С. Дж. Сильвис
И нет конца обманам
LAV. Романтика
Samantha J. Sylvis
All the little lies
Перевод с английского А. Иевлевой
© S.J. Sylvis, 2022
© Анна Иевлева, перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025
Примечание автора
«И нет конца обманам» – самостоятельное, полноценное произведение, любовный роман о травле в школе, предназначенный для взрослой аудитории. Пожалуйста, имейте в виду, что в тексте содержатся триггеры, которые некоторым читателям могут показаться неприятными.
Глава 1
Хейли
Я мрачно рассматривала поношенную школьную форму. Ткань в клетку. Сине-белая развевающаяся юбка чуть выше колена. Некогда белые чулки (уверена, давно они и правда сверкали белизной) особой свежестью не отличались, но, по крайней мере, заштопанные дырки были на стопе, а не на заметном месте. Белая рубашка вообще-то должна была сидеть по фигуре, но на мне висела мешком – я стала слишком костлявой, а в вещах с чужого плеча и вовсе походила на ребенка. Галстук, по-девчачьи завязанный бантом на шее, делу тоже не помогал. Уж лучше бы он меня попросту задушил.
Гаргульи у входа в школу таращились на меня как демоны, и я с трудом сдерживала дрожь. Мне, определенно, доводилось бывать в местах и похуже, и все в этом здании – все эти представители чванливой роскоши – быстро смекнут, что к чему, достаточно лишь взглянуть на мое лицо. По дороге в школу я гадала, вспомнит ли меня кто-нибудь. Узнает ли. Узнает ли меня кто-то конкретный. Среди учеников я буду как бельмо на глазу, особенно с желтеющим синяком под глазом и еще не зажившей ссадиной на губе. Впрочем, я стала совсем другим человеком. Не той девушкой, что раньше. Некогда блестящие, длинные волосы цвета тлеющих углей теперь едва доходили до плеч и совсем поблекли, как будто из них тоже высосали всю жизнь. Я очень похудела, и, хотя переходный возраст давно остался позади, форм у меня практически не было – сказывалось недоедание. При мысли об этом у меня заурчало в животе. Чтобы поесть, надо было дотянуть до ланча.
И, говоря «поесть», я имела в виду тайком стащить яблоко или что-нибудь в этом духе, пока никто не видит. Джилл с Питом не из тех людей, кто даст денег на обед или упакуют с собой бутерброды с арахисовым маслом и конфитюром, снабдив их стикером в форме сердечка – мол, «хорошего дня в школе!» Вчерашняя пощечина быстро помогла узнать, что они за люди на самом деле. Чудесная пара. Лучше всех. Идеально подходят на роль приемных родителей, вне всякого сомнения.
Поколебавшись, я взялась за изящную медную ручку двери. Вообще-то надо было дождаться Энн, моего соцработника, но я предпочитала самостоятельность. Если я чему и научилась за последние несколько лет, так это тому, что никто не позаботится обо мне, если я сама о себе не позабочусь. Энн не будет бросать грозные взгляды на ехидных чирлидерш, смеющихся над моей несуразной одеждой, не даст сдачи, когда богатенький мальчик попытается меня облапать. Всем этим мне предстоит заняться самой.
Хочешь знать, на кого рассчитывать в этом мире, посмотри в зеркало – этому правилу я и собиралась следовать.
– Хейли! Подожди!
Помяни черта. Энн, выпускница Оксфорда, на каблуках бежала по мощенным булыжником ступеням. Легкий осенний ветерок трепал рыжие волосы, в руке был зажат стакан с кофе, который так и норовил выплеснуть через край. При виде драгоценного напитка у меня потекли слюнки. Энн, должно быть, заметила, потому что слегка улыбнулась и вручила мне стакан.
