Роман Емельянов
Вата, или Не все так однозначно
Оформление серии – Петр Петров
Беляев
Добравшись до кабинета, я первым делом включил компьютер и попросил принести кофе. Секретарша принесла еще и свежую прессу, письма, договор на подпись.
– К вам там пришли, Андрей Константинович.
– Кто?
Ненавижу утренние визиты. Первые два часа предпочитаю просматривать газеты и журналы, блуждать по Интернету, постепенно погружая себя в социальную жизнь. А после предыдущих переговоров вообще хотелось забыть обо всем и выпить водки в любимом замшелом баре в подвале неподалеку. Но он, к сожалению, еще закрыт…
Она протянула мне визитку.
– Роман Николаевич Беляев, – прочитал я. – Общественный фонд «Гармония». Вице-президент.
На визитке были изображены рукопожатие и белый голубь. Я улыбнулся, вспомнив девяностые и наш креативный прорыв с фондом «Доверие». Похоже, здесь потрудились наши единомышленники. Никакой информации из такой визитной карточки выудить нельзя, но она подсознательно вызывает чувство доверия, и вместе с тем складывается ощущение, что принадлежит человеку серьезному.
– Юлечка, дай мне пять минут на кофе и при- глашай.
За это время я успел расправиться не только с напитком, но и выкурить сигарету.
Хозяин визитки оказался человеком достаточно молодым, подтянутым. На нем был приличный синий костюм, держался он уверенно – протянул руку, представился и без приглашения сел на ближайший ко мне стул, поставив рядом спортивную сумку, которая входила в конфликт с остальными аксессуарами и как бы взывала к окружающим: «Немедленно замените меня на Луи Виттон!»
– Чем могу быть полезен? – Я предложил ему закурить, он отрицательно покачал головой, я закурил сам. – Не возражаете?
– Курите на здоровье, – улыбнулся он своей банальной шутке. – Я бросил, но с удовольствием смотрю на то, как другие убивают себя. Но пришел не за тем: мы нуждаемся в ваших услугах.
– Я весь к вашим услугам. Что будем продвигать? Что вас интересует? Наружная реклама, радио, телевидение, пресса, Интернет, спецпроеты, BTL? Любой каприз за ваши деньги! – Я забрасывал удочки, пытаясь понять, как общаться с клиентом. К каждому человеку необходим индивидуальный подход. И сделать это нужно максимально быстро, буквально в первые секунды разговора. Кто-то любит юмор, кому-то надо льстить, кто-то клюнет на пафосный и серьезный диалог. Роман Николаевич Беляев оказался клиентом непростым. Визитка предполагала серьезную беседу, но его поведение и бородатые шутки обещали диалог легкий и непринужденный. Я ждал: за что из сказанного мной он зацепится – за формальную составляющую или шутку в конце, чтобы далее развивать общение в определенном русле. Но тот ни на что из вышеперечисленного не отреагировал.
– У вас же нет специального образования в рекламной индустрии, Андрей Константинович? – У посетителя был явно свой план развития разговора.
– Нет, но, если это так важно, я могу вам посоветовать несколько рекламных агентств, которые возглавляют люди с дипломами. – Постарался, чтобы это прозвучало шутливо. Но он не клюнул.
– Полагаете, образование – вещь необязательная?
– Как вам сказать, – я перешел на серьезный тон, – образование, конечно, вещь необходимая. Она дает определенный инструментарий, набор знаний и официальный билет на поезд. Но в то же время, когда вам нужна помощь или вы ищете сотрудника, в его диплом вы смотрите в последнюю очередь. Что такое менеджер? Это определенный набор качеств: дисциплина, организованность, исполнительность, стратегическое мышление, порядочность, корпоративная преданность… Если вам нужен продавец, то ему грош цена без обаяния, целеустремленности, актерских способностей и т. д. и т. п. Нужен креативщик? Ищем нестандартные мозги, в меру парадоксальное мышление, юмор, вкус… Может ли обладатель всех этих качеств не обладать дипломом? И может ли обладатель диплома не обладать ни одной из столь важных черт? И что важнее для дела – талант или бумажка? – Беляев пристально смотрел на меня, понимая, что вопрос риторический. Я продолжил: – Скажу вам так – руководитель или специалист по кадрам, который принимает решение, опираясь на листок с институтскими оценками, с моей точки зрения, человек сам по себе скучный и бесталанный, но наверняка обладает красным дипломом. Так чем мы можем быть полезны? – Я потушил окурок.
