Ленин, например, говорил не узорно, ему мало были свойственны какие-нибудь метафоры, но ораторское искусство было присуще ему в высочайшей мере. Его речь была действительно обнаженной, но обнажено было необыкновенно здоровое, гармоничное, целесообразное тело, каждое движение которого доставляло огромное удовольствие; вернее, при бессознательном огромном удовольствии, оно делало свое дело – убеждало.
Художественный критик может пользоваться и таким, так сказать, «спартанским» методом изложения. Это высочайший идеал, его достигнуть труднее всего. Но он вполне законно может пользоваться и «афинским» методом, которым пользуется Пушкин. Критика может быть естественным потоком мысли, кристаллизующейся в правильные и блестящие кристаллы, сверкающие разноцветными огнями, и в то же время – до дна естественной, ни на минуту не фальшивой, не фальшивящей, не становящейся на цыпочки, не потеющей над предельной метафоричностью.
Критик-художник, художник критики – это великолепное явление. Таким, конечно, был Белинский. Такими в лучших своих произведениях были и даже глубоко трезвые Чернышевский и Добролюбов. Таким в огромной мере был Герцен, когда брался за дело литературной критики. Такими всегда остаются великие писатели, когда они сами берут критику в свои руки. Таким в высочайшей мере был Пушкин, и здесь он дает свой незабываемый урок.
Демьян Бедный
Друзья мои, открыто говорю,
Без хитростных раздумий и сомнений:
Да, Пушкин – наш! Наш добрый светлый гений!
И я ль его минувшим укорю?
Он не стоял ещё… за «власть Советов»,
Но… к ней прошёл он некую ступень.
В его лучах лучи других поэтов —
Случайная и трепетная тень.
Ему чужда минувшей жизни мерзость,
Он подходил с насмешкой к алтарю:
Чтоб нанести царю земному дерзость,
Он дерзко мстил небесному царю.
Он говорил: «Тиран несправедливый,
Библейский бог, угрюмый и строптивый!»
А у Невы, средь Зимнего дворца,
Набитого охраною гвардейской,
Бродил другой тиран с душой злодейской,
Земной портрет небесного творца,
И не одну он возлюбил Марию, —
И в час, когда он в свой гарем входил,
Попы в церквах свершали литургию,
И дым синел над тысячью кадил.
– Благослови, господь, царёво дело!
Пошли успех его святым трудам! —
И сколько их, таких царей, сидело
По деревням, по сёлам, городам!
Им долгий день казался сладким мигом,
В хмельном чаду летел за годом год.
Под их ярмом, под их жестоким игом,
Стонал народ, рабы своих господ!
Друзья, для нас пришла пора иная:
Мы свергли всех земных своих богов.
Клянитесь же, что больше Русь родная
Не попадёт под гнёт её врагов!
Пусть будет свят для нас завет пророка,
Рукой врагов сражённого до срока,
И пусть его разбитой лиры глас
Ободрит вас в тревоги жуткий час!
Меня ж, друзья, прошу, не обессудьте
И, отдохнув за пушкинским стихом,
Таким простым и мудрым, позабудьте
О «предисловии» плохом.
1918
Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) (1883–1945) – революционер и поэт, большевик с дореволюционным стажем, автор лучших агитационных стихов времен Гражданской войны. Один из основоположников советской культуры.
Прошло сто лет с тех пор, как рукой иноземного аристократического прохвоста, наемника царизма, был застрелен величайший русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.
Пушкин целиком принадлежит нам, нашему времени, он живой и долго еще будет жить в будущих поколениях. Пушкин – слава и гордость великого русского народа – не умрет никогда.
Советская пресса и столетие гибели Пушкина
Влияние Пушкина на развитие культуры нашей страны безгранично. Его бессмертные творения стали основой грамотности. Устами Пушкина впервые заговорили сотни миллионов людей. Пушкин поднял наш язык – по природе своей богатый и гибкий – до необычайной высоты, сделав его выразительнейшим языком в мире.
