СанаА Бова
Суртандус. Демон Рождества
До наступления следующего сезона Суртандус оставался здесь, в тишине Валдмора. Но эта тишина не была безмятежной. Она была наполнена шёпотами, стонами, эхом шагов душ, которые бесконечно блуждали в поисках спасения, которое никогда не придёт.
Демон наблюдал, как души вновь и вновь осознают ужас своей природы. Это осознание не приходило мгновенно. Оно вырывалось из их сущности медленно, как свет из-под толстого слоя льда. Каждый миг их страдания был для Суртандуса напоминанием о том, что предательство – это не просто поступок. Это часть души, её искривление, которое невозможно исправить.
Это был его мир. Его замёрзший, мёртвый, но вечный дом. Валдмор не требовал тепла или света, не нуждался в обновлении. Он был неизменным, как сама природа греха. Даже запах этого мира – сырость, пепел, отголоски прошлого – был неподвижным, словно застывшим в вечности.
Суртандус знал, что его роль здесь была важнее, чем просто наказание грешников. Он не карал их. Он раскрывал их. И каждый из них, оставаясь в этом мире, становился частью великой симфонии Валдмора, где каждая нота была исполнена боли, но звучала в безупречном такте вечности.
ГЛАВА 2: РОЖДЁННЫЙ ИЗ ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Век был холодным и суровым. Земля, укрытая вечным снегом, казалась запечатанной в хрустальной оболочке. Поля и дороги, лишённые каких-либо признаков жизни, превратились в бескрайние белоснежные пустоши. Снег лежал ровным, но тяжелым покровом, скрывая под собой следы прошлого, словно хотел навсегда стереть память обо всём, что здесь происходило. Зимой небо почти всегда оставалось серым, тяжёлым, будто сама природа старалась придавить мир своим холодным взором.
Люди привыкли жить в этом постоянном холоде, но даже они не могли привыкнуть к вьюгам, что пробирали до костей, заполняя воздух резкими порывами ледяного ветра. Это был ветер, который приносил с собой запах сырой земли, заточённой под снегом, и едва уловимый аромат дыма из печей, что боролись с морозом за жизнь своих хозяев.
В это время, когда свечи, а не фонари, освещали тёмные улицы, каждый дом становился крепостью, укрытием не только от холода, но и от людской жестокости. Люди старались держаться друг друга, но в каждом взгляде пряталась недоверчивость, в каждом приветствии звучала осторожность. Холод здесь был не только погодным явлением, он проникал в сердца, замораживая их. И ничто не могло сравниться с ледяным холодом предательства, которое разило больнее любой зимней стужи.
Именно в такую эпоху родилась история о человеке, чьё имя будет проклято и забыто для всех, кроме тех немногих, кто готов шептать его на морозном ветру. История о человеке, ставшем демоном. Его звали Арнт, и его падение началось в Рождество.
Арнт был человеком невысоким, но его фигура, крепкая и жёсткая, будто высеченная из камня, внушала уважение. Его лицо, грубое, словно вырубленное топором, говорило о его суровом характере и неуступчивости. Лоб, обрамлённый чёрными волосами, которые он всегда зачёсывал назад, был широким, а скулы выдающимися, что придавало его облику некоторую суровую гармонию. Глаза Арнта – глубокие и тёмные, как ночное небо без звёзд, – смотрели остро и пронизывающе, будто он всегда искал угрозу или возможность. Этот взгляд был настороженным, как у зверя, привыкшего выживать в лесу, полном охотников.
Его одежда не выделялась: тёмная шерстяная куртка, подпоясанная простым кожаным ремнём, высокие сапоги, покрытые засохшей грязью, были практичными и ничем не примечательными. Но за этой скромностью скрывалось нечто большее. Под внешней простотой жила жадность, которая пожирала его изнутри, как медленно действующий яд.
Эта жадность не проявлялась в больших поступках или словах, но её можно было почувствовать в мелочах. Каждый раз, когда он брал монету за выполненную работу, его рука на мгновение задерживалась, пальцы сжимали её чуть крепче, чем нужно. Запах металла, исходящий от монет, казалось, был для него слаще любого аромата. Взгляд Арнта становился жёстче, когда он видел, что у других есть то, что он хотел бы заполучить.
