Саба Тахир
Небо после бури
5: Ловец Душ
При виде лица Пророка нечеловеческая ярость захлестывает меня. Точно некое животное разрывает мои внутренности, пытаясь выбраться наружу.
– Мне не нужен твой гнев, Ловец Душ. – Схватив за плечо, Пророк резким движением тянет меня к себе, и я скольжу по раскисшей от дождя земле. – Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.
Призраки чуют присутствие Каина и оглушительно вопят – такое впечатление, что в Лесу их не десятки, а сотни. Магия Маута приходит на помощь, заглушая крики, усыпляя мой гнев. Я сбрасываю руку старика.
– Ты беспокоишь призраков, Пророк, – говорю я. – Живые как проклятие для них.
– Живые! Ты называешь это тело живым? – Его смех подобен звуку камней, что перекатываются внутри его грудной клетки. – Если бы только Князь Тьмы просто прикончил меня вместе с остальными Пророками. Но я бежал из его тюрьмы, и этого он не ожидал, это точно.
– Бежал? – Вот уже пять месяцев мы с джиннами старательно избегали друг друга, и я не имею ни малейшего желания связываться с ними сейчас. – Что значит: «бежал»?
– Они будут здесь с минуты на минуту. Времени мало – слушай внимательно.
– А у меня вообще его нет. Тебе нельзя здесь находиться. – Очередная волна слепящей злобы накатывает на меня, но я терпеливо жду. Жду, когда ярость отступит, когда Маут справится с ней.
Проходит несколько секунд, но спокойствие не возвращается. «Маут!» – мысленно взываю я.
– Твой хозяин сейчас занят другими делами, – сообщает Каин. – Сражается с монстром, которого сам же и породил. – На губах Пророка появляется горькая ухмылка, и он оглядывается на Город Джиннов, укрытый туманом. – Призраки наших злодеяний взывают о мести. Я сказал тебе это давным-давно. И это истинная правда. Никому не дано избежать расплаты за свои грехи и ошибки, Элиас. Даже Мауту.
– Маут – не добро и не зло, – возражаю я. – Смерть – это не хорошо и не плохо. Смерть есть смерть.
– Смерть приковала тебя к этому месту. Неужели ты не видишь? – Каин тянет ко мне свои крючковатые пальцы, и рощу джиннов озаряет странный свет – золотой, в сердце которого мне чудится тень.
Свет настолько ослепителен, что я не сразу могу определить его источник. Но когда он тускнеет, я моргаю и теперь могу рассмотреть, что тысячи веревок опутывают мое тело, привязывая меня к земле.
– Ты должен бежать из этого места. Скажи мне, Ловец Душ, что ты видишь во сне?
В мозгу мелькают смутные картины: воительница, женщина с ледяным взглядом, златоглазая девушка. Я непроизвольно сжимаю руки в кулаки.
– Я вижу… я…
Со стороны Города Джиннов несется зловещий вой. Я бы решил, что это волк, если бы не первобытная ненависть, наполняющая этот звук. И вот к нему присоединяются другие, и от этого «хора» у меня волосы шевелятся на голове. Каин вздрагивает и подходит ближе.
– Джинны почуяли мой запах, – шепчет он. – Скоро они будут здесь. Слушай меня внимательно. Ты видишь во сне войну, так? Армию, пробивающуюся сквозь стену огня. За этой стеной – земля, покрытая прекрасными цветами. И над всем этим – широко разинутая голодная пасть. Воронка, которая пожирает все вокруг, и это будет продолжаться вечно.
– Значит, это ты пытаешься свести меня с ума?
– Мальчик, неужели Маут позволил бы мне копаться у тебя в голове? Он сковал тебя цепями, посадил в клетку, запер на замок. Не я насылаю на тебя эти сновидения. Ты видишь их потому, что они говорят правду. Потому, что некая часть твоего прежнего «я» до сих пор жива. Она кричит, она жаждет свободы.
– Ловцу Душ не нужна свобода…
– А Элиасу Витуриусу – нужна, – перебивает меня Каин, и я вдруг обнаруживаю, что не в состоянии пошевелиться. Звук этого имени гипнотизирует меня. Мое имя. Мое прежнее имя. – Элиас Витуриус все еще жив. И он обязан жить. Близится Великая Война, и не Ловец Душ выиграет ее, а Элиас Витуриус. Уголек в пепле – это Элиас Витуриус, а не Ловец Душ. Не Ловец Душ снова вспыхнет и будет гореть, уничтожая и разрушая. Это сделает Элиас Витуриус.
