Роксана Найденова
Под опекой
2
– Ну как, ты довольна?! – спрашивает Широков, гремя грязной посудой. Перед ним рушился вчера возведенный вавилон. Сил убираться тут же после ухода гостей не было, и он решил отложить до следующего утра.
Таня показалась на кухне с сумеречным видом. Она плохо спала или не спала вовсе. Ее надежды и мечты, выстроенные одна над другой в сложное сюрреалистическое сооружение, тоже разваливались на куски.
– Ты неосмотрительно вела себя с гостями, – сел напротив нее Широков.
Таня думала, что он станет ее ругать, они впервые поссорятся, и Владимир, наконец, осознает, какую холодную и неблагодарную змею пригрел на груди. Хотя вряд ли его объятия могли кого-то согреть. При мысли об этом по коже Тани пробегал озноб.
– Тебе не следует вмешиваться в чужие отношения, – продолжал тем же вкрадчивым и уверенным тоном Владимир, будто разговаривал с человеком под гипнозом.
– Я не знала… – склонила голову девочка. Она хотела скрыть подступившие эмоции: не слезы, а – гнев.
– Я понимаю, – кивнул Широков.
«Какой важный, говорит так, словно способен читать мысли!» – пронеслось в голове девочки. Но она подавила этот непочтительный голос в зачатке. Опекун ни при чем, наоборот, он выполнил ее просьбу. Она должна быть благодарна. От слов с корнями «благ» и «дар» Татьяну уже мутило. То, за что ей следовало говорить «спасибо» или «благодарю» никак не походило на подарок судьбы или дар свыше.
– Я хочу сегодня съездить в книжный, – сказала девочка.
– На Новом Арбате или на Мясницкой? – Владимир знал ее излюбленные места.
– На Арбате, – решила Таня.
Выходной день, в метро мало пассажиров. Самое время отправиться в небольшое путешествие. В вагоне было предостаточно свободных мест и никто не нависал над головой с тяжелыми сумками или картонными стаканами с кофе. По дороге Крапивина слушала музыку с телефона. Песня под настроение все никак не подбиралась, и приходилось то и дело перещелкивать. К тому же скрип колес вагона о рельсы, шум из приоткрытых форточек заглушал голос в голове. Таня скорее пропевала композицию про себя, чем слушала.
– Не строй из себя Набоковскую героиню! – шепнул ей Широков вчера за столом.
Гостям он говорил, что она – замечательная девочка. Жена Нила смотрела на Владимира с нескрываемым сочувствием. Ее звали Светлана, она и в правду вся сияла. Однако это был жесткий, радиационный свет, вызывающий ожоги и солнечный удар. Она была старше Тани всего на восемь с половиной лет, но позволяла себе смотреть на нее как на несмышленого и непоседливого ребенка. Нил сохранял равнодушный вид пресыщенного вниманием человека. Аппетит он берег для ужина и бесед о гонорарах. Они с Владимиром обсуждали ситуацию на книжном рынке.
– Нил просто рвал и метал, когда обнаружил свою книгу в открытом доступе на одном из этих воровских сайтов, – Светлана с улыбкой комментировала слова мужа. Они походили на злого и доброго полицейских из американских сериалов. Разговаривая, Светлана активно жестикулировала, при каждом движении разноцветные огни вспыхивали на ее пальцах. Она могла себе позволить излишества в украшениях, ведь она вносила большой вклад в содержание семьи. Ее красота, молодость и финансовая независимость пробуждали в Тане гнусную ненависть. Она ощущала себя древним женоненавистником, внезапно очутившимся в ужасном двадцать первом веке. А мысль о том, что Нил временами занимает у жены деньги, преследовала Таню в бессонную ночь. Позор и опустошение.
В глаза девочки ударил солнечный свет, она вышла из метро. Еще десять минут – и она на месте. Когда Таня спустилась в подземный переход, до нее донеслись звуки музыки. Несколько музыкантов собирала вокруг себя прохожих. Безымянные артисты исполняли «Zombie» группы The Cranberries. Таня протиснулась поближе, перед ней прошел один из участников самодельного выступления с шапкой, куда слушатели бросали мелочь. Крапивина намеривалась тоже что-нибудь пожертвовать, но передумала: кошелек лежал на самом дне сумки.
