А существуют ли вообще пути во времяном пространстве? Разве это не противоречит той же физики пятого класса? Итан был во многом прав, возмущаясь самоуправством «Тур-Тайм», руководство агентства пользуется времяным пространством, как причитающимися им угодьями. Ни налогов, ни надзора. Хотя «Тур-Тайм» и так очень осторожно. Но не может же совсем обойтись без недочетов?
Один из них сейчас подле самой Деб. А по другую ее руку стоит живая легенда кино – Клео Дарси. Журналисты устраивают настоящие военные засады, чтобы улучить минутку и сделать несколько размытых фотографий, а политики и магнаты выкладывают бешеные деньги, чтобы позвать его на пир по поводу дня рождения. И вот Клео Дарси сейчас здесь, рядом, можно руку протянуть. И в этом маленьком городке! Хочется, следуя заскорузлой традиции, прибавить: захолустном городке. Но это совсем не так. Родной город Харди часто попадал на обложки, как пример провинциальной идиллии, а самые известные люди, почтившие его своим визитом еще до приезда фараона девятнадцатой династии и голливудского актера, были первыми переселенцами, основавшими тут деревянное поселение.
Однако Деб Харди немножко отвлеклась в своих мыслей. Она утопала и теперь сама могла послужить пугающе-веселой историей для приезжих. Есть ли хоть один шанс вернуть все на круги своя?
Девочку отвлек грохот. Один из работников уронил соколиную голову на музейный пол, и одна из крупных плиток дала трещину. Все уставились на испорченную плиту, сочувствуя директору музея – он наверняка будет в ярости, которая, впрочем, не сможет никому навредить, кроме как своему носителю. Это был слабый неприметный человек, не умеющий произвести впечатление на публику, даже когда тема касалась его профессионального вопроса. Деб, кажется, единственная, кто замечала его, сновавшего по пустым залам, мечтая о том, когда съемочная команда покинет эту сокровищницу никому не нужных здесь знаний.
Где-то на другом континенте люди рисковали своими жизнями, чтобы раздобыть каждый из пронумерованных экспонатов: кто-то выносил обломки из-под обстрела, кто-то переболел экзотической безымянной болезнью, кто-то пытался договариваться с аборигенами, а кто-то навлек на себя проклятье, изведшее в короткий срок всю поисковую группу, включая канарейку. И ради чего они жертвовали? Ради скучающих лиц школьников всех возрастов. «Какая несправедливость», – сердилась Харди, предчувствуя, что со своим характер и любовью к подобным вещам когда-нибудь заменит нынешнего директора на его посту. А куда ей еще идти со своими наклонностями?
После удара у сокола отвалился клюв, и его принялись быстро прилаживать на место. От сильного звука Озимандия только мельком дернулся – обычная инстинктивная реакция человека, еще не успевшего осознать, есть ли угроза или это ложная тревога. Оказалось, что ложная, и фараон спокойно выдохнул, продолжая рассматривать свой костюм. С его стороны так и не прозвучало ни одного душеспасительного слова, он по инерции не сделал ни одного знака, чтобы отпугнуть злых духов или месть богов. У статуи главенствующего бога египетского пантеона откололся нос, и никакой реакции вроде: Это дурное знаменье!
– Ты не боишься, что это навлечет на всех нас кару Амон-Ра? – покосилась на фараона девочка.
– На что способна отделенная от туловища голова да еще без клюва? – парировал Озимандия.
– Но есть же известный миф об Осирисе, Изиде и Сете, когда…
– Ах да, да, там тоже про расчлененку, – покачал головой Озимандия, делая серьезное лицо.
– Да что с тобой, Озимандия?! Я думала, что ты будешь шарахаться от любого клаксона! А ты издеваешься над родной мифологией! Что такое тебе наплела та беглянка, что ты стал таким равнодушным?! – девочка могла не шептать, все присутствующие наблюдали, как прилаживают обратно соколиный нос.
– Клаксона? Совет от старшего: обменяй словари на несколько подруг, с которыми ты будешь веселиться на каникулах, а не таскаться за мной или ездить на работу своего отца.