Запах зависти и скрытой алчности, еле уловимый, витал вокруг него, как слабый дым, который ощущали лишь те, кто был достаточно внимателен. Люди сторонились его, хотя открыто никто не осмеливался об этом говорить. Он был волком, который жил среди овец, пряча свои клыки за спокойным, почти добродушным выражением лица.
Рождественская ночь застала его в небольшом доме, где в камине тихо потрескивал огонь, испуская лёгкий запах сгоревших дров, смешанный с ароматом еды, стоящей на столе. Вокруг стола сидели его братья – Тормунд и Хальвор. Они пили крепкое пиво и смеялись, вспоминая зимние праздники прошлого.
Но Арнт молчал. Его взгляд был направлен на окно, за которым плясал снег, но мысли были далеко. Его сердце, замёрзшее от собственной алчности, уже не могло чувствовать тепла, которое должно было исходить от родственных уз. Запах праздника, который приносили приготовленные блюда и едва заметный аромат хвои, его не трогал. Он чувствовал только свою жажду – жажду получить больше, чем у него есть, даже если для этого придётся переступить через кровь.
Арнт был человеком, который выбрал путь предательства. И когда его братья подняли бокалы, чтобы выпить за Рождество, он уже принял своё решение. В этот момент снег за окном перестал быть просто снегом – он стал символом пустоты, которая вот-вот поглотит их жизнь. Этот момент был началом его падения, которое навсегда изменит его судьбу и сделает его именем, шепчущимся на устах тех, кто боится зимнего ветра.
Арнт жил в небольшом городке, окружённом густыми, почти непроходимыми лесами. Это место казалось оторванным от остального мира, как остров среди океана снегов. Здесь зима наступала рано, заполняя воздух резким холодом и запахом замёрзшей хвои, а уходила поздно, оставляя за собой следы льда, который упорно не сдавался под первым весенним солнцем.
Городок, укрытый белым покрывалом, был тихим, словно в нём застыло время. Из дымоходов поднимались тонкие струйки серого дыма, источающие терпкий аромат горящих дров, смешанный с едва уловимыми нотками смолы и морозного воздуха. Каждый дом, выстроенный из толстых бревен, был одновременно и жилищем, и крепостью, защищающей своих обитателей от холода и хищников, что порой выходили из леса.
Арнт, его братья Тормунд и Хальвор, жили вместе в небольшом доме на краю города. Вокруг дома стояли высокие ели, их густые ветви нависали над крышей, словно старинный сводчатый потолок. Этот дом, полный запахов свежеиспечённого хлеба и сухих трав, был сердцем их семейного уюта. Однако за его стенами скрывались трещины, которые никто не замечал.
Тормунд, старший брат, был полной противоположностью Арнта. Щедрый и справедливый, он был известен в округе своим заразительным смехом, который раскатывался, как звон медных колоколов. Его густая рыжая борода и широкие плечи делали его похожим на северного воина из древних легенд. Когда он заходил в комнату, от него всегда веяло теплом и запахом древесной смолы, словно лес следовал за ним повсюду.
Хальвор, младший из братьев, был тихим мечтателем. Его лицо с тонкими, почти изящными чертами и ясными голубыми глазами напоминало зимний рассвет – хрупкий, но полный надежды. Он любил сидеть у окна, вглядываясь в далёкий горизонт, где лес встречался с небом. Иногда он напевал старинные песни, которые их мать пела в детстве. От него всегда исходил лёгкий аромат книг и сушёных трав, что он собирал в летние месяцы.
Три брата вместе владели лесопилкой, старой, но надёжной. Она была построена ещё их отцом, и запах древесной стружки и сырого дерева пропитал каждую её доску. Лесопилка кормила их семьи, и они гордились своим трудом. Однако для Арнта этот труд был в тягость. Ему казалось, что он достоин большего, что ему суждено выбраться из замкнутого круга бедности.