Дребезжащая, тревожная музыка успокаивала девочку. Вступив в ряды зрителей этого маленького концерта, она ощутила себя в окружении единомышленников. Еще более погрузившись в музыку, Таня не заметила сразу, когда она перестала звучать. Музыканты остановились, и девочка продолжила путь.
Она шла по широкой улице. Справа от нее на первом этаже здания расположилось турагентство. Стеклянные стены были занавешены сине-желтыми плакатами: небо, море и песок. На песке молодая девушка в алом купальнике и широкополой шляпе. В первое мгновение Тане показалось, что на фотографии изображена Светлана. Но это была не она, модель на снимке даже близко не походила на вчерашнюю гостью. Зато раскованная поза незнакомки в купальнике напоминала о ее свободной манере держаться и умении произвести первое впечатление. И, разумеется, Светлане подошел бы алый купальник. Таня внутренне вся сжалась при этой мысли. Турагентство с загорающей под распечатанным на принтере солнцем девушкой уже скрылось за спиной, а Крапивина продолжала ощущать у себя на затылке ее взгляд. Кажется, модель не просто радовалась на камеру, а подсмеивалась над Таней и такими же подвядшими и закомплексованными девочками-подростками, будто она могла видеть их через объектив, когда позировала.
Крапивина пересекла дорогу, до книжного остается всего пару минут. Девочка оглядывается мельком на прохожих и представляет манекенов из магазинов с одеждой. Еще недавно она писала в своей заветной тетрадке, что «он» на них не смотрит. Но, оказалось, еще как любуется. Теперь вальяжно расставившие ноги и подбоченившиеся манекены обрели лицо. Это было лицо Светланы. Она подмигивала, подшучивала, ловила мужские и мальчишеские взгляды. И пойманные в силки прохожие больше не спешили на встречи. Им становилось незачем куда-то торопиться, ведь все можно получить у лучезарной Светланы.
«Вот почему он в тот день не пришел, а подослал моего опекуна», – реальность и фантазия смешивались в голове ревнивого ребенка. Таня сама навоображала и описала свидание с «ним». Но явился ли герой на встречу – так и осталось неясным, записи в тетради обрывались на этом моменте. Девочка больше не хотела их продолжать. Таинственный незнакомец – помесь Нила и сказочного принца – разочаровал ее. Татьяна решила порвать с ним, сколько бы он ни просил прощения, ни являлся ей в романтических снах. У героя ее романа есть героиня, и это не Таня. Ей никогда не угнаться за молодой и привлекательной Светой, как часто называл ее Нил. Крапивина чувствовала, что проживи и проработай она до самой старости, ей не поравняться с прекрасной и богатой соперницей. Она может содержать свою семью при случае, у нее есть на это средства. А Таня вряд ли сможет прокормить своего таинственного незнакомца, такая дорогостоящая игрушка ей не по карману.
Сосредоточенный взгляд Тани застыл на белом и пушистом шпице, истошно лающем то ли на нее, то ли на всех подряд. Хозяйка придерживала его на тонком черном повадке, и шпиц, сопротивляясь, вставал на дыбы. Таня с тревогой отвернулась от него к одной из дверей в книжный магазин. Ей бы такую звериную уверенность.
В книжном не особо многолюдно. Первый этаж заставлен в основном канцелярией, детскими игрушками и дисками. Таня для порядка перелистывает несколько блокнотов. Все они жутко дорогие и жутко неудобные. Огромные кольца, скрепляющие листы, впиваются в руки, а разноцветные страницы с красочными рисунками сбивают с мыслей. Оставив блокноты и записные книжки, Таня поднимается на второй этаж, полностью отданный под книги, не считая маленького, притулившегося в углу кафе.