– Но я пытаюсь расследовать, куда уехал мой отец!
– Он в командировке или в карантине. В любом случае он под надежным присмотром. А тебе просто нечем развлечься.
– Да как ты!.. А ты знаешь, что Тод нарочно переехал к нам, чтобы больше узнать о «Тур-Тайм»?
– Тод? Да ему можно все прямо выложить, и то ему никто не поверит. Если бы он был хоть сколько-нибудь опасен, агентство забрало бы его. И ты не думала, что он не хочет возвращаться к матери только потому, что боится остаться затворником на всю жизнь? – перешел в наступление фараон. Он умел убеждать: в споре он напоминал искусного иглоукалывателя, который словом за слово колит противника новыми аргументами, не давая ему оправиться, пока тот не согласится.
– Затворником? – растеряно повторила девочка.
– Вот именно, милочка. Затворника вроде тебя. У вас же двоих не было друзей, верно? Во время войны он увидел мир и боролся уже за настоящую жизнь, а не ее безопасную версию.
– Да на что ты намекаешь? – смешалась Деб.
– Еще один совет, милочка, или – как бы ты выразилась – наставление. Попробуй хоть двадцать четыре часа не притворяться заместителем собственного отца и провести день как обычный ребенок.
Сегодня, обидевшись, Деб вернулась домой, не став дожидаться Озимандию после съемок. Перед уходом она подчеркнуто сухо попрощалась с ним, но фараон лишь кивнул в ответ. Похоже, он воспринял это, как желание девочки немедленно последовать его «наставлению». В душе он даже почувствовал некую ответственность за ее благополучие. Возможно, благодаря его советам Харди не проведет всю жизнь в окружении мертвецов и разбитых глиняных сосудов времен первых династий.
Глядя вслед Деб Харди, фараон вспомнил себя в ее годы. Он тоже считался «не поддающим особых надежд». Нет, он, разумеется, не играл на берегах реки с ребятней из писцов или ремесленников, но внимания ему уделяли намного меньше, чем прочим наследникам трона «черной земли». Озимандия рос в царском одиночестве – в окружении нескольких ближайших слуг: в его распоряжении была одна нянька, один повар, один парикмахер, – в то время как из личных слуг его старшего брата можно было составить целый полк. Даже у невест старшего брата было прислуги больше, чем у него. А кто в итоге взошел на престол? Младшенький, желтобрюшик, дурачок Озимандия. Как же он гордился по этому поводу даже сейчас, в свои семьдесят, когда его правление уже двигалось к закату. Жаль только, что те, кому он и хотел доказать свою состоятельность, не увидели его триумфа. Все старшие наследники по мужской линии умерли, уступив титул младшему сыну. И Озимандия часто хвастался тем, что не был причиной этих трагедий.
Внезапно нахлынувшие детские обиды заставили Озимандию сочувствовать Деб Харди. Его отпуск и поиски подходили к концу. И если он как-то хочет отблагодарить несчастную сиротку, то должен действовать решительно.
– Рэнди, ты помнишь ту сумасбродную девчонку, что попала в кадр на пляже? – фараон спросил у режиссера, когда ему сообщили, что он на сегодня свободен.
– Да, отличный кадр. Мы с Клео Дарси серьезно думаем, чтобы оставить его в картине.
– А ты не находишь, что с тридцатой по сорок пятую минуту теряется напряжение. Все просто бродят в догадках, когда зрителю с самого начала ясно, что виновата мумия. Не скучно ли будет зрителю?
– И что ты предлагаешь? Больше крови? Я знаю, что ты скажешь: это же фильм ужасов! Но сколько еще костюмов и декораций мы должны облить томатным соком? – посмотрел ему в глаза Рэнди, задетый такой критикой. Но он не оскорбился, он сам думал о том же.
– Смысл ведь не в крови, Рэнди. Идет война. Многие твои зрители видели кровь, очень много настоящей пахнущей человеческой крови. Тебе нужно сделать акцент на том, кого убивают, а не как.
– Продолжай, – заинтересовался Рэнди.