В тот роковой декабрь, за неделю до Рождества, к Арнту пришёл человек в тёмном плаще. Его появление было столь неожиданным, что казалось, будто он вынырнул из самой тени зимней ночи. Морозная вьюга за дверью на мгновение стихла, словно уступая дорогу незваному гостю.
Незнакомец вошёл в дом, не спрашивая разрешения, и запах холодного железа тут же наполнил комнату. Его лицо скрывалось под капюшоном, который отбрасывал глубокую тень, но из-под него пробивались проблески его глаз – холодных, словно лёд, и цепких, как взгляд хищника. Его голос, низкий и шипящий, был подобен шороху змеиной чешуи.
– Арнт, – произнёс он, медленно перекатывая слова на языке, словно пробуя их на вкус. – Твоя лесопилка стоит на золоте.
Арнт прищурился, его взгляд стал настороженным, словно у волка, что почуял ловушку.
– О чём ты? – спросил он, его голос был грубым, но внутри чувствовалось скрытое любопытство.
Незнакомец ответил не сразу. Вместо этого он вынул из-под плаща старую карту. Её края были изношены, а поверхность покрыта пятнами времени, которые отдавали запахом пыли и прелой кожи. Когда он развернул её, из карты будто вырвался слабый запах затхлости, смешанный с ароматом старых чернил.
– Под твоей землёй, – произнёс незнакомец, указывая на карту длинным костлявым пальцем, – глубоко под землёй, сокрыты залежи янтаря. Богатство, о котором ты и мечтать не мог.
Глаза Арнта вспыхнули, как угли, задетые ветром. Янтарь – драгоценный, сверкающий, словно застывший свет солнца. Эта мысль, как огонь, разожгла в его сердце искру жадности. Он почувствовал, как холодная комната вдруг наполнилась теплом. Казалось, даже запахи вокруг изменились. Лёгкий аромат дров в камине смешался с фантазиями о роскошных тканях, драгоценных камнях и дорогих винах, которые он мог бы позволить себе.
Но вместе с этим теплом пришёл и холодный страх. Он знал своих братьев. Тормунд и Хальвор никогда бы не согласились продать лесопилку, которая была для них не просто работой, а наследием их семьи.
Незнакомец, как будто чувствуя его сомнения, склонился ближе. От него пахло чем-то острым, будто сожжённым пергаментом, и это заставило Арнта вздрогнуть.
– Они станут твоей преградой, – прошипел он, его голос звучал как ледяной ветер. – Ты хочешь быть рабом своих братьев? Или ты хочешь быть хозяином своей судьбы?
Арнт молчал, но его молчание было громче любых слов. Незнакомец выпрямился, его фигура словно растаяла в полутьме комнаты.
– Подумай, Арнт, – добавил он, прежде чем исчезнуть, – время на твоей стороне… пока что.
Когда дверь за незнакомцем закрылась, комната снова наполнилась запахом дерева и дыма, но теперь эти запахи казались Арнту пустыми. В его голове уже звучал шёпот жадности, а в воздухе витал едва уловимый аромат янтаря, которого он ещё не держал в руках, но уже ощущал своим.
День перед Рождеством выдался ясным, но пронизывающе холодным. Лес, покрытый снегом, выглядел сказочно прекрасным и одновременно угрожающим, как застывшая во времени картина. Тяжёлые шапки снега лежали на ветвях деревьев, изгибая их под своей тяжестью, а под ногами хрустел ледяной наст, оставляя резкие, чёткие следы. Воздух был настолько свежим и морозным, что каждый вдох обжигал лёгкие, заполняя их ароматом зимнего леса: хвои, мокрой древесины и едва уловимого запаха льда, напоминающего металлический привкус.
Арнт пригласил братьев на охоту, и эта идея была принята с энтузиазмом. Тормунд, с его громким смехом и широкой улыбкой, выглядел особенно довольным. За поясом у него висел новый топор с лезвием, сверкавшим на солнце. Топор был подарком старого друга, и Тормунд то и дело гордо поправлял его, словно этот инструмент стал его талисманом. От него пахло древесной смолой, перемешанной с потом – запах трудового человека, честного и добродушного.
