Сандра Бушар
Приверженная
Глава 2. Двойной удар
Кристина.
Я помню, как мне снился ветер и качка. Голос Шакалова, молния, гром и запах соли… Странный запах отпечатался в голове надолго. Вплоть до того момента, как в ушах жутко зазвенело, даже сквозь закрытые глаза солнце заслепило. По инерции я зажмурилась, ощущая, как ноют все мышцы. Даже лицо отдавало легкими спазмами по всему телу.
– Кристина?! – где-то рядом раздался знакомый голос. Хриплый, взволнованный, но узнать его не вышло сразу. Мысли разбегались. – Девочка, открой глаза. Пожалуйста…
Нет. Мне не хотелось. Та пустота, что держала меня, все это время давала такой покой, который и не снился. Я растворялась в нем, таяла, радовалась тишине и отсутствию кого-либо, пока… Пока не вспомнила о ребенке.
Глаза распахнулись сразу, словно от электричества. Поток света сделал свое дело, слезы хлынули, а белые круги под глазами мешали видеть хоть что-то.
– Черт, наконец-то! – воскликнул мужчина, а затем я услышала, как тот достал телефон и быстро набрал номер. – Она очнулась. Бегом сюда!
Медленно, но тело переставало трястись, туман рассеивался, а лицо мужчины перед глазами прояснялось. Странное ощущение – видеть его снова. Как впервые… Темные волосы, острые скулы, глубокий взгляд и губы, растянутые в глупой улыбке. Я должна была ненавидеть его, но на душе стало тепло.
– Макс… – хрипло прошептала я, с трудом выдавливая буквы из губ. Услышав мой голос, Абрамов будто вспомнил о чем-то, погрустнел, его лицо вытянулось, побелело, а глаза застыли, словно он возвратился в воспоминания. По телу снова роем пробежались мурашки, и я, замерев, положила руку на живот: – Нет… Нет! Только не говори, что ребенок… Ребенок…
– Что? – мужчина одернулся и свел брови на переносице, посмотрев на мою руку, чтобы тут же воскликнуть: – Черт, нет. С ним все в порядке. Брат сам тебе все расскажет.
– Меня отравили, Максим. Я помню это… Чувствовала шаги и как кто-то вложил мне таблетки в руку. Я бы сама никогда… – к глазам подкатились слезы, и я отвернулась, борясь с головокружением и тошнотой. Никто не должен был видеть мои слезы. Особенно Макс. Как бы там ни было, он всегда был и будет на стороне брата, и единственное, что от него сейчас требовалось, – информация. – Ты говоришь, что с ребенком все хорошо. Остальное я узнаю от врача. Как давно я тут лежу? Уже нашли отравителя? Где Шакалов? Или он поверил, что я решила покончить с собой?
Макс усмехнулся, будто моя активность давала ему жизненную энергию, и облегченно выдохнул, прежде чем развести руки в стороны и спокойно протянуть:
– Тебе жених все расскажет.
– Я жду, Макс. Ты мне должен.
– Ну ладно, утолю часть твоего любопытства, – мужчина придвинулся ко мне и, поправив прядь волос, начал оживленно рассказывать: – Ты тут уже три дня. И тебя на самом деле отравили, но знала бы ты все подробности! Можно снять сериал!
– Не томи! – нервно рыкнула я, совсем как Кирилл, и облизнула пересохшие губы. Наверное, мне показалось, что Максим так увлекся этим процессом, что молчание затянулось. Затем он снова одернулся и, хлопнув в ладоши, отчеканил:
– В общем, тебя хотели убить отравой для грызунов и лошадиной дозой гормональных таблеток, провоцирующих выкидыш. Все это было в молоке, потому что в нем, как знал отравитель, не чувствуется выбранный им яд. Но ты умница – сразу все вытошнила. К тому же на острове Рина почистила тебе желудок и сделала переливание.
– Но… Если все хорошо, в чем тогда проблема? – задумавшись, я отвела взгляд и вспомнила, что еще ела. – Неужели это пирог Хлои? Она казалась мне такой милой…
– Именно он, – подтвердил мои наихудшие опасения мужчина и снова как-то странно положил свою руку на мою кисть. – Для других – обычный пирог. Для тебя – отрава.