– Надо продвинуть бренд.
– Продолжайте.
– Вы в курсе событий, которые сейчас происходят в Украине?
Я постарался не выдать удивления. Судя по всему, речь пойдет о политике, а применение предлога «в» указывало, как минимум, на симпатию определенной стороне.
– Да, на Украине сейчас бардак… – как бы невзначай забросил я наживку, но гость, как и в предыдущих случаях, ее проигнорировал.
– Поверьте мне, пройдет совсем немного времени, и установится порядок, новый порядок. Но готовиться надо уже сейчас. Нам нужен креатив. Бренды. Как положительные, так и отрицательные.
– Вы хотите создать негативное отношение к чему-то?
– Точно.
– К чему?
– Я не могу рассказать вам всего, пока вы не возьметесь за работу.
– Я так не работаю. Мы не в казино. Втемную невозможно понять, в моих ли это силах и законно ли это.
– Это хорошо оплачиваемо. Наличными. Лично вам. Конкретно это – аванс, – Беляев поставил на стол сумку, расстегнул. Я невольно подался вперед и заглянул в раскрытую пасть неизвестности. Оттуда на меня пялились аккуратно сложенные пачки долларов. Около пятисот тысяч, на глазок прикинул я.
– Предложение серьезное. – Я невольно вытер вмиг вспотевшие ладони о джинсы.
– Серьезное, – Беляев был непробиваем.
– И опасное.
– Почему?
– Что-то мне подсказывает, что удачное его выполнение может войти в конфликт с интересами… – Я пытался подобрать слово, но ни «страны», ни «России» не клеились и казались чересчур громкими, – с интересами в общем.
– Поверьте, если все получится, то мы в первую очередь будем заинтересованы в том, чтобы ни одна живая душа не узнала о том, что это некий искусственно созданный продукт. Напротив, мы приложим все усилия, чтобы скрыть ваше участие, и рассчитываем на взаимность. Более того, в случае успеха бюджет будет увеличен, а ваша личная премия будет очень щедрой.
– А в случае неуспеха? – Мысленно я прикидывал, сколько из денег, лежащих на столе, мне придется пустить в дело, а сколько я смогу отнести в ячейку.
– Хочется верить только в благополучный исход. У вас серьезный опыт, и не такие задачи решали. Но, если вдруг вы потерпите фиаско, обещаю, никаких претензий к вам не будет.
Я закурил. Проклятый Беляев загнал меня в угол, в темный и пыльный угол алчности. Он все четко рассчитал и, вероятно, выбор пал на меня не только по причине таланта, но и в результате анализа моего образа жизни. Отказываться от таких денег глупо. Как говорила моя бабушка: «Бьют – беги, дают – бери». Правда, еще она говорила: «Не зарекайся круто срать, как бы дристня не прохватила». А эта история могла закончиться плачевно. Черный нал… Опасные деньги и странное задание. Рассказать об этом Маше? Поставить в курс дела главного акционера? И что тогда будет? Придется отдать львиную часть денег? Или того хуже, она откажется. Еще бы, с ее-то государственным супругом. И все? «Извините, но мы вынуждены отказаться от чемодана денег, отдайте его кому-нибудь менее разборчивому!» Конечно, нет. Может, я шел к этому делу всю жизнь! Может, это и есть тот самый шанс вырваться, улизнуть, взлететь над крышами и вернуть самого себя, вернуть свободу. В конце концов, они пришли не просто в контору, они пришли ко мне, именно ко мне, им нужен я, мой талант, а мне нужны их деньги, так зачем нам посредники?
Беляев смотрел в окно, не мешая моей внутренней борьбе, словно понимая, что со мной происходит. Вот же гад.
– Я согласен, – произнес я, возможно, чуть эмоциональнее, чем следовало.
– Прекрасно! – Роман Николаевич просиял. Он вдруг резко переменился, сдержанность слетела с него, словно от порыва ветра. – Спасибо вам большое! Огромное!
– Но мне нужно четкое тэзэ.