Несколько секунд я наслаждалась теплом, нежным привкусом орехов и сливок. На пустой желудок ощущение было райское. Я была так благодарна Энн за кофе, что чуть не поблагодарила ее, но вовремя спохватилась и ощетинилась – вообще-то я была не слишком ею довольна. Какая банальщина – приемный ребенок злится на соцработника. Знаю, так и есть. Вот только, едва взглянув на высоченное здание частной английской школы «Инглиш-Преп», я снова почувствовала, как разгорается гнев. Когда-то я здесь уже училась, правда, в среднем звене. Мои друзья – хотя на самом деле я имела в виду Кристиана – наверняка давно нашли мне замену. Мы теперь старшеклассники. Он, скорее всего, и не помнит меня со времен средней школы. А вот это неправда, и тебе это прекрасно известно. Я его определенно помнила. И солгала бы, сказав, что во мне нет слабенькой, едва тлеющей надежды, что он примет меня с распростертыми объятиями.
Я понимала, что пойти в «Инглиш-Преп» было крайне важно, и осознавала почему. Энн здорово постаралась, и благодаря моей блестящей успеваемости ей удалось устроить меня именно в эту школу. Директор предоставил стипендию. Я точно буду отставать от всего класса, потому что за последние четыре года успела сменить три школы. Наверстать удастся не сразу, но у меня в буквальном смысле ничего не было, кроме школы. Если я хотела получить шанс выжить и убраться к чертям собачьим из этого мерзкого городишки, надо было получить стипендию в отличном колледже. Мне надо было сбежать. И выбраться отсюда живой. Обязательно.
– Как тебе Джилл и Пит? Кажется, очень милая пара. Ты хорошо спала? Как форма? Я очень старалась найти твой размер. Кадровая политика запрещает мне покупать тебе что-то со своих денег, так что все пришлось доставать через директора. – Я глотала кофе и мрачно пялилась на Энн, а она болтала без умолку, поглядывая по сторонам. – Ну так что? Как все прошло? Джилл с Питом тебе нравятся?
Нравились ли мне Джилл и Пит? Энн понятия не имела, как отчаянно я хотела бы сказать «да». Она и не догадывалась, как страстно мне хотелось, чтобы они и впрямь оказались милой парой, какой их считали окружающие. Вот только она, как и я, точно знала, что люди не всегда такие, какими кажутся на первый взгляд. А Джилл и Пит были явно исчадьями ада.
– Они ничего, – соврала я. Не имело смысла признаваться, какими злобными и опасными людьми они были. Я пробыла с ними двенадцать часов и успела многое узнать.
Джилл полностью подстраивалась под Пита. Он свистел, когда пустела тарелка, когда хотел пива, и она тут же неслась по желтеющему ворсистому ковру выполнять любое его пожелание. Вчера вечером он попросил ее отсосать ему, хотя их приемная дочь сидела всего в трех футах[1], так что я поспешно извинилась и сбежала к себе.
Впрочем, грех жаловаться. У них было лучше, чем в приюте – и лучше, чем в колонии для несовершеннолетних.
Энн тепло улыбнулась мне. Мне так и хотелось вцепиться в эту улыбку двумя руками, ощутить ее поддержку, но я сдержалась.
– Пойдем? – Энн открыла тяжелую красивую дверь, и я осознала, что затаила дыхание. Перед глазами плясали черные точки. Я выдохнула, пытаясь успокоиться. В гигантском холле было пусто и пахло чистящими средствами. Выложенный плиткой пол больше подошел бы галерее искусств или музею. Потолки были высотой не меньше двадцати футов, а через большие, высеченные в них окна струился естественный свет. Пока я таращилась на открывшееся мне огромное пространство, на ум пришло слово «безупречный». Справа от нас выстроились высокие каменные колонны, и, судя по тому, что Энн, цокая каблуками, направилась как раз к ним, в той стороне располагался кабинет директора.
В определенном смысле я была в восторге – самую капельку. Школа, где тебя будут готовить к колледжу, где можно изучать британскую литературу и астрономию, а не ходить на скучные занятия, где учат различать и писать слова «порок», «порог» и «парок», была подобна глотку свежего воздуха. Кроме того, приятно сменить обстановку и оказаться среди школьников, которые не пытаются завербовать тебя в свою банду, а в обед не продают всякую дряньв испещренных граффити туалетах. Мне приходилось не только постоянно держаться настороже дома (а таких «домов» я сменила немало), но и давать отпор в школе. Как только на тебя вешали ярлык «ребенок из приемной семьи», рядом тут же возникала определенная группа ребят, которые изо всех сил пытались утащить тебя к себе, иными словами, на дно. Они считали меня такой же сломленной, как они сами. Может, так и было. Но в итоге я сбегала от сомнительных новых знакомств – с каждым разом все быстрее.