Хальвор, напротив, был тише. На его плече покоился лук, простой, но надёжный, с натянутой тетивой, источавший лёгкий аромат свежего дерева и воска. Его глаза, ясные и задумчивые, смотрели куда-то вдаль, как будто он видел не только этот лес, но и нечто за его пределами. Он улыбался лишь тогда, когда Тормунд начинал рассказывать очередную историю из их детства, наполненную смехом и беззаботностью.
Они шли по лесу, их шаги заглушал мягкий снег, а звуки смеха разносились между деревьями, словно эхо давно минувших дней.
Для Арнта этот день был последним, когда он видел братьев живыми. Внутри него тлел холодный огонь. Он слушал их смех, но вместо тепла в сердце ощущал лишь раздражение. Каждое воспоминание, которым они делились, казалось ему безразличным, словно касалось другой жизни. Лес, такой живой вокруг, для него был просто декорацией.
Когда солнце начало клониться к горизонту, окрашивая небо в кроваво-красные тона, воздух наполнился густым запахом морозной сырости. Этот аромат, смешанный с тягучим дымом далёких костров, словно предвещал беду.
Арнт повёл их вглубь леса, всё дальше от протоптанных троп, к старой, заброшенной шахте. Её чернеющий провал, обрамлённый треснувшим камнем, напоминал разверзнутую пасть, готовую поглотить всё живое. От шахты веяло гнилью и чем-то древним, как будто сама земля хранила внутри себя остатки давно умершей жизни.
Первым пал Тормунд. Арнт дождался, пока брат отвлечётся, и внезапным ударом сбил его с ног. Топор, который был для Тормунда символом силы, теперь бесполезно лежал в стороне. Глухой звук удара перекрыл крик, который едва успел сорваться с его губ. Его тело с тяжёлым стуком упало в шахту, исчезнув в её чёрной, бездонной глубине. На мгновение показалось, что сам лес задержал дыхание, провожая его в вечный мрак.
Хальвор, ошеломлённый, застыл на месте, а затем, осознав, что произошло, бросился бежать. Но Арнт был быстрее. Вдохновлённый своей жадностью, он настиг брата и сжал его горло, словно стальной капкан. Хальвор пытался вырваться, его лёгкий аромат трав и дерева исчез, сменившись запахом ужаса и пота. Его глаза, полные недоверия, молили о пощаде, но Арнт не дрогнул.
С тихим всхлипом, больше похожим на звук ломаемой ветки, Хальвор утратил последние силы. Его тело рухнуло вниз, следом за Тормундом, растворяясь в шахте.
Когда всё было кончено, Арнт стоял над шахтой, тяжело дыша. Его руки дрожали, но он не знал, от чего именно: от усталости или от осознания того, что он сделал. Он держал камень, покрытый тёмной, густой кровью. На мгновение он задумался, почему кровь кажется тёплой, когда снег вокруг уже начал её замораживать. Красные пятна растекались по белоснежному покрывалу, словно цветы смерти, растущие на замёрзшей земле.
Арнт сказал себе, что всё это ради богатства, ради будущего, но внутри него что-то надломилось. Впервые за долгие годы он почувствовал, как всё, что казалось ему важным, потеряло смысл. Воздух вокруг стал тяжёлым, словно его наполнили свинцом. Тишина была настолько абсолютной, что в ней можно было услышать собственное сердцебиение, отголоски которого отдавались в висках.
Внезапно из глубин шахты раздался гул. Этот звук был неестественным, напоминающим низкий рёв далёких труб, доносящийся из-под земли. Лес, казалось, замер, а затем начал источать новый аромат – запах сырой земли, смешанный с горечью и металлической нотой, словно воздух напитался древним гневом.