Домой Озимандия вернулся в благодушном настроении. За хорошую идею Рэнди даже подвез его до дома. Было поздно, и Деб уже шлепала в тапках на втором этаже, укладываясь спасть. Тод Итан слушал по радио последние сводки с передовой. Поминутно он с раздражение крутил несколько колесиков и поворачивал антенну, когда диктор начинал снова «жевать песок».
– А вот и наша кинозвезда, – бросил бывший военный, не поворачивая головы в сторону вошедшего. – Ты наговорил Деб много грубостей. Теперь она наверняка расплачется, – продолжал Тод, регулируя радио.
– Ты видел, чтоб она плакала? – зашел на кухню фараон.
– Я так думаю. Я хорошо ее знаю. Как я понял, ты смеялся над тем, что у нее нет подруг, – говорил Итан, голос у него был жесткий, но не сердитый. – Зато она хороший человек.
– Толку с этого, если ей не к кому проявить заботу? – пожал плечами Озимандия, параллельно поправляя браслеты.
– Я обычно заступался за Деб, если ее дразнили. Но тебе ничего не грозит, Ози, или как там тебя. Знаешь, почему?
–Даже казни египетские обошли меня стороной, – вновь повел плечами Озимандия. – Наверно, дело в моем обаянии.
– Дело в том, что ты – исполнение одного из ее желаний. Сколько ее знаю, она всегда сидела с книжкой в руках. Ей было интересно читать про всякие там приключения и исследования. Она мечтала оказаться где-то подальше отсюда в какой-нибудь диковинной стране, где она была бы просто путешественницей.
– Туристом, – осовременил фараон.
– Правильно. И ей всегда была интересна работа Альберта. Деб хотела увидеть времяного туриста.
– Она больше хотела себе какого-нибудь волшебного друга, вроде феи-крестной или ковра-самолета, чтобы почувствовать себя особенной, – опровергал Озимандия. – Но теперь, солдатик, она может убедиться, что люди всегда остаются людьми. Надо мной тоже подсмеивались в школе, как и над ней. Зато у ее учителей нет палок.
– Тебе не понять. Ты же в своем веке большая шишка, – Тод попытался скопировать манеру фараона.
– Я в нынешних учебниках записан как Рамсес Второй. И Рамсесов за мной еще несколько десятков. А у тебя или Деб есть номер? Нет, вы делаете, что хотите, простолюдин не обязан быть никому благодарен. А на меня круглосуточно глазеют Амон и прочие уродцы. И притом я лишь звено в цепи династии, у которой в свою очередь тоже есть номер.
– И все равно встреча с тобой напоминает сказку. Ну, как «Спящая красавица» или «Золушка». Хотя ты не имеешь понятия, о чем речь, – Тод Итан попытался пересказать их, но фараон сделал жест замолчать.
– Мне рассказывала их на ночь нянька. Так я и знал, что ничего примечательного после моего правления не произошло. – Тод выглядел обескураженным. Он умолк.
Тем временем Озимандия высвободил из складок одежды старый, аккуратно сложенный пополам тетрадный листок. Синие чернила почти стерлись, но фараон не забывал периодически освежать их, обводя краской по написанному.
– Пока ты помогал перебирать Деб вещи в кабинете Альберта, ты не находил похожие листы? – Озимандия подал Итану листок. Фараон старался говорить спокойно, но сами его движения выдавали скрытое напряжение.
– Не сопротивляйся памяти – иначе она не отступит,
Время дает ей новые причудливые формы:
Из песчинки вырастает гора, из капли – вечная жажда.
Он ушел так далеко, я даже не помню лица,
Но все равно мне кажется, что он меня ожидает, – с трудом разбирая искаженные очертания букв, прочитал солдат. – Это что, загадка Сфинкса? Даже если и так, она написана на обычной бумаге. В наше время на такой пишут все: от диктантов до кляуз.
7
Утром, выйдя на порог, Деб заметила свою соседку-ровесницу. Она торопилась, повесив на плечо пляжную сумку. Соседка все время смотрела себе под ноги, и если бы Харди не окликнула ее, она не обратила бы на Деб внимания.
– Привет! Эй, Нэнси!