Девочка попадает в иной мир, здесь ее охватывают новые мысли. Она идет мимо отдела коллекционных изданий, вдоль отдела с альбомами русских и зарубежных художников, отдела литературы на иностранных языках… и везде ненадолго задерживается.
Цены на англоязычные книги ее пугают. Роман Стивена Кинга в самой дешевой бумажной обложке стоит почти тысячу рублей. Но Тане нравится рассматривать этих иностранцев. Она читает фамилии английских авторов. Оказывается, фамилия Моэм содержит целых семь букв. Знакомые по русским переводам классические книги обретают новый, заграничный флер. Здесь можно найти даже русских авторов в английском переводе: стихи и проза Пушкина, романы Достоевского и Толстого. Они тоже стали немножко иностранцами. Словно внезапно встречаешь русских туристов в чужой стране. Рядом с переведенной на английский язык русской литературой шкаф с черно-белой серией: английские и французские романы, классика сегодняшнего дня. А вот и расставленные Джейн Остин и сестрами Бронте ловушки для девичьих сердец: Дарси, Рочестер, Хитклифф. Таня морщится, она уверена, что ее не проведешь. Какой смысл читать автора, который сам не был знаком с тем, о чем пишет? Об удачном браке пишет старая дева, о страсти – девица, о разводе – незамужняя. Остин и три сестры Бронте остаются в стороне. Интересно, живи они сейчас, они придерживались бы старых принципов?
Таня сторонится, чтобы пропустить мимо себя трио подружек в разноцветных платьях. Они громко переговариваются и мешают завсегдатаям книжного магазина, словно три пестрых попугайчика влетели в распахнутое окно и теперь ищут выход, бормоча в подряд все заученные на улице фразы. Вот-вот юные нимфы перевоплотятся, как с ними часто случается, если верить мифам и сказкам, и выпорхнут за дверь или в форточку. Нехотя Татьяна присматривается к ним. Подружки, наверное, ее ровесницы, хоть и выглядят на несколько лет постарше из-за яркого и живописного макияжа. Зеленые, желтые, небесно-голубые тени и помада кислотных цветов. Крапивина не осмелилась бы и на сотую долю того, что носят эти девушки. Одна из птичек взглянула на нее, и Таня быстро отвела глаза. На книжке, которую она держала в этот момент в руках, была надпись «Eat, Pray, Love». На страницах остаются небольшие пятнашки от Таниных пальцев. Когда она нервничает, у нее потеют руки. Как бы Крапивина ни старалась презирать подобных этим подружкам людей, ветреных, пустоголовых, аляповатых, она постоянно с горечью в душе отмечала, что завидует им самой чистой, почти детской завистью. Они виделись ей такими свободными, необремененными и веселыми, какой ей никогда не стать. Казалось, щелкни пальцами – трио разлетится на разноцветное праздничное конфетти. Земля носит их с легкостью, они почти не прикованы к материальному миру с гранитом наук и морем проблем. Они – чистый Дух, иллюзия, промелькнувшая мысль.
«Не строй из себя Набоковскую героиню», – пронеслись в голове слова Владимира. Хорошо, смирилась его подопечная: она никогда не вольется в это трио танцовщиц. Она сама не хочет, да ей это и не под силу. Но кого ей тогда из себя строить? На Джейн Эйр, греющую руки над костром, в котором сгинула ее предшественница? Не вариант, Таня находила себя недостаточно обиженной, невзрачной и тайно озлобленной.
Три весенние нимфы спускаются со щебетом на первый этаж и навсегда исчезают из жизни Тани. Она провожает их прощальным взглядом, рисуя в голове тот идеальный мир, где они смогли бы стать настоящими подругами. Увы, между ними в реальности столько условных преград. Обычно старшее поколение винят в ханжестве, но Крапивина считает наоборот: настоящих лицемеров и снобов нужно искать среди подростков. Крутой, клевый, понтовый – эти титулы заслужить не легче, чем звание рыцаря.
В памяти снова возникает лицо Светланы. Она выходит из безбрежного океана бессознательного, забытых воспоминаний и подавленных эмоций, словно Боттичелливская Венера. Трио нимф встречает ее на берегу и подносят ей первое одеяние. Крапивина зажмуривается, призывая на богиню-самозванку и ее сподручных всемирный потоп, и идет дальше.
