Роман Воронов
Ответы
Фотограф и Часовщик
Лица, лица, лица. Бесконечные гримасы, ухмылки, замороженные улыбки, остекленевшие глаза, сведенные скулы, безжизненные, в жалких попытках представить себя лучше и от того нелепые, будто глиняные слепки, пугающие видом посмертных масок с подвижными глазами и, пусть и прерванным, но дыханием.
Господи, какими же прекрасными они становились, когда он, их неожиданный повелитель, произносил – снято. Расслабленные лицевые мышцы возвращали истинное выражение глазам и губам, а выдох преднамеренно задержанного внутри легких облака обмана, сменялся счастливым вдохом новой порции жизни.
Лица, лица, лица. Какой пыткой оказалось его ремесло, каким душевным напряжением наполнила работа бытие мастера, какой халтурой обернулось искусство пойманного в сети объектива момента. Фотограф страдал вместе с клиентом, ерзающим на стуле перед ним, дрожащие руки прихорашивающейся перед зеркалом модницы заставляли трястись его колени, ладони покрывались той же испариной, что высыпала на шее смущенного франта, а глаз начинал дергаться заодно с непоседой малышом, активно стремящимся вывалиться из материнских объятий на каменный пол салона.
Сегодня посетителей не было, Бог миловал. Такие дни случались нечасто, жгучее желание оставить на бумаге собственную физиономию, как правило, отбивала хорошая (или отвратительная) погода, дни выдачи жалованья (в этих случаях физиономии оставляли на столах питейных заведений) и, не приведи Господи, вторжение вражеских орд. Из перечисленного выше списка к нынешнему «пустому» дню подходило прекрасное, солнечное безветрие начала весны. Неторопливые шаги прохожих, детские восторженные голоса и запахи набухающих каштановых почек, едва задев уши и ноздри Фотографа, проплывали мимо студии, и колокольчик на входной двери хранил молчание до наступления сумерек.
Прелестный день, сказал сам себе мастер художественного снимка и, прихватив заношенный плащ, достал из нагрудного кармана сюртука хронометр на серебряной цепочке, доставшийся по наследству от отца. Мелодично щелкнула пружинка, крышка с гравировкой «остановись, мгновение» обнажила циферблат – все три стрелки, и часовая, и минутная, и секундная застыли на цифре двенадцать.
– Тьфу, – чертыхнулся Фотограф и захлопнул хронометр, – не работает, ну и мне пора.
Через два квартала, на углу, по пути домой ему каждый раз попадалась на глаза вывеска «Часовая мастерская». Небольшая витрина была уставлена, увешана, завалена часами, часиками, хронометрами, настенными часами с кукушкой и каминными мраморными мастодонтами с грузными, медными стрелками. Фотограф даже как-то разглядел в самом углу, зажатый меж двух пузатых будильников, украшенных натертыми до блеска шапками-колокольчиками, настоящий морской секстант.
Туда-то и зайду, решил он, может, еще открыто. Закрыв дверь (звонок над входом стряхнул с себя пыль впервые за день), Фотограф набросил на плечи плащ и засеменил вниз по улице, в надежде на то, что время, остановившее свое бег в его кармане, так же задержит на рабочем месте часовщика.
Часовых дел мастер ненавидел свой мир, беспрестанно тикающий, вечно куда-то спешащий, но беспричинно останавливающийся вдруг и оглушающий своей мертвенной тишиной.
Пружинки, колесики, рычаги, трибы, вилки, муфты, мостики, стрелки, циферблаты – многочисленные обитатели мастерской, собираясь воедино, запускали, как бы прорвав плотину, течение Времени, но разбежавшись, развалившись, покинув свое собрание, подобно разъединенным строителям Вавилонской Башни, переставали находить общий язык и превращались в кучку мелких деталей, закупоривая стальным наносом Реку Отсчета секунд, минут и часов.
Мастеру приносили трупы подданных Его Величества Времени, а он вдыхал в них механическую жизнь, отправляя обратно на службу, но при этом был несчастлив.
Спросите, от чего? Ответа Часовщик не знал и сам, возможно, многообразие форм единого по сути процесса (течения времени) не приносило многогранности осознания сути самого существования (мастера).