Наконец Нэнси подняла глаза и, завидев Деб, печально, как посаженая на цепь собака, посмотрела в сторону, в которую собиралась идти. Вместо этого она, грубо уронив с плеча сумку, подошла к забору. Деб тоже, словно в отражении, приблизилась к ней. У Харди стучало в висках и колотило в груди, будто в ее теле проснулось второе сердце. В уме то и дело вертелось: «Веди себя как обычно, не волнуйся, она ведь не волнуется, улыбайся». Но это только вредило общему делу. Осознавая, как перепугалась она собственной одноклассницы, Деб сделалось еще хуже от мысли, как давно она не вела себя как обычный ребенок. Ей скоро одиннадцать, а у нее почти нет никаких дружеских воспоминаний. Харди внутренне осуждала себя за столь серо проводимое детство, притом, что у нее были все возможности влиться в местную компанию. Деб вела уединенный, мильтоновский образ жизни по собственному выбору и ясно понимала все его недостатки.
– А ты… ты куда? – отлично, теперь она начала запинаться, глядя на Нэнси. Согласные звуки с трудом вылетали из ее рта, цепляясь за язык и зубы. «И вопрос глупый», – содрогнулась про себя Харди. Ведь очевидно, что соседка собралась на пляж.
– На пляж, – покосилась на нее Нэнси.
– А может, я пойду с тобой? – взялась напрашиваться Харди.
– Ну, а ты умеешь плавать? – соседка снова смерила ее презрительно-недоверчивым взглядом. Деб запнулась.
Как Нэнси могла задать такой вопрос?! Харди ведь в прошлом году участвовала в соревнованиях по плаванию да и живет, как и Нэнси, рядом с побережьем. Незаладившуюся беседу прервал Озимандия.
– Эй, Деб! Ты собираешься идти на съемки или позвонить Клео, чтоб он тебя заменил?! Смотри, больше я не собираюсь тебя выгораживать! – У Деб отвисла челюсть, она пыталась что-то возразить или уточнить, но только шамкала ртом, поворачиваясь то к фараону, то к Нэнси. Зато у соседки внезапно открылось второе дыхание.
– Клео? Клео Дарси?! Тебя взяли сниматься?! Я не верю! – накинулась она на Харди. Не будь между ними изгороди, соседка и вовсе смяла бы ее.
– Ну все, нас ждет машина! – схватив девочку за плечо, Озимандия повел ее к воротам.
– Какая машина? – пробормотала Деб. Девочка только сейчас услышала о ней, но в следующее же мгновение поняла, что если машина не подъедет к дому немедленно, это будет означать необратимый крах в глазах сверстницы.
И словно почуяв страстное желание Харди, машина возникла из-за перекрестка и остановилась прямо перед воротами за то время, что Деб и фараон потратили, чтоб выйти на тротуар. Затем Озимандия быстро усадил спутницу на заднее сиденье, а сам сел спереди. Соседка не сводила с них глаз, она и не подозревала, что весь спектакль нацелен именно на нее. Всю короткую, но энергичную сценку фараон изо всех сил пытался разыгрывать из себя недовольного агента талантливой и сумасбродной актрисы. Когда все расселись, Деб выдавила заледеневшими губами:
– Спасибо, что не назвал меня при Нэнси «милочкой».
– Не за что. Это убило бы тебя, – кивнул ей с переднего сиденья фараон. Деб оставалось только дивиться, как ловко он просчитывает ситуации. И лишь сейчас Харди посмотрела на того, кто был за рулем. – Шофер Дарси? – удивилась Деб.
– Он самый, – согласился Озимандия. Водитель не шелохнулся.
– Ты это ради меня придумал? Спасибо. А я считала, ты хочешь, чтоб я провела лето как обычный ребенок. С друзьями.
– Для этого их нужно сначала завести. Твоя семья помогла мне найти одного очень важного человека. И я решил в награду ускорить процесс: в таком темпе ты долго еще пробудешь в одиночестве. А роль в картине придаст тебе уверенности, раскованности… Да о чем я? Ты видела, как посмотрела на тебя соседка.
Конечно, если воспринимать эту историю, как наставление сверстницам Деб Харди, этот способ заводить друзей следует назвать окольным, плутовским. Но бедная девочка не знала, что ее пример должен служить назиданием молодежи. Ей было просто приятно оттого, что кто-то чужой, ни отец и ни мать, озаботились ее проблемой. Тем более, Озимандия, который умел вести себя так, что на него хотелось произвести впечатление.
Фараон был сегодня в хорошем расположении духа. Закончились его мытарства с бинтами по всему телу. На этот раз Рэнди планировал отснять сцены с его воспоминаниями-флешбэками, когда он еще не подвергся тлению.
По прибытии на место Озимандию отправили попросить у костюмера царский наряд, все было уже приготовлено. Но фараон пошел сразу переодеваться, не спросив костюма.
– Как же ты будешь выступать? – поинтересовалась Деб, стоя у прикрытой двери.
В ответ через несколько минут перед ней появился Озимандия в классическом египетском убранстве, словно сошедший с выцветших музейных фресок.
– Я оделся в домашнее. Вот, сравни, – он протянул ей руку, девочка дотронулась до рукава.
– Как после дорого стирального порошка, – изумилась Деб, и гость отдернул руку.
– Тебе просто не с чем сравнивать: если это не грубая джинса и не липкая синтетика, то все остальное для тебя роскошь. Чувствую, я не успею исправить твой вкус за несколько дней. Пошли! – Озимандия повел ее сквозь толпу актеров массовки, принадлежащей все еще к разным эпохам: кто-то уже успел переодеться в древнеегипетского воина, кто-то ждал своей очереди.
– Исправить? – с любопытством посмотрела на него спутница. До сих пор он заявлял, что приехал только лишь отдыхать. За неделю он постепенно пристрастился к ритму двадцатого века. Даже нашел себе заработок в отпуск.
– Кейт не та, кого я ищу, – ответил Озимандия, глянув на нее сверху вниз. – Значит, это твоя мать. Я так и не смог с ней повидаться из-за погрешности в измерении точной даты.
– Ты опоздал меньше, чем на полгода, – понуро согласилась Деб.
– Другого путешествия скорее всего не будет, милочка. Прыжки во времени не лучшим образом сказывается на здоровье. Но я все равно хочу как-нибудь отблагодарить твою мать. Скажи, как ее звали. Все время вылетает из памяти.
– Дейзи.
– Дейзи Харди, – задумчиво повторил Озимандия, пытаясь приладить, как старая опытная швея, незнакомое имя, которое, кажется, ему не нравилось, к счастливой памяти о загадочной времяной беглянке. Лицо его приняло то самое печальное и умиротворенное выражение мраморной статуи. – Так вот, милочка, я хочу как-то помочь тебе в благодарность за добрые дела твоей матери. Теперь я на примере вижу доказательство, что золотой век позади, и люди от поколения к поколению мельчают. – Это было неприятно слышать, но Деб сдержалась, чувствуя, что фараон сейчас более рассуждает сам с собой, чем с ней. – Я предложил взять тебя в кино в качестве эпизодического, но яркого персонажа, – наконец, протрезвев от нахлынувших мыслей, обратился к девочке Озимандия.
– Эпизодическая роль в фильме ужасов? Это значит, что меня убьют в кадре?
– Не тебя, а твою героиню. А ты проснешься знаменитой после ленты с Клео Дарси.
– А убивать меня будешь ты? – Деб все более скептически смотрела на это предложение. Ее короткий путь к успеху должен был быть залит ведрами киношной крови.
– Мой персонаж, – лаконично отвечал фараон.
– Ты играешь сам себя! – парировала девочка.
Теперь понятно, почему он был так ласков с ней при соседке и помог сбежать от нее. Лишь затем, чтоб после зарезать в объективе камеры бутафорским ножом. Деб накрыла прежняя неловкость.
Весь день до перерыва на обед Деб Харди казнили всевозможными способами. Из-за ее героини сценарий пришлось дописывать на коленях, и так как Рэнди и Клео Дарси загорелись сделать эту детскую смерть изюминкой готовящегося фильма, они никак не могли сойтись на способе убийства. Поэтому пробовали все по ходу съемки. Все остальные герои и их актеры были на время забыты. Перед перерывом на обед Рэнди и Клео Дарси снимали процесс удушения.
– Приготовились! – скомандовал режиссер.
Озимандия осторожно сомкнул тонкие длинные пальцы на шее Деб.
– Только играй как будто все по-настоящему. Как тогда на пляже, – шепнул ей фараон. Ее шея легко помещалась в его неестественно длинных пальцах, словно утка в руке охотника.
– А почему Ози в одежде живого, а не мумии? Он же только после смерти должен был озвереть! – крикнула девочка чуть хриплым голосом, игра фараона была понятна ей только наполовину.
– Потом, Деб, прочтешь сценарий! – бросил ей Клео Дарси, сказав что-то на ухо Рэнди. Похоже, Харди, самого того не желая, подала им еще одну идею для переписывания сценария.
Во время перерыва на съемках появилось несколько неизвестных человек в полицейской униформе. Только Деб и Озимандия поняли, кто они такие на самом деле: служба «Тур-Тайм» по решению возможных проблем. Они намеренно копировали униформу полиции, чтобы люди охотнее шли на контакт и говорили правду, но сами при этом забывали представляться. Это не был обман в полной мере, потому что в деталях костюма, которые обычно замечаешь в последний момент, были различия.
Они подходили ко всем с одними и теми же вопросами:
– Вы давно проживаете в этом городе? В последнее время не встречали странных туристов?
Деб Харди замялась, не зная, что ответить, и люди «Тур-Тайм» прошли мимо. Они направились прямиком к Озимандии, который производил впечатление умного и рассудительного человека.
– Вы давно проживаете в этом городе?
– Около месяца.
– Это небольшой город, вы, наверное, уже освоились здесь?
– Да, это маленький городок. Тут можно заскучать, – Озимандия картинно зевнул, грациозно прикрыв рот тонкой ладонью. – Лица, дома, развлечения – все одинаковое, – продолжал фараон, не отводя глаз от смотревших на него полицейских «Тур-Тайм».
Деб прислушивалась к ним, слова разговора перебивал стук в висках. Вот возможность связаться с отцом! Если Харди выдаст своего гостя, может быть, отец вернется из карантина. Да, обязательно вернется, иначе, зачем его держать. Девочка уже сделала шаг по направлению к людям из «Тур-Тайм», но тут же замерла.
В их автомобиле на заднем сиденье она заметила гостью семьи Конноров. Она сидела как выловленный на улице хулиган. Кажется, у нее были спутаны руки и ноги. Значит, она сопротивлялась. Жанна сидела, поддавшись вперед и опустив подбородок на грудь. Деб боялась подойти ближе, опасаясь, что ее заметят. Ей не удалось ничего сказать или передать гостье. Но воображение дорисовало то, что невозможно было разглядеть издалека.
Наверно, ей было душно сидеть со связанными руками и ногами, на солнцепеке, в закрытой машине. Взъерошенные в схватке, короткие волосы опустились на взмокший лоб. Кисти натирало. Жанна с трудом поняла, как оказалась в этом городке, но еще мучительнее было уезжать. Та семья, Том и Бонни, плохо принимала ее, относилась к ней, как к дикому животному в доме. Но Нелли Итан, несколько дней в ее доме стали единственной передышкой в ее жизни. Всего лишь один свободный вздох, и вновь в чистом воздухе ощущается горький запах костра. Как она билась и сопротивлялась, когда ее уводили, не передать. Рвалась и кричала и по-французски, и по-английски. Нелли Итан разрыдалась. Ноги не держали ее, она села на землю, прислонившись спиной к собственному забору. Еще одна потеря, такая же быстрая и неожиданная.
Девочка пришла в себя, когда дверь машины распахнулась: служащие «Тур-Тайм», коротко расспросив Озимандию, намерились уезжать. Деб прослушала весь остальной их разговор с фараоном.
– Что они спрашивали? – кинулась она к нему.
– То же, что и у тебя. Потом по рации одному из них передали, что их «туриста» только что нашли.
– Но это же… – девочка потупилась. Только днями после она узнает, что вместо Озимандии служба «Тур-Тайм» задержала иностранного актера. Это случилось прямо в аэропорту перед самым вылетом. Хорошо, что агентство не совершило вторую ошибку и не отправило его во времена древней цивилизации. – И как они не заметили? – все-таки произнесла вслух девочка, отвернувшись от собеседника.
– Все решает не внешность, а поведение, – ответил фараон. В разговоре с полицейскими «Тур-Тайм» он больше беспокоился не за то, что они его распознают, а за то, чтоб Харди не решилась его предать. Теперь угроза была позади. – Посмотри, если меня и обнаружат потом, меня даже не смогут обвинить во лжи. Я разговаривал с ними, стоя в своем дворцовом одеянии. Я даже не солгал в том, что лишь недавно в этом городе. – Деб окинула его взглядом с ног до головы. Он был прав, в притворстве и выдаче себя за кого-либо другого его точно нельзя было обвинить.
После перерыва все снова заняли свои позиции. Но не успел Рэнди крикнуть «Приготовились!», как голос его заглушила красноротая сирена, давным-давно висевшая на телефонном столбе неподалеку. И за всю свою жизнь она впервые издала хоть какой-то звук. Первая мысль была, что старый механизм вышел из строя.
Но съемки пришлось сворачивать, по теле- и радиоэфиру передали срочное сообщение: границы войны докатились до побережья. Неподалеку был замечен вражеский самолет, и в городе объявили тревогу. Пляж и прибрежные районы быстро опустели. Все жители заперлись в своих домиках. Занавески опущены, ворота заперты, все вещи с газона унесены в дом, как будто две тонкие вафли картона со строительной жидкостью посередине смогут защитить их владельцев и их вещи. Сирены голосили по всему городу наперебой: старые выли и хрипели, новые вопили и кричали – и все невпопад: словно группа плакальщиц. Тень набежала на городок. И, как по команде, тучи заволокли небо, и страшно было представить, что сейчас скрывается за ними.
Деб, выглядывая из-за шторы, представляла орды вражеских машин, как саранчу, выискивающую себе плодородное поле. Еще неясно, кого защищают эти серые облака: горожан или захватчиков.
– Не будут нас ни захватывать, ни атаковать, – рассуждал вслух Тод Итан, расхаживая по темным комнатам, никто не решался зажигать свет. – Что-то вроде учебной тревоги, не более. Я видел разрушенные авианалетами города. После их развалины напоминают могильные камни, все черное, выжженное, да еще солнце шпарит прям тебе в макушку… Короче, если город начали бы бомбить, то тут только одно спасение – убираться подальше, эвакуация. А сидеть в домах, где даже подвалов нет?.. Бомбить такой город просто нечестно.
– Я хочу холодный коктейль, – перебил их Озимандия.
– Сейчас посмотрю, остался ли у нас сок, – девочка отошла от окна.
– И твоему отцу следовало бы предупредить меня, что сейчас неблагоприятный век для посещения этой страны! Так «Тур-Тайм» заманивает клиентов! – напомнил фараон, складывая руки на груди. Вид у него был недовольный, как у туриста, который только на пункте отправки узнал какую-то очень неприятную подробность о выбранном для путешествия маршруте.
Деб не ответила.
– Что ж ты не вернулся на родину. Деб рассказала, что сегодня вы видели людей из «Тур-Тайм». Они кого-то искали, – многозначительно кивнул головой Тод Итан.
– Я беседовал с ними, и они не узнали меня. Значит, и искали не меня. К тому же у меня еще в запасе несколько дней, – пожал плечами фараон.
– Сколько же ты визу оформлял! – посочувствовал ему Тод.
– Визу?
В ответ по подоконнику забарабанили капли. Неприятный, звенящий, тревожащий звук. Весь оставшийся день сыпал дождь. К ночи поднялся ветер.
