bannerbannerbanner
Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Сборник
Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Полная версия

Учитель Со посчитал дни, и выяснилось, что действительно это была та самая ночь, которую он провел в горах Одэсан. Учитель Со еще больше изумился и, в конце концов, возвратился домой.

Учитель Со долгое время не осмеливался никому рассказывать о деле, свидетелем которому стал. Но, говорят, когда он совсем состарился, впервые поведал о нем своим родным.

* * *

Автор сего рассказа, Ким Чосун по прозвищу Юнин, говорит:

«Когда я был маленьким, меня так впечатлила «Повесть о подосланном убийце» великого древнекитайского историка Сыма Цяня[19] из его «Исторических записок», что когда читал ее, забывал о еде. Тогда я думал так:

– Не может в Поднебесной случиться что-либо более чудесное, чем это!

А потом я прочел танские[20] «Повесть о девушке Вэй Шии» и «Повесть о Хун Сянь» и еще раз изумился. Вот, к примеру, воины Цзинь Кэ и Не Чжэн[21]. Когда с гор спускается свирепый тигр, кажется, что он сковывает слух и взгляд человека, но если встретится с такими воинами, тигру противостоит испепеляющий дух бесстрашия. С другой стороны, девушки Вэй Шии или Хун Сянь: если всемогущий дракон витает в облаках, время от времени показывая свою чешую и когти, они выходят, и невозможно сосчитать их волшебные перевоплощения. Хотя Вэй Шии и Хун Сянь кажутся равными друг другу, у каждой их них своя история, поэтому они и добились разного.

Хотя я не знаю, что был за человек этот странствующий воин с гор Одэсан, но судя по его искусству владения мечом, он определенно постиг Путь – Дао. Ведь воин говорил, что «Таланты не могут одолеть Небо, поэтому для того, чтобы достичь успеха в деле, нужно использовать его Силу». Поэтому, хоть убийство и отвратительно, его можно осуществить только с помощью Силы Неба. Тот, кто не знает Неба, не может убивать по своему усмотрению. И все же в мире есть люди, которые убивают с легкой душой, так, будто ничего особенного не происходит. Перед лицом странствующего воина с гор Одэсан такие люди – настоящие преступники. А-а! Как это печально!»

Чон Нэгё[22]
Музыкант Ким Сонги

Виртуоз игры на лютне Ким Сонги прежде был мастером по изготовлению луков и работал в придворной Палате амуниции. Еще он очень любил музыку. Приходя в Палату, не занимался своим ремеслом, а, повторяя вслед за исполнителями, учился игре на струнном инструменте комунго[23]. Освоив технику изысканной игры, он перестал заниматься луками и всецело посвятил себя музыке. Потом уже все талантливые музыканты обучались под его началом. В искусстве обращения с лютней и бамбуковой флейтой он также достиг совершенства. Немалую славу ему принесло и сочинение новых композиций, которые он записывал нотами. В Сеуле были очень популярны «Новые ноты Ким Сонги».

В то время в Сеуле, если где-то устраивали пир с приглашенными гостями, сколько бы ни звали музыкантов, если среди них не было Ким Сонги, исполнение музыки напоминало громкое бренчание. Хотя его семья была бедной, он любил повеселиться, поэтому его жене и детям приходилось голодать. Однажды в урожайный год Ким Сонги удалось заполучить дом в Согане – западном районе Сеула, где он и жил. Он купил маленькую лодку и часто в соломенной накидке и бамбуковой шляпе, с удочкой в руках, отправлялся на реку, где ловил рыбу, так и жил, получив прозвище «Затворник с удочкой». По ночам, когда стихал ветер, а на небе появлялась яркая луна, он брал в руки весла, выходил на середину реки, доставал бамбуковую флейту и извлекал из нее мелодии, полные тоски и прозрачной чистоты. Казалось, звук флейты доходил до облаков ночного неба. Люди, проходившие вдоль реки, заслышав мелодию, останавливались, не осмеливаясь уйти. Один человек, придворный крепостной по имени Мок Хорён[24], донес о готовящемся заговоре и сгноил много людей в тюрьме. Обрекши на смерть благородных мужей, он сам стал «заслуженным сановником» и получил титул «князя». Как-то раз он разгневался и так буйствовал, что напугал окружающих. Однажды, когда он и его приспешники собрались вместе и пили вино, они решили запрячь лошадь и привезти на пирушку мастера игры на лютне – Кима. Ким Сонги, сказавшись больным, не поехал к ним. Несколько раз приходили гонцы, а он не обращал внимания и лежал. Тогда Мок Хорён разозлился и приказал передать Киму: – Если не придешь, я заставлю тебя помучаться!