– Не понимаю…
– Хлоя готовила пирог по рецепту бабушки, а та всегда добавляла в него таиландскую питахайю. Как выяснилось, у тебя на нее аллергия. Был сильнейший анафилактический шок, – наконец-то разъяснил всю ситуацию мужчина, придвигаясь еще ближе и наклоняясь ниже, к самому лицу. – Но ты умница, справилась сама. И детки у тебя такие же сильные, как и ты сама.
– Неужели… – сбившись на полуслове, я с вызовом посмотрела на Максима, который тут же побелел и отсел подальше, будто что-то вспомнив. – Ты сказал «детки»?
– Черт! Шакалов сделает со мной то же самое, что и с твоим отравителем… – пробухтел он себе под нос. – Самое время менять паспорт и бежать… Черт, а куда бежать? Мы и так на острове!
– У меня будет несколько детей… – на глаза навернулись слезы, а от одной мысли, что я могла их потерять, затрясло, а датчик биения сердца рядом зашкалил. Решив не травмировать лишний раз детей, я глубоко выдохнула и досчитала до десяти. – Боже мой… Кто бы мог подумать, что мне так повезет!
– После того, что ты пережила, это самое меньше, как может тебе повезти, – на этот раз Максим сжал мою руку крепче и вывернулся так, чтобы смотреть прямо в глаза. Казалось, он был растерян и не знал, какие слова подобрать, чтобы донести смысл. – Я сделаю все возможное, чтобы повезло.
Отряхнувшись, я отвернулась и зажмурилась. Хотелось знать, кто посмел навредить моим детям, но даже мысли об этом вызывали такие сильные эмоции, что становилось дурно. Но я еще помнила, как именно оказалась на этом острове!
– Что ты тут делаешь, Максим? Кажется, у самолета мы прощались надолго…
– Я тоже так думал, но тогда еще ничего не знал. Поверь мне, – едва слышно шептал Абрамов, и что-то больно кольнуло между пальцами. Я не сразу поняла, что это было, но Максим не дал мне посмотреть, спрятав руку под покрывало. – Брат позвал на свадьбу, а тут такое… Ему нужно было отлучиться… по делам. А так он все эти дни от тебя не отходил.
Я только открыла рот, чтобы что-то сказать, как дверь в палату распахнулась с такой силой, что боковые лутки просто упали в стороны, а картина на стене разбилась о пол. В комнату вошел Шакалов. Взъерошенный, запыхавшийся и немного дезориентированный. В его руках было белое полотенце, которым мужчина вытирал руки, превращая его медленно в алое. Часть футболки была запачкана чем-то красным, и кроссовки на ногах словно насквозь пропитались этой жижей.
– Как давно она проснулась?! Какого хрена ты так поздно сообщил? – разъярённо рыкнул Шакалов на Абрамова, заставляя того в секунду отсесть подальше. Наверняка это резкое движение не укрылось от Кирилла, потому что, отбросив полотенце в сторону, тот отчеканил по слогам: – Ты свою функцию выполнил. ВОН.
– Хорошо, хорошо, братик! – поднимая руки вверх, примирительно протянул Макс, вставая с места. Подмигнув мне, он бросил на прощание: – Кристина очень боялась за дет… ребенка, а я просто хотел успокоить ее до твоего прихода.
– Тебе нечего переживать, Черничка. Месяц домашнего ареста – и все будет идеально. Главное, что дети здоровы, – подходя к раковине, мужчина спокойно помыл руки, а затем, грубо усмехнувшись, едко выплюнул: – Он сказал тебе… Вот урод.
– Максим не сказал только, кто пытался меня отравить, – не размениваясь на сантименты, серьезно протянула я, тут же догадываясь: – Пирог Хлои – случайность, а вот Наташа и вправду с самого начала казалась мне немного не в себе.
Резко разворачиваясь и выключая кран, Шакалов свел брови на переносице и двинулся ко мне. Сев на место Абрамова, он внимательно осмотрел меня с ног до головы и закончил разговор:
– Это уже не важно. Все наказаны.
– Мне важно. И я не собираюсь говорить с тобой, пока не узнаю правду.
На секунду повисло молчание, и я уже было подумала, что Шакалов забыл обо мне, как вдруг он тихо протянул:
– Черт, ты права. Ты имеешь право знать, – отвернувшись, он засмотрелся в окно, заставляя меня удивляться каждому слову. – Кажется, я сильно задел самолюбие того носильщика, которому отбил яйца… Потому что, когда Наташа затащила его в койку, он быстро согласился на ее вариант отомстить мне. Убить тебя, а если не повезет, хотя бы ребенка. Наташа специально оставалась на видном месте, чтобы ее никто не заподозрил, но когда на острове нашли этого урода, он сразу во всем признался…
Вдох-выдох… А я и представить не могла, как заденет меня правда. Словно кто-то выбил почву из-под ног, сознание помутилось, а надрывный хрип сам вырвался из горла:
– Единственное, в чем я была уверена рядом с тобой, что ты не дашь другим в обиду наших детей. Единственное, Шакалов! Но ты взял в домработницы своих любовниц, а мелкими работниками – неуравновешенных парней, – рука сама скользнула к животу, где теперь так четко представлялись два малыша. Два сердца, которые не бросили меня в этом безумии. Не оставили. Боролись сильнее, чем их мать! Но теперь я буду им ровней. Сделаю все, чтобы оградить их от мира. – Уйди, прошу… Сейчас я не хочу тебя видеть. И мне… Мне хочется спать.
Молчание длилось долго. Целую вечность. Я ощущала взгляд Кирилла на себе, но так к нему и не повернулась. Видеть его не хотелось до скрежета зубов. Кажется, он сделал все возможное, чтобы выкидыш все же случился, но сам бог велел детям остаться тут, со мной.
– Отдыхай, – низко прошептал он, но, вместо того чтобы встать, осторожно провел рукой по щеке, губам, носу, словно поглаживая кожу и убеждаясь, что все происходящее реальность. Но это был Шакалов. Романтика – не его визитная карточка. Наверняка таким жестом он снова напоминал мне, чья я и что только ему дозволено прикасаться к товару. – Я буду за дверью.
Кирилл все же встал и вышел, позволяя мне накрыться покрывалом с головой и медленно считать до десяти, возвращая себе здравое сознание. Я поднесла руку к лицу, вытирая слезы, и тут же что-то мелкое выпало на постель. Осторожно подняв кружочек, с интересом поняла, что это сложенный в несколько раз листик.
«Максим», – понеслось в голове, и я ускоренно развернула его, прежде чем прочитать роковые слова:
«Я говорил с Гайкой и все знаю. Прости меня. Дай мне второй шанс. Встреться со мной».
Неделя в палате прошла как один день. Я ела, пила, ходила на процедуры и больше узнавала своих детей, посещая УЗИ, врачей и получая все больше и больше анализов. Всех удивляло, как при таком сильном стрессе организма они оставались здоровыми и невредимыми. Но на это я только усмехалась. Было в кого.
Шакалов был рядом всегда. Каждую минуту. Словно преследующая тень, постоянно находился где-то за спиной. Чаще я не видела его, почти всегда он молчал, но… Стоило мне уронить платок, как он тут же поднимал его быстрее, чем я успевала посмотреть вниз. Или не могла найти телефон, а он уже оказывался в моей руке.
Такие перемены пугали сильнее агрессии. Словно затишье перед бурей. С каждым днем я все больше и больше боялась, что злость в нем накапливается, а затем выльется на меня одной большой лавиной. В моменты страха я всегда острее ощущала своих детей. Словно их энергетика становилась такой же сильной, как и моя, подпитывая и заставляя бороться.
– Я хочу прогуляться по городу. Можно? – Кирилл сидел в палате и, кажется, был всерьез увлечен работой на ноутбуке. Но стоило мне произнести пару слов, как он резко поднял взгляд.
Его глаза просканировали меня с ног до головы, словно на рентгене, а затем Шакалов вынес вердикт:
– Нет, – мужчина захлопнул ноутбук, отложил его в сторону и быстрым шагом направился к выходу. Я уже было подумала, что он возвращается к своему «посту» у палаты, но тот открыл дверь и, повернувшись ко мне в проходе, требовательно пробормотал: – Сколько мне тебя еще ждать?
Не понимая, что происходит, но не желая больше и минуты видеть пугающие белые стены и стерильную до ужаса обстановку палаты, я накинула халат и посеменила за ним.
Вместо города мы пришли в местный парк. Стоит признаться, больницы на Сейшелах очень отличаются от тех, что на родине. Собственно, как и окружающие их парки.
Идеальные каменные аллеи, зеленые газоны, всевозможные деревья и цветы, а также маленькие фонтаны за каждым углом. Долгую неделю, не выходя на улицу, я переживала за детей и боялась навредить им, а теперь свежий воздух буквально будил сознание. Я глотала его жадно, не в силах скрыть счастливую улыбку.
– Почему ты улыбаешься? – голос прозвучал неожиданно низко и близко. Сидя на фонтане, я вытянула палец вперед, и на него села бабочка. Момент показался мне настолько трогательным, что из глаз хлынули слезы. Но голос Шакалова заставил вздрогнуть, бабочка улетела, а мне пришлось обернуться, чтобы вернуться в реальность.
– Уже не важно, – ноги сами поднялись, неся меня дальше по парку, в нетерпении увидеть, что же там, за следующим поворотом. Густо высаженные туи делали парк немного похожим лабиринт. В нем нельзя было потеряться, а вот спрятаться – легко.
Но Кирилл одернул меня за руку, заставляя замереть на месте, а затем просто обошёл, чтобы смотреть прямо в глаза. Странно, но я впервые заметила седину на его висках, глубокую морщину между бровей и складку у губ. Уверена, этого не было совсем недавно… Как так?
– Я хочу знать, Черничка, – требовательно произнес он, отчеканивая по слогам: – О чем ты думала, когда улыбалась?
Зажмурившись, я прикусила губу и решила не провоцировать скандал. Кому он нужен после всего, что было пережито?
– В тот момент… В ту крохотную секунду мне показалось, что моя жизнь идеальна. Я молода, здорова, беременна двумя детками… Светит солнце, нет войны, и знаешь… Не важно! Это все гормоны. Доктор говорил, что такое бывает, – к глазам подкатились слезы, поэтому фразу я закончить все же не смогла. Не хватило решимости и внутренних сил. Напротив меня стоял мужчина, огромный, как скала, сносящий своей энергетикой все на своем пути. Он явно не лучшая кандидатура для откровений…
– А потом ты увидела меня, и жизнь снова перестала казаться тебе розовой и радужной, да, Черничка? – скрипя зубами, протянул Шакалов, и я вздрогнула, понимая, что он дословно процитировал мои мысли. Нужно было что-то ответить, но язык словно онемел, тело парализовало, а одна слеза все же скатилась по щеке. Его руки некрепко сжали мои плечи, словно стараясь удержать на месте, хотя бежать я и не собиралась, когда он нагнулся до моего роста, чтобы слишком громко отчеканить: – Я делаю все, что хочешь, Черничка. Все. Неделю даже не разговариваю с тобой, чтобы ты остыла. Почему каждый гребаный раз, когда наши взгляды встречаются, ты смотришь на меня так, словно на твоих глазах я расчленил ребенка?!
– Я никогда не смогу полюбить тебя, Кирилл. Что бы ты не делал и как бы не старался… Я из той семьи, где даже похотливый взгляд на девушку мог привести к разводу. Из той, где повышение голоса вело к серьезному разговору, а постель – это что-то святое. Мужчина холит и лелеет свою девушку, а она за это дарит ему всю себя, счастье, спокойствие и уют, – руки тряслись, но я все же нашла в себе силы осторожно оттолкнуть мужчину и сделать шаг назад, чтобы сказать то, что он так ждал от меня. Возможно, не сейчас, но желание было написано у него на лице. – Я никогда не смогу простить тебя, а значит, и полюбить. Возможно только после смерти…
Шакалов продолжал молчать, глядя на меня. Его взгляд был пустым, лицо ничего не выражало, а тело замерло, словно статуя. Я не могла разгадать его… Был ли он зол, обижен, планировал ли месть или очередное наказание… Не знаю! Но одно я осознала четко: его энергетика снова становится черной, а мое желание сбежать – непреодолимым.
Осторожно обойдя мужчину, я услышала свое неровное дыхание и даже то, как цокали каблуки тапок по твердому камню. Но Шакалов даже не попытался меня остановить. Я прошла мимо него, зацепилась за тую, как вдруг…
Какой-то парень летел вперед, не разбирая дороги. На его ногах были ролики, так что, увидев меня, от нежданности он не успел остановиться. Лишь расставил руки в разные стороны, а тело полетело вперед.
Он должен был упасть мне на живот, сбить с ног и заставить поцеловать асфальт, ведь это единственное, что я успела увидеть сбоку. Но что-то произошло…
Не знаю как, но в одну секунду кто-то одернул меня на талию, отставляя на пару шагов назад. Шакалов снова появился как призрак-защитник, закрывая меня собой. Парень на роликах все же упал, разбив себе нос, но тут же перевернулся, с ужасом посмотрев на меня:
– Господи… Простите меня! Я подумал, что нет ничего страшного, если покататься тут, пока не выйдет мама…
На вид ему было лет восемнадцать. Молод, красив и с совершенно пустыми карими глазами. Это единственное, что я успела заметить до того, как Шакалова нанес ему первый удар.