– Элиас Витуриус мертв, – говорю я. – А ты нарушитель. Земли Ожидания ограждены стенами не просто так…
– Забудь о стенах. – Лицо Каина становится страшным. – Призракам угрожает опасность. Существуют силы более могущественные, нежели сама смерть…
Вой раздается снова, заглушая шум дождя и порывы ветра. Я знаю, что магия Маута убережет меня – она уже окутывает мое тело, точно щит защищая от ярости джиннов.
Но я сейчас не думаю о джиннах. Призраки – мои подопечные, и если что-то является для них угрозой, я обязан узнать, что это. Десяток вопросов теснится у меня в голове. И мне необходимы ответы на эти вопросы.
– «Забудь о стенах» – что ты имел в виду? – Я хватаю старика за руку, нависаю над ним, заглядываю ему в лицо. – О какой опасности ты говорил?
Но он не смотрит на меня – взгляд его прикован к фигурам, выступающим из темноты. Глаза существ пылают, словно крошечные солнца, сверкают сквозь завесу дождя.
– Этот старик наш, Ловец Душ, – доносится до меня злобное шипение. Женщина-джинн выступает вперед, в руке у нее глефа. – Верни его нам, – приказывает она, – иначе наш гнев обрушится на тебя.
6: Кровавый Сорокопут
Принцесса Никла не бежит в свои покои. И сигналов тревоги я тоже не слышу.
Она спокойно идет по длинному коридору, в котором я подстерегаю ее. Массивные резные двери главной столовой – и это не место, где Никла должна была оказаться, – совсем рядом, напротив лестницы из черного дерева, которую я старательно полирую.
«Во дворце служит дюжина Меченосцев, – рассказывал мне Пчеловод. – Твое присутствие никого не удивит, но все равно постарайся не высовываться. Когда Лайя выполнит свою задачу, и Никла запрется в спальне, я пришлю сообщение с феями. Они проведут тебя к принцессе».
Если Лайя обещает что-то сделать, она это делает. Я молюсь, чтобы она осталась жива. Иначе Книжники Дельфиниума оторвут мне голову.
А еще я успела к ней привязаться.
В кармане у меня что-то шуршит – это феи принесли свиток. Я опускаюсь на пол, притворяясь, что заметила царапину на перилах, и читаю в спешке нацарапанное послание.
«Керис Витурия во дворце».
Я не успеваю осмыслить эту новость, сообразить, каким образом Комендант оказалась здесь – и почему феи Мусы умудрились это прохлопать, как вижу принцессу. Она останавливается у дверей – нас разделяет метра три, не больше, – из-за которых доносятся голоса. Сейчас она окажется в зале в окружении придворных и выйдет оттуда лишь через несколько часов.
Сделай что-нибудь, Сорокопут. Но что я могу сделать? Похитить ее? Перебить охрану? Моя цель – заключить с Никлой договор, а не начать войну.
Пропади все пропадом. Я же говорила Ливии: нужно отправить сюда дипломата. Авитас Харпер превосходно справился бы с этой ролью. Пусть бы она отрядила его в Маринн, а мне позволила остаться в Дельфиниуме. Я смогла бы сосредоточиться на Гримарре и на карконских дьяволах. Я была бы избавлена от присутствия Харпера и сводящего с ума желания, которое охватывает меня всякий раз в его присутствии, от которого у меня путаются мысли и заплетается язык.
Но нет. «С представителями королевской семьи Маринна должен говорить человек, который сражался за Антиум, – сказала мне Ливия. – Тот, кто видел и знает, что творит там Гримарр».
При одной мысли об этом у меня вскипает кровь. Четыре недели назад люди Гримарра напали на караван с припасами, направлявшийся в Дельфиниум. Вместо мешков с зерном Гримарр велел отправить в город руки и ноги Меченосцев и Книжников, отрубленные во время кровавого ритуала. Один из его воинов спрятался в фургоне и напал на меня с криком: «Ик тахк морт фид иникант фи!». Я вспорола ему брюхо, не дожидаясь перевода.