– Конечно! – Беляев подскочил ко мне и начал трясти мне руку. Создавалось ощущение, что это я сделал ему огромное одолжение и вывалил перед ним кучу денег. – Я свяжу вас с Антоном Пасичником, это наш маркетолог, он будет держать связь с нашей стороны и все детально обрисует. Еще раз огромное спасибо!
Беляев, наконец, закончил трясти мою конечность и стремительно двинулся к выходу.
– Простите, – окликнул его я, – вы забыли… тут…
– Это ваше, это на старт, – бросил он через плечо и вышел из кабинета.
Звонкая тишина повисла в кабинете – так бывает, когда после взлета самолета закладывает уши. Я таращился на сумку. Сумка таращилась на меня. В дверь постучали, я резко закрыл гигантский кошелек и кинул его под стол.
– Да?
– Андрей Константинович, – Юля заглянула с пустым подносом, – можно чашку забрать? – Я кивнул. – К вам там еще рвется на прием Андрей Чижов.
– Нет! Никаких Чижовых! Мне надо поработать, подумать в тишине, ни с кем не соединяй!
Юля вышла, я тихо подошел к двери и закрыл изнутри на ключ. Почему-то на цыпочках я подошел обратно к столу, извлек сумку, открыл и пересчитал деньги. Семьсот. Семьсот тысяч долларов США. Я аккуратно вернул пачки на место, а сумку под стол. Сел в кресло. Надо остыть и подумать. Задачу я понимал пока слабо, но было очевидно, что для ее выполнения надо собирать специальную команду. Команду из преданных людей, способных держать язык за зубами, которые при качественной мотивации будут выдавать блестящие идеи.
Дверная ручка задергалась.
– Юля, я же сказал: «Никого»! Я работаю! Важный клиент!
– Андрей, сделаешь для меня исключение? – Этот голос я узнаю из миллиона других. Маша. Я поспешил открыть дверь.
Мария вошла, нет, вплыла в кабинет. Годы не делали ее старше, они делали ее иной. Она не старела – менялась. Из куколки, угловатого создания превратилась в великолепную бабочку. Размах ее крыльев, красота узоров… И она могла быть моей. Да нет, это просто сон, иллюзия, мираж.
– Андрей, ты работаешь над чем-то важным? – Мария Викторовна уселась в мое кресло и любезно предложила мне занять гостевой стул, еще хранивший тепло Беляева.
– Да… Полно заказов.
– Ты что-то говорил о важном клиенте.
– Водка. Сменился хозяин у «Кремлевской Необыкновенной». Я знаком с новыми владельцами, им нужно с нуля разработать брендбук, продумать правила цитирования, рекламную кампанию.
Маша улыбнулась. Поверила. Спустя годы она продолжала получать радость от работы. Я объяснял это тем, что она не нуждалась в деньгах и поэтому сохраняла чистоту восприятия творческого процесса и мира в целом. Мол, будь я так же богат, и я бы относился к труду, как к хобби. Хотя на деле это было скорее чертой ее характера, частью сущности. Она умела оставаться собой в любых обстоятельствах. Может, ей это было дано от рождения, а может, она воспитала в себе эти качества. Я знаю мало таких людей и себя, например, не могу отнести к их числу. Особенно себя. Большинство «человеков разумных», кажется, имеют родственные связи с хамелеонами, меняясь соответственно внешним обстоятельствам и своей роли в них. С иными приходится знакомиться несколько раз. Когда у них проблемы или ты им нужен, они мягкие и компромиссные, услужливые и щедрые по отношению к тебе. Случись же в их жизни счастливый поворот, они проходят мимо и не узнают тебя, легко забывая все, что ты для них сделал. Эта амнезия – очень удобная штука, позволяет экономить силы и сохранять здоровый глубо- кий сон.
«Хорошо, что я ей про водку вчера ничего не рассказал, а то пришлось бы на ходу что-то изобретать» – пронеслось у меня в голове.
– Хорошая новость! Уверена, ты придумаешь что-то необычное, – Маша оживилась, задвигалась и задела ногой сумку под столом. Удивилась: – Ты начал заниматься спортом?
– Все обещаю себе… с понедельника.
Маша вскочила и пошла к выходу, по дороге хлопнув меня по плечу:
– Уже вторник! И раз уж ты в понедельник идешь в спортзал, бросай курить, у тебя тут дышать нечем. Жду хороших новостей по «Кремлевской»!