Снова, снова и снова… Он бил его, словно выпуская всю ту черноту, что накопилась. Что вызвала я. Я кричала, просила, звала на помощь, но ее не было. Мы ушли слишком глубоко в парк, а случайные зеваки и беременные женщины лишь разбегались, увидев перекошенное от ярости лицо Шакалова и его кровавый кулак.
– Ты сейчас убьешь этого ребенка! – что есть мочи закричала я, только потом понимая, что ближе по возрасту к парню, чем к Шакалову. Ирония судьбы… Чувствовала я себя на все пятьдесят.
Кирилл замер, словно пытаясь освободиться от дымки перед глазами. Мышцы его рук напрягались, капельки крови стекали по руке, пачкая белую майку.
– Немедленно прекратите, мы уже вызвали полицию! – санитары появились откуда не ждали. По комплекции они были меньше Шакалова, но их было трое, а Кирилл один.
– Уведите кто-нибудь пациентку в палату, – рыкнул Шакалов, не поворачиваясь, а затем демонстративно схватил парня за шею. Тот дышал, но выглядел паршиво. – Немедленно! Иначе я вам его не отдам.
Кто-то подхватил меня под руку, уводя прочь. Уже в больнице я пришла в себя, а затем медсестра вколола мне дозу успокоительного, от которого я проспала до самого вечера. В палате горел свет, маленький светильник на столе, слабо освещающий силуэт у окна. Я привстала и, еще не до конца придя в себя после сна, нетерпеливо пробормотала:
– Как ты мог так поступить?! С ребёнком! У меня на глазах!
– Думаю, у него просто накипело, Кристина, – мужчина повернулся, и вместо Шакалова я увидела Максима. Странно было видеть его таким массивным и накачанным. Это не укладывалось в голове, противореча воспоминаниям… И тем не менее Абрамов изменился. – Пару дней его не будет. Я за тобой присмотрю.
– Кирилл струсил и сбежал, – констатировала я, быстро вставая с постели. В палате была шикарная ванная комната, но я предпочитала общие умывальники, чтобы освежиться. Во-первых, вид оттуда был на побережье, а во-вторых, почему-то только там я ощущала себя свободной. – Я пройдусь.
– Куда ты? Мне нужно следить за тобой? – крикнул вслед Макс, но я лишь демонстративно открыла дверь, дав понять, что его слово для меня не закон. Хватит и одного любителя командовать! – Все равно охрана всегда рядом…
И действительно! Огромный амбал проследовал за мной вплоть до самой кабинки, а затем, осмотрев туалетную комнату, соизволил выйти. Я же села на подоконник, растворяясь в мыслях и воспоминаниях. Перед глазами снова и снова всплывал Шакалов, бьющий парня с такой самоотдачей, что становилось жутко… Что же он сделал с отравителями?
Как вдруг тряпка упала мне на губы, а кто-то крепко сжал ее, словно подавляя первый приступ паники и желание закричать.
– Молчи!
От перепуга я взвизгнула, но звук был остановлен платком. Чисто инстинктивно повернувшись, вдруг поняла, что мужчина и не пытается скрывать свою внешность. Наоборот… Что-то активно нашептывает на ухо, пока в моих ушах слышно лишь биение сердца и бешеный пульс.
– Тихо, Кристина. Тихо! Я просто хотел поговорить… – снова и снова повторял Максим и, когда мне все же удалось вернуть самообладание, медленно убрал платок от лица, осторожно протянув: – Обещаешь не кричать? Это единственная комната без камер. Почему ты не пришла сюда раньше в указанное время? Я оставлял тебе так много записок…
Я спрыгнула с подоконника и отступила от Абрамова на пару шагов. Последнюю неделю он был слишком активным… Слишком! Его странные записки я вылавливала в супе, находила под подушкой и даже однажды случайно заметила в кармане у медсестры, которая осторожно всунула ее мне в руку во время планового осмотра.
Максим просил о встрече. Но я всегда игнорировала записки и нарочно не покидала палату в указанное время. Сейчас же мужчина только доказал своим поведением, что оставаться с ним наедине опасно.
– Потому что я знаю, о чем ты хочешь поговорить, и не собираюсь больше поднимать эту тему, – облокотившись о раковину, я нащупала рукой вытянутую железную колбу с жидким мылом. На всякий случай.
Максим выглядел потерянным и обескураженным. Снова и снова нервно трепал свои волосы, взгляд его терялся, а бедные губы оказались искусаны в кровь. Что-то отзывалось в сердце на эти нелепые жесты, желая пожалеть мужчину и выслушать, но здравый рассудок в который раз громко напоминал: «Он брат Шакалова. Тебе не друг!»
– Тебе лучше уйти… – шёпотом протянула я, когда молчание затянулось, поглядывая на входную дверь. – Пока охранник не решил, что я слишком долго сижу тут и не вошел сам.
– Я не могу с этим жить, Кристина, – надрывно перебил он меня, делая шаг вперед. Его внутренние метания были практически осязаемыми. Сердце разрывалось от горечи в его голосе, досады и обиды, но перебить мужчину я просто не могла: – Черт… Ты была права! Во всем права! Я положил жизнь, чтобы стать таким же, как сводный брат. Но, поговорив с Гайкой, я понял, что никогда не знал Шакалова. Начал копаться в его делах… Я не могу жить с тем, что сам посадил тебя в самолет к нему, Кристина! Не могу!! Не могу жить, зная, что ко всем его темным делам так и иначе причастен.
Не стоило этого делать, но рука сама потянулась к его плечу, чтобы поддерживающе похлопать и уверенно сказать:
– Знаешь, где-то в глубине души я бы, наверное, разочаровывалась в людях, выбери ты малознакомую девушку, а не брата. Тогда… Я действовала на эмоциях, рассчитывая на чудо. Ты единственный, кто думал головой.
Внезапно Абрамов схватил мою ладонь и сжал, не позволяя уйти. Даже сквозь сумерки я видела, как его ноздри нервно раздуваются, желваки играют, а губы изгибаются в саркастичной улыбке:
– Для тебя я теперь навечно предатель, правда?
– Максим, – одернув руку, я сделала еще пару шагов к выходу, стараясь не терять из поля зрения Абрамова. – Мне пора.
Но вместо того, чтобы отпустить, мужчина только сильнее сжал руку, притягивая к себе. Его губы так внезапно оказались в миллиметре от моих, что я опешила. Абрамов набрал полные легкие воздуха и, нервно выдохнув, протараторил:
– Я хочу помочь тебе. По-настоящему, понимаешь?.. Ты хотела сбежать? Хорошо, я все устрою! Не переживай.
– Я больше не хочу бежать, – осторожно прошептала я, пытаясь вырваться из хватки мужчины. Ничего. Он прижал меня только сильнее, а я всерьез начала задумываться над тем, чтобы закричать. Только вот последствия этого пугали сильнее, чем странное поведение Максима. – У меня двое детей. И, кажется, Шакалов перестал быть таким…
– Агрессивным?! – слишком громко и раздраженно выплюнул он, а затем, понизив голос, недовольно протянул: – Сколько? Неделю, две? Неделя его спокойствия едва не стоила парню в парке жизни! Он избил его до полусмерти. Ты не думала, что через год или два на месте парня можешь быть ты или твои дети, а?
– Закрой рот! – сквозь зубы прошипела я, не желая поддаваться на провокации мужчины, но он все говорил и говорил…
– Я понимаю, чего ты боишься! Шакалов никогда ничего не терял… не потому, что маменькин сынок, а потому что уперт до скрежета зубов. Всегда победитель, лидер, лучший… Сбежать от него – значит, навсегда подписать себя на бег. Но я не хочу тебя на это подписывать.
– И что же ты предлагаешь? – закатив глаза, протянула я, и только спустя секунду до меня дошло то, что он имел в виду. Нет… Максим не произнес это вслух, но весь его вид говорил о том, что поняла я его правильно. – Господи! Ты ведь хочешь… Хочешь убить его?!
Абрамов только открыл рот, как в дверь постучали:
– Миссис Шакалова, у вас все в порядке? Могу я войти?
Переведя многозначительный взгляд на Абрамова, я замотала головой и громко ответила:
– Можете зайти ровно через минуту, – а затем тихо прошептала Максу: – У тебя есть минута, чтобы уйти. Ваши идиотские проверки мне надоели!
Максим Абрамов исчез до того, как я охранник зашел в комнату и застал меня у окна. Вряд ли он смог заметить те эмоции, что бурлили во мне. Я и сама не могла разобраться, что чувствую…