Вот стеллажи с зарубежной литературой двадцатого века. Таня шагает вдоль батальонов «Мартина Идена» и «Великого Гэтсби». Их издают в таком количестве и в стольких сериях, что, кажется, эти романы нужны российским читателям как хлеб и вода. Крапивина на мгновение представила томик Фицджеральда на противне в окружении румяной деревенской семьи. Налетай, пальчики оближешь! Исигуро и Маркес не отстают. Таня вынимает одну из книжек наугад и читает название «Воспоминания моих несчастных шлюшек». Нет, не за этим она пришла сюда и не на это собирается потратить свои карманные деньги. Таня следует дальше.
А вот и книги, к созданию которых приложил свою руку ее опекун. Черно-серые обложки кричат о том, что они не для всех, а знак «18+» работает как яркий окрас на крыльях бабочек: не ешь – отравишься. Но так и тянет попробовать, испытать свой мозг и желудок. На полке вровень с лицом Тани покоится несколько знакомых книг Нила Яслова: «Девушка, стоящая вверх ногами» и «Фаршированная голубка». Таня читала и другие его шедевры: «Ромео и Леди Макбет», «Девушки: пернатые, парнокопытные и пресмыкающиеся». Благо, они были совсем коротенькие, написанные будто между делом, составленные из начирканного на бумажных салфетках, листках отрывного календаря, шоколадных обертках.
Подросткам, детям читать книги Нила Яслова не полагается, но именно в их кругу его творчество вызывает наибольший интерес. Крапивина вздыхает про себя: сколько бы книг, фильмов, видеоигр не нашло бы своих поклонников, если бы возрастной рейтинг всегда соблюдался. Перестрелки, обнаженная натура, грубая брань – детские игрушки. Стали бы подобным интересоваться люди старше восемнадцати? Таня представила своего опекуна с книжкой Нила в руках. Выглядит комично и противоестественно, словно коллаж. Нет, Владимир только печатает Яслова и его подражателей. Сам же Широков читает для удовольствия отвергнутые им же самим рукописи или вообще ничего не читает, довольствуясь мыслями в своей голове.
Таня снимает с полки знакомую «Девушку, стоящую вверх ногами». Провокационная обложка отражает содержание. Крапивина быстро перелистывает книгу, всюду глазами натыкаясь на подробности личной и интимной жизни этой самой девушки. Интересно, эта героиня – представление Нила о девушках в принципе или она списана с реального человека? Может быть, это замаскированная Светлана или сам автор, создавший свое женское альтер эго? Вряд ли это Светлана, ее не касается никакая грязь – видно сразу. Лучи ее уверенности и красоты обеззараживают любые скабрезные шутки, есть для них основание или нет. Почему бы действительно Нилу не написать о своей настоящей любви, о своей супруге? Например, о том, как берет у нее взаймы деньги. Но Таня сомневается в том, что кто-то захочет читать такую «правду».
Пролистывая книгу, девочка видит восторженный отзыв-восклицание одного из критиков: «Это Миллер и Буковски вместе взятые!» Зачем Миллера и Буковски брать вместе? И что с ними потом делать? «Вместе взятые» – их словно сунули в один гигантский блендер, а получившуюся смесь назвали Нилом Ясловым.
Таня ставит «Девушку, стоящую вверх ногами» обратно на полку. Она недовольна. Она недовольна одновременно и вкусом авторов, и запросами публики. Ей хотелось бы переиначить реальность, добавить на доску новые не существовавшие ранее фигуры. Неужели Таня мечтает изменить мир?
Это открытие огорчает девочку, она чувствует, что соскальзывает в очередное клише. Тогда Крапивина старается подумать о чем-нибудь позитивном. Например, благодаря появлению Нила Яслова в ее жизни, она сама взялась за перо. Правда, это скорее дневник воображаемой героини. Таня стремится писать так же прямо и откровенно, однако ее все равно частенько заносит в романтику девичьих грез. Таню раздражает эта фальшивая нота, но она не в силах от нее избавиться.