Узнав об этом инциденте, Отцы патрицианских семей Дельфиниума пришли в ужас. У них все меньше желания поддерживать нас, а карконы грабят и жгут столицу моего народа. Нам жизненно необходим этот союз.
И вот я в чужом дворце, стою в нескольких шагах от наследной принцессы Маринна – такой наглости и бесцеремонности могли бы позавидовать портовые шлюхи Навиума. У меня нет боевых доспехов. Нет маски. Лишь краденая форма служанки и я сама, чье лицо покрыто шрамами.
Принцесса не заходит в зал. Она стоит перед закрытой дверью и рассматривает вырезанные на деревянных створках морские раковины, рыб и папоротники, словно видит все это в первый раз. В глазах мелькает паника.
Мысль о том, чтобы стать Императрицей и управлять государством Меченосцев – и оказаться объектом политических дрязг и ожиданий, неизменно связанных с этим высоким титулом, – приводит меня в ужас. Возможно, Никла испытывает сходные чувства.
Одна из стражниц негромко кашляет. Половина воинов, виденных мной здесь, – женщины. Империи не помешало бы брать в этом пример с Мореходов. Я приглядываюсь к женщине-стражу: высокая, смуглая, с худым ястребиным лицом.
– Ваше высочество, это был длинный день. Возможно, стоит послать к ним придворную даму с извинениями.
– Вы превышаете свои полномочия, лейтенант Элейба, – резко перебивает ее Никла и расправляет плечи. – Я снова включила вас в свою личную охрану лишь по требованию отца. Не стоит… – С этими словами принцесса оборачивается и замечает меня. – Ты, – бросает она. – Я тебя здесь раньше не видела…
Не убивай стражников, черт бы тебя побрал, Сорокопут. Союз, а не война. Я бросаюсь к принцессе, которая пятится назад и спотыкается, запутавшись в юбках. Прежде чем кто-либо из воинов успевает открыть рот, как я выхватываю кинжал и его рукоятью бью в лоб ближайшего стража, и тот распластывается у стены.
Подхватываю копье, которое вываливается у него из пальцев, целюсь вслепую тупым концом в лицо другому стражу у меня за спиной. Глухой стук упавшего тела говорит мне, что я попала точно в мишень. Потом я просовываю копье в дверные ручки, чтобы никто не смог выйти из зала.
Элейба тянет принцессу за руку, увлекает ее за собой и пронзительным голосом зовет на помощь. Третий солдат, тоже женщина, нападает на меня, но я быстро ее обезоруживаю и бью плашмя ее же мечом. И пока она летит на пол, я швыряю нож в Элейбу.
Клинок вонзается ей в плечо, она спотыкается.
– Бегите, принцесса! – кричит она, но ни одной из них не под силу убежать от меня.
Я замечаю сбоку дверь. Если верить плану дворца, который нарисовал мне Муса, она ведет в небольшой зал для аудиенций. Я толкаю Никлу и Элейбу в сторону двери.
– Заходите. – Я сопровождаю свои слова кивком. Элейба что-то злобно рычит, но мой взгляд прикован к лицу принцессы. – Вы знаете, кто я?
Прищурившись, Никла кивает.
– Значит, вы понимаете, что, если бы я хотела вас убить, вы обе были бы уже мертвы. Я здесь не для того, чтобы убивать. Мне просто нужно поговорить с вами, принцесса. Прикажите своей стражнице оставить нас.
– Только через мой труп, – хрипит Элейба. – Принцесса… бегите…
Я делаю вид, что роняю меч, и в тот миг, когда Элейба непроизвольно отводит взгляд, я бью ее кулаком в лицо. Стражница шлепается на пол, как куль с мукой.
– Заходите. – Я касаюсь острием меча горла Никлы. Из-за угла доносится топот стражников. – Быстрее, принцесса.
Лицо ее искажает гримаса ненависти, но она пятится в сторону приоткрытой двери. Оказавшись внутри, я закрываю дверь на засов и приказываю себе не обращать внимания на вопли, доносящиеся из коридора.
После чего перехватываю меч и подаю его принцессе рукоятью вперед.
– Жест доброй воли. Как я уже сказала, мне просто нужно поговорить.
Никла берет меч жестом человека, обученного обращаться с оружием, и приставляет острие к моему горлу. Мы меняемся ролями. Где-то далеко звонят колокола: боевая тревога. Через несколько минут стражники выломают дверь.
– Что же, девчонка, – бросает она. – Что нового может сказать мне Кровавый Сорокопут, что состоит на службе у самозванца?
– Я знаю, что Керис предлагает союз, но ей нельзя доверять, – начинаю я. – Она отдала во власть врагам целый город, предала своих соотечественников, и все ради того, чтобы стать Императрицей. Десятки тысяч людей были брошены на расправу карконам, и к этому привела ее ненасытная жажда власти.
– Я не вчера родилась. И доверять вашей императрице было бы глупостью.
Я слышу это слово, и глаза заволакивает алой пеленой.
– Эта женщина, – слышу я собственное шипение, – не моя императрица. Это ядовитая змея, и заключать с ней союз – роковая ошибка.
– Керис предлагает мне договор, благодаря которому атаки джиннов на деревни Мореходов прекратятся, – пожимает плечами Никла. – Ты можешь гарантировать мне то же самое?
– Я…
Мне нужно время подумать. Совсем немного. Но острие меча не дает мне дышать и уж тем более найти решение. Все, чему нас учили на уроках риторики, вылетело у меня из головы. «Был бы здесь Элиас», вдруг вспыхивает у меня в голове. Он мог разжалобить даже камень.
– Эти нападения совершают воины Керис, – отвечаю я. – Она действует заодно с джиннами. Мы могли бы сражаться с ними, если бы ваши силы объединились с моей армией.
– Какой еще армией? – Никла со смехом опускает меч. Не потому, что устала его держать – она больше не боится меня. – У тебя даже не хватит провизии, чтобы твои люди продержались до наступления весны. Ты дурочка, Кровавый Сорокопут. Я не в состоянии ввязываться в войну с Керис и ее сверхъестественными союзниками. Мне остается лишь заключить с ней сделку. Советую тебе сделать то же самое.
– Лучше умереть.
– Тогда ты умрешь. – Воины Никлы ломятся в дверь, выкрикивая ее имя. – Через несколько секунд от мечей моих стражников. Или позже, от руки своей императрицы.
«Она не моя императрица!»
– Керис – это воплощенное зло, но я хорошо знаю ее. – Я все еще надеюсь. – Я могу с ней справиться. Мне всего лишь нужно…
Треск дерева не дает мне договорить. Никла задумчиво изучает меня. Так до нее не достучаться. Возможно, стоит ей пригрозить…
В этот момент по дворцу разносится пронзительный, леденящий душу вопль. Такой громкий, что я съеживаюсь и зажимаю ладонями уши, почти забыв о Никле, которая, выронив меч, повторяет мое движение. Удары в дверь прекращаются, и за дверью нарастает беспорядочный шум. С грохотом разлетается окно, и вот уже пол засыпан стеклами. А вопль все не стихает.
У меня мурашки бегут по коже, и где-то внутри пробуждается моя целительная магия, не находя себе места, точно щенок во время грозы.
Лайя. С ней что-то не так. Я это чувствую.
Крик обрывается так же неожиданно, как начался. Никла выпрямляется, дрожа всем телом.
– Что это…
Дверь, наконец, слетает с петель, и в комнату врываются стражники в главе с Элейбой.
– Керис скоро предаст вас, принцесса. – Пролетая мимо Никлы, я подхватываю меч. – Если останетесь в живых, и вам понадобится настоящий союзник, пошлите гонца ко мне в Дельфиниум. Я буду ждать.
Я низко кланяюсь принцессе, потом бегу к разбитому окну, взбираюсь на подоконник и прыгаю вниз.
7: Лайя
Я не одна. Я чувствую это, даже провалившись в забытьё. Даже в этом странном синем пространстве, где у меня нет тела.
Я не одна, но это создание не рядом со мной. Оно во мне.
В моем сознании присутствует что-то постороннее – или кто-то.
«Я всегда была здесь, – произносит чей-то голос. – Я просто ждала».
– Ждала? – повторяю я, и голос мой еле звучит в этой бескрайности. – Чего ждала?
«Ждала того момента, когда ты разбудишь меня».
«А теперь очнись».
«Очнись».
– Очнись, Лайя из Серры.
Я с огромным трудом поднимаю веки, чувствуя нестерпимое жжение, будто кто-то бросил мне в лицо пригоршню песка. Лампа светит мне прямо в лицо, и пять женщин, чьи глаза густо обведены черной краской, стоят вокруг кровати, на которой лежу я. На них вышитые платья с широкими юбками, в волосы вплетены нити золотых монет, и такие же подвески украшают их лоб.
Йадуна. Колдуньи и верные союзницы короля и принцессы.
О небо. Я медленно приподнимаюсь на локтях, словно одурманенная, и одна лишь мысль бьется у меня в мозгу: нужно выбираться отсюда к чертям.
Эта комната на втором или третьем этаже виллы, и ее хозяин – определенно Мореход. Пол устлан шелковыми коврами ярких цветов, повсюду ширмы с орнаментом в виде звезды. Из арочного окна видны стены дворца, освещенного тысячами светильников. Однако непрерывный звон тревожного колокола мешает оценить такую красоту.
Делая вид, что еще не пришла в себя, я откидываюсь на подушки. Затем напрягаю все мышцы, спрыгиваю на пол, расталкиваю женщин, бросаюсь к открытой двери – я уже совсем рядом с ней…
Дверь захлопывается у меня перед носом. Йадуна тащат меня назад, а когда я пытаюсь кричать, из горла вырывается жалкий хрип. Я призываю на помощь свою невидимость, но тщетно. Должно быть, Князь Тьмы еще в городе, потому что, как я ни стараюсь задействовать магию, у меня ничего не получается.
Йадуна усаживают меня в кресло, продолжая удерживать меня в нем. Я не делаю попыток вырваться. Еще рано.
– Вы… вы следили за мной, – говорю я.
– Успокойся, Лайя из Серры. – Я узнаю женщину, которая обращается ко мне. Когда-то она дала мне книгу – в тот день, когда сгорела Великая Адисская Библиотека. – Мы не желаем тебе зла. Мы спасли тебя от Мехе…
– Молчи, А’вни! – Старшая из женщин бросает гневный взгляд на А’вни, потом поворачивается ко мне и сверлит меня своими темными глазами. – Посмотри на меня, девочка, – приказывает старуха.
Я не желаю повиноваться, но голос ее заставляет меня подчиниться. Что это за магия? Может быть, ее тоже коснулся ифрит? Я против воли поднимаю голову и в ту же секунду, крепко вцепившись в подлокотники кресла, пытаюсь пнуть колдунью.
– Держите ее!
– Д’арью… – протестует А’вни, но Д’арью отмахивается от нее и продолжает смотреть на меня в упор.
Темно-карие глаза, обведенные черным, отливают золотом. Воля к борьбе покидает меня. Она загипнотизировала меня. Мне не вырваться.
– Мы не желаем тебе зла, – повторяет Д’арью. – Если бы мы хотели твоей смерти, оставили бы тебя Князю Тьмы.
Она не ждет ответа, но я усилием воли пробиваюсь сквозь ее чары и кое-как выговариваю:
– Чтобы он смотрел, как Керис медленно убивает меня?
– Он охотится за тобой не для того, чтобы убить, – объясняет Д’арью. – Он хочет проникнуть в твое сознание и понять, что живет внутри тебя.
Я пытаюсь не выдавать охватившей меня тревоги. Что живет внутри меня?
– Это древняя магия, дитя, – отвечает Д’арью на мой невысказанный вопрос. – Магия, которая тысячу лет ждала появления смертного, у кого достанет силы ее разбудить. – Женщина улыбается, и я вижу выражение свирепого ликования на ее лице. И начинаю ей доверять. – Я думала, это будет Мирра из Серры. Или Исадора Телуман, а может быть, Ильдизе Мози. Но…
– Но даже древние могут ошибаться, – лукаво замечает А’вни, и другие йадуна хихикают.
Я ожидаю, что Д’арью сердито прикрикнет на них, но она снова улыбается. Внезапно до меня доходит смысл ее слов.
– Ты… ты знала мою мать?
– Знала ли я ее? Я обучала ее, точнее, пыталась обучать. Она терпеть не могла выполнять чужие указания. Ильдизе была более покладистой, хотя, возможно, потому что сама была из Мореходов. С Исадорой я не была знакома – но какой силой обладала эта девушка! – Д’арью негромко присвистывает. – К сожалению, Империя добралась до нее раньше нас.
У меня голова идет кругом.
– Могущество, – лепечу я. – Ты говоришь о могуществе, исходящем от ифритов?
Д’арью презрительно усмехается.
– Если твоя сила дарована ифритом, тогда я джинн. А теперь молчи. Дай мне выполнить свою работу.
Старая колдунья снова заставляет меня взглянуть ей прямо в глаза, и мне кажется, что она проникает в мои мысли, а потом медленно, с трудом вытягивает что-то из меня. Как будто некая часть моего сознания тысячу лет покоилась на дне болота, а теперь, наконец, возвращается к свету. Когда это всплывает на поверхность, я обнаруживаю, что меня саму задвинули куда-то в темный угол моего собственного мозга.
– Мир тебе, Рехмат. – Голос Д’арью слегка дрожит, и я сразу же понимаю, что, глядя на меня в упор, она обращается вовсе не ко мне. – Твои слуги здесь. Наш обет исполнен.
– Да пребудет мир с вами, йадуна. Вы совершили то, что должно. Я освобождаю вас от обетов.
Эти слова говорю я. Я чувствую, как шевелятся мои губы. Но низкий голос принадлежит не мне. Я никогда в жизни не употребляла слова «пребудет». Более того, это не голос человека. Он напоминает шум песчаной бури – если бы песчаная буря умела говорить на древнем языке Серры.
– Значит, это и есть наша воительница, – произносит Рехмат, переходя на обычный язык. – Воплощение той жертвы, которую вы принесли сотни лет назад.
– Нельзя считать жертвой наше согласие поселить тебя среди нашего народа, о великая, – почтительно говорит Д’арью.
– Сто йадуна приняли мое могущество целиком и полностью. – Голос Рехмат сейчас больше напоминание рычание, реагируя на попытку ей возразить. – Это был самоотверженный поступок. Вы не знали, как это подействует на ваших детей и их потомков. Но это случилось. Теперь я живу в сознании тысяч.
– Я должна признаться тебе, о великая, – говорит Д’арью, – я не думала, что именно Лайя из Серры разбудит тебя. Кровавый Сорокопут, как мне кажется, больше подходит на роль великого воина, а может быть, Пчеловод. Или даже кузнец Дарин.
– Или Авитас Харпер, – замечает другая йадуна. – Или мальчишка Тас, убийца демонов.
– Но ни один не смог бросить вызов Князю Тьмы. Лайя сделала это. Возрадуйтесь! – восклицает Рехмат, – ибо дорога открыта. Теперь наша юная воительница должна пройти ее до конца. Но если ей предстоит победить Мехерью, я не могу жить в ее сознании.
Мехерья. Князь Тьмы.
Д’арью энергично качает головой.
– Она должна быть с тобой единым целым…
– Она должна выбрать меня. Если сокол отказывается взлететь, может ли он парить в поднебесье?
На сей раз подает голос А’вни, с силой сжимая руки, чтобы они не дрожали.
– Но… но ни один сосуд не может выдержать твое присутствие, великая.
– Мне не нужен сосуд, дитя. Лишь проводник.
О небо. Это мне совсем не нравится. Я напрягаю последние силы, чтобы вернуть контроль над собственным телом и сознанием. Но и то, и другое по-прежнему остается во власти этого голоса. Рехмат. Странное имя, я никогда прежде его не слышала.
– Она испытает боль? – спрашивает А’вни. Если бы она не помогла похитить меня, я, наверное, поблагодарила бы ее за заботу.
– Я живу в ее крови, – голос Рехмат звучит почти печально. – Да. Ей будет больно. Держите ее.
– Что, во имя неба… – На долю секунды я прихожу в себя и начинаю яростно отбиваться. А’вни морщится, но помогает остальным колдуньям держать меня.
Когда голос Рехмат звучит снова, слова обращены только ко мне: «Я сожалею, молодая воительница».
В следующий миг меня словно швыряют в огонь, и он лижет мое тело, с меня точно сдирают кожу живьем и посыпают ее солью. Если бы я могла кричать, я не смогла бы остановиться. Но йадуна запихнули мне в рот кляп, и я лишь извиваюсь всем телом. В чем я провинилась, чем заслужила такие пытки? Похоже, мне приходит конец.
От моего тела отделяется полупрозрачный силуэт, смутно напоминающий человеческий. Я вдруг вспоминаю тот день в кузнице Спиро Телумана, в Серре, когда гули приняли облик моего брата, чтобы вселить в меня страх. Но нет, тот призрак был соткан из ночной тьмы, а это существо похоже на солнечный луч.
Я не могу пошевелиться, лишь щурюсь, глядя на ослепительное видение, пытаясь его рассмотреть. Но это существо не имеет пола, не имеет возраста. Оно вспыхивает в последний раз, и, наконец, свечение тускнеет.
Д’арью падает на колени перед видением. Когда оно протягивает колдунье сияющую руку, пальцы женщины проходят сквозь нее. Кем бы ни было это создание, Рехмат, оно бесплотно.
– Поднимись, Д’арью, – приказывает Рехмат тем же глубоким, рокочущим голосом. – Забирай своих сестер и уходи. Сюда идет человек.
Я пытаюсь сесть прямо, но ничего не получается. «Какой еще человек?» – хочу я спросить, но изо рта вырывается лишь нечто вроде «Пфффф».
Йадуна молча покидают комнату, но А’вни задерживается на пороге.
– Может быть, мы сумеем ей помочь, Рехмат? – спрашивает она. – Ей предстоит сражаться в одиночестве.
– Ты очень добра, и это похвально, А’вни, – отвечает Рехмат. – Не бойся. Наша юная воительница не одинока. Есть другие, чьи судьбы сплетены с ее судьбой. Они станут ее доспехами и ее щитом.
Я не слышу ответа А’вни. Я моргаю и внезапно обнаруживаю, что йадуна исчезли. И Рехмат тоже. Я не чувствую ни изнеможения, ни слабости, и боль, раздиравшая мое тело еще минуты назад, почти утихла. Я все еще в той же комнате. Вот туалетный столик, на котором поблескивают драгоценности. Похоже, здесь и живут йадуна.
Было ли это сном? Тогда как я попала в эту комнату? Почему после сражения с Комендантом и Князем Тьмы на моем теле ни царапины?
Забудь об этом. Выбирайся отсюда.
По городу все так же разливается гул набата, на улице вопят так громко, что даже через закрытые ставнями окна можно различить слова:
– Обыщите соседние улицы. Найдите их!
Дверь с шумом распахивается, и на пороге застывает женщина. Я падаю на пол и, прячась за креслом, нащупываю кинжал. В этот момент женщина откидывает со лба капюшон.
– Лайя! Клянусь преисподней. – Кровавый Сорокопут успела переодеться в кожаный камзол и штаны, какие носят Мореходы, и уже похожа на себя прежнюю. – Я тебя повсюду ищу. Что произошло?
– Я… меня…
«Похитили йадуна, потом совершили надо мной какой-то обряд… из меня вылезло что-то, но сейчас оно исчезло, и я понятия не имею, что все это значит».
– Неожиданно появился Князь Тьмы, – бормочу я. – Я сбежала через окно.
Сорокопут одобрительно кивает.
– И у меня все то же. Я имею в виду окно. По дороге расскажешь подробности. Нужно встретиться с нашими у ворот. Здесь повсюду охрана…
Заметив цветную искорку, я поднимаю руку: прилетела одна из фей Мусы. Мне в ладони падает свиток.
«Северо-восточные ворота отменяются. Кругом солдаты.
Какого черта, вы там наворотили во дворце? Пробирайтесь к гавани.
Я вас найду».
– Как мило. У него нашлось время для выволочки, но какая гавань нам нужна, он сказать не удосужился, – ворчит Сорокопут.
– Гавань Фари, – говорю я. – В первый раз мы с ним высадились именно там. Но это почти на другом конце города. А если улицы кишат солдатами…
Сорокопут хитро усмехается.
– Улицы, Лайя из Серры, – это для новичков. Будем уходить по крышам.