8
А к утру разыгралась гроза. Серый покров на небе стал плотнее, о солнце теперь не напоминало даже расплывчатое мутно-желтоватое пятно. Ветер, словно тяжеловесная машина, гнул деревья и ветки. Смотря в окно, Тоду Итану мерещилось, что это невидимые танки едят по пустым улицам, ломая стволы деревьев. Бассейн переполнился, выплескиваясь за борта. Вода в нем стала серой, грязной, по поверхности плавали потрепанные зеленые листы, прежде времени сорванные с веток. Поминутно над крышей раскатисто гремел гром. «Это падают бомбы», – думал бывший солдат, уныло глядя в окно. Непогода дурно влияла на его настроение.
Тем временем Озимандия расспрашивал Деб Харди о ее матери Дейзи Харди. Он достал и развернул перед ней единственную улику. Но по несколько раз обведенному чужой рукой письму невозможно было определить, совпадает ли почерк автора с рукой ее матери.
– Она не упоминала меня в разговоре? Она хорошо говорила по-египетски? – напирал он.
– Мама много читала, но у нее не было специального образования, – отвечала девочка с неуверенностью. Она перебирала в памяти воспоминания о маме одно за другим, как бусины, но не могла вспомнить ничего такого, чтобы связало бы ее с «Тур-Тайм». – Ей незачем было бы скрываться во времени, – помотала головой девочка. – Думаю, дело в твоих расчетах.
– Они верны! Этот человек должен был жить в этом доме! – Озимандия указал на пол.
– Может, это я? – усмехнулся Тод, не отворачиваясь от окна. Фараон бросил на него гневный взгляд. Будь он на родине, ему не пришлось бы терпеть шутки солдатни.
Озимандия все чаще сжимал кулаки, выходил из себя. Время поджимало. Часто он страдал от болей. Озимандия не знал, на что пожаловаться, но чувствовал, что этот старый, поистертый механизм – сердце – постепенно отказывает.
В последний год ему часто снился загробный мир, но, разумеется, не настоящий, а тот, который обычно изображают на стенах гробниц. Плоские бездушные фигуры скользили перед его глазами. У ног плескалась река, убаюкивая и призывая. Вокруг было темно, и Озимандия боялся попасться в лапы злых духов. Но вот вдалеке показывается золотая ладья, от нее словно исходит свет, она озаряет воды реки и все вокруг. Ладья причаливает возле Озимандии. Ему предлагают взойти. Озимандия чувствует, что это правильно, что его час настал. Он прожил жизнь по-царски, у него много земель и наследников. Он уходил с чистой совестью, ему не грозило забвение, благодарные потомки сохранят его имя.
Однако каждый раз Озимандия оставался на берегу, и, может быть, именно поэтому каждое утро просыпался для новых дел. В душе он признавал, что устал жить и не ждет больше никаких потрясений. Но воспоминания о той женщине сковывали его. Говорят, у стариков плохая память. Но он помнил ту путешественницу, пусть уже прошло более полувека с тех пор, как она исчезла. И чем старше Озимандия становился, тем сильнее тревожила его память.
– Наверное, она пропала, как и папа, – холодно объяснила девочка. – То, что совершила эта беглянка, сурово наказывается. Скорее всего, она закончила свои дни в пожизненном карантине. Моя мама никогда не работала в агентстве. Да и никто в этом городе, кроме папы и Тома Коннора. Ты ищешь не здесь, Озимандия. Да и смысла искать я не вижу.
– Но я не могу остановиться! Я искал ее дома. Стража перерыла весь песок, окружающий Египет. Но при этом я понимал, что идти придется гораздо дальше. Я думал, что когда окажусь здесь, то найду ее так же просто, как она нашел меня, что все вокруг будет наполнено ее присутствием. А получилось, что тут искать еще сложнее.
– Эй, там дерево упало! – перебил их Тод Итан. Напротив их дома на противоположной стороне улицы многолетний клен облокотился на забор соседского дома.
– Повезло, что не проломил крышу, – заключила Деб. – Стоял бы ближе к дому, кто-то бы мог пострадать.
– Возле дома моей матери растет дерево. Прямо во дворе, – задумчиво произнес Тод. – Я пойду к ней. Иначе что-то может случиться. – Тод Итан вскочил и, наскоро одевшись, вышел за дверь.