Игравший на лютне Ким Сонги, услышав это, разгневался, запустил лютней в гонца и закричал:

– Возвращайся и скажи Мок Хорёну: «Мне уже семьдесят лет. Почему я должен тебя бояться? Ты же мастер доносить о заговорах. Так донеси на меня и убей!»

Говорят, после этого Мок Хорён сник и разогнал пирушку.

После того случая Ким Сонги перестал ходить по Сеулу и редко играл на чужих пирах. А если кто-то из близких друзей заходил к нему домой в Соган, он мог сыграть несколько мелодий на бамбуковой флейте и все, но никогда не был в приподнятом настроении и не веселился.

С детства я так часто слышал имя мастера игры на лютне Кима, что оно стало для меня привычным.

Я помню, в детстве видел его в доме друга: седая борода и волосы на голове, кости, выступающие из высоко приподнятых плеч, постоянная одышка и нескончаемый кашель. Но если упорно просить его сыграть одну мелодию на лютне, он как заиграет вариацию на тему «Песни священной горы», сразу у всех присутствующих на глазах выступали слезы. Хотя он был очень стар, и смерть уже приближалась, в кончиках его пальцев все еще сохранялось удивительное мастерство, заставлявшее волноваться души людей, так что легко догадаться, насколько прекрасен он был в свои лучшие годы.

По характеру Ким Сонги был строгим, чистым душою и скупым на слова. И вино он особо не любил. Жил бедно в районе Соган, да так и умер. Как же так вышло? Он мог храбро противостоять брани Мок

Хорёна. У него имелась воля и решимость, чтобы сопротивляться дурному. Разве это не то же, что смелый поступок танского музыканта Лэй Хайцина[25]?

Людям, которые называют себя учеными мужами, а сами связываются с несправедливым и оставляют в этом мире грязный след, должно быть стыдно при одном упоминании о Ким Сонги.

Ю Дыккон[26]
Ю Ухчун и его скрипка хэгым

Со Кигон[27] был человеком, хорошо разбиравшимся в музыке и очень любившим гостей. Случается, придет к нему гость, так он тут же предложит вина, достанет шестиструнную цитру комунго, флейту и начинает играть.

Я тоже любил вместе с Кигоном весело проводить время и как-то раз пришел к нему, прихватив с собой корейскую двухструнную скрипку хэгым, и стал играть, пытаясь извлечь из нее звуки, похожие на писк насекомых или пение птиц. Кигон, услышав эти звуки, крайне удивился и сказал:

 

– Надо тебе за такую игру подать пригоршню риса. Что это?! Такие звуки извлекают из дешевых двухструнных скрипок, с которыми побираются нищие!

– О чем вы говорите?

– Да, тяжелый случай. Ты в музыке даже самого простого не понимаешь!

В нашей Корее есть два основных музыкальных жанра – церемониальная музыка и повседневная.

То, что называют церемониальной музыкой – наследие старины, а повседневная музыка родилась у последующих поколений. Церемониальную музыку исполняют в Храме Божеств Земли и Злаков, а также в главном Храме Конфуция. В Храме предков государей вместе с церемониальной исполняют и повседневную музыку, за которую отвечает Ведомство придворной музыки. Повседневную музыку, которую играют в воинских частях, еще называют простой музыкой. Ею поднимают боевой дух и сопровождают победные марши. Но поскольку в этом жанре есть умиротворяющие мелодии и тонкие, деликатные звуки, ее исполняют также во время праздников и застолий. Еще говорят о мастере игры на шестиструнной цитре

Чхоле, мастере флейты – Ане, виртуозе барабана – Тоне, мастере свирели – Поке. Ю Учхун и Хо Гунги знаменитые исполнители мелодий на корейской скрипке хэгым.

