? – Эта идея показалась девушке странной. Она чувствовала себя немного потерянной с тех пор, как они достигли цели, обнаружили древний город. Покидая Трехог, каждый из них подписал договор, где была четко обозначена задача хранителей: подняться вверх по реке и найти там место, где поселятся драконы. О поисках легендарной Кельсингры даже речи не шло. Тимара согласилась на эту работу, чтобы хоть на какое-то время сбежать из дома, и не строила никаких планов относительно того, что будет дальше. Сейчас она представила, как проживет свою жизнь здесь, вдали от людей, которые сделали ее изгоем.

С одной стороны, может, и неплохо… Но с другой – это означало, что она больше не вернется домой. Тимара не слишком любила мать, и это чувство было взаимным. Но она была очень близка с отцом. И что, они теперь никогда больше не увидятся? Он не узнает, что дочка добилась своей цели? Нет, что за глупости! Капитан Лефтрин собрался в Кассарик за припасами. Как только он прибудет туда, новости об их находке разлетятся, как мошки, по всем Дождевым чащобам. Так что отец скоро обо всем узнает. Но захочет ли он приехать, чтобы увидеть все своими глазами? Отправится ли она домой навестить его? Прошлым вечером, на общем собрании, Лефтрин спросил, не хочет ли кто-нибудь из них вернуться в город. После его вопроса повисла тишина. Хранители лишь недоуменно переглядывались. Оставить своих драконов? Вернуться в Трехог, чтобы снова вести там жизнь отверженных? Ну уж нет. Для остальных этот вопрос оказался простым.

Для Тимары все было сложнее. Иногда ей хотелось бросить своего дракона. Синтара, прямо скажем, была не самым обаятельным созданием на свете. Она вовсю помыкала хранительницей, подвергала ее опасности ради собственного развлечения, а однажды даже чуть не утопила, пытаясь поймать рыбу. Синтара никогда не просила у девушки прощения, ей это даже в голову не приходило. Драконица была столь же саркастичной и циничной, сколь и прекрасной внешне. Но даже если бы Тимара и решилась покинуть свою подопечную, ей очень не хотелось возвращаться на борт «Смоляного» и отправляться вниз по реке.

Она до сих пор с ужасом вспоминала бесконечное путешествие на баркасе, жизнь в тесноте и у всех на виду. Возвращение в Трехог вместе с Лефтрином означало бы расставание с новыми друзьями и невозможность узнать, что же они найдут в легендарном городе Старших. Так что, пожалуй, она лучше останется здесь, вместе со всеми, продолжит охотиться, добывая пропитание для драконов, пока капитан не вернется с грузом. А что потом?

– Ты собираешься остаться здесь навсегда? – снова спросила она Татса, потому что он так и не ответил на ее первый вопрос.

Он произнес тихо, поскольку лес не любит лишнего шума:

– А куда еще нам деваться? – Юноша небрежно указал на ее лицо, а потом на свое. – Драконы пометили нас как своих хранителей. Фенте достигла бо́льших успехов в полетах, чем Синтара, однако я сомневаюсь, что в ближайшее время хоть одна из наших королев станет достаточно самостоятельной. И даже если они сами смогут охотиться, то все равно захотят, чтобы мы были рядом, ухаживали за ними, да просто для компании. Теперь мы Старшие, Тимара. Старшие всегда жили подле драконов. А драконы останутся здесь. Так что – да, я полагаю, что проведу здесь всю жизнь. Ну, или, во всяком случае, пока Фенте будет тут.

Он тихо поднял руку, показывая, в каком направлении, на его взгляд, лучше двигаться дальше. Тимара решила не спорить и пошла вперед. Татс шел следом и говорил ей в спину, пока они скользили друг за другом через лес:

– Я правильно понял, что ты подумываешь о возвращении в Трехог? Ты и впрямь считаешь, будто это возможно для таких, как мы? Я знаю, что Синтара не всегда хорошо с тобой обращается. Но где еще ты теперь сможешь жить? Ведь у тебя появились крылья, Тимара. Я не могу представить, что ты лазаешь по деревьям и скачешь с кроны на крону, как раньше. Куда бы ты ни пошла, люди будут бесцеремонно пялиться на тебя, если не хуже.

Тимара плотнее прижала крылья к телу и нахмурилась: надо же, она и не почувствовала, как сделала это. Чужеродные отростки все больше и больше становились неотъемлемой частью ее организма. Спина все еще болела из-за них, и девушка по-прежнему злилась, когда утром пыталась приладить одежду вокруг крыльев. Но сейчас она пошевелила ими машинально, даже не задумываясь об этом.