Часовщик засиделся допоздна, ему попался любопытный экземпляр каминных механических часов, совмещенных с песочной колбой. Судя по орнаменту отделки корпуса, механизм был выполнен на Востоке, к сожалению, мастер, изготовивший столь изящную и сложную вещь, не оставил клейма и даты, но произведение часового искусства явно тянуло на антикварную редкость. Удивительные часы принес давеча странного вида господин, возникший перед носом Часовщика из ниоткуда (видимо, мастер, увлекшись постановкой пружины на место, не заметил посетителя при входе).
Входная дверь хлопнула.
– Рановато, я еще не разобрался до конца, – проворчал Часовщик, снимая очки и распрямляя спину. В мастерской находился худощавый, среднего роста, уже не молодой человек в котелке и плаще.
Слава Богу, не тот, пронеслось в голове мастера, и он произнес скрипящим голосом:
– Чем могу, почтеннейший?
– Доброго вам… – посетитель задумался, что ответить, и наконец сообразил: – времени суток.
– У вас сломались часы, – догадался Часовщик.
– Совершенно верно, – кивнул господин в котелке. – Не взглянете?
Мастер внимательно посмотрел на слегка сгорбленную спину посетителя (профессиональная поза перед клиентом и у объектива), принявшегося судорожно вытаскивать из кармана неработающий механизм.
– Взгляну, но позже. – Часовщик кинул взгляд на чудо-часы, второй день ставящие его в тупик, и добавил: – Да и надо ли?
– Простите, не понял? – Фотограф сгорбился еще больше.
– Так ли необходимо человеку «тикающее» время в кармане, заставляющее спешить, когда не надо, и думать, что еще есть время, когда его уже нет, – философски ответил Часовщик, переворачивая колбу с песком в сложном творении рук неизвестного восточного мастера.
– Странно слышать от человека, окруженного подобными «обманщиками» и, более того, возвращающего их к жизни, то есть увеличивающего количество «лжи» в мире.
Фотограф развернулся к выходу, намереваясь поискать другую мастерскую, но Часовщик остановил его:
– Постойте, уважаемый, если относиться к набору валов и шестеренок как к регистратору, то и печали никакой. Смажу, поправлю, закреплю и запущу ваше, что у вас там, карманное богатство – пяльтесь в него, сколько душе угодно, а хоть бы и весь день, но имейте в виду, всякая вещь рано или поздно подчинит себе ее владельца, а хронометр страшен тем, что начинает управлять вашим временем, забирая себе не принадлежащую никому энергию.
Фотограф раскрыл рот, возразить Часовщику на предмет зависимости от собственного хронометра и прочих глупостей, покинувших только что уста мастера, как дверь отворилась и на пороге возник высокий, правильнее будет сказать, чрезмерно высокий, господин.
– Вообще-то энергия Времени принадлежит мне, – сказал он улыбнувшись и представился: – Хронос.
Часовщик тотчас признал в нем владельца артефакта. Рановато, подумал он снова и бросил взгляд на свои настенные часы – стрелки на бело-желтом циферблате показывали без четверти восемь.
– Смелое заявление, – удивленно заметил Фотограф.
– Позвольте усомниться, – поддакнул ему часовых дел мастер.
– Отнюдь, – парировал незнакомец, – если что-то существует в мире и этим нечто можно управлять, значит, можно и обладать.
– Вы не пробовали подчинить себе крик ночной птицы? – съязвил Фотограф, сложив пальцы обеих рук в «кадр» и прикидывая, с какого ракурса портрет этого странного, но колоритного господина вышел бы наилучшим образом.
Часовщик, считавший себя по определенным причинам приближенным к предмету разговора, осторожно заметил:
– Если время кому-то и принадлежит, то только Богу.
Высокий господин лучезарно улыбнулся:
– Это всеобщее заблуждение, там, где есть Чистый Творец, нет Времени.
– Коли господин Хронос осведомлен о столь высоких материях, не затруднит ли его поведать и нам о них? – не сбавляя насмешливого тона, спросил Фотограф.
– Извольте, – нисколько не смутившись, ответствовал незнакомец. – Дух, сущий Идеей, «получает» результат Идеи мгновенно. Создание чего-либо, перемещение куда-либо, растворение, проявление, отрицание, исправление – все происходит моментально, Здесь и Сейчас. Время как энергия на тонком плане «не успевает» проявиться, его (Времени) там просто нет. Время – атрибут проявленных планов, вне физических тел этой энергии не существует.
– Ничего не понимаю, – пролепетал Фотограф.