Пушкин никогда еще не был так популярен и любим, как в настоящее время. Это произошло уже по той простой причине, что никогда не было в нашей стране столько грамотных, читающих людей. Но не в этом только дело. Впервые читатель встретился с подлинным Пушкиным без корыстного посредничества многочисленных искажателей текстов поэта, без реакционной цензуры, без скудоумных и ничтожных толкователей, старавшихся причесать буйного Пушкина под свою буржуазную гребенку. Пушкин предстал перед народом в настоящем своем обличии: поэта и гражданина, и народ полюбил его, как лучшего друга.
Пушкин предвидел это время. Он всегда помнил о народе и творил для народа. Во многих произведениях поэта можно встретить своеобразную перекличку с будущими поколениями. Достаточно вспомнить потрясающее стихотворение «Памятник». К будущему читателю прямо обращается Пушкин и во второй главе «Евгения Онегина». Немного иронически, но с глубоким волнением мечтает он, что будущий читатель взглянет
На мой прославленный портрет,
И молвит: то-то был Поэт!
Этому читателю он шлет свое «благодарение». Слова поэта дошли по назначению. Голос его звучит как мощный призыв к творческой жизни и борьбе. Прочитав знаменитое «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», советский читатель может с полным правом ответить: «Здравствуй, Пушкин, родной и близкий!»
Пушкин целиком наш, советский, ибо советская власть унаследовала все, что есть лучшего в нашем народе, и сама она есть осуществление лучших чаяний народных. Сейчас, в сотую годовщину смерти великого русского поэта, нет более актуальной темы, чем – Пушкин и современность. В конечном счете творчество Пушкина слилось с Октябрьской социалистической революцией, как река вливается в океан.
В стихотворении «Деревня (1819 г.) Пушкин писал:
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне в удел витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
В то время Пушкин еще надеялся на реформы «просвещенных государей». Но уже через два года, задумавшись над судьбами и историей своей родины, Пушкин восклицает: «Одно только страшное потрясение могло бы уничтожить в России закоренелое рабство»1. Мы знаем, что это была не только мечта. Пушкин сам стремился к восстанию и был очень огорчен, что не мог принять участия в его подготовке.
В нашей стране ликвидированы эксплуататорские классы. Это факт, который бесспорно можно зачислить в величайшие достижения истории человечества. Сколько исступлений, проклятий и клеветы вызвал этот факт в стане наших врагов! Подлые преступления троцкистских бандитов есть прямая реакция контрреволюционной буржуазии на ликвидацию эксплуататоров в нашей стране. Но сквозь столетие Пушкин протягивает нам дружескую руку в знак солидарности. Сохранилось живое свидетельство отношения Пушкина к эксплуататорам. Вот что записал в свой дневник один из современников Пушкина, князь П. Долгоруков:
«Охота взяла Смирнова спорить с ним (с Пушкиным), и чем более он опровергал его, тем более Пушкин разгорался, бесился и выходил из терпения. Наконец, полетели ругательства на все сословия. Штатские чиновники – подлецы и воры, генералы – скоты большею частью, один класс земледельцев – почтенный. На дворян русских особенно нападал Пушкин. Их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли».
Конечно, это было сказано в пылу спора, но мы сразу узнаем здесь темперамент Пушкина. Он радостно рукоплескал бы гибели эксплуататорских классов. «Один класс земледельцев – почтенный», обиженно записал князь Долгоруков, и это показывает, как Пушкин относился к угнетенному крестьянству, к народу. Освобождение крестьян Пушкин считал главным условием дальнейшего развития горячо любимой им родины.