Крапивина заставляет себя двинуться дальше, последний раз взглянув на корешки «Девушки, стоящей вверх ногами» и «Фаршированной голубки». Интересно, Светлана одобряет взгляд своего мужа на отношения с противоположным полом? Или она из тех женщин, которые пренебрегают другими женщинами и предпочитают мужские компании? Если да, то Таня была бы не прочь занять у нее частичку выработанного презрения. Крапивина употребила бы его на поиск фальшивой ноты. Она кажется себе довольно остроумной, наблюдательной, однако перенести на бумагу ей удается пока только собственные комплексы и страхи. Может, она ошиблась, приняв свою замкнутость и стеснительность за богатый внутренний мир. Нет, Таня никогда не хотела стать оригинальной – это шаг в бездну вторичности. Но она часто мечтала о своем месте и о людях, которых могла бы уважать и с которыми вместе могла бы создавать нечто новое и полезное.
Может, оторваться от полок с чисто художественной литературой и пойти взглянуть, что представлено в разделе истории? Таня начала перебирать в голове исторические портреты в поисках наиболее подходящего. Она искала человека или группу людей, с которыми могла бы себя ассоциировать, как с главным героем романа.
Крапивина вспомнила о декабристках. Привлекательный образ, но и с ним девочка боялась зайти в тупик. Она не чувствовала в себе сравнимого благородства помыслов и самоотверженности. Проще говоря, она не стремилась принести себя в жертву. Неужели хоть одна идея стоит ее единственной неповторимой жизни? Возможно, но чья идея? Таня ощущала в себе и без того излишнюю податливость и беспомощность при столкновении с чужими интересами. Даже не обратившие на нее внимание девчонки-ровесницы насторожили ее одним своим ярким видом.
Нет, Крапивина определенно не собирается идти за кем-то по следу. Какие бы великие свершения и страдания не ждали ее впереди, это будут чужие подвиги. Ей останется только нести царский шлейф и рассыпать цветы либо поддерживать чей-то крест или сизифов камень.
Рядом с девочкой прошел человек с целой стопкой книг подмышкой. Крапивина оглянулась на него и приняла решение остаться в хорошо изученном отделе художественной литературы. Она двинулась дальше: вот полки с Буковски, Миллером, Ротом – теми самыми, которые, не встречаясь лично, сумели как-то породить Нила Яслова. «Сексус», «Плексус», «Хлеб с ветчиной», «Женщины», «Тропик рака» и «Тропик козерога». Череда обложек с полуобнаженными женщинами, вместо одежды – удачно брошенная тень. Эти безымянные особы – тоже чей-то идеал, чьи-то музы. Значит ли это, что и Тане нужно вырасти в такую раскрепощенную красавицу? Эта замена Эвридике, Лауре и Беатриче? Если это так, то она не хочет превращаться в музу. Лучше быть писательницей. Их если и изображают на обложках, то хотя бы в одежде.
Крапивина переходит к драматургии. «Татуированная роза», «Кошка на раскаленной крыше», «Ночь игуаны», «Стеклянный зверинец» – такие загадочные названия. Каждое обещает показать нечто необыкновенное, перевоплотиться, обмануть. Таня по привычке примеривает их на себя. Кто она: кошка, игуана, роза или владелица стеклянного зоопарка? Скорее – последнее, и не владелица, а жительница, экспонат.
Девочка оглядывается на других посетителей книжного, они тоже что-то ищут и не находят в этой бумажной сокровищнице. Таня проходит мимо стеллажей возле кассы: там как всегда загорают две-три книги Умберто Эко. Однажды она обязательно заберет домой «Имя розы» или «Маятник Фуко», но сначала дождется более дешевого издания в мягкой обложке.