Не поднимай головы, Хейли. Держись особняком, Хейли. Не поднимай шум. Не смотри в глаза. Держи рот на замке. Я столько раз повторяла себе эти слова, что потеряла счет.
Я как раз пыталась одернуть юбку (она болталась на талии, так что, к счастью, опустилась еще на дюйм), когда Энн прочистила горло.
– Здравствуйте, я Энн Скова. У меня встреча с директором Уолтоном.
Миниатюрная, изящная пожилая дама, сидящая за шикарным дубовым столом, взглянула на нас поверх очков.
– Да, минутку, пожалуйста.
Энн посмотрела на меня сияющими глазами и ободряюще улыбнулась. Мол, ничего, не пропадем, сестренка.
Едва дверь отворилась, Энн быстрым шагом двинулась вперед, а я поспешила за ней. При виде кабинета директора Уолтона у меня чуть рот не открылся от изумления. Помещение было больше моей спальни – любой моей спальни за всю жизнь. Честно говоря, я была почти уверена, что кабинет был больше дома моей третьей приемной семьи – того, где была крошечная рыжая ванная. Садясь на унитаз, я вечно задевала коленками душевую шторку.
– Директор Уолтон, здравствуйте. Меня зовут Энн Скова. Мы с вами разговаривали по телефону несколько дней назад, насчет Хейли Смит. – Энн пожала руку пухленькому невысокому мужичку, который переводил взгляд с нее на меня.
– Да, наша стипендиантка. – Он откинулся на спинку кожаного кресла и принялся листать документы в папке. – Перевелись из «Оукленд-Хай», так?
Энн взглянула на меня, с намеком изогнув идеально очерченную бровь. Мы с ней опустились в кресла, напоминающие сиденья «Кадиллака», и я, прочистив горло, подала голос.
– Да, из «Оукленд-Хай».
– Хм. – Директор Уолтон продолжил изучать мое дело, и я вдруг ужасно смутилась, осознав всю свою уязвимость. Оставалось лишь гадать, что там было, в моем деле. – Как я вижу, вы посещали еще несколько старших школ в округе, так?
– Да, сэр. – Я едва не назвала его «ваша честь». На мгновение мне показалось, что я снова сижу в зале суда.
Он закрыл папку, сложил руки и взглянул мне прямо в глаза. Раньше я бы смутилась, но не теперь. Я стала другим человеком и никогда не пряталась от противостояния. Я выпрямилась и уверенно встретила его взгляд.
– Политика школы не приемлет насилия, мисс Смит. – Я сглотнула и прикусила язык. – Хотя преподаватели «Оукленд-Хай» предоставили вам блестящие рекомендации, боюсь, наша программа покажется вам трудной, учитывая ваше предыдущее обучение в местных школах. Я прекрасно осведомлен о вашей успеваемости и, разумеется, о вашей ситуации, так что скажу один раз, и только один: если не сможете следовать школьным правилам, вас попросят уйти. Ваша стипендия перейдет другому ученику, готовому здесь учиться. Вы умны, это я признаю. Однако, возможно, окажется, что вы не вписываетесь в нашу школу.
На последних словах его взгляд скользнул к синякам на моем лице, розовые губы слегка скривились. Я почувствовала, как затрепетали крылья носа – во мне поднимался гнев, я была в шаге от взрыва, но тут, к счастью, вмешался разум. Я ведь знала, какой у меня вид. Выглядела я невзрачно. Мертвенно-бледное лицо, темные синяки. Под глазами – мешки, пепельные впадины, а голубые глаза давно утратили блеск. От таких как я вечно ждали неприятностей, а мое личное дело явно это подтверждало, особенно происшествие в последней приемной семье. Вероятно, казалось, что мне ни до чего нет дела, хотя это не было правдой. Мне правда было не все равно, какое будущее меня ждет. Я хотела преуспеть. Мне необходимо было преуспеть. Если «Инглиш-Преп» могла стать моим билетом из города и пропуском в колледж, где я сумею выжить, то я готова прикусить язык. Проглотить резкий ответ, который так и рвался на волю.
