Да поможет ему Ктона. Рана Сильбо не являлась опасной, однако Зофи сразу догадалась, какой пулей в него стреляли. Пулей, начиненной горсианским камнем, подавляющим магию.
Теперь от магической силы Сильбо никакого толку. Но если снайпер ранил Сильбо… Зофи шумно вздохнула.
Напротив причалов, в тени здания, стоял уже знакомый ей автомобиль с откидным верхом. Лань сидела, словно королева. Винтовка снайпера рядом была направлена на Зофи.
Вся обойма наверняка состояла из горсианских пуль, способных за считаные секунды лишить магической силы и ее.
Янтарные глаза Лани светились, как угли. Зофи мысленно прикинула расстояние до конца причала. Сильбо оставил ей веревку – связующую нить между концом причала и медленно отходящим «Бодегравеном».
Лань вызывающе наклонила голову. Из красных губ донесся обманчиво спокойный голос:
– Буревестник, ты считаешь себя быстрее пули?
Зофи было не до разговоров. Быстрая, как ветер над фьордами ее родной земли, она бросилась бежать по настилу причала, зная, что снайпер непременно выстрелит.
Темная акватория гавани становилась все ближе.
Хлопнул винтовочный выстрел.
Раздался отчаянный крик Сильбо, и Зофи упала ничком на доски. В щеку впилось несколько щепок. Отдача от падения пришлась на один глаз. Правое бедро обожгло болью. Пуля прошла сквозь ткани и раздробила кость. Боль была настолько сильной, что у Зофи перехватило дыхание.
Крик Сильбо стих, и тут же он снова закричал, теперь уже капитану:
– Полный вперед!
Лежа на досках причала, Зофи сознавала, что положение ее отчаянное. Она приподняла голову, проглотив крик боли. Из носа текла кровь. Монотонное гудение энергии омега-лодки она услышала раньше, чем увидела под поверхностью воды приближающиеся огни.
Четыре имперские подводные лодки, словно акулы, торопились взять «Бодегравен» в кольцо.
Пиппа Спецос стояла на борту корабля мятежников «Оррэ». Вокруг плескались темные воды Хальдренского моря. Вдали золотистыми звездочками перемигивались огоньки городков и селений на северном берегу Пангеры.
Но ее внимание было сосредоточено на огнях Серваста и на маленьком огоньке, движущемся в сторону «Оррэ».
«Бодегравен» не опоздал.
Пиппа прижала руку к жесткому холодному нагруднику доспехов. Ладонь легла чуть выше изображения заходящего солнца – эмблемы эскадрона Светопад. Она не торопилась вздыхать с облегчением. Вначале нужно увидеть Зофи и ресурсы, которые та везла с собой: мальчишку и важные сведения.
Тогда она наглядно продемонстрирует Зофи, как относится командование к попыткам манипулировать собой.
Агент Сильбо, этот самонадеянный дурень, последовал за любимой женщиной. Пиппа знала: ресурсы, имевшиеся у Зофи, для него мало значили. Одно слово, дурак. Но возможность заполучить сведения, которые, по утверждению Зофи, она несколько лет собирала для Офиона, – от этого не откажется даже Сильбо.
Подошел Римонд, капитан «Оррэ».
– Докладывай, – велела Пиппа.
Он на собственной шкуре прочувствовал, каково не подчиняться ее приказам. Хорошенько узнал, кто в рядах командования ее поддерживает и готов ради нее устроить Хел кромешный.
– Мы получили радиограмму, – сообщил Римонд. – Вашей шпионки на борту нет.
Пиппа застыла:
– А ее брат?
– Мальчик там и еще одиннадцать детей из Каваллы. Зофи Ренаст осталась на берегу, чтобы выиграть для них время. Мне жаль.
«Жаль». Пиппа потеряла счет тому, сколько раз она слышала это поганое слово.
Но сейчас… Эмиль на борту «Бодегравена». Компенсирует ли он им потерю Зофи?
Разрешив Зофи отправиться в Каваллу, командование пошло на определенный риск – потерять один ценный ресурс ради приобретения другого. Но так обстояло дело до отправки. И вдруг, уже перед самой отправкой, Зофи объявила, что располагает жизненно важными сведениями, касающимися врагов. Теперь ее потеря оборачивалась потерей сведений…
– Я хочу… – успела прошипеть Пиппа и осеклась.
Стеклянная дверь капитанского мостика открылась. Вниз сбежал человеческий матрос. Лунный свет придавал его коже неестественно бледный оттенок. Он посмотрел на капитана, затем на Пиппу, не зная, кому докладывать.
– За «Бодегравеном» гонятся четыре омега-лодки. Агент Сильбо ранен горсианской пулей в плечо.
У Пиппы кровь заледенела в жилах. От Сильбо с горсианской пулей в плече никакого толку.
– Они скорее потопят корабль, чем позволят увезти детей.
Пиппа еще не окончательно очерствела от ужасов этого мира, и потому от услышанного ей свело живот. Капитан Римонд тихо выругался.
– Подготовить орудия к бою, – приказала Пиппа.
Шансы выдержать атаку омега-лодок были невелики, но они хотя бы отвлекут внимание на себя. Капитан что-то пробурчал в знак согласия. Однако матрос, торопящийся исполнить приказ, вдруг замер у двери мостика и испустил возглас удивления, указывая в сторону берега.
На горизонте один за другим гасли огни Серваста. Суша погружалась в темноту.
– Что за Хел…
– Не Хел, – возразила Пиппа, следя за расползающейся темнотой.
Зофи. Или… Она перевела взгляд на «Бодегравен».
Для лучшего обзора Пиппа помчалась на мостик. Римонд последовал за нею. Поднявшись туда, она увидела, как «Бодегравен» на полной скорости спешит к ним, а за ним, близко к поверхности, следуют четыре омега-лодки. Еще немного, и они нагонят судно.
И вдруг из-под воды поднялся мощный столб белого света, протянул длинные щупальца к ближайшей омега-лодке.
Через мгновение свет переместился к следующей вражеской субмарине. Огни на обеих лодках погасли. Затем одна лодка исчезла с экрана радара.
– Боги милосердные, – прошептал Римонд.
«Что-то вроде этого», – хотела ответить Пиппа. Странный дар Зофи, которой подчинялось электричество и сила первосвета. Ей повиновалась энергия любого вида, которую она втягивала в себя, как воздух. Этот могущественный, непобедимый дар заставил астериев еще несколько веков назад повести войну ради уничтожения буревестников. Казалось, обладателей этого дара не осталось совсем.
И вот сразу двое.
Зофи говорила, что силы брата значительно превосходят ее собственные. Действия этих сил Пиппа сейчас видела воочию. Свет перескочил со второй лодки на третью. Огни второй погасли.
«Бодегравен» находился еще слишком далеко, и Пиппе было не разглядеть на палубе Эмиля. Но мальчишка наверняка там стоял.
– Кто может потопить омега-лодку без торпед? – удивленно пробормотал кто-то из матросов.
Значит, может. Свет нырнул за третьей лодкой. Даже издали Пиппа увидела ослепительно-белые щупальца, похожие на крылья. Они потянулись к очередной жертве.
– Неужто ангел? – прошептал кто-то.
Пиппа мысленно отчитала глупца. Среди немногочисленных ваниров, входящих в Офион, ангелов не было. Если Пиппа займет должное место в рядах командования, она сделает так, чтобы ваниров вообще не осталось… за исключением таких, как Зофи, обладающих ванирскими силами, но имеющими человеческую душу и тело.
Эмиль – великолепный трофей для мятежников. Командование останется очень довольно.
Третья омега-лодка перестала светить и исчезла в чернильной глубине. Кровь в жилах Пиппы пела, радуясь жестокой победе. Оставалась четвертая, последняя.
– Ну давай же, – шептала Пиппа. – Давай…
Слишком многое сейчас зависело от благополучного подхода «Бодегравена». Возможно, даже перелом в войне с астериями.
– По оставшейся омега-лодке произведен выстрел двумя серными торпедами, – доложил какой-то матрос.
Но не торпеды, а все тот же белый свет ударил по четвертой омега-лодке, отправив и ее в морские глубины.
А свет вынырнул на поверхность, и на какое-то мгновение вода вокруг него обрела свой дневной, бирюзовый цвет. У Пиппы возникло ощущение протянутой руки.
– Серные торпеды пропали с радара, – доложил матрос, в голосе которого удивление смешалось с благоговейным ужасом. – Исчезли.
Остались лишь огоньки «Бодегравена» – неяркие звездочки среди темного моря.
– Командир Спецос… – обратился к Пиппе Римонд.
Но Пиппа, не обращая на него внимания, вбежала на мостик, сдернула с крючка сильный морской бинокль и вновь поспешила на палубу, чтобы навести бинокль на «Бодегравен».
Эмиль стоял на палубе. Повзрослевший, но очень похожий на фотографии, которые показывала Зофи. Одинокая фигурка в носовой части. Он смотрел на воду, ставшую кладбищем для четырех вражеских лодок, потом обернулся в сторону суши и опустился на колени.
С улыбкой Пиппа перевела бинокль, наслаждаясь впечатляющей темнотой, что окутала берег Пангеры.
Зофи лежала на боку. Шелест волн, ударяющих о сваи причала, и стук капель ее крови были единственными звуками, которые она слышала. Зофи ждала смерти.
Ее рука свешивалась с причала. А «Бодегравен» плыл в открытое море, к спасительным огням. К Пиппе. Пиппа собрала несколько военных кораблей, дабы обеспечить «Бодегравену» безопасное плавание. Вероятно, из желания убедиться, что Зофи находится на борту вместе с Эмилем, но… Главное, что Пиппа появилась в нужном месте. Офион сделал так, как Зофи просила.
Слезы текли по ее щекам, капая на доски. Нещадно болело все тело.
Зофи знала: это непременно случится, если она зайдет слишком далеко и потребует слишком много силы, как нынешней ночью. Первосвет всегда доставляет гораздо больше мучений, нежели электричество. Он сжигает изнутри, одновременно заставляя жаждать нового притока силы. Потому-то она всячески избегала применять свой дар. И потому идея заполучить Эмиля оказалась настолько привлекательной для командования, Пиппы и эскадрона Светопад.
Сейчас внутри Зофи не осталось ничего. Ни искорки силы. И никто не явится ее спасать.
По причалу кто-то шел, направляясь к ней. Стук шагов передавался ее телу, посылая волны боли.
Вскоре в нескольких дюймах от носа Зофи остановились начищенные черные сапоги. Взглянув вторым, незаплывшим глазом, она увидела бледное лицо склонившейся Лани.
– Дерзкая девчонка, – произнесла своим мелодичным голосом Лань. – Поубивала током моих волкожутней. – Янтарные глаза скользнули по лежащей Зофи. – Какой потрясающей силой ты обладаешь. И какой потрясающей силой обладает твой брат, потопивший мои омега-лодки. Значит, легенды о твоей породе – не вымысел.
Зофи молчала.
Сокрушительница шпионов слегка улыбнулась:
– Расскажи мне, кто передал тебе сведения, и я уйду с причала. Ты останешься жить и увидишь своего дорогого младшего братишку.
– Никто, – шевельнув одеревеневшими губами, ответила Зофи.
– В таком случае, Зофи Ренаст, мы отправимся на прогулку.
Подхватив Зофи, волкожутни перенесли ее в неприметную моторную лодку. Застучали моторы. Лодка поплыла в открытое море.
Прошло не менее часа. Край неба начал светлеть. Только когда темная полоска берега окончательно исчезла на горизонте, Лань взмахнула рукой. Двигатели смолкли. Лодка покачивалась на волнах.
И вновь высокие начищенные сапоги приблизились к Зофи. Ее запястье сковали горсианскими кандалами, окончательно подавив магическую силу. Одна нога онемела от боли.
Кивнув одному из волков, Лань приказала поставить Зофи на ноги. Зофи закусила губы, чтобы не вскрикнуть от боли. У нее за спиной другой волк открыл кормовой транец. При виде небольшой платформы с внешней стороны лодки у Зофи сдавило горло.
– Раз твой брат погубил столько имперских солдат, твое наказание будет соразмерным его действиям, – объявила Лань.
Лань вышла на платформу, безучастная к воде, плещущейся под ее сапогами. Достав из кармана белый камешек, она показала его Зофи, после чего бросила в воду. Острое ванирское зрение позволяло Зофи следить, как камешек опускается все глубже, исчезая в темной пучине.
– На этой глубине ты, скорее всего, захлебнешься, а дна достигнет уже твой труп.
Сунув руки в карманы, Лань следила, как ее волки сковали ноги Зофи цепями, утяжелив их свинцовыми болванками.
– Еще раз спрашиваю: прежде чем отправиться в Каваллу, с кем ты поделилась сведениями? – Лань склонила голову набок.
Ее серебряное ожерелье блестело в предутренних сумерках.
У Зофи болела мякоть пальцев, лишенных ногтей. Перед мысленным взором замелькали лица узников лагеря. Люди, которым она не смогла помочь. Ее главной целью было найти Эмиля, но она признавала правомерность действий Офиона. Во многом мятежники были правы. Лишь где-то в самой глубине души она радовалась тому, что сражалась за Офион, за этих людей. А теперь она сражалась еще и за Эмиля.
– Говорю тебе: ни с кем, – скрипя зубами, ответила она Лани.
– Ну что ж… – Лань указала на воду. – Ты знаешь, как это кончается.
Зофи сохранила бесстрастное лицо, скрыв потрясение перед неожиданной удачей, перед последним подарком Соласа. Значит, даже Лань была не настолько умна, как ей самой казалось. Она предлагала быструю ужасную смерть, но это ничто по сравнению с нескончаемыми пытками, которых ожидала Зофи.
– Вытащите ее на платформу.
Громадный темноволосый волк ухмыльнулся и возразил:
– Разобраться бы с нею по всем правилам.
Это был Мордок – непосредственный заместитель Лани, обладавший такими пыточными способностями, что его боялись почти наравне с нею.
Лань даже не взглянула на него:
– Я не трачу время попусту. Она утверждает, что никому не рассказывала, и я склонна ей поверить. – Губы Лани медленно разошлись в улыбке. – А потому сведения умрут вместе с нею.
Этим Лань и ограничилась. Волки вытащили Зофи на платформу. Раненое бедро отозвалось жгучей болью. Зофи прикусила губу, чтобы не закричать. Ее одежда быстро намокла. Ледяная вода тоже обжигала, вызывая онемение в теле.
Зофи было не унять дрожь. Она пыталась запомнить прикосновение воздуха, запах моря, серые предрассветные небеса. До восхода оставалось несколько минут, но солнца она уже не увидит. Ни сегодня, ни вообще.
Красоту и простоту жизни она принимала как должное. Жаль, что она не умела наслаждаться каждым мгновением.
– Что-нибудь скажешь напоследок? – спросила оборотень, подходя ближе.
Эмиль уплыл на «Бодегравене». Это главное. О его безопасности позаботятся.
– Убирайся в Хел, – криво улыбнулась Зофи.
Когтистые руки Мордока столкнули ее с платформы.
Соприкосновение с холодной водой подействовало на нее как взрыв бомбы. Затем свинцовые болванки потянули на дно всё, кем она была и могла бы стать.
Лань стояла на платформе, будто призрак в холодном тумане Хальдренского моря, и смотрела, как Зофи Ренаст скрывается в объятиях богини морей Огенас.
Театр, где выступала балетная труппа Города Полумесяца, был полон. Необычное явление для вечера вторника. В ожидании звонка толпы зрителей в фойе угощались напитками, разговаривали или просто фланировали. Их вид наполнял сердце Брайс Куинлан тихой радостью и гордостью.
Причина столь необычного скопления зрителей была только одна. Острый фэйский слух позволял Брайс ловить все разговоры вокруг. Она могла поклясться, что слышала сотни голосов, восторженно повторявших: «Юнипера Андромеда». Звезда нынешнего спектакля.
Невзирая на густую толпу, атмосфера в фойе была приподнято-почтительная, как в храме.
Брайс не оставляло ощущение, что статуи древних богов, украшавших просторное фойе, наблюдают за нею. Хотя скорее не боги, а супружеская пара оборотней среднего возраста, которая стояла перед статуей земной богини Ктоны: нагая богиня лежала в ожидании объятий своего возлюбленного Соласа. Судя по запаху, оборотни превращались в крупных кошек, а судя до часам мужа и драгоценностям жены, были из числа состоятельных. И эта пара беззастенчиво пялилась на Брайс.
Брайс наградила их вежливой сдержанной улыбкой.
После весеннего нападения демонов на город нечто подобное происходило чуть ли не ежедневно. Поначалу это будоражило ее и било по нервам – горожане подходили к ней и со слезами на глазах благодарили. Спустя несколько месяцев просто смотрели.
Брайс не осуждала горожан, желавших поговорить с нею; некоторые остро нуждались в этом. Город, спасенный ею, залечивал раны, а вот его жители…
К тому мгновению, как над Лунатионом взметнулся выплеск ее первосвета, сотни горожан были уже мертвы. Ханту повезло. Он находился на последнем издыхании, но первосвет его спас. Пять тысяч человек оказались не столь удачливыми.
В их семьи пришло горе.
Брайс помнила флотилии черных лодок, плывших к другому берегу реки Истрос, в туман, постоянно окутывающий Костяной Квартал. Сверху они казались стаями черных лебедей. Хант поднял ее в небо, откуда она и наблюдала траурную процессию. На набережных толпились родные и друзья погибших. Их скорбные голоса и плач достигали низких облаков, возле которых парил Хант.
Через какое-то время он покрепче обнял Брайс, и они полетели домой.
Эмбер Куинлан стояла возле мраморного торса океанической богини Огенас. Богиня поднималась из волн, выпятив свои полные груди и подняв руки.
– Сделайте снимок, – предложила Эмбер, заметив глазеющих оборотней. – Всего десять золотых марок. С вашим участием – пятнадцать.
– Мама, прекрати, – пробормотала Брайс; облаченная в серое платье с накинутой пуховой шалью, Эмбер стояла в величественной позе, уперев руки в боки. – Пожалуйста, не начинай.
Пристыженные оборотни заторопились к восточной лестнице. Эмбер открыла рот, явно собираясь отпустить им вдогонку еще одну колкость, когда вмешался муж.
– Я поддерживаю просьбу Брайс, – сказал Рандалл.
Темно-синий костюм, в котором он пришел на спектакль, только усиливал его обаяние.
Эмбер негодующе посмотрела на отчима Брайс (дочь признавала его своим единственным отцом), но тот непринужденным жестом указал на широкий фриз за спиной:
– Этот красавец напоминает мне Аталара.
Брайс изогнула бровь, радуясь перемене темы, и повернулась к фризу. Композиция изображала могучего фэйца, застывшего над наковальней. В его правой руке был зажат тяжелый молот. Молнии, струящиеся с неба, наполняли молот своей силой и текли вниз, к наковальне, на которой лежал меч.
Надпись внизу лаконично гласила: «Неизвестный скульптор. Пальмира, около 125 г. в. э.».
Брайс достала мобильник, сделала снимок и послала тому, кто в списке ее контактов значился как «Хант Аталар, лучше меня играющий в солнечный мяч».
Это не было преувеличением. На прошлой неделе, выбрав погожий денек, они сходили на местный стадион поиграть в солнечный мяч, и Хант быстро разбил ее в пух и прах. На обратном пути он сменил имя своего контакта в ее телефоне.
Несколько движений пальцем, и снимок улетел в электронное пространство вместе с вопросом: «Это твой дальний предок?»
Брайс убрала телефон в сумочку и наткнулась на пристальный взгляд матери.
– Что? – спросила она.
– Кто здесь изображен? – спросила Эмбер, кивая в сторону фриза.
Брайс посмотрела на такую же лаконичную надпись внизу:
– Там лишь указано название: «Сотворение меча».
– На каком языке? – не отставала Эмбер, всматриваясь в полустертую надпись.
– На Древнем языке фэйцев, – ответила Брайс, стараясь произнести эти слова как можно непринужденнее.
– Понятно, – пробормотала Эмбер.
Рандалл предусмотрительно отошел к величественной статуе Луны, чей лук был устремлен к небу. Возле ног богини лежали две охотничьи собаки, а в бедро ей тыкался мордой олень.
– Ты не забываешь этот язык? – спросила мать.
– Не-а, – ответила Брайс. – Иногда это очень кстати.
– Представляю. – Эмбер откинула с лица прядь черных волос.
Брайс перешла к другому фризу, свисавшему с потолка на почти невидимых стальных нитях.
– А вот этот из эпохи Первых войн. – Она окинула взглядом мраморный барельеф высотою в десять футов. – Он посвящен…
Брайс постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
– Чему? – Эмбер подошла ближе.
Фриз изображал армию крылатых демонов, устремляющихся с неба на другую армию, на равнине.
– Битве с армиями Хела, явившимися завоевывать Мидгард в эпоху Первых войн, – докончила Брайс, стараясь говорить ровным голосом.
Она гнала из памяти мелькающие когти и клыки, свист перепончатых крыльев и громкие выстрелы ее винтовки, отдававшиеся в костях. А вокруг – реки крови на улицах и нескончаемые крики, крики, крики…
– Ты не находишь, что эта древность удивительно перекликается с современностью? – спросил Рандалл, подходя к жене и падчерице.
Брайс не ответила. Ей совсем не улыбалось обсуждать с родителями события этой весны. Особенно посреди театрального фойе, забитого зрителями.
– О чем там сказано? – Рандалл кивнул на пояснительную надпись.
Сознавая, что мать следит за каждым ее движением, Брайс все так же бесстрастно пробежала глазами по строчкам на Древнем языке фэйцев.
Она вовсе не пыталась скрыть тяжесть пережитого. Несколько раз она говорила об этом с отцом и матерью. Но разговоры неизменно кончались слезами Эмбер или гневными упреками в адрес ваниров, поработивших множество ни в чем не повинных людей. Брайс хватало собственных эмоций, чтобы еще справляться с грузом материнских.
Легче было вообще не затрагивать эту тему. Если с кем и говорить об этом, так только с Аталаром. Или выгонять из себя душевную тяжесть танцами, обливаясь потом на занятиях у госпожи Кайры, к которой Брайс ходила дважды в неделю. Это были крошечные шаги по направлению к разговорной терапии, неустанно предлагаемой Юниперой, но пока Брайс хватало бесед с Хантом и танцев. То и другое изрядно ей помогало.
Брайс мысленно перевела текст:
– Это фрагмент более крупной коллекции. Вероятно, она занимала несколько стен. Каждый фрагмент рассказывал свою часть истории. Насчет этого сказано: «Так семеро принцев Хела с завистью смотрели на Мидгард, после чего обрушили свои нечестивые орды на наши объединенные армии».
– Ничегошеньки не изменилось за эти пятнадцать тысяч лет, – заключила Эмбер, и ее глаза потемнели.
Брайс молчала. Она никогда не рассказывала матери о принце Аидасе, который дважды ей помог. Похоже, он не подозревал о коварных замыслах своих братьев. Узнай мамочка, что ее дочь общалась с пятым принцем Хела, глагол «спятить» получил бы новое истолкование.
– Неужели ты не могла получить работу здесь? – вдруг спросила Эмбер. Смуглой рукой она обвела пространство фойе городского театра оперы и балета. В нем, а также в фойе верхних этажей постоянно устраивались художественные выставки. – У тебя достаточная квалификация. Это было бы идеально.
– Здесь нет вакансий.
Это было правдой. Брайс не хотела козырять своим положением принцессы, чтобы получить место. Если художественный отдел театра сам пригласит ее на работу, тогда другое дело.
Что касается работы в Фэйском архиве… Брайс туда взяли, поскольку фэйцы признали ее принцессой. Но она вовсе не жаждала работать там.
– Ты хоть попыталась?
– Мама! – уже резче произнесла Брайс.
– Что, Брайс? – в тон ей спросила Эмбер.
– Девочки, вы не дома, – напомнил им Рандалл, стараясь непринужденно произнесенной фразой разрядить растущую напряженность.
Брайс благодарно ему улыбнулась. Эмбер продолжала хмуриться. Брайс подняла глаза к сверкающим люстрам в форме звезд с лучами, что висели над морем зрителей.
– Все в порядке, мама. Закрыли тему.
– Какую тему? – с наигранным простодушием спросила Эмбер.
– Тему твоего мнения о моей работе, – скрипнув зубами, ответила Брайс. – Ты годами грызла меня за то, что я работаю «какой-то помощницей». Теперь у меня работа получше, но и она тебя не устраивает?
Разговор происходил совсем не в том месте. Такие вещи не обсуждают среди толпы, когда острые фэйские уши слышат каждое твое слово. Но у Брайс не было выбора.
Чувствовалось, Эмбер это ничуть не смущает.
– Дело не в том, что меня устраивает или не устраивает. Я о месте, где ты работаешь.
– Фэйский архив – учреждение независимое и с ним никак не связано.
– Да? А я помню, как он хвастался, что архив – это его личная библиотека.
– Мама, позволь тебе напомнить, что галереи больше нет, – сухо ответила Брайс. – Мне нужна работа. Прости, если мне не предлагают место в корпорациях, где нужно торчать с девяти до пяти. И прости художественный отдел театра за отсутствие у них вакансий.
– Не понимаю, почему ты не можешь продолжить работу у Джезибы. У нее же осталось хранилище. Не знаю, чем она там занимается, но ей явно нужна помощница.
Брайс подавила желание закатить глаза. На следующий же день после весенней атаки на город Джезиба закрыла галерею. Драгоценные книги и свитки – остаток Большой библиотеки Партоса – бесследно исчезли. Большинство других экспонатов Джезибы нынче находились на складе, многие – в ящиках. Брайс не представляла, куда колдунья спрятала книги из Партоса – последние немногочисленные остатки человеческого мира, каким он был до появления астериев. Спросить напрямую она не осмеливалась. Просто чудо, что астерии не пронюхали о существовании запретных книг.
– Я не могу постоянно спрашивать о работе и не выглядеть при этом просительницей.
– А мы не можем допустить, чтобы принцесса торчала в каком-то архиве.
Брайс уже не помнила, сколько раз твердила матери, что никакая она не принцесса и не хочет быть таковой. Король Осени тоже этого не хотел. Здесь их желания – то есть нежелания – совпадали. С высокомерным придурком, своим биологическим отцом, Брайс не виделась и не говорила с момента его внезапного появления в галерее, что было незадолго до ее столкновения с Микаем. Тогда она показала бывшему губернатору, какая сила течет в ее жилах.
Брайс едва удержалась от желания заглянуть в вырез своего светло-голубого полупрозрачного платья. Там, чуть пониже грудей, располагался знак, появившийся у нее после весеннего сражения с демонами, – звезда с восьмью лучами. К счастью, выреза на спине не было, и никто не видел вытатуированный там Рог Луны. Словно старый шрам, белый рисунок татуировки выделялся на золотистой веснушчатой коже. С момента атаки прошло три месяца, а звезда никуда не исчезла и даже не потускнела.
Со вчерашнего вечера, едва приехав, мать то и дело поглядывала на эту звезду.
Мимо неспешно прошла стайка красивых женщин, судя по запаху кедра и мха – лесные нифмы. Каждая держала фужер с шампанским. Брайс понизила голос:
– Что ты хочешь от меня услышать? Что я вернусь в Нидарос и буду изображать из себя обыкновенную девицу, живущую нормальной жизнью?
– А чем плохо жить нормальной жизнью? – Красивое лицо матери озарял внутренний огонь, который никогда не гас. – Думаю, и Хант согласился бы там поселиться.
– Мама, Хант по-прежнему служит в Тридцать третьем легионе. Он там непосредственный заместитель командира… на свою голову. Может, он из учтивости и скажет тебе, что с радостью жил бы в Нидаросе, только ни в коем случае не принимай его слова за чистую монету.
– Поселить его в Нидаросе – все равно что отдать на растерзание демонам, – сказал Рандалл, демонстративно глядя на информационный стенд.
– И не думай, будто я не заметила, что ваши отношения подозрительно странные, – заявила Эмбер раньше, чем Брайс успела ответить на предыдущий материнский упрек.
Да, только ее мамочка умела за пять минут поднять сразу две темы, на которые Брайс не хотелось говорить.
– В каком смысле странные?
– Вы вроде бы вместе и не вместе, – отчеканила Эмбер. – Как это понимать?
– А вот это тебя не касается.
Так оно и было. Хант будто почуял, что разговор о нем. Мобильник в ее сумочке завибрировал, сигнализируя о новом сообщении. Брайс вытащила телефон и уставилась в экран.
«Могу лишь надеяться, что однажды и у меня будут такие же брюшные мышцы, как у этого парня», – написал Хант.
Не пряча улыбку, Брайс вновь посмотрела на мускулистого фэйца на фризе, затем ответила: «По-моему, кое-что есть у тебя и сейчас».
– Не уходи от ответа, Брайс Аделаида Куинлан.
Пришло новое сообщение, однако Брайс не стала его читать.
– Мама, мы можем не говорить об этом в театре? И прошу тебя, не заводи этот разговор, когда появится Хант.
Эмбер открыла рот, но Рандалл ее опередил:
– Согласен. Когда придет Хант, никаких разговоров о работе и об их отношениях.
Эмбер насупилась, явно не собираясь отступать.
– Мама, давай сменим тему. Хорошо? Меня ничуть не тяготит моя работа, и отношения между мною и Хантом такие, какие нас с ним устраивают. В моей жизни все прекрасно. Давай на этом поставим точку.
Нельзя сказать, чтобы она соврала. Но сказанное не было полной правдой.
Ей и в самом деле нравилась ее работа. Очень даже нравилась. В частном крыле Фэйского архива была собрана настоящая сокровищница древних артефактов. Веками никто не обращал на них внимания. Но сейчас они требовали тщательного обследования и каталогизации, чтобы отобрать экспонаты для передвижной выставки, запланированной на весну будущего года.
У Брайс был свободный график, и она подчинялась лишь начальнику исследовательского отдела – оборотню-сове, одному из немногих нефэйцев, работающих в архиве. Он приходил в архив под вечер и работал до рассвета, так что они редко пересекались. Самым отвратительным в ее работе было то, что, когда она приходила во внушительное здание архива, охранники на нее пялились. Некоторые даже кланялись. Далее ее путь лежал через атриум, где библиотекари и посетители тоже имели привычку слишком пристально на нее смотреть.
Нынче на нее глазели везде и повсюду, и это жутко доставало. Но рассказывать матери о чем-либо подобном она не собиралась.
– Ладно, – вздохнула Эмбер. – Ты же знаешь, я за тебя волнуюсь.
Льдинки в груди Брайс растаяли.
– Знаю, мама. И еще я знаю… – Она мучительно подбирала слова. – Очень здорово, когда знаешь, что можешь вернуться домой, если захочешь. Но не сейчас.
– Вполне честный ответ, – похвалил Рандалл и, обняв жену за талию, повел ее к другому фризу.
Брайс тут же вынула мобильник и прочла сообщение Ханта: «Хочешь пересчитать мышцы на моем брюхе, когда вернемся домой после балета?»
У нее свело живот. Сейчас она, как никогда, радовалась тому, что родители обладали человеческим обонянием и не заметили, как изменился ее запах. От вопроса Ханта у нее даже пальцы ног зашевелились.
Она послала соответствующий смайлик, затем сообщение: «Поооожалуйста, появись побыстрее. Меня тут мурыжат вопросами о работе. И о тебе».
Ответ пришел мгновенно: «А что именно обо мне?» Брайс прочитала его на ходу, идя к фризу, возле которого стояли родители.
– Брайс, взгляни-ка на этого красавца. – Эмбер указала на фриз. – Совсем как твое Желанное Желе.
Брайс подняла голову от телефона и улыбнулась:
– Отважный воин Желанное Желе.
На фризе был изображен пегас, готовый вступить в бой. Правда, не единорог-пегас, как любимая игрушка ее детства. На пегасе восседал воин в тяжелых доспехах. Опущенное забрало не позволяло разглядеть лица. Правая рука с мечом была высоко поднята. Брайс сделала снимок и послала Ханту.
«Желанное Желе эпохи Первых войн отправляется в бой».
Она уже собиралась ответить на вопрос Ханта, когда мать сказала:
– Хватит флиртовать по телефону. Напиши Ханту, чтобы поторапливался.
Брайс хмуро посмотрела на Эмбер и молча убрала мобильник в сумочку.