Таня заглядывает в отдел научной фантастики и фэнтези. «Во дни кометы», «Волны гасят ветер», «Час Быка» – эти книги Таня тоже планирует когда-нибудь прочесть. Захватывающие, тревожащие названия обещают вывести девочку за грань земных тревог. На самом деле она уже знает их содержание и основную идею. Прежде, чем познакомиться с текстом, она собирает о нем информацию. Можно, конечно, взять в ближайшей библиотеке, но у нее такой неудобный график. К тому же, если книга Тане понравится, она будет мечтать о собственной, которая всегда будет под рукой, когда возникнет настроение, и не попадет в чужие руки. Но на самом деле Таня оттягивала долгожданное свидание, боясь разочароваться в произведении, которое уже вознесла на пьедестал. А вдруг оно окажется просто книгой с множеством выдуманных околонаучных терминов и безликими стажерами и командирами космических кораблей или учеными будущего в качестве главных героев?
Девочка пытается представить себя на месте первооткрывателей новых миров, но у нее не особо получается, она редко встречает среди них героинь. Выручает Ефремов, а из Булычева, думает Таня, она давно выросла.
Крапивина проскальзывает мимо касс и охранников, словно книжный вор. Но в сумке, которую она нервно прижимает локтем, пусто. Таня выходит на свежий воздух. Гул машин, шаги прохожих быстро приводят ее в чувства, возвращают в реальность. Девочка смешивается с другими людьми.
В голове ее роятся сотни мыслей, идей, колючих высказываний, но Крапивина боится, что ничего не получится. В ней самой столько недостатков, уязвимых точек. Она ничуть не похожа на писателей с книжных полок, ее удел – сплошное чтение, поглощение чужих прозрений и банальностей. Она, словно хлипкий комарик, будет виться вокруг творческого наследия Пушкина и Лермонтова, Воннегута и Лема, Остин и Теккерея, унося с собой по капельке мудрой крови и растворяясь с тонким писком в воздухе. Ничего страшного, вместе с ней прилетит еще сонм подобных комариков, мух, мошек, слепней и прочего гнуса. Если она будет цедить знания аккуратно, избирая наиболее простые книги, выдержки из хрестоматий, то ее не прихлопнут.
Сытая и мелкая жизнь. Но Таня хочет большего. Это не просто жадность или желание выделиться. Таня ощущает в себе силу и выносливость осуществить нечто важное. Ради этого она и намерена жить. Может быть, Таня возьмет себе псевдоним, а может, само стремление преобразит ее. В любом случае, цель поставлена. Таня ускорила шаг. Когда она вернется домой, пообедает и немного отдохнет, то достанет из-под спуда книг драгоценную тетрадку и – все перепишет.
– Купила что-нибудь? – Владимир открыл дверь.
– Нет, – бросила девочка, скидывая туфли. – Книг много, а читать нечего, – она отправилась в ванную комнату помыть руки.
– Ну и правильно, шкафы и так забиты этой макулатурой, – ответил вдогонку Широков.
Следуя намеченному плану, Таня тут же села за стол, Владимир ел вместе с ней.
– Может, кого-нибудь встретила? – начал он.
– В центре города? Кого? – девочка студила в ложке бульон.
– Например, своих знакомых одноклассников.
– Я на них уже налюбовалась в школе. Я хожу в книжный думать. Вся мировая литература представлена наглядно.
– Понимаю. Есть новые идеи?
– Главное, не новизна, а приемлемость, – разгневанно пробурчала девочка. – Кому нужна новая идея, если люди к ней еще не готовы?!
– И что же это за идея?! – подыграл Владимир.
– Это даже не идея… просто… мне не нравится то, что я вижу и читаю…
– Что ты имеешь в виду? – пристально поглядел на нее Широков.
– Я не знаю, смогу ли добиться того, о чем мечтаю. Что меня ожидает в будущем на самом деле? Все эти странные личности, – она хотела сказать «женщины», – этого ждет от меня мир?!
– Не ломай себе голову, Кроха. Это просто книжки, развлечение. Ты не обязана быть похожа на известных книжных героинь. Особенно на героинь Нила Яслова, – добавил Широков, понизив голос.
– Спасибо за утешение, – вздохнула Таня.