– Понимаю, директор Уолтон. Не стоит беспокоиться на мой счет. Я здесь ради образования, чтобы поступить в приличный колледж. Вот и все.
Директор поджал губы, как будто мои слова его не убедили, но все же кивнул, а потом встал. Мы с Энн поднялись вместе с ним, и он проводил нас до массивной дубовой двери.
Энн на прощание еще раз поблагодарила его за предоставленную мне стипендию. Когда же я собиралась выйти из кабинета вслед за ней, директор вдруг снова заговорил.
– Я возлагаю на вас большие надежды, мисс Смит. Не заставляйте меня пожалеть о моем решении.
В горле у меня встал ком. Я понимала, до чего жалко, что мне хочется плакать, услышав подобные слова от совершенно незнакомого человека, но мне давно никто не говорил ничего искренне.
Энн поджидала меня в приемной и с бодрой улыбкой наблюдала, как я пытаюсь собраться в кучу.
– Готова? Честно говоря, я так взволнована. Мне столько раз доводилось проверять, как там дети, которых я пристраиваю в приемные семьи, но я впервые чувствую такую надежду и волнение. Хейли, тебе будет здорово в этой школе.
Я скованно улыбнулась в ответ.
Энн просияла еще больше, на щеках появились ямочки.
– Ты со всем справишься, Хейли. Иди и заведи нормальных друзей. Постарайся пожить обычной жизнью старшеклассницы, ладно? – Мне на плечи легли теплые руки, а потом она притянула меня в объятия. Я тут же застыла. Меня удивило признание директора Уолтона, что он возлагает на меня большие надежды, но Энн умудрилась вырвать у него пальму первенства. Пока я моталась по приемным семьям, успела сменить трех соцработников и всех ненавидела. А вот Энн, кажется, была ничего.
Не знаю, действительно ли ей было до меня дело, но, кажется, после объятия это было не так важно.
– Спасибо, – пробормотала я, когда она отстранилась. Я почувствовала, как слабеют внутренние щиты, стены, выстроенные мной, чтобы отгородиться от мира, и слегка покраснела. Ни к кому не привязывайся, Хейли. Она – всего лишь соцработник.
Точно. Возвращаемся в привычный режим, где всех надо держать на расстоянии вытянутой руки.
– Что ж, ладно, я загляну к тебе как-нибудь на недельке. Дай знать, если что-нибудь понадобится, хорошо? Не важно, во сколько. Позвони мне. Мой номер у тебя есть.
Ответом ей послужил неохотный кивок. Энн развернулась на каблуках и вышла из кабинета, а мне не хватило духу сказать, что, хотя ее номер у меня есть, у меня нет мобильного телефона, а я ни за что не попрошу Джилл или Пита дать мне позвонить по городскому телефону. Пит, скорее всего, попросит что-нибудь взамен, и ха-ха, простите, но нет, благодарю.
Миниатюрная дама за столом в приемной выдала мне расписание уроков и карту школы, а потом проводила на первое занятие – урок американской литературы и поэзии. Уж явно лучше, чем в «Оукленд-Хай», где нас учили писать пятистраничные эссе о рассказе, который я прочла еще в седьмом классе.
Сердце грохотало в груди, и я рвано выдохнула. Не думала, что могу так нервничать. Я уже столько раз успела побывать новенькой в школе, должна была подготовиться к этому моменту. Если мне что и удавалось, так это изображать храбрость перед лицом сверстников. Я в совершенстве овладела умением расправлять плечи, выпрямляться в полный рост. А теперь меня будто что-то пожирало изнутри. Храбрость мне изменяла. Я стояла на краю обрыва и смотрела в пучину страха и унижения. Вспомнит ли меня Кристиан? Хоть кто-нибудь вспомнит? В средней школе я не пользовалась популярностью, но разве в этом возрасте хоть кто-то популярен? Все мы были неловкими, страдали от переходного возраста и пытались найти свое место. Может, меня по средней школе мало кто помнил, но вот моих родителей точно.
Я помнила, как все было устроено в таких семьях. Знала, что общественная иерархия в городе определяла место в пищевой цепочке. К черту естественный ход вещей – мир здесь вращался не вокруг своей оси, а вокруг богатеев. И я была одной из них. А теперь нет.
Дверь распахнулась, и у меня замерло сердце. Секретарша подтолкнула меня вперед и что-то пробормотала преподавателю. Я не сводила глаз с зеленой доски и старалась не смотреть на тех, кто сидел в классе. Несколько раз перечитала надпись «Поэты двадцатого века. Сильвия Плат[2]», а мысленно снова и снова твердила себе: «Если покажешь им, что боишься, тебя сожрут живьем». Кроме того, взглянув в лицо новым одноклассникам, я точно не смогу сохранить бесстрастное выражение лица. Сначала надо было твердо встать на ноги. Тревожная девочка-паникер внутри меня отчаянно пыталась найти хоть какой-то якорь, за который можно зацепиться. Именно этим я и занялась. Скользнула взглядом по классу и тут же нашла того, кого искала.
Кристиан Пауэлл. В прошлом – мой лучший друг. Наши взгляды встретились, и во мне подобно подсолнуху на солнце расцвела надежда. Глаза у него были все того же оттенка серого – цвета грозового неба, взгляд остался таким же суровым, но благодаря ему я всегда могла обрести опору. А потом он сощурился, отчего и без того резко очерченная челюсть стала, кажется, еще острее. Преподаватель назвал мое имя, и лицо Кристиана застыло подобно каменной маске.
– Класс, это Хейли Смит. Она у нас новенькая. Пожалуйста, проявите к ней гостеприимство и предложите помощь, если понадобится.
Весь класс замолчал. Никто не пробормотал ни слова. Кажется, никто даже не дышал. Кроме Кристиана. Он прямо-таки кипел от ярости. Сжал кулаки что есть силы. Мне захотелось развернуться на каблуках и вернуться в «Оукленд-Хай».
Но я стала другим человеком. Я больше ни перед кем не склонялась.
Добро пожаловать в «Инглиш-Преп», Хейли.
Глава 2
Кристиан
День сегодня обещал быть чертовски удачным. Это я понял, как только проснулся утром и стащил свою сонную задницу вниз, надеясь завладеть остатками кофе с предыдущего дня, а меня ждал свежезаваренный кофейник. Запах чувствовался аж с лестницы, так что расстояние с вершины лестницы до кухни я преодолел в рекордное время. Меня так ослепила потребность в глотке божественного напитка, что я только в самый последний момент заметил отца. Он сидел за большим кухонным столом, которым теперь пользовались редко, устроив перед собой ноутбук.
– Доброе утро, сын, – произнес он. Я не повернулся, продолжая наливать кофе в начищенную до блеска кружку. А начистил ее… ой, точно, я сам. Тут ведь больше никто ничего не делает.
Я пробормотал что-то нечленораздельное в ответ, но внутри у меня все так и затряслось. Раз отец был дома, значит, я мог хоть на денек сложить родительские полномочия. Не надо было возвращаться наверх и вытаскивать Олли из постели, ждать этого медлительного говнюка, который с похмелья потащится в душ, наверняка подрочить, чтобы потом из-за него мы опоздывали в школу. Значит, этим утром я мог попросту уйти без него. И пусть отец хоть денек побудет родителем – это же такое славное занятие. Пусть сам отвезет Олли в школу.
– Что привело тебя в наши края? – спросил я, не поворачиваясь.
В комнате воцарилась тишина. Я был уверен, что отец чувствует либо злость, либо вину. Может, даже и то и другое.
Я уже привык, что он без конца меня подводит. Его никогда не было рядом, он вечно ото всех нас откупался, в том числе от мамы, так что приходилось самим о себе позаботиться. Еще несколько лет назад в этом не было никакой проблемы, но теперь он остался единственным нашим родителем и весьма дерьмовым.
Ему насрать было и на Олли, и на меня.
Он говорил, что доверяет нам, но при этом имел в виду только меня. А зря. В одном он крупно ошибся – принял мое молчание и угрюмый характер за зрелость, взрослость, не понимая, что между нами нет ни капли доверия. Этого отец не замечал.
С Олли мы родились в один год, я – на одиннадцать месяцев раньше. Тем не менее, вся ответственность за брата всегда ложилась на меня.
Черт знает, что бы с ним сталось, если бы не я.
Вероятно, он бы до сих пор лежал, уткнувшись в декольте Клементины после вчерашних потрахушек.
– Кристиан, прости. Ты же знаешь, мне жаль, что я так редко бываю дома.
Лжец.
Повернувшись, я окинул его сердитым взглядом, но ощущение было такое, будто в зеркало смотрюсь. В мерзкое кривое зеркало. У нас обоих была густая шевелюра темно-каштанового цвета, светлая кожа с естественным загаром. Острые, заметные скулы, тяжелые, резко очерченные брови.
Раньше я ненавидел отцовскую внешность. С таким лицом казалось, что он вечно злится, даже в расслабленном состоянии, но теперь мне нравилось бередить ему раны. При мысли о том, каково было бы вывести его из себя, у меня прямо-таки слюнки текли, хотя отец никогда не выдавал истинных чувств. Внутри у него все кипело, клокотало от гнева, он буквально сгорал от ярости, лицо распалялось до красного цвета, но в ответ он никогда не срывался. Он ведь понимал, что ситуация патовая. Вина за то, что мне приходится отвечать за себя и воспитывать брата, перевешивала любую вызванную мной злость.
– Когда снова уедешь? – Я с грохотом поставил кружку на стол, хоть как-то разнообразив монотонное клацание клавиатуры.
Отец даже не оторвался от экрана.
– Сегодня после обеда. Как дела у Олли?
Я вздохнул и решил сказать как есть.
– Все как всегда. Опаздывает в школу, то по девкам ходит, то пиво пьет. Все так же способен кому угодно надрать задницу в команде, а на следующий год займет мое место, станет капитаном. Ой, кстати… – я подошел ближе, склонился, и отец наконец оторвался от компьютера. – Что ты будешь делать на следующий год, когда я уеду в колледж, а Олли останется один и ему надо будет самому о себе заботиться?
Отец издевательски фыркнул.
– Вряд ли твоему семнадцатилетнему, почти восемнадцатилетнему, брату понадобится нянька, Кристиан.
– Верно, но ему определенно понадобится родитель, папа. – С этими словами я повернулся к нему спиной и направился к лестнице. У подножья крикнул через плечо: – Сегодня он весь твой. Уроки начинаются в пять минут девятого.
Отец что-то пробормотал в ответ, но я не стал слушать, потому что день сегодня обещал быть чертовски удачным.
* * *
Я как раз заворачивал на парковку, когда рядом с моим «Чарджером»[3] возникла машина Эрика. Мы с Эриком – лучшие друзья с первого года в старшей школе, когда-то ноздря в ноздрю шли в конкурсе популярности «Инглиш-Преп». Я выиграл, хотя предпочел бы проиграть. Он проиграл, хотя предпочел бы выиграть. Наше учебное заведение было одной из самых престижных школ в Соединенных Штатах. С Эриком мы соревновались во всем: в учебе, в спорте, во внеучебной работе. Однако популярность определяется тем, у чьих родителей больше денег (нелепо, знаю, но эти правила придумал не я), а у наших с Эриком отцов их примерно одинаково. Плюс оба имеют примерно равный вес в обществе. Нас быстро стали замечать девчонки – даже старшеклассницы. Потом и преподаватели стали проявлять к нам особое отношение, в основном из-за щедрых пожертвований школе. Казалось, прошло совсем немного времени, но в школе появился новый «король».
После всего случившегося с мамой я, казалось, стал привлекать еще больше внимания, пусть и нежелательного. Сначала я всех отталкивал, но становилось только хуже. Девчонкам нравились побитые жизнью парни, а меня потрепало знатно. Я постоянно злился, и, если говорить начистоту, привычка сохранилась до сих пор. Добавить к этому свойство ввязываться в драки со всеми подряд (и побеждать в результате), и готово – девчонки так и сохли по неприкасаемому Кристиану, а парни боялись, что я им шею сверну. Учителя меня жалели и многое спускали с рук, а вкупе с отцовской репутацией и щедрыми пожертвованиями школе, я практически правил школой.
Сначала мне это было ненавистно, а потом стало нормой.
– Что новенького, король? – Эрик вышел из «Рейндж-Ровера». Очки «Окли»[4] он так и не снял.
Ухмыляясь, я подошел ближе.
– Тяжелая ночка? У тебя такие мешки под глазами, что даже очками не спрячешь.
Мы с Эриком направились ко входу в школу. Он на ходу поправлял галстук и заправлял мятую рубашку в брюки. Я закинул на плечо рюкзак и подстроился под его шаг. Если директор Уолтон заметил бы неряшливость Эрика, пришел бы в ярость. Но таков уж мой друг. С тех пор, как он вернулся от отца позапрошлым летом, его мало что волнует, кроме развлечений.
– Ты офигенную вечеринку пропустил, чувак. Мисси такое проделала языком… – Эрик осекся, заметив саму Мисси.
По шкале сексуальности Мисси тянула где-то на шестерочку. Лично я считал, что у нее в волосах слишком много разных оттенков блонда (я даже не знал, что их столько бывает), а от ее фальшивого рыже-золотистого загара меня подташнивало. Впечатление было такое, будто она пыталась облиться оранжевой краской из баллончика, но тот оказался с характером, и цвет лег как попало.
– Привет, Эрик. Кристиан. – Мисси прошла мимо, подмигнув Эрику (вероятно, сама она считала, что у нее выходит соблазнительно), и направилась к шкафчикам.
– Так о чем ты там говорил? – напомнил я, наблюдая, как Эрик с похотливым видом пялится вслед Мисси. Она шла, покачивая бедрами, а юбка так и развевалась вокруг.
Мы подошли к шкафчикам, и я как раз натягивал темно-синий школьный блейзер, когда подтянулись и остальные парни. Всем хотелось послушать рассказ Эрика.
– Господи, она языком слизала каждую каплю спермы с моего члена. А потом попросила еще. В спальне она превращается в дикое животное. Меня так глубоко еще не затягивало.
Я захлопнул дверь шкафчика и повернулся к Эрику. О Мисси он говорил практически с остекленевшим взглядом. А потому я решился сказать то, что собирался с самого начала:
– Мне Мисси тоже отсасывала. Ничего сверхъестественного.
Эрик тут же сдулся. Сгорбился, челюсть напряглась.
– Почему ты вечно все портишь?
Остальные парни засмеялись, кое-кто переглянулся – они, скорее всего, тоже считали, что я и правда вечно все порчу. В конце концов, я неспроста слыл безумцем.
– Потому что нас ждет футбол, и надо попытаться выиграть чемпионат, а ты будешь витать в облаках, представляя губы Мисси вокруг своего члена. Поматросил и бросил, Эрик. Сосредоточься на игре, а не на игроке.
Впрочем, я не только поэтому пытался оттащить его от Мисси. Девушки часто завладевали вниманием Эрика, но некоторые его попросту поглощали. Он так глубоко зарывался им в киску, умудрялся настолько погрязнуть в вечеринках, будто пытался от чего-то сбежать. И мне это желание было прекрасно знакомо.
К моему шкафчику стали подтягиваться все новые люди, и Эрик закатил глаза.
Среди вновь прибывших была Мадлен. Если бы в «Инглиш-Преп» существовала официальная иерархия и я был бы королем, Мадлен стала бы королевой. Это вовсе не означало, что мы с ней «вместе», но все считали, что раз она правит девчонками, значит, мы встречаемся. Ничего подобного. Я с самого начала предельно четко ей все объяснил: девушек у меня не бывает. Однако Мадлен интересовала исключительно видимость, мол, королева должна быть с королем, Кристиан. Ну да ладно. Похрен, если честно.