Из тени шахты появился тот самый незнакомец в тёмном плаще. Его движения были плавными, почти призрачными, а фигура, казалось, не касалась земли. Теперь его лицо было видно: гладкое, белое, как фарфор, без единого изъяна. Однако вместо глаз – две чёрные пустоты, которые, казалось, втягивали в себя всё, на что падал их взгляд.
– Ты сделал свой выбор, Арнт, – произнёс незнакомец, и его голос эхом разнёсся по лесу. Это был не голос человека, а низкий, холодный звук, в котором слышалась древняя, неподвластная времени сила. – Теперь ты будешь наказан.
В тот момент Арнт почувствовал, как лес, некогда живой и наполненный звуками, стал его тюрьмой. Воздух, ещё недавно наполненный запахом хвои и свежего снега, теперь пах сыростью и смертью. Арнт стоял, не в силах двинуться, а вокруг него лес начал наполняться тенью, словно сам мир собирался забрать его туда, где ему суждено быть.
Он сделал попытку отступить, но его ноги словно приросли к земле. Каждый мускул его тела напрягся, как у зверя, что попал в капкан. Он чувствовал холод, поднимающийся из земли, будто его кровь начала превращаться в лёд. Этот холод был не просто физическим; он проникал в самую глубину его существа, цепляясь за сердце и душу, словно когти.
Незнакомец, стоящий перед ним, медленно протянул руку. Её бледная, изящная кожа казалась вырезанной из гладкого мрамора, но от неё исходил зловещий свет. Когда его пальцы, длинные и тонкие, словно ветви мёртвого дерева, коснулись воздуха, снег вокруг вспыхнул синеватым светом. Это был холодный, мертвенный свет, который не освещал, а скорее выжигал всё живое.
Арнт почувствовал, как это свечение окутывает его тело. Его кожа начала бледнеть, превращаясь в ледяную корку, покрытую тонкими трещинами, будто замёрзшая вода. Воздух вокруг наполнился странным запахом – смесью жжёного льда и чего-то горького, напоминающего старую, сгнившую смолу. Его руки, которые ещё мгновение назад казались сильными и человеческими, начали вытягиваться. Кости хрустели, мышцы натягивались, как струны, превращаясь в неестественно длинные, изогнутые конечности с когтями, острыми и чёрными, как обсидиан.
Он хотел закричать, но горло отказало ему. Вместо крика из его груди вырвался хрип, грубый и рваный, как зимний ветер, налетающий с треснувшего ледяного озера. Этот звук, странный и нечеловеческий, отозвался эхом в лесу, словно весь мир наблюдал за его преображением.
– Ты предал свою кровь ради золота, – произнёс незнакомец, его голос был глубоким, звенящим, как удар древнего колокола, который никто не должен был слышать. – Теперь ты будешь охотиться на тех, кто предаёт своих близких.
Его слова эхом отразились от деревьев, наполняя лес звуком, похожим на стон. От этих слов Арнт почувствовал, как остатки тепла покидают его. Незнакомец сделал шаг ближе, и запах холодного пепла наполнил воздух, словно сам лес оплакивал то, чем Арнт больше никогда не станет.
– Твоя душа проклята навечно, – добавил незнакомец.
Когда всё закончилось, в лесу осталась лишь гробовая тишина. Ветер прекратил свой плач, и даже птицы, что прятались среди ветвей, замолкли, словно мир затаил дыхание, чтобы не потревожить новую сущность. Арнт больше не был человеком. Его отражение, если бы оно существовало, показало бы ужасную правду: изогнутая фигура с длинными руками, острыми когтями, головой, на которой изогнулись чёрные рога, напоминающие мёртвые корни. Его глаза, прежде тёмные, теперь светились ледяным синим светом, в котором не было ни капли человечности.
Так он стал Суртандусом, демоном, которому не было покоя. Тот, кто предал своих братьев, теперь должен был вечно охотиться на тех, кто повторил его грех.
Он вернулся в город, но никто его не узнал. Едва ли кто-то мог его увидеть: его тело стало тенью, скользящей между домами, растворяющейся в каждом уголке мрака. Он больше не издавал звуков, кроме лёгкого шепота, похожего на дыхание ветра. Этот шёпот – это было то, что слышали люди, чьи сердца были полны лжи.