– Вы – фотограф, вы должны понять, – не переставая улыбаться, сказал Хронос. – Любое, малейшее перемещение физических тел относительно друг друга запускает, активирует энергию Времени. Физический план «рождает» Время, а Время приводит в движение (определяет их наличие) плотные слои. Один застывший кадр сменяется другим, сливаясь в последовательность фильма.
Он повернулся к Часовщику:
– Аналогично неподвижной стрелке на циферблате – нет поворота, нет Времени. Очень пластичная энергия.
Фотограф стоял неподвижно с разинутым ртом (ну чем не стоп-кадр), Часовщик же, почесав на затылке редеющие седые волосы, пробормотал:
– В общем ясно и весьма любопытно, но отчего Бог не владеет Временем?
Незнакомец развел руками:
– Идея самопознания Творцом самое себя осуществлена сразу же после манифестации Намерения, поэтому Все уже есть, но на тонких планах. При уплотнении Идеи, вернее, частей ее, смыслы, ее (Идею) составляющие, разворачиваются во времени, как лепестки, сомкнутые в бутоне, расправляются на солнце, повинуясь фотонастии, механизму, заложенному Создателем. Возьми Творец этот механизм управления в свои руки, и чистоты эксперимента не будет. Физический план – своеобразный проявитель Идеи, подтверждающий ее суть и Истину. Творец изначально как бы делает фотоснимок Идеи, а затем проявляет его с целью выявления нюансов, что и является собственно Самопознанием.
Величину обрушившегося на голову Часовщика знания можно было сравнить со вхождением в падающий с высоты водопад. Мастер обессиленно плюхнулся на скамью, Фотограф, как более молодой по возрасту, остался на ногах, правда, все еще с разинутым ртом. Некоторое время мастерская оглашалась мерным тиканьем многочисленных «фиксаторов» невероятной энергии, вся троица присутствующих замерла в картинной неподвижности, каждый в своей позе. Наконец отвисшая челюсть Фотографа шевельнулась:
– Значит, Богу известно все заранее, так вы утверждаете?
– Я утверждаю, дорогой любитель застывших ликов и магниевого порошка, – отозвался Хронос, – что Создатель экспонировал Идею молниеносно, но процесс проявления занимает время, ибо проходит на плотных планах, определяемое в том числе и вами.
Фотограф картинно ткнув пальцем в себя и Часовщика, вопросительно поднял брови.
– Всем человечеством, естественно, вместе с вами.
– Вот почему гадалки могут… – прошептал Часовщик.
– Гадалки, цыганки, колдуны, жрецы и прочие безработные ясновидящие способны распознавать негатив (заглядывать в будущее), но не могут абсолютно точно воспринимать еще не проявленный материал.
– А астрология? – вмешался Фотограф.
– Астролог основывается на предположении, что физические тела, подчиненные определенным законам, окажутся в известной точке (или находились в ней, если речь о прошлом) на снимке Идеи, и на этом строит видение картины мира в искомый момент.
Хронос посмотрел на Часовщика:
– Хронометр, испорченный ранее и восстановленный мастером, переводится в нужное положение и запускается, куда рука подведет стрелки. Часовщик и астролог – братья-близнецы в отношениях с энергией Времени, один с уверенностью полагает, что мир таков, другой, с не меньшей уверенностью решает, что таково время.
Незнакомец подошел к столу, на котором стояли его чудо-часы, симбиоз механического сердца и стеклянного тела, заполненного жизненной силой песка.
– Вы разгадали их секрет? – обратился он к Часовщику.
– Я проверил все, господин, они в превосходном рабочем состоянии, чинить в них нечего.
– Чинить их и не надо, – рассмеялся Хронос. – Это мой подарок вам обоим. Ты замечал, какое время показывает минутная стрелка, пока сыплется песок?
Часовщик утвердительно закивал головой:
– Десять минут, ровно.
– Хронометр показывает ангельское время, а каждая песчинка в колбе – земной год. Я – Хронос, хранитель энергии Времени, если на проявленном плане останавливается течение времени, я, сохраняя баланс, «убыстряю» его там.
Он показал пальцем на потолок. Фотограф и Часовщик как по команде направили свои взоры к подгнившим балкам, а «возвратившись» в мастерскую, обнаружили полное исчезновение загадочного господина.
Пораженные столь необычной манерой откланиваться, Фотограф и Часовщик переглянулись и развели руками.
– Чудеса, – сказал Фотограф, – ну так что, любезный мастер, взглянете?
– Давайте посмотрим, что у вас там, – согласился Часовщик.
Фотограф вытянул за цепочку из кармана хронометр и протянул мастеру:
– Остановились ровно в полдень.
Часовщик повертел серебряный корпус в руках, покачал головой в знак понимания устройства механизма и повернул колесико, с мелодичным щелчком откинулась крышка.
– Ваши часы снова идут, – медленно протянул он.
Выражение его лица имело отпечаток крайнего удивления, граничащего с восторгом.
– Что-то не так, мастер? – заволновался Фотограф.
– Взгляните сами, – коротко ответил Часовщик и повернул хронометр циферблатом к Фотографу.
Секундная стрелка бодро бежала… в обратную сторону.
– Ничего не понимаю, – пробормотал владелец «взбесившихся» часов. – Что скажете, мастер?
– Не знаю, – снова задумчиво протянул Часовщик, затем встрепенулся, морщины на лбу разгладились, и он бросил взгляд на настенные часы, они показывали без четверти восемь.
– Все ясно, – сказал он, облегченно улыбаясь, – просто нужно немного подождать.
Черный Всадник
Укрой меня своим плащом,
Чтоб, от скалы неотличим,
Прошел я истины путем
По складкам каменных морщин.
Крылья мои закроют полнеба, когда расправлю их над миром, призванный соединить мертвых с живыми, а зрячих со слепыми, ибо таков мой Путь и я к нему предназначен. Тело мое легче перьев, его покрывающих, мысль быстрее крика, о ее рождении возвестившего, а глаз Ворона видит то, чего и орлиному не под силу.
Подо мной Острие Мира, Божественная Мать, так, кажется, величают смертные эту вершину, белое безмолвие ее каменного савана, ниспадающего гигантским шатром в суетливое море людей, только и нарушит снежный человек, одиноко скребущий во врата Шамбалы, да пятнистый ирбис, забредший в поисках самки на «край света», а испугавшись собственного безрассудства, уже спешащий вниз, подальше от ледников и поближе к альпийским лугам, скорее почесать бока о колючий кустарник в окружении душистых рододендронов.
Сложу всего на миг крыла и снова расправлю, спуск для птицы, рожденной из воздуха, дело привычное и несложное, человеку путь такой пройти – ноги стереть по чаши колен, да семи потам на спине высохнуть, мне же – забава, и вот уже горный козел с нескрываемым удивлением рассматривает висящего подле него ворона, а ворон – разлапистые клены, поделившие склон с тибетской сосной, и неспешно гуляющих по коврам магнолий антилоп. Здесь, на этих прохладных воздушных ладонях, невидимых глазу, но крепко держащих мое тело, расположусь недвижно я, ибо пугливые твари, коих прекрасно видно мне с высоты, «подскажут» о приближении того, кого жду, а ждать ворон, создание осторожное и терпеливое, умеет.
Недолог день в землях горних, постепенно сгущается пелена ночных вздохов и тревог, зашелестели растопыренными пальцами нервные пальмы, зацокал сухим языком бамбук, встрепенулись засыпающие антилопы, выставили в стороны чуткие уши и мгновенно исчезли меж гладких сосновых стволов – на пригорке, из густой тени садовых деревьев, медленно появляется всадник на черном коне. Лиловый плащ, спадающий с плеч до самой земли, бесшумная поступь тонких ног коня, будто не подкованных и плывущих, словно по воздуху, а не по земле, молчаливый наездник с остроконечным капюшоном на голове, полностью скрывающим его лицо – черное пятно на холсте ночного пейзажа прямо подо мной.
Это и есть тот, кого жду, Черный Всадник, эго-программа души, кстати, вон и она сама, вырвавшись из липких объятий терай, кишащих изворотливыми гадами, идет следом, удивленная, испуганная, настороженная. Черный Всадник «вплывает» на остроконечный утес, каменным пальцем указующий в полночную пустоту, и замирает, занимает свое место в зрительном зале, чуть в стороне, на крайних местах партера, осторожно разведя в стороны бамбуковые стебли, и душа. Все готово, мой выход.
Разрешите представиться, я – Ворон, посредник, медиатор, мост, если угодно, между жизнью, олицетворяющую богов, и смертью, представляющую анти-мир. Люди, живущие в этих краях, знают, что могут обращаться к высшим силам через меня, не исключение и притаившаяся в зарослях душа, уловившая голос великой воительницы Морриган, правое плечо которой я выбрал для насеста, и откликнувшаяся на призыв, сейчас может присутствовать на Встрече Двух Миров.
Понимает ли она это? Нет, душе не известен этот акт, неведомо, что Боги (Иерарх Сил Света) способны связываться с анти-миром , но только посредством Канала Двух Миров, на одном конце которого Ворон, на другом – Черный Всадник. Почему так?
Эго программу, как свою принадлежность в проявленном мире, на Встречу приводит именно душа и через Эго человека Свет может проникать, как в замочную скважину, во Тьму и разговаривать с собственным антиподом через это слуховое отверстие. Это одно из предназначений человека – быть каналом, имея чистую Душу и низковибрирующее Эго. Ворону и Всаднику определены места на разных концах «моста». Я (Ворон) закрываю собой Свет, дабы не ослепить (не сжечь) Эго, и встречаю энергии самости, пытающиеся ухватить высокие энергии, им не принадлежащие. От того и черны перья мои, закопченные миазмами низких миров. Создатель наделил меня осторожностью – не дать Свету замараться во Тьме, и терпением – воспринимать тяжелые вибрации, «болезненные» для более высоких частот.
Душа «подглядывающая» видит меня в круге света, то Боги, которых прикрыл я телом своим, как выручил когда-то Ноя, восславившего белую голубку, но напрасно проклявшего черного ворона, не вернувшегося на Ковчег, по причине выклевывания глаз утопших, через которые страхи и боль прежнего мира «просвечивали» бы в новый. Предок мой принял тогда на себя всю «допотопную» грязь и «благодарность» зарождающегося мира.
А что же страж на противоположном конце моста? Роль Черного Всадника не назовешь легкой, его предназначение – сложная комбинация противоречивых, на первый взгляд, задач: идентифицировать, отделить от общего, равного по силе и потенциям, возвеличить, «приподнять» над себе подобными за счет стягивания энергетического поля в свой «центр», защитить, предотвратить «соскальзывание» с выпуклости самости назад, в первородное лоно, обогатить и одновременно обобрать, одной рукой цеплять на голову корону, другой – стаскивать горностаевую мантию с обнаженного тела «венценосца».
Сколь изворотлив черный конь под всадником, вынужденный ступать по острым камням кривых дорожек, столь искусен в управлении его наездник, закрывающий свою суть лиловым плащом. Мой визави на Встрече Двух миров – «печная задвижка», сдерживающая жар адских кострищ перед невесомыми тканями горнего мира. Эго-программа «огнеупорна», оберегание души ее основная задача, «первородная» истина, ее изначальный код, первая строка ее Вселенского Контракта, которую «написал» сам Создатель, прежде чем отдать в антимир на внесение дополнений.
Черный Всадник – это жертва, вынужденная карать самое себя. Душе, как частице Высшего Мира, запертой в теле человека, принадлежащему низшим планам, не удержаться меж Двух Миров без Эго-программы, которая, как правильно подобранное грузило, выставляет поплавок на границе сред (поверхности воды) надлежащим образом. Страсти телесные утянут на дно, погрузят во грех, не будь чувства самосохранения (командная строка программы) с одной стороны, с другой – душа не захочет расставаться с Домом и спускаться в тело, не притяни ее чувство самосознания и самовосхваления (еще одна строка программы).
Смотри, Душа, на Черного Всадника и впитывай образ его, потому что узреть со стороны эго свое возможно только на Встрече Двух Миров, когда вы порознь. Видение это сохранив на полках глубинной памяти, легче «смотреть внутрь себя», будучи обряженной в плотные одежды, где Всадник сливается с твоим Я так же, как растворен на фоне ночного неба сейчас.
Я, Ворон, застывший в центре сияющего круга, закрываю Встречу, ибо вопрос был задан и ответ получен, Человек (одухотворенное эго) выполнил обещание, я – предназначенное, Создатель получил задуманное. Крылья мои, закрыв полнеба, поднимут на Вершину Мира, к маковке Матери Богов, откуда легче рассматривать дела смертных, слышать их вопрошающие голоса, улавливать дыхание снов и верить в белые одеяния Черного Всадника.