– Твои крылья очень красивые, – сказал Татс, как будто подслушав ее мысли. – Они стоят всех тех неудобств, которые тебе приходится ради них выносить.

– Они бесполезные, – огрызнулась Тимара, стараясь не показывать, насколько ей приятна его похвала. – И даны мне словно бы в насмешку. Я ведь никогда не сумею подняться в воздух.

– Ну да, это правда, но они все равно прекрасны.

Теперь, когда Татс согласился с тем, что она не полетит, это ранило девушку так больно, что даже комплимент не утешил.

– А вот Рапскаль думает, что я полечу, – резко ответила она.

Татс вздохнул:

– Рапскаль думает, что однажды они с Хеби отправятся на Луну. Тимара, для того чтобы ты смогла взлететь, твои крылья должны стать гораздо больше. Настолько огромными, что ты просто согнешься под тяжестью их веса. Рапскаль никогда не задумывается о том, как все устроено на самом деле. Он живет в мире грез и полон фантазий, строит самые невероятные прожекты. И к тому же мы оба знаем, что он хочет заслужить твое расположение и скажет все, что угодно, лишь бы только этого добиться.

Девушка оглянулась на Татса, и кислая улыбка скривила ее губы, когда она заметила:

– В отличие от тебя.

Он усмехнулся, в глазах сверкнул вызов:

– Ты знаешь, что я хочу тебя и не скрываю своих намерений. Я всегда честен с тобой, Тимара. Я не собираюсь уподобляться безумцу, щедро расточающему нелепые похвалы, и надеюсь, что ты сумеешь оценить человека, который предпочитает говорить правду.

– Я ценю твою честность, – ответила она и прикусила язык, прежде чем напомнить Татсу, что он не всегда был так уж честен с нею.

Он не сказал Тимаре, что встречался с Джерд. Хотя и Рапскаль тоже не упомянул об этом. Конечно, Рапскаль вовсе не собирался скрывать от нее правду. Он просто не думал, что это так уж важно.

Да и вообще, похоже, что большинство парней-хранителей уже воспользовались благосклонностью Джерд. И судя по тому, что знала Тимара, до сих пор продолжали ею наслаждаться. И снова возник вопрос: да ей-то не все ли равно? Татс ведь больше не встречается с Джерд. Судя по всему, он даже не придает особого значения тому, что сделал. Так почему же это так важно для нее самой?

Тимара замедлила шаг. Они приближались к большой поляне: деревья становились реже и впереди был виден свет. Она жестом велела Татсу не шуметь и замедлить шаг, взяла свой плохонький лук и положила на него стрелу. Так, теперь нужно быть предельно внимательной и смотреть во все глаза. Она прислонилась плечом к дереву, чтобы занять более устойчивую позицию, и начала медленно осматриваться.

Тимара смогла сфокусировать взгляд, но вот сосредоточиться никак не получалось: мешали мысли о Джерд. Та очень быстро отбросила правила, которые традиционно прививали всем, кто воспитывался в Дождевых чащобах. Таким девушкам, как Тимара, Сильве и Джерд, не разрешалось выходить замуж. Всем было известно, что младенец, отмеченный с рождения чешуей или когтями, скорее всего, рано умрет. Эти дети не стоили вложений, необходимых для того, чтобы вырастить их, и даже если вдруг и выживали, то редко производили здоровое потомство.

Тем, у кого имелись какие-либо отклонения, не разрешалось создавать семью, а внебрачные связи были строго запрещены абсолютно всем жителям Дождевых чащоб. Но Джерд решительно отринула оба этих запрета. Она была довольно привлекательной девушкой: густые волосы, яркие глаза и стройная фигурка. Джерд решала, с кем из хранителей хочет разделить постель, а потом хватала их по одному зараз, как кошка, дежурившая у мышиной норки, нисколько не задумываясь, к чему приведет ее аппетит. Даже когда парни дрались из-за нее, она, похоже, принимала это как должное. Тимара, с одной стороны, отчаянно завидовала тому, как свободно вела себя Джерд, а с другой – злилась на эту безголовую девицу, которая привнесла разлад в их сплоченную компанию.

В конце концов Джерд дорого заплатила за свою беспечность: даже вспоминать не хотелось о том, как ее нежеланная беременность закончилась выкидышем. Тимара была среди женщин, которые помогали Джерд, когда у той начались преждевременные роды. Она видела крошечное тело уродливого младенца – девочки-рыбы, чей трупик отдали драконице Верас. Самое удивительное, что Тимара извлекла для себя из случившегося урок, предусмотрительно воздерживаясь от того, чтобы делить свое тело с кем-то из хранителей, тогда как на Джерд произошедшее, похоже, совсем не повлияло: она беспечно получала удовольствие в любой момент, когда бы ни пожелала. Ну не нелепо ли? Временами Тимара возмущалась эгоизмом и глупостью Джерд, которая могла втравить их всех в неприятности, но чаще она завидовала тому, как независимо держится эта девушка: она сама распоряжается своей свободой и следует собственному решению, казалось совершенно не принимая во внимание, что подумают о ней другие.

Свобода и право выбора – вот что привлекало Тимару. Что ж, она тоже воспользуется свободой и сделает свой выбор.

– Я останусь, – сказала она тихо. – Но не ради моего дракона. И даже не ради моих друзей. Я останусь здесь ради себя самой. Чтобы создать место, которое и правда смогу назвать своим домом.

 

Татс внимательно посмотрел на нее.

– Не ради меня? – спросил он бесхитростно.

Тимара покачала головой.

– Честность превыше всего, – напомнила она ему тихо.

Он отвел глаза:

– Ну, по крайней мере, ты не сказала, что останешься ради Рапскаля. – И вдруг, довольно неожиданно, Татс подал знак – со свистом втянул в себя воздух.

Мгновением позже девушка прошептала:

– Я вижу его.

Зверь, который осторожно двигался по поляне вдоль края леса, был великолепен. Хотя Тимара уже начала привыкать к тому, каких огромных размеров достигали копытные животные в этом сухом лесу, прежде она ни разу не видела таких крупных особей. Казалось, между кончиками его рогов можно запросто натянуть гамак. Они, правда, были не такими ветвистыми, как у оленей, встречавшихся ей здесь раньше, – его рога больше походили на руки с широко расставленными пальцами.

Зверь, приближавшийся к ним, заслуживал этой массивной короны. Его гигантские плечи были покрыты мясистыми буграми мышц. Он вышагивал, словно богатый купец по рынку, неторопливо переставляя ноги. Животное небрежно окинуло поляну взглядом больших темных глаз и расслабилось. Тимару это не удивило. Какой хищник мог бы напасть на создание такого размера? Она натянула тетиву и затаила дыхание, хотя шансов на успех было мало. В лучшем случае она лишь пробьет толстую шкуру зверя. Если рана окажется серьезной или вдруг начнется сильное кровотечение, они с Татсом смогут проследить жертву до места смерти. Но убить оленя прямо тут им определенно не под силу.

Она сжала зубы. Вся история могла затянуться до самого вечера, но количество мяса, которое они получили бы в результате, с лихвой окупило бы любые усилия. Еще шаг – и она сможет хорошенько прицелиться и выстрелить.

И тут вдруг с неба упала сверкающая алая молния. Земля задрожала, когда дракон напал на гигантского оленя. Тимара от неожиданности выпустила стрелу, и та полетела куда-то в сторону, никого не задев. В то же мгновение с громким хрустом сломался хребет оленя. Бедный зверь взревел в агонии, но звук тут же прервался: челюсти дракона сомкнулись на его глотке. Хеби слегка приподняла свою жертву, практически оторвав ей голову, а затем швырнула на землю, чтобы отодрать с мягкого живота огромный кусок шкуры вместе с внутренностями. Запрокинув голову назад, она проглотила мясо. Часть кишок протянулась между ее пастью и добычей.

– О Са милосердный, помилуй нас! – прошептал Татс.

Когда он заговорил, драконица пристально уставилась на них. Ее глаза сверкнули яростью, и в них закружились алые вихри. С ее оскаленных зубов стекала кровь.

– Это твоя добыча, – успокоил ее Татс. – Мы уже уходим. – Он схватил Тимару за плечо и потянул обратно, под прикрытие леса.

Девушка все еще сжимала свой лук.

– Моя стрела! Эта была лучшей из всех, что у меня есть. Ты видел, куда она полетела?

– Нет, – отрезал Татс, который совершенно не собирался сейчас искать стрелу. Он оттащил девушку поглубже в лес, а потом повел в обход поляны.

– Вот же проклятая Хеби! – сказал он тихо. – Такую кучу мяса утащила прямо у нас из-под носа!

– Нельзя ее в этом винить, – заметила Тимара. – Она лишь повела себя как настоящий дракон.

– Я знаю. Хеби просто сделала то, что подобает драконам, и как бы я хотел, чтобы моя Фенте стала такой же. – Татс виновато покачал головой, как будто стыдясь того, что придирается к своей подопечной. – Но пока они с Синтарой прикованы к земле, мы обречены добывать им мясо. Так что лучше бы нам продолжить охоту. Ага, вот и она.

Он нашел звериную тропу, которая привела гигантского оленя на поляну. Тимара по привычке подняла глаза вверх. Местные деревья не были похожи на привычных ей исполинов. Дома она бы влезла на гигантский ствол и, бесшумно перебираясь с ветки на ветку, незримо перемещалась бы от дерева к дереву, следуя вдоль звериной тропы. Она бы выслеживала добычу сверху. Но здесь большинство деревьев сбросили листья на зиму и не дали бы ей укрытия. К тому же ветви их не соприкасались друг с другом, как это было дома, в Дождевых чащобах.

– Нам придется охотиться на земле, причем тихо, – сказал Татс, словно бы подслушав ее мысли. – Но сначала мы должны уйти подальше с территории Хеби. Я даже отсюда чувствую запах смерти.

– Не говоря уже о том, что мы слышим ее звуки, – ответила Тимара. Драконица насыщалась шумно: хрустела костями и довольно чавкала. Когда они оба замолчали, Хеби вдруг заурчала, как кот, играющий с мертвой добычей, а затем раздался громкий треск.

– Скорее всего, доедает рога, – предположил Татс.

Тимара кивнула:

– Я никогда не видела такого крупного оленя. Вообще сроду не встречала настолько огромных животных, если не считать драконов.

– Драконы не животные, – поправил ее Татс. Он шел впереди, а Тимара следовала за ним. Они бесшумно передвигались и говорили вполголоса.

Девушка тихонько рассмеялась:

– Тогда кто же они?

– Они драконы. Точно так же, как и мы не животные. Они умеют говорить и мыслить. Между прочим, именно это отличает людей от зверей.

Тимара замолчала на какое-то время, осознавая услышанное. Она не была уверена, что согласна с этим заявлением.

– Похоже, ты уже думал об этом прежде.

– Да, представь себе. – Татс низко нагнулся и придержал ветку. – Став хранителем Фенте, я уже на третью ночь призадумался: кто же она такая? Точно не домашний питомец, но и на дикое животное, и на птицу тоже не похожа. Равно как и на ручную обезьянку, которых собиратели используют, чтобы те приносили им фрукты с самых высоких веток. Да и меня никак нельзя считать ее слугой, пусть я и делаю для нее много чего: добываю еду, удаляю из глаз паразитов, чищу крылья.

– Ты уверен, что не слуга ей? – спросила Тимара с кислой улыбкой. – Или даже не раб?

Он вздрогнул, услышав это слово, и она напомнила себе, с кем говорит. Мать Татса продали в рабство в наказание за совершенные преступления, так что он родился уже рабом. Возможно, он не сохранил воспоминаний о неволе, так как был совсем маленьким, когда его освободили. Но Татс рос с татуировками на лице и сознанием того, что из-за этих отметин многие люди судят о нем предвзято.

Они подошли к низкой каменной стене, увитой плющом. За ней было несколько разрушенных хижин. Деревья росли внутри и вокруг них. Тимара обшарила их взглядом, а Татс сразу двинулся дальше. Развалины домов в лесу встречались так часто, что стали уже привычным делом. Не будь Синтара так голодна, Тимара осмотрела бы их в поисках чего-нибудь полезного. Кое-кто из хранителей находил в разрушенных жилищах части инструментов, головки молотов, лезвия топоров и даже ножи. Те, что были сделаны Старшими, не затупились даже столько лет спустя. На сломанном столе сохранились чашки и осколки разбитых тарелок. Что бы ни уничтожило Кельсингру, это произошло внезапно. Жители не успели даже собрать свои пожитки. Кто знает, какие диковинки можно обнаружить в развалинах? Но голод ее драконицы давил на сознание Тимары, словно кинжал, приставленный к спине. Нужно будет вернуться позже, когда будет больше времени. Если Синтара вообще хоть когда-нибудь позволит ей заняться своими делами.

А Татс, оказывается, все-таки решил ответить на вопрос Тимары:

– Я не раб Фенте, потому что делаю все совсем не так, как это стал бы делать раб. Пожалуй, это больше похоже на заботу о маленьком ребенке. Я горжусь тем, что могу сделать ее счастливой, и радуюсь, когда навожу красоту, полируя ее чешуйки. Это такое удовольствие – положить перед Фенте кусок мяса или большую рыбину и ощутить, как хорошо моя девочка себя чувствует, насыщаясь.

– Это чары, – горько произнесла Тимара. – Мы все знаем о том, что драконы способны туманить разум. Синтара постоянно этим пользуется. Я не раз обнаруживала, что занимаюсь чем-то, что мне очень хотелось сделать, а закончив, понимала, что это было совсем даже не мое желание. Просто Синтара заставила меня выполнять все, что ей нужно. – При одной лишь мысли о том, что большая синяя королева вертит ею, как хочет, девушка от досады чуть ли не заскрежетала зубами.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru