Самюэль Бьорк
Сова
7
Полицейский Юн Ларсен, в кругу друзей более известный как Карри, пытался открыть дверь в свою квартиру, но никак не мог попасть ключом в замочную скважину.
Он много раз обещал своей любимой бросить. Они долго копили деньги. Откладывали по две тысячи крон каждый месяц больше года. Она хотела на Фиджи. Три недели в раю. Пить экзотические коктейли с зонтиками. Купаться с разноцветными рыбками в лазурно-голубой воде. Отдохнуть от работы, которая ей на самом деле не нравилась. А теперь он опять все испортил.
Карри тихо выругался на самого себя, наконец смог засунуть ключ в маленькую скважину и запер за собой дверь так тихо, как только мог. Попробовал повесить куртку, но врезался в вешалку и теперь стоял, покачиваясь, и размышлял, стоит ли идти в спальню или сразу изгнать себя на диван. На нем он обычно спал, когда приходил домой таким, пьяным в стельку, не в состоянии убрать за собой, пустившим на ветер сбережения. Еще один вечер игры в покер, опять все проиграл, очень много проиграл. Он так хорошо держался весь вечер, но поставил ва-банк со стритом[4], а блестящие зубы на другом конце стола встретили его стрит-флешем[5], и все жетоны Карри вдруг сменили владельца. Ему просто нужно было напиться в дрова, разве она этого не понимает? После восьми часов за столом. Всю ночь играя как бог. Бросаясь вперед, когда надо. Повышая ставки, когда надо. Блефуя, когда без этого было не обойтись. Он играл хорошо, действительно хорошо. Сегодня Карри играет как настоящий мужик. Но в конце все пошло прахом. Минутный триумф, почти сорок тысяч в банке, он ни за что не проиграет их, это его вечер, наконец-то – и вот все закончилось как обычно.
Дьявол.
Он оперся спиной о стену, наконец снял ботинки, пошатываясь, зашел в гостиную и сосредоточил свое внимание на диване.
В последнее время столько всего произошло, разве она этого не понимает? Столько всего навалилось, и ему это нужно, немного свободы от всего. Фиджи – это ее мечта, коктейли – это неплохо, но разве обязательно лететь через весь мир, чтобы выпить? Почему не сделать этого дома? Он не особенно любит купаться и лежать на пляже, обычно обгорает после первого дня на солнце и сидит в тени оставшиеся дни. Карри даже рассердился на это. Вразвалку он дошел до белого дивана из «ИКЕА» и взгромоздил на него свое тучное тело. Положив голову на одну из подушек, он попытался натянуть на себя плед, но, так и не дойдя выше коленей, вдруг проснулся от телефонного звонка – он и не заметил, как уснул.
– Алло?
За окном был день. Тусклое октябрьское солнце светило в лицо, избежать реальности было невозможно. Опять он напился как свинья и просрал все накопленные ими деньги из-за чертова стрита против флеш-стрита.
– Ты проснулся?
– Проснулся? – пробормотал Карри, не в силах оторвать голову от подушки.
Мунк явно нервничал и был в очень плохом настроении.
– Мы собираем всех на общий брифинг, сможешь через час?
– В воскресенье?
– Ты в состоянии?
– Я… – начал Карри.
Во сне он пустил слюни. Почувствовал, что щека мокрая. Голова раскалывалась, и с языка с трудом шли слова.
– В офисе через час?
– Конечно, – пробурчал Карри. Ему удалось наполовину выбраться с дивана, прежде чем тело грубо напомнило о предыдущем вечере и заставило лечь обратно.
– Я только должен… сказать Сунниве… отменить воскресную прогулку… Мы собирались в горы, немного подышать свежим воздухом, но…
Карри осторожно огляделся в комнате наполовину раскрытыми глазами в поисках своей невесты, которой, судя по всему, не было дома.
– Прости, что нарушил семейную идиллию, но ты должен приехать, – сухо сказал Мунк.
– Что… произошло?
– Не по телефону. Через час, хорошо?
– Да, да, конечно, еду, мне только нужно… – продолжил толстый, страдающий от жуткого похмелья полицейский, но Мунк уже положил трубку.
Скрючившись, Карри добрался до кухни и принял три таблетки от головной боли, запив их целым литром воды. С трудом дошел до душа и стоял там, пока не кончилась горячая вода.
Он набирал входной код на доме 13 по Марибуэсгате, когда увидел приближающуюся Аннете Голи. Карри она нравилась. Достаточно спокойная, ничего из себя не изображает, но чертовски искусный полицейский адвокат, всегда прямая без всякой чепухи. И хотя некоторые думали, что она чересчур заискивает перед Миккельсоном и сделает все что угодно, чтобы получить повышение, Карри никогда не видел подтверждения этому.
– Привет, – сказала Аннете и прошла вперед него в лифт.
– Ага, привет, – пробормотал Карри.
Запах виски и сигар теперь отчетливо чувствовался, и Карри прокашлялся, чтобы прочистить горло.
– Длинная ночка выдалась? – спросила Аннете и криво улыбнулась из-под светлой челки.
– Нет… а что?
– От тебя пахнет, – сказала Аннете.
– Пропустил пару стаканчиков, не больше, – пробубнил Карри, ощутив, как все вчера выпитое просится обратно, когда лифт зашумел на пути на третий этаж.
– Так что случилось? – сказал он, выдавив улыбку.
– Девочка-подросток, найдена в Хуруме, – кратко сказала Аннете.
– Вот как, а есть… следы? – начал Карри, когда лифт доехал.
Аннете странно посмотрела на него, слегка покачав головой, и прошла вперед в офис.
Карри воспринял это как знак, что сегодня лучше держать рот на замке. Раскачиваясь, он зашел в столовую, налил себе большую чашку кофе и принес ее так аккуратно, как только мог, в переговорную.
Коротко кивнул всем коллегам: Ким Кульсё, Людвиг Грёнли, Габриэль Мёрк, новая девушка, которую Мунк недавно принял, – как же ее зовут, кажется, на «и»? Коротко стриженные светлые волосы, по-своему красивая, но слишком похожая на мальчика в такой одежде, на его вкус. Ильва, точно, вот как ее зовут. Карри выбрал себе место на задних рядах и осторожно поставил чашку на стол перед собой, чтобы не облиться.
Мунк уже занял место на подиуме и стоял с пультом от проектора в руке. На лбу его пролегли глубокие морщины, и он не улыбался, как имел обыкновение делать перед общим брифингом.
– Выключишь свет, Людвиг? – кратко сказал он, нажимая на кнопку.
На стене за его спиной появилась фотография. На ней была обнаженная девочка с широко раскрытыми глазами. Карри вздрогнул от увиденного. Чертово похмелье. Оно разыгралось в полную силу, и он пожалел обо всем. Надо было соврать. Сказать, что болеет. Остаться на диване. Пот струился под рубашкой, руки тряслись, пальцы не слушались. Карри вцепился в свою чашку кофе в надежде, что никто этого не заметит.
– В 12:40 вчера в лесу в Хурумланне был найден труп девочки, – сказал Мунк. – Недалеко от дороги к горе Харальдсфьелле. Труп обнаружил Том Петтерсон, сорокашестилетний ботаник, сотрудник Университета Осло. Петтерсон приехал фотографировать какое-то растение и случайно наткнулся на девочку.
Карри многое видел в своей жизни и думал, что у него уже выработался своего рода иммунитет, но здесь было что-то совершенно иное, и похмелье совсем не улучшало ситуацию. Голая девочка. До смерти перепуганная. Глаза широко раскрыты. Тело повернуто в странной позе, одна рука указывает вверх, а другая лежит вдоль тела.
Мунк опять нажал на кнопку. Новое фото на экране.
– Согласно заключению патологоанатома, девочку задушили, вероятно, на месте преступления, а потом положили в эту позу. Мы позже пройдем по всем деталям, но уже сейчас есть смысл обратить внимание на это…
Мунк несколько раз нажал на кнопку, и фотографии на экране сменили друг друга одна за другой.
– Перья.
Новая фотография.
– Свечи.
Новая фотография.
– Парик. Эти фигуры на холме.
Новая фотография.
– Расположение рук.
Новая фотография.
– Эта татуировка. Лошадиная голова, с буквами «A» и «F» под ней.
Карри попробовал отпить кофе, но не смог проглотить и тут же выплюнул обратно в чашку как можно осторожнее. Он был уже больше не в силах следить за тем, что происходит вокруг. Перед глазами все кружилось, и вдруг он почувствовал острую необходимость в свежем воздухе. Он был еще пьян, когда позвонил Мунк. Вот почему он смог доковылять до работы, не развалившись окончательно, но теперь пришло настоящее похмелье, снежная лавина обрушилась. Ему нужно взять себя в руки, чтобы не рухнуть на стол. Самогон? Его он пил? Перед глазами всплыла туманная картинка, лифт в многоэтажном доме в… Эстеросе? Какой-то усатый парень, какие-то женщины на высоких каблуках и слишком тяжелыми духами и большим кувшином спирта на столе. Черт подери, неудивительно, что ему так плохо. Но где же Суннива? Поняла ли она уже, что случилось? Опять уехала к маме, на этот раз с концами?
– И не менее важно вот это.
Карри услышал отдаленный голос Мунка.
Новая фотография.
– Цветок во рту.
– Психопат хренов, – прошипел Ким Кульсё за его спиной.
Карри уже едва держал голову. Вчерашний день хотел покинуть его тело. Он отчаянно посмотрел на дверь, хотел выбежать, но ноги не слушались. Он остался сидеть, тяжело дыша, снова вцепившись в чашку.
– Предварительный отчет патологоанатома, – продолжил Мунк, не обращая внимания на реакцию в комнате, – показывает ряд странностей, которые мы также рассмотрим подробнее позже, но прежде всего, нужно отметить следующее.
Еще фотографии. На некоторые Карри не мог смотреть.
– Синяки на коленях и локтях. Ладони в мозолях. Кроме того, девочка неестественно худая, как видите, почти анорексичная, и причиной этому может служить вот это.
Мунк оставил на экране последнее фото и зарылся в бумаги.
– По словам патологоанатома в ее желудке не было ничего, кроме гранул.
– Кроме чего?
Шум пронесся по комнате.
– Корм для животных? – спросил Людвиг Грёнли.
– Да, – Мунк кивнул.
– Но какого…
– Гранулы?
– Как это возможно?..
– Я не понимаю, – сказала новая девочка, Ильва.
Она была в полном шоке, как будто не осознавала, свидетелем чего стала на самом деле.
– В животе нет ничего, напоминающего обычную еду, – сказал Мунк.
– Да, но я не понимаю…
– Корм для животных, – повторил Людвиг Грёнли.
– Да, но как?..
– Это, как было сказано, только предварительный отчет, – продолжил Мунк. – Завтра Вик обещал мне подробности, так что остается только ждать. А пока…
– Как у нее в животе мог оказаться только корм? – не унималась Ильва, растерянно оглядываясь по сторонам.
Казалось, Мунк хотел что-то сказать, но его прервал телефонный звонок. Взглянув на дисплей, он решил ответить.
– Привет, Рикард, ты получил мое сообщение? – громко сказал он, чтобы показать другим, почему он взял трубку посреди собрания.
Миккельсон. Их шеф из Грёнланд. Карри никогда раньше не слышал, чтобы Мунк называл его по имени. Он увидел, как несколько коллег также переглянулись, в недоумении пожимая плечами.
Мунк взял в рот сигарету и показал на веранду для курения, дав понять, что у них есть пять минут перерыва.
8
Миа Крюгер сидела на полу на коленках в своей квартире, перед рядом пузырьков с таблетками, и пыталась найти причину не открывать их.
Всю ночь она беспокойно бродила по пустой квартире, часами ходила туда-обратно, обхватив руками свое холодное тело, и наконец упала без сил на матрас перед окном.
Ей снились такие прекрасные сны. Сигрид. Этот сон снился Мии уже много раз. Близняшка бежит к ней в белом платье через золотое кукурузное поле, как в замедленной съемке, улыбается и машет рукой.
Пойдем, Миа, пойдем.
