Роман Алимов
7 семечек
Сожру все семечки, и будь что будет! Проглотил, не прожевав как следует.
Ничего не менялось, в комнате замерла тишина, которую нарушали звуки раздутого живота.
– Какой же я осел! Сколько зла расплескал, и ведь не замечаю его… Может, миру станет легче без такого кретина… Нажрусь до потери пульса, все равно никому не нужен, да и пользы от меня мертвого больше.
Стал есть и есть, до тошноты. Пища из заказа все не заканчивалась, залил по самое горло остатки вина, а затем в надежде, что поместится еще – встал, больше не лезло.
Шагнуть не получилось, что-то словно закипело в брюхе, а затем надорвалось, голова закружилась, потемнело в глазах, упал.
Очухался в пустынном мраке, лишь фигура человека рядом.
– Ад, что ли?! Доигрался…
Фигура повернулась к нему:
– Мишенька! Ты меня не помнишь внучек – я твоя бабушка!
У мишки душа ушла в пятки, правда, теперь он сам стал словно душой, но ощущал необыкновенный стыд и волнение.
Это была та самая бабка, что смотрела на него с кошачьим блеском в глазах, та самая, которую он обидел у остановки.
– Что ж я наделал! Прости…, поздно…
– Еще есть время, внучек, – бабушка погладила его по лохматой голове, – ты попробовал свои семь смертных семечек – семь страстей. Узнал наяву, каково жить с демонами и как хорошо бывает уйти от них через горькую таблетку – исправление себя! Не беспокойся, ты лишь в глубокой коме, не умер. У вас это называют – клиническая смерть. Очнешься – вылечи ногу, а затем и за душу принимайся, а мы тебе поможем, – бабушка посмотрела куда-то далеко вверх, где поблескивал свет.
Держись Мишутка, все будет хорошо!
Открыл глаза и вдохнул как мог, со стоном и болями по телу, рядом кто-то охнул и шлепнулся.
Лежал на холодном металле, на голом животе простынь, рядом белесые трупы.
Прохрипел:
– Морг?