Пушкин был дворянином. Это дало повод глупым вульгаризаторам объявить дворянским все его творчество. Какая низкая клевета! Пушкин прежде всего глубоко народен и в произведениях своих, и в политических взглядах. Это хорошо выразил М. Горький:
«От кого бы я ни происходил, – говорит Пушкин, – образ мыслей моих от этого никак бы не зависел». – Это слова человека, – добавляет Горький, – который чувствовал, что для него интересы всей нации выше интересов одного дворянства, а говорил он так потому, что его личный опыт был шире и глубже опыта дворянского класса».
Нет нужды преувеличивать революционные взгляды Пушкина. Его величие заключено в его бессмертных и никем не превзойденных произведениях. Но Пушкин не был бы гениальным поэтом, если бы он не был великим гражданином, не отразил бы в той или иной мере революционные чаяния своего народа. Он и сам это понимал. Подводя итог своему творчеству, за несколько месяцев до роковой дуэли, Пушкин видел главную свою заслугу в том, «что в мой жестокий век восславил я свободу». Именно поэтому говорил поэт: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык».
Сбылись мечтания! Нет теперь в нашей необъятной родине такой народности, которая не имела бы своей письменности. Вместе с грамотой познают многочисленные народы и гениальные стихи Пушкина. Пушкин одинаково близок сердцу русского и украинца, грузина и калмыка, близок сердцу всех национальностей Советского Союза.
Единый в своем национальном многообразии советский народ торжественно чтит Пушкина как крупную веху своей истории и огромное явление сегодняшнего дня.
Пушкин давно перерос границы своей страны. Все прогрессивное, культурное человечество преклоняется перед его гением. Пушкин глубоко национален. Поэтому он и стал интернациональным поэтом. В сокровищнице его поэзии народы всего мира находят и еще найдут неиссякаемый источник глубоких мыслей и благородных чувств.
Над миром собрались сейчас грозные тучи истребительной войны. Ее готовят фашистские изуверы, варвары, попирающие солдафонским сапогом все культурные ценности, созданные человечеством. Разум, наука, культура угнетаются фашистами. Поджигатели войны обращаются к тьме средневековья, к допотопным временам людоедства и там черпают свои «идеи» и мораль. Произведения великого гуманиста Пушкина являются обвинительным актом этим выродкам и душителям свободы. Все, кто заинтересован в борьбе с фашистами, повторят вместе с нами полные оптимизма и человечности слова Пушкина: «Да здравствуют музы, да здравствует разум!.. Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Русский народ дал миру гениального Пушкина. Русский народ под руководством великой партии Ленина-Сталина свершил социалистическую революцию и доведет ее до конца. Русский народ вправе гордиться своей ролью в истории, своими писателями и поэтами.
Пушкин – слава нашего народа, и народ своей деятельностью умножает эту славу.
10.02.1937
Во время пушкинского юбилея 1899 г. (столетие со дня рождения Пушкина) царское правительство приложило все усилия К тому, чтобы превратить эту знаменательную в истории русской культуры дату в повод для усиленного распространения мракобесия. С этой целью министерством народного просвещения рассылались специальные циркуляры, где давались соответствующие указания о проведении юбилея. В результате всей этой «подготовительной работы» почти во всех речах, произнесенных на посвященных Пушкину «торжественных актах», поэт трактовался как верноподданный Николая I, осуществивший в своем творчестве идеал «самодержавия, православия и народности». Специальным циркуляром запрещалось произнесение на вечерах стихотворения Лермонтова «На смерть поэта», а в качестве одного из центральных «номеров» рекомендовался для хорового исполнения приписанный Пушкину гимн «Боже, царя храни».
Не меньшая предусмотрительность была проявлена властями предержащими и в выработке программы чествования памяти поэта в народе. Для народных чтений были разрешены только семь, считавшихся Наиболее «безобидными» и особо «отредактированных» произведений. Сочинения Пушкина, содержавшие «вольные мысли» и проскочившие через контроль цензоров, спешно изымались на местах. В реакционных кругах педагогов дебатировался вопрос о возможности исключения из программы учебных заведений «Евгения Онегина», как «безнравственного сочинения».
Информация об истинном отношении народа к Пушкину, разумеется, не могла иметь места в прессе в условиях цензурно-полицейского террора. Материалы, касающиеся этого вопроса, печатались только при условии грубо тенденциозной «обработки» их.
С этой точки зрения чрезвычайно интересен отдел писем крестьян о Пушкине, печатавшихся в официозной газете «Сельский вестник» в течение нескольких месяцев. Редакция с особой охотой помещала письма кулаков и наиболее политически отсталых или верноподданных крестьян «из служилых», стремясь пропагандировать фальсифицированный в реакционно-монархическом духе образ Пушкина. Ряд напечатанных писем вызвал горячее возмущение крестьян, писавших об этом в редакцию. Напечатав некоторые из наиболее умеренных по тону и содержанию писем, критиковавших выступивших на страницах газеты реакционеров, редакция продолжала в основном ту же линию опорочивания образа Пушкина.
Просмотр мною архива журнала «Сельский вестник» (хранящегося в Институте Литературы Академии наук СССР) обнаружил, что письма крестьян, характеризующие подлинное отношение народа к Пушкину, или вовсе не были напечатаны или же печатались с сокращениями и изменениями. В этих письмах крестьяне указывали на бедность и неграмотность, мешающие широкому ознакомлению с произведениями великого поэта, на малочисленность школ, на отсутствие библиотек. В целом раде писем содержится острая полемика с рядом авторов напечатанных в газете писем, ложно освещавших степень знакомства народа о творчеством Пушкина. Из писем этой группы становится ясной огромная любовь народа к Пушкину, понимание народом не только смысла той борьбы, которую он вел с самодержавием, но и истинных причин его гибели.
Любопытно, что в целом ряде писем указывается на «Капитанскую дочку» и «Историю Пугачева», как на любимейшие произведения крестьян. Оптимизм, простота художественного изображения, гуманное отношение к «бедным людям», забота о судьбах своей родины, мечта о народной свободе, правдивость – таковы основные черты пушкинского творчества, которые особенно подчеркиваются в письмах крестьян. Несмотря на неравноценность этих писем, на встречающиеся в них наивные и неправильные утверждения, они представляют собой исключительный интерес как документы, свидетельствующие о подлинном отношении народа к Пушкину в юбилейный 1899 г.
Пушкин и няня Арина Родионовна – символ близости поэта к народу
Мы публикуем здесь три письма, из которых особенно ценным является первое, принадлежащее крестьянину Трофиму Вилкову из села Ивановского, Суздальского уезда, Владимирской губернии. Несмотря на слабое знание автором русского языка. оно написано с подлинно народным лиризмом и пронизано такой непосредственной любовью к Пушкину, которые стоят сотен приглаженных и внешне вполне литературных речей, произнесенных в дни юбилея 1999 г.
Все письма печатаются по автографам с сохранением характерных особенностей орфографии и стиля. Места, отмеченные многоточием, выпущены.
Б. М.
Господин редактор.
Случайно прочитав Вашу просьбу в «Сельском вестнике» относительно писателя Александра Сергеевича Пушкина, которому исполнилось сто лет сегодня рождения 26-го мая 1999 года, за что любят Пушкина и кто его как понимает в нашем крестьянском быту. А я на этой неделе начал на этот день писать стих, который здесь напишу вам на особой грамотке. А узнал я вчера, то прошу извинить меня, что пошлю вам не в этот день, а после, потому что почти от нас 10 верст. А теперь работа и стих самый простой деревенского мужика, у которого мысли долетают очень высоко, да никто его не видит и не слышит.