Так что по всем важным параметрам мы были вместе – на танцах в школе, на выпускном, иногда ходили на вечеринки к Эрику домой.
– Вы уже слышали? – прервала Мадлен захватывающий рассказ Эрика о киске Мисси.
Мадлен устроилась у меня под боком, схватила меня за руку и закинула себе на плечи, умудрившись поцарапать длинными ногтями. Все тут же уставились на нее, ожидая свежей сплетни.
– Что слышали? – одна из приспешниц Мадлен широко распахнула глаза, будто ей не терпелось услышать последние новости.
Я слегка отступил, не убирая руки с костлявого плеча Мадлен, и оглядел коридор. Отметил сверкающие серебристые шкафчики, скользнул взглядом по ботанам из шахматного клуба (они все были в вязаных жилетах и неловко кучковались у стены). Не удостоил вниманием девочек-умниц, таращившихся на нашу компанию так, будто мы были главными хулиганами на детской площадке (вообще-то так и было). Я выискивал Олли, гадая, разбудит его отец или нет.
Прервав собственные размышления, я убрал руку с плеча Мадлен и окинул ее красноречивым взглядом. На сегодня хватит показательных выступлений, разве нет? Она мрачно воззрилась на меня в ответ, но тут же напустила на лицо самое милое выражение и улыбнулась. Расправила юбку и снова повернулась к компании.
– Ага, по крайней мере, мне так сказали.
Джейс ухмыльнулся.
– Хорошо. Надеюсь, она окажется милой девкой с талантливым ротиком. Тогда ей понравится вот это, – он медленно провел руками по своему телу. Выглядел при этом как гребаный идиот. Понятия не имел, что в нем видели девчонки. Он был трепачом. Его родители были не так неприлично богаты, как у всех остальных, но достаточно богаты, чтобы отправить его в «Инглиш-Преп», потому он так и старался вписаться. В нашей компании Джейс оказался только потому, что играл в футбол. Тем не менее некоторые девицы, заметив его представление, начали свистеть и обмахиваться.
Джейс повернулся к Мадлен.
– Как ее зовут?
Я снова окинул взглядом коридор – ни следа Олли. Надеюсь, этот козел не прогуляет школу. У него сегодня контрольная по химии, и если он ее не напишет, то ему не дадут играть за команду, а он был нам чертовски нужен. Олли был дьявольски быстрым, и его скорость вкупе с моим броском вполне могли вывести нас на уровень штата. Если брат провалится на контрольной, тренер чертовски разозлится, а достанется за это мне.
Прозвенел звонок, заглушив ответ Мадлен Джейсу, и мы все направились на урок. С каждой секундой сердце у меня билось все быстрее. Олли не было. Первой стояла литература. Я занял свое место и уже достал телефон, чтобы написать сообщение, когда в кабинет вошел брат. Мешки под глазами у него были еще хлеще, чем у Эрика, но ведь так и случается, если выпить бутылку «Файерболла»[5], а потом упасть в постель с Клементиной.
Если я был вылитый отец, то Олли пошел в мать. Мы с ним были совершенно не похожи. Мне досталась мрачная отцовская внешность, а ему – красота и характер матери. Говорят, я был застенчивым ребенком. Потом, когда стал старше, меня часто обвиняли в том, что со стороны кажется, будто я постоянно скучаю и ничем не интересуюсь. И вот через несколько месяцев я официально стану взрослым человеком, а на меня уже стали вешать ярлык угрюмого и молчаливого великана. Некоторые этим не ограничились, стали уверять, что у меня мрачная, страдальческая натура. Кто знает, может, так оно и стало после всего, что случилось с мамой. А вот Олли… он – совсем как мама, вылитый просто. Веселый, светлый, душа компании. Всегда. Даже в плохом настроении он всегда оставался лучиком радости, черт бы его побрал. Меня это временами бесило, но неизменно напоминало о маме, а такое случалось нечасто.
Светлые волосы Олли казались темнее обычного, будто еще не высохли после душа, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, а галстук свободно болтался на шее. Он с размаху опустился на свое место, потом резко повернулся и смерил меня мрачным взглядом.