Роман Маркин
Тело на кровати
– Да чем мне тебя кормить-то! Еды нет!
– Совсем что ли дура!?
– Я для кого работаю!
– Да где ты работаешь-то, ты только и делаешь, что пьёшь! У нас сын со вчерашнего вечера ничего не ел!
– А ты не ори на меня! Поняла! Не ори! Ты себя кем возомнила, ты лишь баба, которая только и может рожать и жаловаться! Ты не знаешь, что такое тяжёлый труд. – Киселёв уже начал визжать и махать руками. Он тут же остановился, как увидел сына, выходящего из комнаты
– О, сынок, ну-ка пошли отсюда!
– Пап, зачем? И чего ты кричишь, раннее утро только
– Давай без лишних вопросов, одевайся, идём!
– Костя, нет, не нужно, пусть он останется дома! – воскликнула Настасья. – На улице же холодно, а сын твой в рванье!
– А ты, мать, не ори, он уже мужчина, пусть закаляется. В гневе Киселёв схватил тонкую руку мальчишки и вышвырнул за порог, и сам вышел. Запер дверь, пока Настасья кричала им вслед. На сыне Киселёва была лишь старая рваная рубаха, штаны, которые больше походили на лохмотья, и поршни (низкая обувь, изготовленная из одного куска кожи). Константин Киселёв беспощадно тащил сына в сторону рынка и даже не смотрел на него. У него были стеклянные глаза, уставленные в одну точку. Киселёв притащил сына на рынок и велел ему стоять, пока не продаст десять вещиц. На улице стоял дикий мороз, свистящий ветер пронёсся по телу сына и замедлил кровь. Простоял он там целый час, пока не вернулся отец. Он был ещё пьянее обычного