Александр Сергеевич мне нравится, потому что внес в нашу литературу живые струи поэзии и исправил словесность. И восславил свободу, как говорит он в памятнике нерукотворном. И негодовал на крепостное право, как видно из его стихов. А я крестьянин, значит моим дедам он желал свободы, над которой тяготело ярмо, которое люди несли века. И я всегда в жизни встретя какую-либо неудачу в предприятиях или несчастье какое, то всегда беру пример Александра Сергеевича и помню слова его, как он, оставляя Петербург 26 лет, не был печален и говорил; «Я променял порочный двор царей на мирный шум дубрав, на тишину полей». Хотя я против него как песчинка в море, но все-таки я осмеливаюсь, за то пусть простит мне его тень, но мое сердце дышит к нему любовью.
Я не буду напоминать его стихи и прозу, которые вы сами знаете, как просвещенные наукой люди. А скажу одно, я все его стихи знаю наизусть, а прозу только смысл, а все слова не запомню.
Я теперь пишу, а мысли па Тверском в Москве и на Пушкинской в Петербурге перед монументами, у которых я бывал несколько раз. В Москве стоит он грустно задумчив, видно его голову тяготили мысли, а какие? Не знаю, может быть, он думает о своих врагах, которых у него было много. И невольно срываются с языка слова Кольцова «О чем, дремучий лес, призадумался» и проч. А в Петербурге, как взглянешь на год и день смерти, так слова и приходят сами Лермонтова «Погиб поэт, невольник чести» и след. не нужен теперь хор. Заплакал бы, да некогда, пройдешь мимо его мельком в свободное время, а свободного времени у рабочего, сами знаете, 1 час в неделе и то нужно весь город выглядеть. А особенно я в Петербурге первый раз летом кирпич работал в 98 г., а теперь лето живу дома, по случаю упавших сил отца, и я в отдаленности от столицы думаю, какая ему память сегодня в столицах России? Я начитался сочинений Александра Сергеевича Пушкина в Москве в 1895 г., живя на должности ночного сторожа, ходил в читальню у Мясницких ворот и на Сенную.
Читал и раньше, да отдельные стихи в учебниках и проч., а в Москве-то полное все сочинение, но всего и тут не знал, а в 1897 году (или в начале 98, забыл) к нам в школу прислано все его сочинение в отдельных книжках с толкованием, и их я все прочитал в прошлом 98-м году, и мне стало попятно, и признаюсь, меня пленила его поэзия.
Да еще он мне нравится потому, как па предсмертном поединке (дуэли) показал себя истиннорусским воином с храбростью самоотвержения. Я назвал его воином. Действительно, поэт должен быть приготовлен, как воин к битве, когда воспевает темные и светлые стороны людей: и помер-то он, не оставя ничего, кроме одного долга да бессмертное имя в народных сердцах. А иные писатели плачутся о бедных и нищих, а сами страшные богачи и выказывая вид под маской лицемерия. Иные говорят, что Пушкин писал больше про любовь, и я скажу, да, это правда писал, а любовь разве не священное чувство? Разве она недостойна поэтического впечатления? В нашем селе школа, как я говорил с 1890 г., то взрослые хорошо умеют читать, около 19 или 20 лет я ниже, но читают, к сожалению, мало, никто не наталкивает из родителей детей своих к науке, а разве человека два найдется во всем селе, а душ у нас но земле 400, домов 150. Мальчик или девочка, пройдя курс 3-летнего образования в сельской школе, перестают читать и удаляются от книжек. Это в зимнее время, а летом уходят на заработок, начиная с 16 лет и кончая 50 лет, с Пасхи и по 1 сентября – октября или ноября, и то, как договор сделают срок найма. Вот летом-то и вовсе некогда, говорят они. Мне жаль, что так холодно люди относятся к науке. Вот, например, сельский староста, он любитель чтения, который выписывает «Сельский вестник», и детей своих наталкивает на чтение.
Еще Николай Лексанов и еще две девицы Настасья Маркачева и Стефанида Мелехова любят читать, которым, верно не знаю, а на взгляд 18, по всей вероятности скоро и они бросят чтение. А книги Александра Сергеевича здесь у нас кажутся скучными, длинными, например. «Евгений Онегин», заверяю, ни один не прочитал его, да думается и не брали и тетрадь не имеется в школе, потому «что не стали брать. Кроме мелких и то теми, которые учатся, как говорится, под страхом учителя и его главами. Нынешней весной прислана книга сочинение Кольцова. Мне говорил учитель и никто не берет читать. Мне хочется проглянуть ее, так ли написано, как то я читал. Значит и нет мысли у людей наших, что прислали новую книгу. Я учился по азам старинной методы и, выучась читать, не имел понятия о книгах научных. А только помню одни четеминеи были и то на славянском наречии. В проживши 30 лет узнал таких, например, как Пушкина, Некрасова, Никитина, Лермонтова. Дмитриева, Мея, Майкова, Кольцова, Бенедиктова, Тютчева, Фета и проч., которых я много перечитал сочинений и невольно мысль возникает сожаления бесполезной утраты прекрасных прошедших вне науки лет. Писать я сам привыкал, лишь научился тогда, когда мне случайно попадались стихи Пушкина где-либо в учебнике у кого и почему-то мне их всегда хотелось написать и носить в кармане и от этой переписки я научился писать, вот как вы видите не чисто может быть, и покрасивее вышло бы, да у нас всегда работа, иногда после самой трудной работы даже вовсе нельзя писать.
… Мне в душу проникли эти слова вашей просьбы к читателю, и я решился написать Вам письмо, в котором выразил Вам мои чувства и мнения, какие попались подчас в голове моей. У нас такое обстоятельство жизни, пиши пока можно и явился случай в жизни.
Я сам не могу ценить, а только почему-то хочется писать Вам и еще спрашиваю совета у вас, нужна ли наука в нашем крестьянском положении. Как мне многие советуют бросить чтение, но мне почему-то хочется читать и жаль оставить, но я читаю в свободное время от работы….
Крестьянин Трофим Вилков,
села Ивановского Шуйского Яневской волости,
Суздальского уезда, Владимирской губернии,
1899 года. Мая 26 дня.
Имею честь дать ответ на вопросы, помещенные в № 17 «Сельского вестника». Из распросов крестьян, среди которых я живу, видно, что крестьяне не знают о Пушкине и не слыхали; грамотность мало распространена, а, если кто и грамотен, то сочинения Пушкина ему не попадают, так как произведений Пушкина не продают на базарах, а книжки лубочного издания; в училищах библиотек, нет, откуда они могли бы брать книжки для чтения, хотя часто приходится слышать просьбы о книжке.
Учитель П. Ахновский.
От крестьянина Псковской губернии, Порховского уезда, Верхне-Шелонской волости, дер. Грив. Евстигнея Дорофеева Андреева.
В нашей местности народ более безграмотный, не может понять тех доблестей, какие заслуживает поэт великий А. С. Пушкин, но слышать о нем почти все слышали и говорят, что это был очень умный человек.
В отношении грамотных, то, пожалуй, каждый знает Пушкина и читывал его сочинения или же повести, хотя не полные отрывками, и считают его очень даровитым писателем и стихотворцем; все сожалеют о его преждевременной кончине.
Его сочинение более любят читать в простонароден «Сказка о золотой рыбке», потому что мне приходилось много раз слышать из разговоров самих крестьян даже неграмотных, когда заспорятся с богатстве, или зависти, то ставят в пример эту сказку и о скупом рыцаре. Еще читывали его повесть о Пугачевском бунте и много других. Я сам читывал его полное сочинение, которое было заимствовано почитать у бывшего волостного писаря. Я с своей стороны считаю Пушкина, что это великий был человек…
Дай бог, чтобы у нас на святой Руси было побольше таких людей, как Александр С. Пушкин.
1938, «Литературная газета»