И Маша исчезла так же ярко и внезапно, как и появилась, оставив тонкий шлейф вкусных духов, который я автоматически потянул носом. «Килиан».
Кейс № 1. Водка
Когда к власти пришел Горбачев, в стране вообще, а в моем дворе в частности, зародились свобода, гласность, разруха, сухой закон и кооперативное движение. Соседний же двор стал центром мира, потому что по какой-то иронии судьбы практически в каждой квартире именно этого дома жила бабушка, готовая производить и реализовывать алкогольную продукцию. И нарекли место сие «Пьяный дворик». Хочу отметить тот факт, что ни один из моих знакомых ни разу не отравился этим пойлом, употреблено коего было весьма и весьма немало. Даже ваш покорный слуга нет-нет, да и забегал между или вместо уроков в этот «дворик», дабы скоротать за ближайшими гаражами несколько часов и отполировать свой взгляд на мир до того состояния, в котором он переставал вызывать отвращение. Если везло, удавалось сдобрить этот пир батоном горячего хлеба, который нам отпускали за десятую часть цены вороватые грузчики на ближайшем хлебозаводе, а иногда получалось раздобыть и парочку целых сигарет. Впрочем, окурки никто не отменял. В то время найти хороший окурок было не так уж и просто. Когда случается кризис, люди начинают тщательнее уничтожать любые продукты. Бутерброд, который мог быть не доеден еще пару лет назад, исчезал без следа, и даже крошки со стола шли в ладонь, а потом в рот; бутылку молока или пива после опустошения еще долго трясли над открытым ртом, выдавливая последние капли, а сигареты курились не то что до фильтра, но часто и вместе с ним. Поэтому хороший окурок был в то время на вес золота. Если таковой и валялся на асфальте, то недолго. Их подбирали бабушки, складывали в стеклянные банки и продавали у метро.
Водки всегда мало. Ее бывает довольно только, когда пить либо не хочется, либо здоровье уже не позволяет. Раздобыть денег на новую бутылку в то время было непросто и в ход шли различные ухищрения. Например, мы разбивали лампы дневного освещения, брали белый химически опасный порошок с внутренней стороны стекла и пальцами втирали его в медные монеты. Через пару минут они становились серебряными и только «решка» позволяла отличить три копейки от двадцати, а две от десяти, так как размер у них был абсолютно одинаковый. С этими монетками на ладошках, «орлами» к небу, мы и бегали у таксофонов, останавливая прохожих просьбой разменять, мол, «позвонить очень надо». И пятнадцать копеек превращались в рубль, если тебя не ловили и не отводили в милицию, конечно. Впрочем, по дороге в ближайшее отделение всегда можно было спастись, пустив слезу и пожаловавшись на непростую жизнь, отца-алкоголика и нищету.
Но рано или поздно наступал тот горький миг, когда и пятнадцати копеек было не сыскать. Я помню его, я и сейчас могу ощутить его буквально физически. Вот мы с Мишкой сидим на гараже, ошалело смотрим на мир, и начинаем понимать, что спасительный эффект опьянения постепенно испаряется, возвращая нас в серую реальность. Мишка был моим лучшим другом и вообще лучшим человеком, которого я тогда знал. Мы понимали друг друга с полуслова.
– Андрюх…
– Нет.
– Вообще?!
– Может, четыре копейки…
– Фигово…
– Да…
Несмотря на то, что денег не наблюдалось, мы все равно были счастливы и почему-то уверены, что эта проблема каким-то образом решится. И она всегда решалась. Приходил какой-то знакомый, и у него случайно была горячая буханка хлеба, за которой его мать отправила в магазин и которой не суждено было попасть на обеденный стол, или это была сгущенка, или просто деньги. Мы не беспокоились о завтрашнем дне. Нас не заботило даже то, что может случиться в ближайший час. Мы сидели на старом ржавом гараже, свесив ноги, и глазели на проезжающие машины. Где-то там, за стенами министерств и государственных дач медленно умирала огромная великая держава, а мы были юны, трава была бесконечно зеленой, а дни были очень-очень длинными, настолько, что в них находилось время абсолютно для всего, даже для первых ростков здравых рассуждений.
– Миш…
– А?
– Задачка. В каждой квартире этого дома гонят самогон. Как ты думаешь, сколько в среднем зарабатывает каждая бабка в этом доме?
– По-разному, – Мишка поморщил лоб, – все зависит от этажа.
– Этажа?
– Ну, да… Дом пятиэтажный, без лифта. Водка у всех в общем-то одинаковая. На фига переться на второй этаж, если можно получить то же самое на первом?
– Логично. Тем более большинству и первый этаж дается не сразу…
Миха достал из кармана горсть семечек и половину отсыпал мне. Я попробовал съесть несколько штук, но сдался и вернул их Мишке, завистливо глядя, как он их ловко щелкает и мастерски сплевывает лишнее.
– Не умею есть семечки. Что-то с ловкостью языка не то. Дистрофия языковых мышц… Языковой барьер, так сказать.
– Ты слишком много книг читаешь.
– Мне нравится. Особенно фантастика.
– Сейчас бы водки достать… Вот это была бы фантастика.
– Нет ничего невозможного. Вот я сейчас читаю про чувака, он в общем попал в такую специальную школу для особенных людей, они там умеют летать и все такое…
– Тоже мне особенные, – Мишка хмыкнул. – Я вчера Тохе Тихомирову на лестнице такой пендаль дал, что он летел, как истребитель, хоть и не особенный нифига…
– Блин! Дослушай. В этой школе их еще учат читать мысли, но один из главных уроков – на внимание и сосредоточенность. Ему учитель говорит: «Вот тебе ручка. Обычная шариковая ручка. Изучи ее до мелочей и приходи». Ученик целый час сидел, рассматривал ручку со всех сторон, пришел к учителю, типа все. А тот задал ему пару вопросов про ручку, а он ответить и не может…
– А покороче книг у тебя нет?
– Да все уж почти, потерпи. Целый день, короче, сидит – ручку рассматривает, то царапинку новую найдет, то вмятину… Учитель его под вечер спрашивает: «Готов?», а тот ему: «Нет, дайте мне еще пару дней».
– Охренеть. Вот люди с пользой время проводят, пока мы здесь…
– Мих, я так понял, что если сосредоточиться на чем-то и внимательно изучить вопрос, то можно решить любую проблему!
– Это да… У тебя ручки нет взаймы? А то я свою до дыр уже засмотрел! – Миха заржал, и мне стало как-то обидно. Хмель еще не окончательно выветрился и настойчиво, наперегонки с мочой бил в голову.
– Вот я щас сосредоточусь и придумаю, как раздобыть пузырь.
– На что спорим, что ты сосредоточишься и в лужу пернешь?
– Если я проиграю… То поцелую Лизку Шкерину! – Лизка была самая красивая девчонка в районе. Я с ней и заговорить-то боялся.
– А я? – подзадоривал меня Мишка.
– А ты тоже, если проиграешь, ее поцелуешь! – Я протянул руку. Он крепко сжал ее, а второй разбил, закрепив факт спора.
– Вообще-то я с ней уже целовался, – Миха сплюнул последнюю порцию шелухи и, отряхнув ладони, спрыгнул с гаража. – Но слово – не корова! Тащи пузырь.
Я аккуратно слез вниз, повисев сначала на руках и задумчиво осмотрев «пьяный дом». Там, в тишине однокомнатных квартир, в полумраке пыльных комнат таилось несметное количество «пузырей». А мне был нужен всего-то один. Глубоко вдохнув пряный воздух летней Москвы, я зашагал в сторону ближайшего подъезда. Мишка весело присвистнул мне в спину, то ли подбадривая, то ли издеваясь.
Спустя полчаса я вынырнул из сырой пасти подъезда. Мишка ждал меня, сидя в песочнице, ковыряясь в песке забытым кем-то совочком. Заметив меня, он удивленно замер. Моя рубаха сильно топорщилась, явно скрывая что-то под собой. Миха встал.
– Что?
– Целуйся со своей Лизкой!
– Брешешь! – Но голос Михи не звучал уверенно, а взгляд сверлил рубаху, словно пытаясь заглянуть сквозь волокна ткани и полиэтиленового пакета. Я торжественно пригласил его заглянуть мне за пазуху и увидеть не только три бутылки водки, но и пару соленых огурцов, немного кислой капусты в прозрачном пакетике, завязанном на узелок, да в придачу половинку бородинского.
Уже через минуту мы сидели за гаражами, Мишка достал из кармана складной стаканчик и, встряхнув его, протянул вперед, я же аккуратно выковырял пробку и на треть наполнил его. Миха взял в другую руку огурец, резко выдохнул, опрокинул стакан, выждал пару секунд, поморщился и сначала понюхал огурчик, а после аккуратно откусил небольшой кусок, отломил черного хлеба, засунул кусок целиком в рот и налил мне.
– Рассказывай.
– Наша бутылка только одна, – я выпил свою порцию и запустил пальцы в капусту, – две мне понадобятся для… В общем, еще не очень знаю, но будут нужны.
– Колись, что ты сделал? Замочил старушку? Ты стер отпечатки пальцев? Она сопротивлялась?
– Ну, я вот что решил…
– Нет! Только не говори мне, что ты ее трахнул! – Мишка заржал. – Конечно, это проще, чем поцеловать Лизку, но я не уверен, что мы останемся после этого друзьями!
– Идиот! – Я тоже хохотал, алкоголь уже стукнул своей веселой кувалдой по моему юному мозгу, и пришла эйфория от успешно проведенной операции. – Во-первых, она не такая и старая. Ей всего шестьдесят четыре где-то. А во-вторых, я ей не понравился и пришлось искать другие варианты.
– Какие? – Мишка выпил вторую стопку, достал из-за уха сигарету, зажег спичку о подошву и прикурил. На людей, которые не знали, что к ботинку приклеен «черкаш», этот трюк всегда производил впечатление. – Не томи!
– В общем, идею дал мне ты, – Миха удивленно вскинул бровь, – я поднялся на последний этаж, позвонил в первую попавшуюся квартиру, точнее постучал, звонок не работал…
– К черту подробности!
– Дверь открыла милая старушка. – Я не спеша налил водки, выпил и закусил, растягивая удовольствие от всепоглощающего внимания и нетерпения Михи, вытащил у него изо рта сигарету, затянулся. – Мы с ней познакомились. Знаешь, у нее дети и внуки такие сволочи! Вообще ее не навещают и деньгами не помогают, вот она и гонит…
– Это ты гонишь, давай уже к эндшпилю! – Я недавно научил Мишку играть в шахматы, и он гордился знанием шахматной терминологии.
– Короче, предложила мне выпить чаю, пирожками угостила, вкусными, кстати. Ты был прав. Клиенты до пятого этажа доходят редко, поэтому торговля у нее идет не очень, одна-две бутылки в день. А этих бутылок у нее, я тебе скажу… Полкухни заставлено. Короче, я предложил помочь. Сказал, сделаю так, что она будет продавать минимум вдвое больше. Договорились, что если это действительно произойдет, то она мне в качестве оплаты будет давать одну бутылку в день. Вот, собственно, и все.
– А эти три она с чего тебе дала?
– Ну, я ей сказал, что мне нужна пара бутылок для осуществления плана, ну, а потом сказал, что лучше три. И она дала еще бутылку, а потом сказала, что я на внука ее похож и что закусывать надо обязательно. Вот.
– Класс… – Мишка допил водку, откинул ногой пустую бутылку и потянулся ко второй. – Как говорится, между первой и второй…
– Не, Мих, стоп! – Я отодвинул пакет от него подальше. – Реально может понадобиться.
– Ты сбрендил? – Миха смотрел на меня, вытаращив глаза. – Тебе реально, то есть нереально повезло. Забудь про эту бабку, поржали и хватит!
– Не, Мишк, я так не могу. Я должен хотя бы попробовать ей помочь.
– Ты че, один ее хочешь выпить? Или к Лизке с ней завалиться? Так она тебе все равно не даст, – Мишка завелся, решив, что я хочу его как-то надуть.
– Да нет, ну правда, хочу помочь. Я ей вроде как слово дал…
Мишка обиженно вытер губы и, демонстративно громко сплюнув, развернулся и зашагал прочь:
– Иди ты в жопу! Тимуровец…
Я остался сидеть на покосившемся деревянном ящике, размышляя о бренности всего сущего, о мимолетности радостных мгновений и тяжести неизменно приходящей следом грусти, ну, и о том, как увеличить продажи Александры Федоровны из восемнадцатой квартиры.
Мама жарила картошку. Я сидел за кухонным столом и, урча пустым животом, предвкушал скорый ужин. Масло скворчало на чугунной сковородке и иногда плевалось, пытаясь ошпарить. Фантастический запах витал в кухне и сводил меня с ума. Отец сидел напротив, разгадывал очередной кроссворд. Рядом лежал свежий номер «Крокодила» на «после ужина». Иногда он озвучивал вопросы вслух, как бы давая нам с мамой шанс проявить себя. Но мы им не пользовались. Мама потому что была занята готовкой, а я был увлечен разработкой плана по продвижению нового бренда «Александра Федоровна» в среде алкашей. Конечно, таких слов как «бренд» и «продвижение» я тогда еще не знал, но цели были очевидны.
– Па-а-ап, – нарушил я молчание.
– М-м-м? – не отвлекаясь от кроссворда, промычал отец.
– Скажи, ты водку любишь?
Отец оторвал глаза от газеты. Он почти не пил и был уверен, что давно привил и мне ненависть к алкоголю.
– А что это тебя вдруг водка заинтересовала?
– Да мы по химии недавно таблицу Менделеева проходили, – сочинял я на ходу, – так химичка говорила, что водку тоже он изобрел. Вот я все и думаю, зачем люди водку пьют? Она же невкусная. А как праздник, так она всегда на столе…
– Понятно, – объяснение вроде устроило, и папа решил ответить серьезно: – Понимаешь, Андрей, она конечно невкусная, но иногда, по праздникам… В Новый год там, или на день рождения… Когда хорошая веселая атмосфера… И под хорошую закуску, селедочку под шубой, к примеру, то можно.
– А как на природе хорошо идет! – воодушевившись, включилась в беседу мама. – Если в лесу да под шашлычок, у костерка, с дымком словно…
– Да-а! – подхватил отец. – И чтобы соленья всякие были, и свежий помидорчик, лучок… И пахнет сосновыми ветками, и шашлычок уже почти готов…
– Костя… – мама опомнилась первая.
Тут же и отец очнулся от фантазий:
– Но, в общем, это самое… Пить нехорошо, понимаешь?
– Конечно, понимаю, пап! Мам, у тебя картошка не сгорит?
– Ох ты… Точно! – и все засмеялись.
И мы сидели втроем на кухне, ели подгоревшую картошку. И она была очень вкусная. Потому что сейчас так картошку никто не жарит – соломкой, до корочки. И потому что это был один из немногих тихих вечеров в семье, когда все вместе за одним столом. Хотелось поставить время на паузу. Тогда никто ни на кого не кричал. Вечер в семье, существованию которой было отведено совсем немного времени. Незримая трещина уже пробежала между мужчиной и женщиной, и остановить ее разрушающий рост было невозможно. Но тогда я этого не знал. Зато я точно знал, что буду делать завтра…
На следующее утро мы с Мишкой принялись за работу. Конечно, сначала помирились. Это была чудесная пора, когда ссоры вспыхивали на ровном месте, казались неисправимыми трагедиями, но гасли так же молниеносно, без последствий и осадка.
Прихватив «промоматериалы», то есть водку, пластиковые стаканчики и хитрые физиономии, мы уселись в «Пьяном дворике» на лавочке. Это была настоящая засада. Мы наблюдали за происходящим вокруг и классифицировали людей, появлявшихся в нашем поле зрения. Поток жаждущих смочить горло уже к одиннадцати утра был довольно плотным. Люди ныряли в сырые дебри подъездов и выныривали оттуда спустя пару минут с добычей. Кто-то сразу спешил прочь, ибо имел план – где, с кем и когда опустошить приобретенное. Кого-то прямо здесь поджидала компания из двух-трех человек, и они, не откладывая столь приятное действо «на потом», укрывались либо за гаражами, либо занимали одну из лавочек. Попадались и одинокие волки; выходя из подъезда и щурясь на солнечный свет, они оглядывали окрестности в поисках компании, к которой можно было бы присоединиться. Было много завсегдатаев, которые зачастую даже не знали друг друга по именам, но встречались в этом дворе только для того, чтобы залить печаль, поругать Горбачева и снова разойтись по своим домам и работам. Еще одна категория, заинтересовавшая нас, – «халявщики». Это были люди, как правило с наиболее пропитыми лицами, не имеющие достаточно собственных средств для покупки водки. Они отирались около компаний, вливались в подслушанные разговоры в надежде на то, что будут приняты в «общество» и получат свою дозу. Это именно те персонажи, что первыми откликаются на вопрос: «Кто сбегает еще за одной?»
Понаблюдав за всем этим со стороны и обозначив первые цели, мы с Мишкой разделились на две оперативные группы по одному человеку, вооружились бутылкой водки и, поклявшись тратить ресурсы экономно, отправились на первую в нашей жизни промоакцию.
Механика действий была проста: мы внедрялись в компанию, поддерживали беседу, рассказывали пару заранее подготовленных ударных свежих анекдотов про Михаила Сергеевича, угощались водкой уже симпатизирующих нам людей, морщились и критиковали ее, и главное – рассказывали о том, что не вся самогонка в «Пьяном дворе» одинакова. И несмотря на то, что внешне все бутылки похожи, содержимое разнится по качеству. Мы предлагали не закусывать сразу после выпитой рюмки, а прочувствовать всю «сивушность» послевкусия разбавленного водой спирта «Рояль». Мужики нам начинали вторить, что это действительно безобразие, травят нашего брата, а с другой стороны – куда деваться, сухой закон и бла-бла-бла, Горбачев, бла-бла-бла, будь он трижды бла-бла-бла. И в этот момент мы с хитрым выражением лица выуживали из-за пазухи, словно кролика из шляпы, свои 0,5 от Александры Федоровны. Смотрите, мол, купили домой на праздник, но по нескольку капель для пробы, чтобы наши новые друзья почувствовали разницу, просто обязаны налить. Мужики смотрели на нас недоверчиво, а мы, разливая по стаканчикам, вешали им лапшу на уши про то, что есть тут одна бабка, которая не просто сивуху гонит, а подходит к этому процессу «сверхтехнологично и с душой», кроме всего прочего, она настаивает свой продукт на сосновых ветках, отчего водка даже отдает «легким дымком костра» (все рекламные «месседжи» я подцепил из вчерашнего общения с родителями).
Удивительно, какой силой самовнушения обладает человек. Большинство наших болезней, депрессий, да и положительных эмоций – следствие волшебной способности мозга внушить себе самому все, что угодно. Стоит лишь краем уха услышать о существовании какой-то новой болезни, и наш мнительный разум начинает внимательно прислушиваться к организму в поисках подходящих симптомов, и, разумеется, тут же их находит, при этом зачастую с радостью, мол, «Ну, я же так и знал!». Эта чудесная человеческая способность была описана еще Джеромом К. Джеромом в его знаменитой книге, про «Мнимого больного» я и вовсе молчу.
Один известный продюсер как-то мне сказал, что человеку для борьбы с мнительностью необходимо регулярно и много пить: «Алкоголь, Андрей, лучший антидепрессант. Он расслабляет и тормозит летящее на автопилоте желание искать в себе недуги физического и психологического свойства. Пей, проживешь дольше».
Реклама, точнее, правильно приготовленная реклама – продуманная и талантливая, действует на нас точно так же. Она роняет зерно, а плоды мы взращиваем сами. Она запускает механизм, который заставляет нас начать убеждать самих себя в том, что нам что-то очень нужно, просто жизненно необходимо. Итогом работы этого механизма рано или поздно становится покупка. В тот летний солнечный день мы впервые стали не только свидетелями этого процесса, но и его инициаторами. На наших глазах происходило чудо. Любители, я бы сказал даже «профессионалы», алкопотребления начинали находить в нашей, ничем не отличающейся от любой другой, водке оттенки и вкусы, о которых мы им говорили. Более того, запущенный агрегатор самоубеждения самостоятельно наращивал обороты и продолжал работать уже в автономном режиме. Наши собутыльники начинали додумывать и придумывать все за нас. Кто-то умудрился помимо «сосновых веточек» и «дымка костра» распознать «привкус пшеницы», кто-то авторитетно заявил о «правильной очистке воды», Михалыч из соседнего двора многозначительно прищурился и сказал, что слышал, дескать Александра Федоровна из восемнадцатой до перестройки работала на ликеро-водочном и знает все тонкости производства, мужики активно закивали, а я мысленно отметил, что это хорошая тема, которую стоит развить в будущем.