Город, сиявший Рождественскими огоньками, теперь казался ему чужим и враждебным. Свет, льющийся из окон, был для него не теплом, а насмешкой. Эти светильники, раньше символизировавшие надежду и счастье, теперь жгли его душу. Каждый смех, доносящийся из домов, был для него напоминанием о том, что он потерял.
Он не мог избавиться от запаха, который окружал его в это время. Это был запах чужих секретов, горьковатый и плотный, словно сожжённые листья, смешанные с остатками пряностей. Каждый шаг, который он делал по заснеженным улицам, сопровождался этим ароматом, проникающим в каждый уголок его новой сущности.
Так началась его вечная охота. Каждый год, каждое Рождество он выходил на поиски. Его ледяные глаза видели то, что не видят люди: ложь, запутанную в улыбках, предательство, скрытое за объятиями. Он шёл туда, где подарки прятали не радость, а жадность, и искал тех, чьи маски семейного счастья скрывали гнилое сердце.
Его путь был бесконечен, его проклятие – неумолимо. Арнт, предавший свою кровь, стал тем, кто теперь лишал других лживой близости. В каждом шёпоте, в каждом мерцании свечей его тень продолжала свой путь, неизменная, как холод зимы.
ГЛАВА 3: ОХОТА НАЧИНАЕТСЯ
Зимняя ночь опустилась на город, словно старая, изношенная вуаль, истончённая годами, но всё ещё способная скрыть под собой всё живое. Небо, затянутое плотными облаками, казалось бескрайней серой пропастью, из которой медленно сыпались снежные хлопья. Они кружили в воздухе, заполняя его шепчущими звуками, похожими на лёгкие вздохи, и оседали на землю, превращая её в безупречное белое полотно.
Холод был почти осязаемым, густым, как невидимая стена, через которую приходилось прорываться с каждым шагом. Этот холод не просто обжигал кожу – он проникал внутрь, охватывал сердце ледяными когтями, заставляя его биться медленнее. Казалось, что мороз разливался даже по душам людей, вымораживая из них всё живое и оставляя лишь пустую оболочку.
Город, укрытый снегом, словно затаил дыхание. Его улицы были пусты, за исключением редких силуэтов, торопливо скрывающихся в домах. Свет праздничных гирлянд пробивался сквозь снежную пелену, но даже он казался слабым и холодным, словно боялся погаснуть в этом ледяном мраке. Единственный звук, который нарушал эту безмолвную картину, был звон рождественских колокольчиков. Отдалённый, едва слышный, он эхом разносился по пустым улицам, словно умирающий голос прошлого, напоминая о тепле, которое здесь давно угасло.
Эта тишина, это напряжение казались предвестниками чего-то неизбежного. Город, с его искусственным блеском и замороженными улыбками, будто замер в ожидании грядущей беды.
Высоко, в тени церковной колокольни, стояла фигура, почти сливаясь с густым мраком. На первый взгляд она могла показаться частью самого здания, но приглядевшись, можно было заметить её движение. Это был Суртандус, охотник на души предателей. Его тёмный силуэт выделялся на фоне снежного неба, а глаза, холодные и голубоватые, сияли, как два ледяных огонька, прорезающие ночь.
Суртандус наблюдал за миром смертных. Его взгляд, проникающий сквозь стены и фасады, видел больше, чем могли бы показать яркие огни или праздничные декорации. Он видел сердца людей, их истинные мысли и скрытые намерения. Ложь и предательство, как жар, запертый под слоем льда, были для него видимыми, осязаемыми. Каждое слово, произнесённое с фальшивой улыбкой, каждая уловка или замалчиваемая правда – всё это выдавало предателей, делая их мишенью для его охоты.
Этот город с его яркими огнями и радостными песнями был для Суртандуса не праздником, а охотничьими угодьями. Здесь, в этих сияющих домах, укрытых снегом, он чувствовал гниль, замаскированную под тепло.
На Суртандусе был плащ, словно сотканный из теней. Он длинными складками спадал до самой земли, а его края растворялись в воздухе, как дым, стелющийся по заснеженной земле. Казалось, что этот плащ жил своей жизнью, шевелился и колыхался даже в безветренной ночи. Его тёмная ткань испускала слабый, горьковатый запах пепла, который оставался в воздухе там, где проходил демон.
Его руки, тонкие и длинные, были покрыты бледной кожей, напоминающей лёд, а пальцы вытягивались в когти, острые, как скалы, из которых просачивалась ледяная свежесть. В одной из них он держал посох, вырезанный из чёрного дерева, покрытого трещинами, как замёрзшая земля. На вершине посоха покоился ледяной кристалл, сияющий зловещим светом. Этот свет то затухал, то разгорался вновь, будто отвечая на скрытые эмоции своего хозяина.
Суртандус стоял неподвижно, сливаясь с мраком, словно сам был частью ночи. Его холодный взгляд выискивал тех, кто носил маски дружелюбия, скрывая под ними свои грязные намерения. Он не чувствовал жалости, не испытывал радости. Он был воплощением зимнего мрака, его карающей силой, которая приходит туда, где ложь уничтожила семейные узы.
Ветер завывал вокруг колокольни, принося с собой запах снега и далёкого дыма. Этот аромат для обычных смертных мог показаться свежим и чистым, но для Суртандуса он был полон горечи и пустоты. Он чувствовал, как этот воздух наполнен страхом тех, кто уже понял свою обречённость, но пытался скрыть её за тонкой оболочкой ритуалов и праздника.
В этот момент Суртандус поднял голову, и его взгляд остановился на доме в дальнем конце улицы. Там, за стенами, окружёнными снежным занавесом, он почувствовал присутствие лжи, прячущейся в голосах, что звучали слишком радостно, чтобы быть искренними.
Его когтистая рука медленно поднялась, ледяной свет посоха вспыхнул ярче, и тень, которой он был, соскользнула с колокольни, растворяясь в морозной ночи. Суртандус начал свою охоту.
Его взгляд остановился на особняке, выделявшемся среди остальных домов своей величественностью и холодной, почти вызывающей роскошью. Это было внушительное здание с высокими каменными стенами, которые, казалось, не только защищали своих обитателей от внешнего мира, но и скрывали их тайны. Массивные дубовые двери, украшенные металлическими кольцами, покрытыми инеем, стояли прочно закрытыми, словно бросая вызов каждому, кто осмелился бы войти. Большие окна, обрамлённые сложными ледяными узорами, напоминали застывшие картины. Они сияли светом изнутри, но даже этот блеск не мог растопить тот холод, который чувствовался в самом воздухе.
Снаружи дом был украшен гирляндами, каждая лампочка светилась мягким, золотистым светом, и фонарями, излучающими слабое мерцание, словно умирающие звёзды. Но для Суртандуса этот искусственный свет был лишь попыткой спрятать тьму. Он видел сквозь неё, как через тонкий лёд, обнажающий замёрзшую глубину под поверхностью.
Внутри дома кипела жизнь. Праздничный ужин семьи Хартвудов проходил в огромной столовой, наполненной ароматами жареного мяса, специй и только что испечённого хлеба. Эти запахи переплетались с терпким ароматом горящих свечей и смолистой хвои от огромной ёлки, которая возвышалась в углу комнаты. Но для Суртандуса этот уютный букет был лишь тонким покровом, скрывающим гниль.
Хартвуды, казалось, были воплощением идеальной семьи. Отец, мать, двое детей сидели за длинным дубовым столом, сверкающая ёлка бросала мягкие отблески на их лица, а вокруг высились горы красиво завернутых подарков. Звон бокалов, смех детей и радостные тосты казались живописной сценой, вырванной из идеального рождественского вечера.
Но под этой выстроенной картиной скрывалась мрачная основа. Глава семьи, Джон Хартвуд, сидел во главе стола с гордым видом, как истинный хозяин замка. Его лицо, широкое и покрытое лёгкой сединой, излучало уверенность и самодовольство. На нём был дорогой костюм из тонкой шерсти, идеально выглаженный, а каждая деталь его образа говорила о достатке. Но Суртандус видел дальше. На крахмально-белых манжетах Джона покоились руки, что привыкли хватать, обманывать и присваивать чужое. Эти руки пахли не только дорогим лосьоном, но и скрытой, едва уловимой нотой железа, как у монет, нагретых чужим теплом.
Джон был успешным бизнесменом, но его успех был выстроен на предательстве. Он обманывал коллег, заключал подлые сделки, подставлял партнёров, выкачивая из них всё, что только мог. Но главное его предательство было направлено на тех, кто сидел рядом с ним. Он предал собственную семью – ту, что сейчас смеялась и радовалась за этим столом. Его ложь отравляла их доверие, даже если они ещё не знали об этом.
Джон Хартвуд был именно тем, кого искал Суртандус. Его грехи, словно нарывы, пульсировали в ночи, посылая демону сигналы. Они притягивали его, как маяк, зовущий потерянный корабль в буре, но этот свет был не спасением, а предвестником кары.
Суртандус приблизился к особняку. Его шаги были бесшумными, и только лёгкий холод, который он приносил с собой, выдавал его присутствие. Каждое место, куда ступала его нога, мгновенно покрывалось инеем. Снежные кристаллы расползались по камням и дереву, словно серебряные нити, отмечая путь демона. Воздух вокруг него менялся, наполняясь резким запахом зимней свежести, смешанной с лёгкой горчинкой – запахом, напоминающим начало бури.
Он достиг массивных дверей, но даже не замедлил шага. Суртандус прошёл сквозь них, будто они были лишь миражом. Металл, дерево, даже магия, если бы она существовала, не могли остановить того, кто стал частью самой тьмы.
Оказавшись в центре гостиной, он замер, невидимый для человеческого глаза. Его плащ из теней струился за ним, будто дым, который не рассеивался, а сгущался. Ледяной кристалл на его посохе вспыхнул слабым голубоватым светом, озаряя пространство вокруг. Этот свет был не теплым, как от свечей, а холодным, как утренний иней, когда мир ещё погружён в сон.
Суртандус внимательно осмотрел комнату. Для него все эти гирлянды, светящиеся шары и подарки были не более чем декорацией, за которой скрывалась ложь. Его глаза, холодные и пронизывающие, смотрели прямо в сердце Джона Хартвуда, где скрывалась гниль его предательства.
Демон медленно поднял руку, и воздух вокруг стал ещё холоднее. Пламя свечей задрожало, словно ветер проник в дом, но это был не обычный ветер – это было присутствие Суртандуса. Гостиная, ещё мгновение назад полная звуков, начала наполняться тишиной, такой густой, что казалось, даже время остановилось.
Комната поражала своей роскошью, будто изысканно созданная сцена, где каждый элемент играл свою роль. Под сводчатым потолком висела хрустальная люстра, её огоньки преломлялись в гранёных подвесках, бросая мягкие, танцующие тени на стены, украшенные золотыми узорами. Пол был устлан коврами, такими густыми и мягкими, что каждый шаг тонул в них, оставляя лишь глухие, почти неслышимые звуки. В воздухе витал насыщенный аромат корицы, смешанный с нотками хвои и чуть сладковатым запахом яблок, доносящимся от тарелок с угощениями.
Но для Суртандуса все эти детали были не более чем пеленой. Его глаза, сиявшие ледяным синим светом, видели глубже. Для него комната была не местом уюта и праздника, а ареной, где ложь и предательство исполняли свой танец. Его взгляд был прикован к Джону Хартвуду, чьё лицо источало спокойствие и уверенность, но душа кричала от страха.
В сердце Джона горел синий огонь, видимый только Суртандусу. Это было не пламя тепла или искренности, а холодный, разрушающий огонь греха, разрастающийся с каждым обманом и предательством. Пламя, которое символизировало его ложь и жадность, теперь выдавало его, притягивая демона, как маяк в зимней буре.