Если ты любишь скрипку хэгым, должен поучиться у двух этих мастеров. Разве они будут учить играть так, как нищих бродяг с двухструнными скрипками? Сейчас такие бродяги стоят, опершись о двери какого-нибудь дома, достают скрипку и начинают извлекать звуки, подобные ворчанию стариков и старух или плачу младенца, либо реву домашних животных, кудахтанью куриц и крику уток, или писку разных насекомых, а потом получают свое подаяние рисом и уходят восвояси. Твоя игра на скрипке хэгым точно такая же!

Когда я услышал эти слова Кигона, мне стало очень стыдно. Я спрятал скрипку хэгым в футляр и забросил игру на несколько месяцев, ни разу не вынув ее.

Однажды ко мне домой пришел дальний родственник Ю Пхиль[28] по прозвищу Кымдэ госа, что значит

«Ученый, живущий в Павильоне лютни». Ученый был сыном покойного начальника уезда по имени Ю Унгён. В молодости Ю Унгён обладал качествами странствующего воина, имел способности к верховой езде и стрельбе из лука. В год под циклическим знаком мунсин правления государя Ёнчжо[29] он добился больших заслуг в организации военного похода для усмирения мятежа в провинции Чхунчхон. Ю Унгёну нравилась девушка-служанка из дома генерала Ли, от которой у него родилось два внебрачных сына. Я, вспомнив об этом, тихонечко спросил гостя:

– Где сейчас два ваших младших брата?

– Хм… Все здесь. Есть у меня друг, начальник некой пограничной местности. Я, что называется, «подвязав стопы», отправился к нему пешком за две тысячи корейских верст и одолжил пятьсот мер денег. С этими деньгами я пошел в дом к генералу Ли и выкупил из крепостной зависимости моих младших братьев.

Старший из них за Южными городскими воротами Сеула торгует головными повязками из конского волоса. Младший служит в подразделении дворцовой охраны – Роте Дракона и Тигра и весьма искусен в игре на двухструнной скрипке хэгым. Он и есть тот самый Ю Учхун, прославившийся в последнее время «скрипкой Ю Учхуна».

Услышав это, я, прежде всего, вспомнил о словах

Кигона и очень удивился. И хотя поначалу расстроился из-за того, что потомок известной семьи вынужден служить простым солдатом в армии, но все же обрадовался тому, что он обеспечивает себе средства к существованию благодаря таланту.

В конце концов, вместе с ученым Ю я отправился домой к Ю Учхуну, который жил к западу от Моста Десяти Знаков в центре Сеула. Это был чисто прибранный простой дом с соломенной крышей. В нем в одиночестве пребывала родная мать Учхуна. Мать, расплакавшись, рассказала обо всем, что случилось в прошлом, а затем, позвав служанку, попросила ее найти Учхуна и передать ему, что пришли гости.

Спустя некоторое время пришел Учхун. После разговора с ним стало понятно, что он – чистый душой и прилежный человек из военного сословия.

Прошло время. Как-то раз в ясную лунную ночь, когда я сидел дома перед светильником и читал книгу, постучались и вошли четыре человека, одетые в черные военные халаты. Одним из них оказался Учхун. Трое держали в руках темно-синюю котомку, в которой находилась большая бутыль с вином, свиная нога и пятьдесят-шестьдесят маринованных плодов хурмы. Учхун закатал рукава, расхохотался и сказал:

– Сегодня ночью я хочу поразить вас, Учитель Со!

Учхун приказал одному из пришедших опуститься на колени и предложить присутствовавшим вина. Когда все изрядно захмелели, Учхун окинул собравшихся взглядом и произнес:

– Ну, что, покажем, как надо!

Трое пришедших достали из своих одежд флейту, двухструнную скрипку, свирель и начали вместе играть.

Когда закончилась первая мелодия, Учхун подошел к тому, кто играл на скрипке, отобрал ее и воскликнул:

– Разве можно не послушать, как играет «скрипка Учхуна»?!

И он начал тихонечко, свободно водить рукой по струнам. Невозможно описать особое чувство горести и в то же время гнева, печали, шедшее из инструмента. Закончив играть, Учхун отбросил в сторону скрипку, расхохотался, затем встал и ушел.

Настало время, когда ученый Ю по прозвищу Кымдэ, живший в доме Учхуна, собирал свои вещи, чтобы отправиться домой. Учхун приготовил прощальный пир и пригласил меня. Придя к Учхуну, я увидел, что в комнате на боку лежит большой медный пузатый кувшин. Я спросил, что это. Учхун ответил:

– А это для того, чтобы стошнить туда, когда запьянеешь.

Разливали вино в большие керамические чаши.

В соседней комнате приготовили сердце вола. Когда чаша с вином уже обошла круг, сердце вола не стали сразу делить между гостями, а оставили на подносе, и служанка, подходя к каждому, вставала на колени и преподносила его. Этот способ возлияний отличался от того, когда вместе собирались представители ученого сословия и пили вино. Как раз в это время я показал двухструнную скрипку, которую принес с собой в чехле, и сказал:

– Как тебе эта скрипка хэгым? Раньше я хотел играть, как ты на своей скрипке, и пытался извлечь из нее звуки насекомых и пения птиц. Но некто услышал и сказал, что это звуки, как у дешевых скрипок нищих попрошаек, и мне стало очень стыдно. Как сделать так, чтобы звук не был похож на звучание дешевых скрипок оборванцев?

Учхун ударил в ладоши, громко рассмеялся и сказал:

– Это слова того, кто действительно ничего не понимает! И писк комара, и жужжание мухи, и стук инструментов мастеров, и бормотание читающих вслух трактаты конфуцианских ученых – все это звуки Поднебесной, и у издающих их – одна цель: добыть пропитание. Поэтому, какая может быть разница между моей скрипкой и скрипкой бродяги-нищего? Я выучился искусству игры лишь потому, что жива моя старая мать. Если мое искусство игры не будет изящным, разве смогу я прокормить ее? Так-то оно так, но все же мое искусство игры на двухструнной скрипке, хоть и не похоже на исполнение нищих бродяг, далеко от истинного совершенства.

Прежде всего, по материалу, моя скрипка хэгым точно такая же, как у попрошаек. На ее корпус натягивают струны из конского волоса, затем смазывают их сосновой смолой, чтобы они стали шершавыми.

Это не струнный щипковый и не духовой инструмент. По звуку, похоже и на щипковый, в котором звук извлекается рукой, и на духовой, в котором звук извлекается ртом.

Я смог по-настоящему постичь искусство скрипки только через три года после того, как начал обучаться игре на ней. И пока учился, на всех пяти пальцах моей руки появились толстые мозоли. Хотя мое мастерство стало намного совершеннее, это не помогло в улучшении моего благосостояния, потому что, чем дальше, тем больше люди не могли понять мою игру.

А вот, к примеру, нищий достанет где-нибудь брошенную и ни к чему не годную скрипку, поиграет на ней пару месяцев, и за ним начинают ходить толпы желающих послушать ее звучание. Закончит он выступать, соберется в дорогу, а десятки людей идут вслед.

Так бродяги собирают до восемнадцати мер риса за день и еще умудряются отложить немного денег в копилку. И это только потому, что много тех, кто понимает их музыку.

Сейчас люди всей страны хорошо знают, что такое «скрипка Ю Учхуна». Но слышали и знают лишь имя.

А тех, кто слышал звук скрипки и понял его, найдется едва ли несколько человек.

Или, к примеру, если поздно вечером позовут государевы родственники либо высокопоставленные сановники придворных музыкантов, те, каждый со своим инструментом, подобострастно подбегают быстрыми шажками и располагаются на деревянном помосте.

Под яркими светильниками управляющий двором объявляет:

– Если хорошо сыграете, будет вам награда!

Музыканты, отвесив низкий поклон, отвечают:

– Да-а-а! И тогда, даже если исполнители на струнных инструментах не прилагают никаких усилий к тому, чтобы играть в унисон с духовыми, а исполнители на духовых инструментах не прилагают усилий для унисона со струнными, долгота звуков и темп музыки все равно нежно соединяются в гармонии. Но когда из окон перестают доноситься звуки бормотания вполголоса или звуки пережевывания пищи, посмотришь исподтишка в сторону и увидишь, что те, кто слушал музыку, сидят, развалившись и облокотившись о столы, и дремлют. А потом, через некоторое время, вдруг потянутся и скажут, оборвав:

– Ну, хватит играть!

Музыканты говорят: «Да-а-а!», – и уходят с помоста. Потом вернешься домой, подумаешь и поймешь, что по-настоящему играл на пирушке только я один.

И только один я и слушал.

Был я как-то раз со своей скрипкой в высоком собрании, куда приходят дети из знатных семей и известные ученые мужи, чтобы вести изысканные беседы. Кто-то из присутствующих критически оценивает художественное произведение, кто-то сравнивает друг с другом людей, успешно сдавших экзамен на получение чиновничьей должности. И когда все изрядно захмелеют, а масло в лампах почти выгорит, и уже не получается сочинять стихи, хотя мысли высоки, помучаются немного и, собравшись, вдруг берут кисть и начинают писать на бумаге. Через некоторое время кто-то из присутствующих обращается ко мне:

– Ты знаешь, как появилась скрипка хэгым, которая у тебя есть?

Я падаю ниц и отвечаю:

– Не знаю, Ваша честь.

– В старину ее смастерил китайский поэт Цзи Кан из древнего царства Восточное Цзинь[30], чье имя по-корейски звучит как Хе Ган.

Тогда я падаю ниц и отвечаю:

– Да, теперь я понял.

И тогда кто-нибудь засмеется и скажет:

– Нет, смысл слога «хэ», что в названии скрипки хэгым – это название народности хэ, то есть это «скрипка народа хэ». Он не имеет отношения к слогу «хе» из имени поэта Хе Гана!

И собравшиеся начинают возбужденно спорить.

Но какое это имеет отношение к моей скрипке хэгым?

Когда дует вольный весенний ветер, цветение персика и ивы в разгаре, чиновники придворных ведомств, офицеры государевой охраны в ярких одеждах, а также всякие распутники и гуляки собираются у берега ручья, что в ущелье Муге в центре Сеула. И туда тянется бесконечная вереница придворных певиц, танцовщиц и врачевательниц на ослах с красными тканевыми седлами. На их головы, убранные в прическу, накинуты халаты, так что лиц не видно. Они играют в игры и поют песни, меж ними может быть и остряк, смешащий окружающих. Сначала поют военные песни, затем переходят на буддийскую мелодию «Песни о встрече на Священной горе». А потом начинают быстро двигать рукой по инструменту и играть новую мелодию. Кажется, ее звук то собирается в узел, то распускается; то становится сжатым, то раскрывается вновь.

И все эти толпы веселящихся, с волосами, выбившимися из-под покосившихся шляп с полями, в растрепанной одежде, качают в такт головами, подмигивают, а потом вдруг как ударят веерами оземь и произнесут:

– Хорошо! Очень хорошо!

И хотя происходит так оттого, что мелодия громкая и заводящая, нам то известно, что эта музыка совсем никудышная.

 

Есть среди нас один по имени Хо Гунги. Когда выдается досуг, мы двое собираемся вместе, и каждый достает из футляра свою скрипку хэгым. Мы обращаем взоры в высокое синее небо, а наши души сосредотачиваются в кончиках пальцев. Мы начинаем играть, и если допускается хоть малейшая ошибка, провинившийся со смехом платит другому грошовый штраф. Не часто нам приходится платить за огрехи. Поэтому я всегда думаю так:

– Мою скрипку хэгым понимает только один человек – Гунги!

Но и Гунги понимает мою скрипку хэгым не столь точно, как понимаю свою скрипку я сам.

Сейчас он оставил дело, с помощью которого легко добиться заслуг и получить признание других, стал изучать дело, с которым трудно добиться заслуг и не получить признания других. Разве это не глупо?

После того, как мать Учхуна покинула этот мир, он забросил свое искусство и уже никогда больше не приходил ко мне. Наверное, Учхун, как истинный почтительный сын, стал вести тихую, незаметную жизнь среди толпы придворных музыкантов. И разве слова Учхуна о том, что «чем выше мастерство, тем меньше его понимают люди», относятся только к игре на двухструнной скрипке хэгым?


Неизвестный автор
Рассказ о Ким Хасо

Случилось это, когда учитель Ким по прозвищу Хасо[31] был молодым и как-то раз держал путь из южной провинции Чолла в Сеул. Было начало лета, шестая луна. Ехал он у подножия горы, как вдруг его нагнал паланкин, и сидевшая в нем женщина мельком бросила на Хасо взгляд. В это мгновение закружился вихрь, и закрывавшая лицо женщины накидка слетела. Женщина спустилась вниз, побежала за накидкой, но никак не могла ее поймать. Хасо взглянул на женщину возраста распустившегося цветка и подивился ее красоте, подобной которой не сыскать во всем свете. Спустя некоторое время женщине удалось подобрать накидку и продолжить свой путь. Хасо почувствовал, как в его душе просыпается желание, но сразу попытался подавить его:

«Разве может осмелиться достойный муж иметь нечистые помыслы в отношении женщины?»

Но как только ему казалось, что желание исчезло, как оно появлялось вновь, и его было никак не подавить.

Тогда решил Хасо отправиться вслед за женщиной. Пройдя совсем немного, она свернула в сторону горного выступа. Там виднелся богатый дом с черепичной крышей. За домом был густой лес, впереди протекал широкий ручей, а сам дом выглядел торжественным и величественным.

Хасо приблизился к дому, затем вошел в его гостевую часть. Бумага на оконном переплете была местами разорвана, а пол покрыт толстым слоем пыли. Из дома виднелся квадратный пруд, весь в цветах лотоса. Хасо позвал служанку и сказал:

– Я тут проездом. Здесь невыносимо жарко, поэтому я не могу остановиться на ночь в тесной комнате, но было бы неплохо отдохнуть тут на открытой деревянной веранде.

– Это дом вдовы. Детей нет, поэтому находиться вам здесь будет не слишком удобно.

– Да, ты права. Но женские покои расположены далеко от гостевой части, поэтому я не вижу особых проблем в том, чтобы недолго передохнуть здесь.

Служанка в точности передала слова хозяйке, и, вернувшись от нее, произнесла:

– Хозяйка сказала, что раз вы здесь, можно позволить вам остаться на одну ночь.

Хасо разместил своего слугу и лошадь в хозяйственных пристройках у входных ворот, а сам подмел веранду гостевой половины и прилег в одиночестве.

Наступила ночь. Вокруг стояла глубокая тишина.

Ярко, подобно луне, светили звезды. Хасо встал, перелез через стену и пробрался в женскую часть дома.

На бумажном окне вырисовывалась чья-то тень от светильника. Тихо подкравшись, Хасо заглянул в комнату через щель. Напротив женщины сидел молодой буддийский монах, пил вино и заигрывал с ней всеми возможными способами.

Хасо не мог сдержать гнева и задумал избавиться от молодого монаха. Сначала он вышел наружу и дождался, пока монах заснет, а потом снова зашел внутрь, держа в руке кинжал. Монах спал, похрапывая как свисток для приманивания фазанов. Хасо тихо открыл дверь, зашел в комнату и вонзил кинжал глубоко в грудь. Кинжал пронзил тело насквозь. Монах умер, даже не успев вскрикнуть. Женщина страшно испугалась, затряслась и умоляла оставить ее в живых.

Хасо сказал:

– Ты, жена почтенного мужа, как могла позволить себе прелюбодействовать с жалким монахом и убить мужа? Кто твой муж? Отвечай!

– Уж раз все так вышло, зачем мне что-то скрывать? Мой муж – молодой и талантливый ученый, не раз успешно сдавал провинциальные экзамены на должность. В прошлом году вместе с друзьями он отправился в буддийский монастырь, чтобы заняться там учебой. В то время ко мне пришел монах. Три дня и три ночи лил такой дождь, что река перед домом вышла из берегов, и только на четвертый день, когда дождь утих, стало возможно перейти ее. Все это время монах размещался в комнате для слуг у больших ворот. Я же, изнемогая от жары, которую приносят летние ливни, спала, открыв окно моей комнаты. И вот однажды ночью монах залез ко мне и осквернил меня, пока я спала, забывшись глубоким сном. Тогда я должна была покончить собой, но не смогла, и это – мой смертный грех. Но я не убивала мужа, это сделал монах.