Было так хорошо. Сон успокоил ее. Так тепло. Наконец ей подарили чувство, что жизнь прекрасна. И вдруг она проснулась. Под звуки города. Звуки действительности. В этой все затмевающей темноте. Сейчас она не совсем понимала, зачем согласилась попробовать. Жить. Она ведь все решила, разве нет? Ведь поэтому она переехала на Хитра? Чтобы покинуть все это? Разве не за этим? Она ведь давно уже все решила, неужели нужно опять проходить через все это?
Пойдем, Миа, пойдем.
Да.
Но ведь должна же ты попробовать?
Нет.
Пойдем, Миа, пойдем.
На мгновение Миа пришла в себя и заметила, как окоченела, все тело дрожало. Она плотнее укуталась в одеяло и протянула худую белую руку к одной из коробочек с таблетками. Попыталась прочесть, что на ней написано, но ничего не было видно. Она не включила свет. Она даже не была уверена, что оплатила счет за электричество.
Миа встала, чтобы что-нибудь выпить. Какая она была молодец, убрала все бутылки в попытке жить, быть здоровой и правильной, спрятала их в глубине корзины с грязным бельем в ванной.
Я не пью.
Я просто спрятала бутылки под грязной одеждой, которую нужно постирать, в стиральной машине, которую я даже не подключила, в ванной, в квартире, в районе, в городе, в мире, частью которых мне совсем не хочется быть.
Вдруг она заметила свое собственное лицо в зеркале ванной и вспомнила, как выглядела несколько месяцев назад, в доме там, на берегу Трёнделага.
Миа Лунный Свет.
Индианка со сверкающими голубыми глазами. Длинными черными волосами, волнами струящимися по худым белым плечам. Шрам у левого глаза. Трехсантиметровый след, который никогда не исчезнет. Татуировка в виде маленькой бабочки прямо около резинки трусов на бедре, сделанная в ту ночь юношеского идиотизма в Праге. Она погладила маленький посеребренный браслет на правом запястье. Им обеим подарили такой на конфирмацию, ей и Сигрид. Детский браслетик – сердечко, якорь и буква. «М» – для Мии, «С» – для Сигрид. В тот вечер, когда праздник закончился и гости ушли, они сидели в своей детской комнате наверху в Осгордстранде, Сигрид вдруг предложила обменяться.
Давай ты возьмешь мой, а я твой?
С тех пор Миа не снимала этот браслет.
Миа Лунный Свет.
Так ее называла бабушка.
Ты совершенно особенная, знаешь об этом? Другие дети тоже хорошие, но ты знаешь все, Миа, не правда ли? Ты видишь то, чего другие дети не замечают.
Бабушка, которая на самом деле и не была ее бабушкой, приняла ее как родную. Сигрид и Миа. Миа и Сигрид. Две прекрасные девочки, удочеренные пожилой парой, Евой и Кюрре Крюгер, потому что родившая их молодая девушка решила отказаться от них.
Мама. Папа. Бабушка. Сигрид.
Четыре могилы на одном кладбище, не хватало только ее. Миа просунула руку в корзину с грязным бельем, достала бутылку и трясущимися руками донесла ее и поставила у одеяла на пол перед кучей таблеток.
Ходить к психологу?
Идите к чертовой матери.
Она ведь попыталась, разве нет?
Маттиас Ванг. С тоненькими усиками, в лучшем районе западного Осло, добрый и милый, умный и способный, образованный по всем правилам, и несмотря на все это, он не понимал абсолютно ничего.
Знаете, что я думаю, Миа?
Миа открутила крышку бутылки.
Не знаю.
И приложилась к бутылке.
Мне кажется, причина вашей болезни – ваша работа.
Она почувствовала, как тепло растекается по горлу.
Что вы имеете в виду?
Почти как в том сне. Сигрид на поле.
Нет, я точно не знаю, но в вас есть что-то, чего нет в других полицейских.
Миа сделала еще глоток, тепло потекло по всему телу.
Что же?
Не имело никакого значения, что на Мии сейчас не было одежды.
Вы слишком сильно переживаете. Мне кажется, это высасывает из вас жизненные соки.
Миа закуталась в одеяло. Стало спокойно и хорошо, это друг, который поможет ей сделать то, что она собирается.
Что же это, Маттиас?
Пять пузырьков с белыми таблетками.
Это зло. Все, через что вам приходится проходить. Все, что вы видите. Все, что трогаете. Для других это просто работа. А для вас, я не знаю… как будто вы переживаете это сама, будто с вами случаются эти ужасные вещи, не слишком ли драматично я выразился, как думаете?
Миа снова поднесла бутылку к губам.
Я думаю, вы ошибаетесь.
Можно открыть целых пять пузырьков.
Да, конечно, у нас было не так много сеансов, я совершенно не могу сказать, что знаю вас или вообще знаю что-либо, это просто мое… да, как бы точнее выразиться… непосредственное ощущение, чувство по поводу вас.
На этот раз Миа надолго приложилась к бутылке.
Поговорим об этом подробнее на следующей неделе?
Нет.
Думаю, мы сможем разобраться в этом, вам так не кажется, Миа?
Нет.
Миа поставила бутылку и спокойно погладила маленький серебряный браслет на запястье.
Нет.
Мне так не кажется.
И начала осторожно откручивать крышки на пузырьках с таблетками на холодном линолеуме.
9
Холгер Мунк чувствовал раздражение, сидя за рулем черного «Ауди» на пути в Бишлетт. Он остановился на красный на Уллеволсвейен и стал рассматривать улыбающуюся молодую пару с коляской, переходящую дорогу на светофоре перед ним. Закурив, он слегка покачал головой. Как он вообще оказался в такой ситуации? Ведь не так давно у него было все, что можно пожелать. Марианне и он. С Мириам в коляске. Почему это не выходило из головы? Они женятся? У него есть дела поважнее, над которыми надо думать. Семнадцатилетняя девочка. Убита и брошена голой в лесу. На постели из перьев. С цветком во рту. А он заискивал перед Миккельсоном, наверное, это раздражало больше всего. Он понял, что нужно сделать, сразу же, как вошел в белый шатер в лесу и увидел лежащую там девочку. Ему нужно снова вернуть Мию Крюгер. У него превосходная команда, это верно, лучшие следователи, но никто не сравнится с ней.
Из задумчивости его вывели сигналы машины сзади. Светофор переключился на зеленый, а молодая пара ушла. Мунк переключил передачу и свернул к стадиону Бишлетт. Пожениться? Почему это так необходимо?
Он только успел припарковаться и собирался выйти из машины, когда зазвонил телефон.
– Мунк, слушаю.
– Это Людвиг.
– Да?
– Думаю, мы опознали ее.
– Уже?
– Думаю, да.
Мунк поручил Людвигу Грёнли и новой ассистентке Ильве проверить списки пропавших.
– Превосходно, Людвиг. Кто она?
– Нам еще нужно подтверждение, но я почти уверен, что это она. Ее звали Камилла Грин. Заявили о пропаже три месяца назад, описание соответствует, рост, цвет глаз, татуировка, но да, есть одна странность.
– В смысле?
– Вот почему это заняло время, – продолжил Людвиг.
Мунк улыбнулся, зажигая сигарету. Заняло время. Прошло не больше двух часов с того момента, когда они разделили рабочие задачи в команде. Он почувствовал легкий укол совести от этой мысли, ему нужна была Миа. У него команда лучших в стране следователей, и он никогда бы не справился без Людвига.
– Расскажи, – сказал Мунк, вылезая из машины.
– Камилла Грин, – продолжил Грёнли; по интонации было понятно, что он читает с монитора. – Родилась 13 апреля 1995 года. Зеленые глаза. Русые волосы до плеч. Рост 168 сантиметров. Вес около 70 килограммов. Сирота. Заявка о пропаже поступила три месяца назад, от Хелене Хенриксен, управляющей неким заведением под названием «Садоводство Хурумланне».
– Семьдесят килограммов? – переспросил Мунк, доставая папку и закрывая машину. – Это не может быть она, правда? Девочка, которую мы нашли, ужасно худая.
– Знаю, – прервал Грёнли. – Но у меня есть ее фотография, это точно она, Камилла Грин. Все остальное сходится. Татуировка и все остальное.
Грёнли сослался на одну из фотографий в папке Мунка. Голова лошади с буквами «A» и «F» на правом плече.
– Ладно, и когда, ты сказал, они заявили о пропаже?
– Девятнадцатого июля. Вот это как раз странно, поэтому я не смог сразу найти ее в регистре.
– Почему же?
– Эта Хелене Эриксен, заявившая о пропаже, очевидно, забрала заявление, так это вроде называется? Всего несколько дней спустя.
– Ты имеешь в виду, что ее нашли?
Грёнли пропал на пару секунд, как будто опять изучал монитор.
– Нет, ее не нашли. Просто забрали заявление.
– Это кое-что может объяснить, – сказал Мунк, бросив взгляд на окна в квартиру Мии.
Темно в обоих окнах. Он пытался дозвониться до нее, но она не брала трубку, поэтому Мунк решил приехать сам.
– …но она не отвечает, – продолжил Грёнли.
– Кто?
– Эта Хелене Эриксен. Тут есть ее номер, но она не берет трубку.
– Ок, – сказал Мунк, пересекая улицу. – Ты сказал, сирота? Значит, кто-то должен быть ее опекуном? Есть еще сведения о ней?
– Сейчас больше ничего нет, – ответил Людвиг. – Только это место, «Садоводство Хурумланне».
– И что это?
Мунк пошел к входу и посмотрел на список имен у дверных звонков – бессмысленная затея, конечно, Миа никогда бы не повесила тут свое имя. Он сделал пару шагов назад и еще раз бросил взгляд на окна. Странно, вообще-то. Они жили всего в нескольких кварталах друг от друга, его квартира на Тересесгате была в паре минут отсюда, но он никогда не был у Мии дома. Скорее даже, глупо, чем странно. Он бросил окурок в ведро, взял новую сигарету и почувствовал еще один укол совести. С тех пор, как Миккельсон отстранил Мию, Мунк виделся с ней всего пару раз. Короткие, поверхностные встречи в «Юстисене». Миа казалась такой отсутствующей, говорила немного. Не так уж и странно, наверное. После всего, через что она прошла. Пара телефонных разговоров. Пара чашек чая. Ему следовало бы сделать больше для нее. Быть лучшим начальником. И другом. Но Миа, она же такая, любит свою личную жизнь, не любит, когда ее тревожат, и он просто оставил ее в покое.
– Пока мы не так много выяснили, но это, судя по всему, какой-то дом для проблемных подростков, – продолжил Грёнли.
– «Садоводство Хурумланне»?
– Да. У них есть сайт, но он немного…
– Из девяностых, – на заднем плане послышался голос Ильвы.
– Мало обновляется, – добавил Грёнли.
– Но это садоводство?
– Да. Судя по всему, да. Место для подростков с проблемами, они там работают, или что-то в таком духе, как я уже говорил, пока я знаю немного, это все что у меня есть.
– Хорошо, – сказал Мунк. – Продолжайте работу с этой, как ты ее назвал?
– Хелене Эриксен.
– Да, продолжай звонить, пока не ответит. И посмотри, что еще можно найти по Камилле Грин. Ты знаешь, где искать.
– Уже работаем, – сказал Людвиг.
– Хорошо, – подытожил Мунк и повесил трубку.
Он еще раз набрал номер Мии, но она по-прежнему не отвечала. На секунду Мунк задумался, не позвонить ли во все звонки без имени, пока случайно не попадет правильно, как вдруг проблема решилась: дверь открылась. Молодая женщина в обтягивающем разноцветном спортивном костюме вышла, и Мунк как раз успел выбросить сигарету и подняться по лестнице, когда дверь за ним закрылась.
Третий этаж, насколько он помнил. Один раз он провожал ее домой из «Юстисена», и она показала ему на окна.
Тут я живу. Мой новый дом.
Она была пьяна и сказала это с сарказмом.
Дом.
Прозвучало это так, словно на самом деле она так не думает. Тяжело дыша, Мунк поднялся на третий этаж. К счастью, там оказалось всего две квартиры. На одной была вывеска. Здесь живут Гуннар и Вибеке. На другой ничего не было.
Мунк расстегнул куртку, два раза нажал на звонок и стал ждать.