Пообедав, она решила немного передохнуть, открыв «Асю» Тургенева. Только-только успокоившиеся мысли снова заерзали у нее в голове. Ее раздражал господин Н. Н., раздражала Ася, и ее брат – тоже. Таня не знала, чью позицию занять и то и дело мысленно переминалась с точки зрения Н. Н. к Асе и обратно. Если бы эти движения души можно было облечь в материальную форму, то это выглядело бы как прыжки через лужи в легкой обуви.
Кто она, Таня, на самом деле? Она – русский человек на рандеву или загадочная Ася, исчезнувшая во времени? Наверное, все-таки последний вариант. Ведь героиня – ровесница читательницы и даже как-то похожа не нее. Беззащитная, хрупкая Ася затягивает Таню, словно русалка – припозднившегося путника. Ася – героиня, муза, богатая душа. Чему же Таня сопротивляется?
– Эй, тебе не надоели эти книжки за день? – присаживается рядом Владимир, выводя подопечную из транса.
– А тебе не нужно работать? – Таня смотрит в его уставшие глаза.
– Ничего, бессмертные шедевры могут и обождать пару часиков, – улыбается Широков.
Он изо всех сил старается казаться девочке близким и родным, словно и не было тех десяти лет в родительском доме. Словно Таня всегда жила на его попечении. Только откуда бы она могла взяться в таком случае? Наверное, ее опекун все-таки волшебник и наколдовал ее из одной или нескольких неопубликованных рукописей. И Таня на самом деле просто неудачно выписанная героиня с нелепыми переживаниями и глупыми надеждами. Вот почему у нее ничего не получается в реальном мире.
Владимир включает «Иван Васильевич меняет профессию». Девочка десятки раз видела этот фильм, но он снова и снова очаровывает ее. Бодрая вступительная музыка. А вот и князь-вор Милославский. Это ее самый любимый персонаж в ленте. Ей нравится наблюдать, как он скользит между мирами и призваниями. Она завидует Милославскому, она тоже хотела бы выкручиваться из самых сложных ситуаций самыми оригинальными и остроумными способами.
Но бесполезно, Таня чувствует, как медленно увязает. Она ведь собиралась переписать начатый дневник. Но вот теперь сидит и тратит время перед телевизором. Свет в комнате не включен, за окном медленно надвигается вечер. Или это тучи? Экран – единственный источник света.
Таня оборачивается на Широкова и случайно ловит его взгляд. Неужели он изучает ее, следит, нравится ли ей то, что происходит на экране? «Ты не обязан меня развлекать!» – хочет она заявить, но теряется. Посторонний, незнакомый человек проявляет к ней внимание. Но Таня не хочет его принимать, ей кажется, будто она занимает огромную сумму, которую не сможет вернуть. Если девочка начнет открыто принимать чужую заботу и нежность, то ей придется рано или поздно чем-то ответить.
Когда фильм оканчивается, начинается концерт. Широков хочет переключить.
– Нет, пускай, – вяло взмахивает рукой девочка, словно старуха на смертном одре.
Прежний энтузиазм растворился в съеденном обеде, Таню клонит в сон. Она сделала такой тихий звук, что пение напоминает шепот. Таня упивается картинкой. Перед ней, будто на показе мод, зашагали маленькие фигурки артисток на высоких каблуках. Неужели им удобно? И эту обувь рекламируют для обычной жизни? Если она такая удобная, почему дизайнеры и модельеры сами не носят шпильки и платформу? Это стало бы намного более убедительной рекламой. Но нет, те, кто придумывают все эти блестки, иглы и перья, носят обычные футболки, джинсы и практичную обувь даже на презентациях своих выдумок.
Таня вновь закипает. Ей это даже в определенном смысле приятно, она чувствует в себе силы. После нескольких вступительных песен началась реклама, словно подыгрывая нарастающему раздражению подростка. Замелькали короткие ролики с шампунями, лосьонами, бритыми ногами и подбородками, хлопьями на завтрак, длинными ресницами и прочими необходимыми элементами современной жизни.
– Спать хочется? – спросил Широков.
– Нет, не хочу, меня все бесит, – выпалила Крапивина, сжимая кулачки.
– Бесит? – Владимир включил свет и посмотрел на подопечную. Выражение лица девочки оставалось безучастным.
– Да, эта уродливая реклама повсюду, – ответила Таня. – Погаси свет. – Ей хотелось снова погрузиться в полумрак, так Крапивиной лучше думалось. При свете даже крошечной лампочки в ее мысли вторгалась действительность, и Таня с неудовольствием осознавала, что она всего на всего ограниченный, колючий подросток, одна из множества в своем роде. В эту минуту девочке представлялось поле, заросшее высокой крапивой. Сочные, ядреные стебли слегка покачиваются от желания кого-нибудь обжечь. «Я одна из них, – с тоской думает Таня. – Но самая колючая», – сейчас ей жизненно необходимо ощутить свою исключительность. Свет потух.
– Чем же реклама тебя так злит? – Широков спрашивал таким тоном, будто уже знал примерный ответ.
– Она давит на меня! На всех. Я никогда не буду похожа на этих красавиц. И не хочу! Не понимаю, кто придумывает все эти стереотипы. – О да, подросток против стереотипов общества. Сколько сотен раз Крапивина читала об этом, и все равно с готовностью наступает на те же грабли. Нет, видно, книги ее ничему не учат.
– Никто от тебя и не требует соответствовать этим стереотипам. Да и где ты набралась таких слов? – мягкий отеческий голос. Разве Таня хоть раз намекала Широкову, что хочет получать от него родительские советы?! Девочка боялась не сдержаться и огрызнуться на его вопрос.
– Но все вокруг говорит о том, что только таким девушкам достается самое лучшее: от парней до косметики и бытовой техники. Я мечтаю изменить все! – Таня чувствовала, что говорит слишком откровенно. Не следует выносить ссор из избы. И в данном случае изба – это ее мозг.
– Изменить? Похвальный энтузиазм, – Владимир улыбнулся, в полумраке скользнула бело-влажная линия. – Но прежде, чем поменять одну систему на другую, нужно добиться сначала успеха в первой, чтобы обрести над ней власть. Верно, Кроха? Иначе ты скорее станешь изгоем и уже не сможешь ни на что повлиять. Проще говоря, чтобы убрать рекламных девушек с экранов и плакатов, тебе самой требуется стать самой яркой из них. А сейчас ты в роли обычной девочки. К тебе никто не будет прислушиваться, потому что тебе никто не подражает и не завидует. Потому что никто пока не хочет оказаться на твоем месте, Кроха.
Таня умолкла и вновь взглянула на экран, но теперь не раздраженно, а изучающе. Рекламная пауза еще не кончилась, а Крапивина уже успела приобрести важный опыт. Она была благодарна Владимиру за то, что он не начал подтрунивать над ней и они не поссорились.
Перед сном Широков снова рассказывал девочке разные случаи из своей жизни. Несмотря на постоянное общение с писателями и чтение их рукописей, навык рассказывать истории он так и не приобрел. Тане больше всего нравились его воспоминания об Индии. Точнее, не они сами, а фотографии, которые Владимир показывал девочке, подкрепляя собственный рассказ визуальным сопровождением. Обычно самого Широкова на снимках не было – либо только его палец, загородивший угол пейзажа. Но были среди них и те, сделанные чужими руками, фотографии, где Владимир все же присутствовал. Одна из них особенно запала Тане в память. И девочка намеренно просила еще и еще рассказывать Широкова об Индии, чтобы только был повод полюбоваться на снимок.
– Ну хорошо, слушай, – начинал он, хлопнув себя по коленям в знак начала повествования. И дальше следовала незамысловатая, пересыпанная мелочами история о переполненных туристических автобусах, однообразных отельных завтраках, номере с незакрывающейся дверью в ванной комнате и прочих невзгодах. Крапивина пропускала ее мимо ушей, только кивая в ритм речи. Все внимание ее было обращено к заветной фотографии.