Услышав это, Хасо вышел из дома, присел у его края, опершись о колонну, и забылся неглубоким сном.

Вдруг перед ним появился юноша в голубых одеждах и шляпе с полями, поклонился, сложив руки перед лицом. Хасо спросил:

– Вы кто?

– Я хозяин этого дома.

– Я слышал, что это дом вдовы. А вы говорите, что вы и есть хозяин?

Юноша глубоко вздохнул и произнес:

– Да, я и есть хозяин. С детских лет я занимался изучением наук и мечтал стать лучшим на государственных экзаменах, но к несчастью моя жена спуталась с буддийским монахом, совершила прелюбодеяние, и однажды ночью они убили меня. Они втайне закопали мое тело в глухом лесу, что за домом, а всем солгали, что меня поймал и убил тигр. С тех пор меня постоянно переполняли чувства гнева и глубокой обиды, и если бы я не встретил такого благородного мужа как вы, вряд ли смог кому-либо другому рассказать все обстоятельства дела. И раз уж я встретил вас, у меня появилась одна просьба, для осуществления которой я специально сделал так, чтобы поднялся вихрь, и с головы моей жены слетела накидка.

Я сделал это, чтобы увлекаемый красотой женщины вы пришли сюда.

А теперь вы смогли отомстить моему врагу, и я не могу не отблагодарить вас за безграничное благодеяние. Когда приедете в Сеул, там совершенно точно будут проходить государственные экзамены по случаю Праздника седьмого вечера седьмой луны. И темой экзаменационного сочинения, которое нужно написать шестистишием, станет «Седьмой вечер». Начните его строками:

 
Вечернею порой осенний ветер воет,
А в облаков разрыве сияет неба высь[32].
 

Напишете так – станете первым, успешно сдадите экзамен на гражданскую должность и получите чиновничий ранг.

Сказав это, молодой человек совершил глубокий поклон и удалился.

Хасо тут же пробудился от сна. Позвав своего слугу, он приказал быстро собраться в дорогу и отправился в путь.

Как только он прибыл в Сеул, узнал, что там и вправду проходит экзамен по случаю Праздника седьмого вечера седьмой луны. А на экзаменах дали задание: написать шестистишие на тему «Седьмой вечер». Хасо начал сочинение с двух строк, которым его научил молодой человек, дописал остальное и представил комиссии.

В то время сдачей экзамена руководил Ким Мочжэ[33], глава столичной конфуцианской академии Сонгюнгван. Как только он услышал первые две строки из сочинения Хасо, необычайно удивился и воскликнул:

– Это точно слова духов!

Потом стал слушать дальше и сказал:

– Это написал тот, кто прекрасно владеет искусством слова.

Когда сочинение было зачитано до конца, он добавил:

– Если не считать первых двух строк, все остальное – талант одного человека.

Весной следующего года Хасо получил ранг по результатам экзамена на должность и отправился на родину, в провинцию. По дороге он решил заехать в дом вдовы, где останавливался раньше. Перед домом стояли Ворота славы в честь преданной жены. Хасо решил остановиться на ночлег в одном из соседних домов, где спросил у хозяина:

– Чей это дом, перед которым стоят Ворота славы?

Хозяин с неудовольствием прищелкнул языком и стал рассказывать хвалебную историю:

Это дом вдовы. Однажды какой-то монах залез ночью в ее дом, чтобы ограбить. А вдова достала кинжал, зарезала монаха и закричала. На крик прибежала вся прислуга, зажгли свет и увидели, что кинжал воткнут в грудь монаха, и все залито свежей кровью. Селение восхитилось преданностью вдовы и сообщило о поступке в местную управу. В управе, удостоверившись в правдивости сказанного, отправили доклад в канцелярию губернатора провинции, а от губернатора обратились ко двору с просьбой оказать соответствующие почести верной жене.

На следующее утро Хасо отправился к начальнику управы этого селения и сказал:

– То, что в этом селении устанавливают Ворота славы в честь неизвестно кого, очень нехорошо. Поэтому, несмотря на мою крайнюю занятость, я пришел к вам.

Начальник управы удивился и сказал:

– О чем вы говорите? Я хотел бы услышать подробнее об этом деле.

Хасо детально рассказал о произошедшем, а затем предложил поискать труп в глухом лесу, что находился позади дома вдовы. Сановник сказал:

– Высокие идеалы государства не должны быть попраны людьми. Пока что повремените с вашей поездкой на родину. Как насчет того, чтобы вместе пойти и самим все проверить?

– Хорошо.

Начальник управы и Хасо отправились в дом вдовы, позвали слуг и стали обыскивать лес. В конце концов, нашли тело, зарытое в землю. Стали осматривать труп, лицо которого выглядело почти живым. Резаных и колотых ран не было, только вокруг шеи выделялся характерный след: было перерезано горло.

Начальник управы тут же приказал сообщить обо всем родителям погибшего и задержать виновницу. Хасо сел напротив женщины и стал выспрашивать, а та, отвечая на вопрос за вопросом, постепенно созналась во всех преступлениях. Начальник управы приказал заковать женщину, отправить ее в тюрьму и снести Ворота славы, после чего отправил срочную депешу губернатору. Губернатор сообщил о случившемся королевскому двору, откуда в селение был направлен особый инспектор, который и вынес виновной окончательный приговор. А начальник управы выдал родителям юноши все необходимое для совершения похорон, и после того, как определили счастливый день, состоялись богатые похороны.

Однажды дух умершего юноши-ученого снова явился во сне Хасо и сказал:

– Учитель отомстил моему врагу и даже смог найти мое тело, устроить похороны. Это для меня огромная радость и благодать, за которую я хочу выразить особую признательность. В будущем вас ждет счастье и благополучие, разве не будет оно достойно ваших добродетелей?

Позже Хасо занял высокие государственные посты и прославил свое имя в веках. После смерти в его честь был построен конфуцианский храм славы, в котором долгое время от имени государства совершались церемонии поклонения его духу.

Хасо удостоился подобных почестей благодаря высокой моральности, выдающимся способностям и верности государю. Однако не помогла ли ему в этом тайная благодарность того, чей враг был отмщен?

Мораль:

«Человек, имеющий маломальские знания, не будет соблазняться, посмотрев на женщину из знатной конфуцианской семьи, и, тем более, не станет так делать человек, обладающий ученостью и чувством долга, подобным тем, которые имелись у нашего учителя. Все это произошло только потому, что сами Небеса соблазнили душу учителя, чтобы воспользоваться его руками для умерщвления злодея и утешения души несправедливо обиженного при жизни человека. И если не так, как бы могло подобное произойти!?»


19Сыма Цянь: 145? (135?) г. до г. э. – 86 (?) г. до н. э.
20Китайская эпоха Тан: 618–907.
21Древнекитайские воины Эпохи сражающихся царств: 403–221 гг. до н. э.
22Чон Нэгё: 1681–1757.
23Комунго – традиционный корейский струнный музыкальный инструмент. Появляется в эпоху Трех государств (I в. до н. э. – VII в.). Прежде имел 4 струны и 17 ладов, в настоящее время – 6 струн и 16 ладов.
24Мок Хорён: 1684–1724.
25Лэй Хайцин: 716–755. Китайская эпоха Тан: 618–907.
26Ю Дыккон: 1748–1807.
27Со Кигон: 1735–1793.
28Ю Пхиль: 1720–1782.
291728.
30Восточное Цзинь, древнекитайское царство: 317–420.
31Хасо, дословно «К западу от Реки»: литературный псевдоним ученого-даоса середины эпохи Чосон (1392–1897) Ким Инху (1510–1560). Был выходцем из провинции Южная Чолла.
32Первые две строки из шестистрофного стихотворения «Седьмой вечер», помещенного в «Собрание сочинений Хасо» Ким Инху, очень популярного в его время.
33Ким Ангук, литературный псевдоним Мочжэ: высокопоставленный гражданский сановник времени правления государя Чунчжона (1506–1544).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru