Свой побег из нелюбимого королевства Генрих подготовил с замечательной ловкостью. Четыре дня он делал вид, что предоставляет регентство Екатерине и, возможно, назначит во Франции вице-короля. Но 18 июня, глубокой ночью, он с горсткой приближенных тайно покинул Краков. Путь маленького отряда, ехавшего верхом, часто лежал по бездорожью, по малознакомой местности, но отрыв от преследователей был достаточным. Только близ Аушвитца графу Тенчинскому, старшему камергеру, шесть часов назад проводившему короля в опочивальню, удалось настичь беглецов.
Генрих объяснил ему, насколько важно сейчас его присутствие во Франции, и заверил, что у него достанет сил носить сразу две короны, и сверх всего подарил ему бриллиант. Тенчинский был растроган до слез, выпил по польскому обычаю каплю собственной крови в знак уважения к королю, и вернулся в Краков. 3 сентября 1574 г. Генрих вновь ступил на французскую землю. Через два дня он встретился с Екатериной, выехавшей ему навстречу из Лиона. Так, к великому его облегчению, завершилось его польское приключение [4, р. 221–233].
Собственно, это историческая фабула нашего исследования. Но вернемся к 1573 г. Ситуация для Генриха в действительности была катастрофической. Подписанные Монлюком документы шокировали его, и он заменил престарелого семидесятилетнего епископа на предприимчивого Шарля де Перюса де Кара (1536–1614 гг.), известного политического и религиозного деятеля Франции XVI в. Он был сводным братом кардинала Анна де Перюс де Кара, настоятелем аббатства Сен-Мишель в Гайаке, аббатства Безансона. В 1562 г. вступил в сан епископа Пуатье. В 1564 г. стал епископом и герцогом Лангра. В 1569 г. ему был дарован титул пэра Франции, и он вошел в круг ближайших советников правящего дома Валуа и стал членом Королевского суда.
Итак, в 1573 г. де Кар возглавил французскую делегацию, встретившую на границе королевства в Меце польских послов, которые прибыли во Францию, чтобы ратифицировать документы (Pacta Conventa и Articuli Henriciani), предоставлявшие широкие привилегии польскому дворянству и соответственно сужали круг полномочий только что избранного короля их страны. Французская дипломатическая миссия должны были использовать всевозможные средства убеждения, дабы несколько смягчить условия, поставленные поляками. Сама форма торжественной речи подразумевает некоторую похвалу и акценты на том, что польские послы удостаиваются особой чести. Продемонстрировать им, что их ценят выше других, выйти им навстречу с пышной свитой, да еще и в городе Меце – границе королевства и показателе масштабов владений, проводить со всевозможными почестями ко двору – один из способов добиться желаемого.
Де Кар неоднократно подчеркивает значимость фигуры Генриха для Франции. Он говорит, что многие французы недовольны его избранием на польский престол и его отъездом в Польшу. Аргументирует это тем, что «король сделал его своим наместником во всех селениях, землях и поместьях и что, благодаря своей храбрости и умелому руководству, он одержал столько великих и прекрасных побед над врагами и может надеяться на еще более великие…» [5, с. 248]. Другие завидуют полякам, на долю которых выпало счастье иметь такого короля: прекрасного военачальника, скромного, добродетельного, справедливого, заботящегося о благе подданных. Портрет «подданных»-поляков выполнен де Каром мастерски. С точки зрения стиля – самые превосходные обороты, а с точки зрения общего смысла – образ довольно противоречивый. Судите сами: «Когда мы говорим «поляки», под этим следует понимать: …величие и красоту людей этой страны… кроме того сила сердца и тела [поляков] не уступает другим народам ни в бесконечном избытке благородства, ни с точки зрения их поступков» [5, с. 258]. Но каковы же эти поступки, чем отличились поляки в истории, по мнению французского посла? «…они давали отпор отрядам татар, которые наводняли Европу, как стремительный поток с высоких гор, часто они побеждали турок и еще чаще московитов, и всегда отбрасывали далеко от своих границ немцев… Эти народы, когда-то очень жестокие и варварские, связывали ведение войн с почитанием законов и наук, никогда не страдали от тирании государей, имели всегда древнее право избирать королей… Вот, господа, портрет поляков, в котором [отражены] лишь самые важные их черты. Но тот, кто захочет добавить сюда более ярких красок или придать лоск их восхвалению красивыми словами, будет выглядеть не более, чем баснописцем, так как даже историки никогда не могли рассказать об их героических подвигах…» [5, с. 258–259]. И вывод де Кара «…предназначение Франции – быть для всего мира источником чести и подвигов» [5, с. 259].
Далее, довольно очевидно де Кар обосновывает божественное происхождение королевской власти, которое нивелирует выборность короля польским Сеймом. «Уверяю вас, если и нет ничего более великого из всего человеческого, то, что более близко к божественному могуществу, нежели могущество королевское!» и далее «…избрание вашего короля произошло не за счет мнения и благоразумия человеческого, а по мудрости и провидению Господа. Прежде всего, это вещь, не подлежащая сомнению: великий Боже, пресветлый и всемогущий, наделяет всеми королевствами, империями и герцогствами тех, кто кажется ему достойным, как о том много раз говорит священное писание и так открыто, что сомневаться в этом – грех, и безбожие – в это не верить» [5, с. 249]. Собственно, вот и вывод, ради которого выстраивались все эти фигуры речи: «… царствовать – ни что иное как править самостоятельно и с абсолютным могуществом…» и далее, «…иметь правителя, который не захочет злоупотребить могуществом суверена, который является первым после Бога…» [Там же].
Следующий аргумент, направленный против главенства Сейма и польского дворянства над королем, обусловленные его выборностью, – это и право Генриха Анжуйского занять престол в силу своего происхождения. Далее, Кар прославляет Анжуйскую династию – ветвь дома Капетингов, к которому относилась и династия Валуа – и основателем которой был младший сын короля Франции Людовика VIII – Карл I Анжуйский (1227–1285 гг.). Его потомки правили в Польше в XIII – XV вв. Особенно, де Кар прославляет Людовика Великого (в Польше – Людовик Венгерский, 1326–1382 гг.) – одного из самых известных правителей Европы эпохи Позднего Средневековья, короля Польши с 1370 по 1382 гг., создавшего Анжуйскую монархию, простиравшуюся от Адриатики до Черного моря и почти до Балтики на севере. Людовик стал одним из первых правителей Европы, вступивших в противостояние с турками-османами. Ему наследовала дочь Ядвига, которая вышла замуж за литовского князя Владислава II Ягайло и стала родоначальницей династии Ягеллонов. Так что, рассуждения де Кара по поводу «братского польского народа» («…поляки – вполне свой народ…»), реальный намек на то, что в жилах польских королей текла французская кровь. «Да здравствуют благородные потомки Святого Людовика! О, счастливый дом Валуа, который произвел и вскормил таких плодовитых королей, что их хватит не только на французское королевство, но и на все народы земли. И это совсем не ново видеть члена рода Валуа королем Польши, ведь Людовик, внук Карла Мартелла, был королем Венгрии. Внучатый племянник Святого Людовика также был объявлен королем Польши с согласия Каземира Великого, после смерти которого, страна обратила к первому просьбу принять корону. А разве не был этот великодушный монарх так сильно любим поляками за его рвение в почитании Бога, за любовь к государству, за милосердие к иноземцам, справедливость ко всем и за большие привилегии и свободы, которые он даровал в свое продолжение? Кроме того, они испытывали к нему такую любовь и сердечное уважение, что приняли его дочерей как королев, отказав всем королям и принцам соседних государств в силу того, хотя поляки никогда не привыкнут к тому, что ими будет управлять женщина. … Не нужно изумляться, что после того как когда-то род Ягеллонов взял свое начало от младшей дочери короля Людовика, теперь корона снова перешла к одному из представителей дома Валуа» [5, с. 254]. Таким образом, суверенитет Генриха Валуа определяется не только божественным происхождением его власти (Бог внушил польским дворянам решение избрать Генриха), но и наследственными правами дома Капетингов.
Итак, очевидно, что задача де Кара и его миссии состояла в том, чтобы через возвеличивание исторической роли Франции, обоснования божественного происхождения королевской власти и наследственного права Генриха занять польский престол подготовить польских послов к возможному кардинальному изменению статей ратифицируемых документов. И хотя это не удалось, герцог Анжуйский, уже став королем Франции Генрихом III, не позабыл де Кару оказанной услуги и оценил его усилия, направленные на то, чтобы определенным образом повлиять на исход «польского предприятия». 31 декабря 1578 г. король утвердил новую высшую награду Французского королевства – Орден Святого Духа. 2 января 1579 г. де Кар стал одним из первых кавалеров этого высшего рыцарского ордена Франции.
1. Denis Crouzet. La nuit de la Saint-Barthélemy: un rêve perdu de la Renaissance. Paris, 1994.
2. Denis Crouzet. Les guerriers de Dieu. Paris, 2005.
3. Jacqueline Boucher. Société et mentalités autour de Henri III. Paris, 2007. 2e éd.
4. Mélissa Lapointe. Stratégies diplomatiques dans la correspondance du duc d'Anjou, futur Henri III, de la fuite de Pologne au couronnement en France (1574–1575) dans Luc Vaillancourt (dir.) / Des bruits courent: rumeurs et propagande au temps des Valois / coll. Les collections de la république des Lettres. Symposiums. Paris, 2017.
5. Бобкова М.С. (перевод, комментарий). Торжественная речь мессира Шарля де Кара, епископа и герцога Лангра, пэра Франции и советника короля и королевского суда, произнесенная великолепным послам Польши, в Меце, восьмого августа, года 1573. Перевод с латинского на французский Жана Бодена. Адвоката. Париж, Издание Пьера Л‘Юиллье, улица Св. Якова, Оливье. 1573. С разрешения его величества // Историописание и историческая мысль Западноевропейского Средневековья. Книга третья: XV–XVI века / авторы-сост. М.С. Бобкова, С.Г. Мереминский, А.И. Сидоров. СПб., 2011.
Симонова Н.В.кандидат исторических наук, доцент
Аннотация: анализируя утопические сочинения «Государства и империи Луна», «Государства и империи Солнца», выявила явно негативное отношение Сирано де Бержерака к войне, представила его соображения о причинах современных ему военных конфликтов. Автор тезисов убеждена, что психология дворянина в третьем поколении не позволила Савиньену II придти к безоговорочному осуждению такого общественного зла, как войны.
Ключевые слова: Тридцатилетняя война (1618–1648), Сирано де Бержерак, «Государства и империи Луны», «Государства и империи Солнца».
Annotation: The author, having analyzed the utopic works "History of the States and Empires of the Moon" and "History of the States and Empires of the Sun", found out that Cyrano de Bergerac had a negative attitude to the war and particular thoughts about the reasons of the war conflicts of his time. The author is sure that the psychology of the nobleman in the third generation did not let Savingien II come to the unconditional condemnation of such a social evil as wars.
Key words: Thirty Years‘ War (1618-1648), Cyrano de Bergerac, "the States and Empires of the Moon", "the States and Empires of the Sun".
Трагической страницей в общеевропейском историческом развитии XVII столетия явилась Тридцатилетняя война (1618–1648 гг.) – первая общеевропейская война.
Сирано де Бержерак (1619–1655 гг.) – участник Тридцатилетней войны, испытавший на себе ее ужасы, не мог не высказать своего отношения к происходящему.
Сирано интересовали многие вопросы современной ему французской действительности, в том числе вопросы войны и мира. Все они получили наиболее полное отражение в утопических сочинениях «Государства и империи Луны» [2] и «Государства и империи Солнца» [3] (последнее осталось незаконченным).
Основная причина войн виделась Савиньену II в честолюбии правителей. Все оправдывалось формулой, что за родину надо умирать.
И в иных мирах королей обуревали те же земные страсти, разрешаемые теми же, отнюдь не мирными, средствами. [3, р. 55] Правда, способ ведения войны был несколько отличный, «совестливый». Тритейский суд назначал время похода; определял количество людей для участия в сражении, а также день и место боя; следил, чтобы силы противников были равными: сильные противостояли сильным, слабые – слабым, искалеченные – искалеченным и т. п. Сражение считалось выигранным той стороной, которая понесла меньшие потери. Затем в борьбу вступали «ученые мужи», и от их поведения в диспуте зависел исход предприятия в целом, так как победа ученых приравнивалась к трем «викториям» на поле брани.
Низведение на нет мощи оружия в сравнении с силой разума сочеталось с признанием слабости «человеческого разумения», неспособного установить полную справедливость. Нет ничего более достойного, чем давать жизнь, и ничего более отвратного, чем лишать ее других. Таково глубокое убеждение автора сочинений. Самая несчастная страна, считал он, где в чести то, что приносит гибель, и постыдно то, что напоминает о рождении. Но в сопоставлении символов жизни и смерти чувствуется некая ироническая издевка. Предлагалось заменить шпагу, этот освященный традицией знак благородного происхождения, на медаль с изображением мужского детородного органа, выполненную из бронзы. [2, р. 88–89]
Негативное отношение Сирано де Бержерака к войне как таковой очевидно. Что же препятствовало его безоговорочному осуждению этого общественного зла? Ответ следует искать в психологии дворянина третьего поколения.
В феодально-дворянской среде традиционно воспитывались понятия о воинской доблести и чести. В сознании культивировалось отношение к войне как к единственно достойному занятию. Военные кампании были и важнейшим источником существования.
Но что же все-таки послужило основанием для столь явного противопоставления (пусть не до конца) позиции Сирано всему тому, что было приемлемо в его кругу. Это и критический взгляд на войну, это и злые выпады, так сказать, «против своих».
Абсолютная монархия, взяв на себя функцию по организации постоянной армии, именно из среды дворян выдвигала командиров и формировала привилегированные отряды королевской службы. Для разоренного в большей своей массе родовитого дворянства армейская служба стала жизненной необходимостью. Но выходцам из аноблированного дворянства (к которым и относился Бержерак), повидимому, трудно было расчитывать на какую-либо приличную должность, ибо предпочтение в первую очередь отдавалось «родовитым». Это подтвердил и опыт самого Сирано. Он, прослужив два года, не получил никакого чина. Отсюда и естественная обида «мантии» на «шпагу».
К тому же, в условиях активной внешней политики французского абсолютизма первой половины XVII столетия, гражданских войн этого периода, казна постоянно ощущала денежный дефицит. Военные расходы поглащали львиную долю доходов. [1, р. 333] Интенсивность, безжалостность нажима фиска ощущали на себе все слои населения. Фискальные мероприятия вели не только к снижению жизненного уровня, но, зачастую, к разорению, обнищанию. Пострадала и семья Бержераков. Глава семейства в июле 1636 г. продал числившиеся за ним имения Мовьер и Бержерак. [4, р. 258] Кстати, безденежье подтолкнуло будущего писателя попытать свое счастье на войне.
Разорение, неоправданные надежды на военную карьеру, тяжелые годы болезни, вследствие беспорядочного образа жизни и полученных ранений, не могли не озлобить Сирано. Гнев обездоленного вылился в возмущение бесчинствами и ужасами военных столкновений.
1. Bonney R.G. La Fronde des officiers: mouvement reformiste ou rebellion corporatiste? / Le XVIIe siecle. № 4. Paris, 1984.
2. L'autre monde. Les estats et empires de la Lune / Les oevres libertines de Cyrano de Bergerac. Paris, 1921. Vol. 1. P. 5-99.
3. L'autre monde. Les estats et empires du Soleil / Les oevres libertines de Cyrano de Bergerac. Paris, 1921. Vol. 1. P. 100-199.
4. Prevot G. Cyrano de Bergerac. Paris, 1978.
Суходольская Е.С.аспирант Московский педагогический государственный университет
Аннотация: В статье предпринята попытка рассмотреть особенности положения Армении в условиях византийского и персидского владычества в IV-V веках, а также определить интересы и стремления данного государства в условиях раздела. Особое внимание уделяется вопросу, связанному с политическим выбором Армении, обусловленному идеей обретения последующей автономии.
Ключевые слова: Армения, Сасанидский Иран, Византийская империя, межгосударственные отношения.
Annotation: The article attempts to consider the peculiarities of the situation of Armenia in the conditions of Byzantine and Persian rule in the IV-V centuries. As well as the article determine the interests and aspirations of the state in the conditions of division. Special attention is paid to the issue related to Armenia's political choice, conditioned by the idea of gaining further autonomy.
Key words: Armenia, Sassanid Iran, Byzantine Empire, inter-state relations.
Различным историческим эпохам присущи особые принципы складывания международных отношений. Так, например, с середины XVII в. – XVIII в. можно наблюдать господство Вестфальской системы международных отношений, главным принципом которой является суверенность границ и невмешательство государств в дела друг друга. XIX век привнёс новые механизмы складывания международных отношений. Речь идёт о Венской системе, в основе которой положен принцип «баланса сил» пяти наиболее могучих держав – Англии, Франции, России, Пруссии и Австрии. Мировые войны XX века предопределили складывание Версальско-Вашингтонской и Ялтинско-Потсдамской систем, а также Пост-биполярной системы международных отношений. Все они содержали в себе ряд договоров, направленных на урегулирование международных отношений и способствующие сохранению мирового порядка и защите своих границ.
Вместе с тем для эпохи Античности и эпохи Средневековья уместнее будет употребление иного понятия, а именно «межгосударственные отношения». Согласно правовому определению, межгосударственных отношения – это отношения между государствами, или же между государствами и народами, ведущими борьбу за признание своей независимости. Речь идёт о ситуациях, когда перед государствами встаёт выбор о сотрудничестве и войне, а также о перспективах взаимоотношений между другими политическими образованиями.
Безусловно, складывание межгосударственных отношений зависело от ряда факторов, способствующих самоопределению государства на международной арене. В первую очередь, это территориально-географический фактор. Географические условия, а именно близость рек и иных водоёмов, особенности почв, климатические условия во многом влияли на политическое превосходство государства. Её территориальное положение, соседство, границы также оказывали серьёзное влияние на развитие страны на международной арене. Как правило, начинать войну с соседом оказывалось наиболее невыгодным занятием, моментально вовлекавшим в конфликт и другие державы, выступающие в роли «третьего радующегося». Территориально-географические особенности обуславливают хозяйственную деятельность государства. Развитие хозяйства внутри страны, влечёт за собой установление торговых отношений, что способствует складыванию дружественных связей между экономическими партнёрами. Наконец, ещё одним серьёзным фактором становится культурный аспект. Речь идёт об общности религиозных убеждений, традициях, ценностях, порядках быта. Как правило, схожие по культуре государства имели больше оснований для заключения мирных отношений и, как следствие, выгодных союзов. Исходя из всего вышесказанного, представляется целесообразным рассмотреть пример складывания межгосударственных отношений в условиях данных факторов.
В 387 году Восточная Римская империя и Сасанидский Иран подписывают Асилисенский мирный договор, согласно которому происходит раздел Армении. Территория Армянского государства делится на две части и отходит государствам, заключившим договор. «Западные области, составлявшие одну пятую часть её земель, перешли под власть Рима, остальные области, составлявшие четыре пятых её владений – под власть Ирана» [6, с. 64–65]. Так границами «персидской» Армении стали: «с севера уезд Кангарк (в области Гугарк), с запада Тайк, который целиком входил в восточную Армению, с юга Ахбак, Моксена и Андзевацик, также оставшиеся в составе Восточной Армении, с северо-востока горы, окружающие озеро Севан, и с востока уезды Гер и Зареванд (Хой и Салмаст), еще раньше захваченные Сасанидами» [5, с. 73]. В свою очередь Ассилисенским договором не завершился раздел Армении, сасанидский Иран стремился подчинить своему влиянию оставшуюся часть Армении, а Восточная Римская империя, напротив, стремилась присоединить к своим владениям армянские территории подвластные сасанидам.
В контексте сложившейся политической ситуации в среде знаменитых армянских княжеских династий, таких как Мамиконяны, Сюни, Арцруни обсуждается вопрос о возможности объединения распавшегося государства, восстановлении прежних границ, обретения независимости от влиятельных соседей. Очевидно, что для достижения поставленной цели Армении первоначально необходимо расставить приоритеты между двумя властвующими державами, определить, при каких условиях государство имеет больше шансов для восстановления своей суверенности. Исходя из сложившихся условий, Армении предстояло выработать особую систему межгосударственных отношений, а для этого необходимо было учитывать факторы, о которых было сказано выше.
Если рассматривать географические особенности обеих держав, то тут необходимо отметить тот факт, что западные города Армении получили возможность выхода к морю, что, безусловно, сказывалось на хозяйственной деятельность их жителей. Вместе с тем раздел и конфликтные отношения между властвующими державами затрудняли торговлю среди армянских провинций, что сказывалось и на экономике страны. Известно, что ещё до раздела Армения имела торговые связи с Антиохией и Эдессой. Сложившееся противостояние между двумя великими державами обусловило прекращение международной торговли, что способствовало экономическому упадку западных городов Армении. Согласно включённой в кодекс Юстиниана конституции императоров Гонория и Феодосия II, датированной 408/409 годами и адресованной префекту префектуры Востока Анфимию, на границе с сасанидским Ираном устанавливались места торговли – Нисибис и Артаксаты, расположенные на персидской стороне, и византийский Каллиник. Этот факт, безусловно, способствовал сохранению тесных отношений между западными и восточными регионами Армении. Вообще, одной из важных причин войн ромеев с персами являлось стремление Рима захватить или хотя бы поставить под свой контроль торговые пути, шедшие из далёкого Китая к границам империи; в свою очередь персы старались сделать всё возможное, чтобы не допустить этого и сохранить, а по возможности – и расширить зону своего влияния в бассейне Тигра и Евфрата – регионе, где сходились трансазиатские торговые пути, приносившие расположенным на них государствам огромные прибыли» [1, с. 4]. Исходя из этого, сасанидский Иран был заинтересован в активизации торговли восточных провинций Армении, что невольно способствовало становлению их экономической самостоятельности. Наиболее развитым торговым городом в это время становится Двин. В IV–V веках он является значимым ремесленно-торговым центром, а также именно здесь добываются металлы, позволяющие создавать оружие, а, следовательно, активно развивать кузнечное дело.
Безусловно, на экономическое положение провинций оказывало влияние степень их политических свобод внутри доминирующих держав. Известно, что Западная Армения была разделена на несколько сатрапий, в каждой из которых присутствовали свои органы власти, проводилась своя внутренняя политика. Подобное деление было сделано не случайно, раздробленное государство наглядно сохраняло свою автономию, но вместе с тем имело меньше возможностей для воссоединения. Для контроля над Восточной Арменией сасанидским царем был назначен марзпан – представитель персидский власти. Этот период в истории персидской Армении принято называть марзпанским. Во главе неизменно стоял персидский царь, управлявший, как и Восточной Арменией, так и Сасанидским Ираном в целом. Непосредственно в Восточной Армении находился марзпан – наместник персидского шахиншаха. Военную функцию выполнял спарапет, именно он являлся верховным главнокомандующим войска. Финансовый и налоговый вопросы находились в ведении азарапета. Все эти функции находились в ведении армянских нахараров, они попрежнему, удерживают свои владения и власть на этих территориях, а также сохраняют свою армию. Интересно также и то, что территория армянского марзпанства была наиболее крупной из всех имеющихся марзпанств сасанидского Ирана. Так, например, Б.А. Арутюнян, опираясь на сведения Егишэ и Лазара Парбеци, дает на сведения о границах марзпанства Армянского «границы марзпанства на севере включали Тайк, Ашоцк и Верхний Ташир; на востоке они включали Сюникское нахарарство; на юго-востоке – Гер и Зареванд; на юге – епископство Туруберан (Таврубеан), Бзнуник, Мокк, Акэ и нахарарство Арцруни. На западе граница проходила по ирано-византийской пограничной линии» [1, с. 23]. Таким образом, на рубеже IV–V веков восточным провинциям удаётся сохранять свои границы.
Наконец, важным элементом в выстраивании межгосударственных отношений становится культурных аспект. Армения в IV–V вв. – это уже христианизированное государство, что определяет культурную близость и преемственность с Восточной Римской империей. Вместе с тем, до середины V века религиозный вопрос не являлся определяющим в выстраивании отношений между Арменией и Сасанидский Ираном. Однако в 439 году на персидский престол взошел Ездегерд II и взял курс на его дальнейшую ассимиляцию. С одной стороны этот факт должен был поспособствовать ухудшению отношений с сасанидским Ираном и расположить Армению к Восточной Римской империи, однако на деле армянские князья – нахарары использовали политику Ездегернда II для сплочения народа и, как следствие, укрепления своего единства. Ответной реакцией на произволы персидской власти стал резкий подъем национального самосознания армянского народа. В V веке на территории Восточной Армении мы наблюдаем значительный культурный подъёмом. К этому же времени относится не только появление армянского алфавита, но и перевод Библии. Показательно, что для перевода было использовано несколько вариантов Ветхого Завета: так за основу был взят греческий текст, но при этом для более удачного согласования использовался и сирийский перевод, к 433 году армянский народ получил Библию на своём национальном языке [4, с. 27]. В эти годы создаются и литургические книги, а также знаменитые шараканы – армянские литургические гимны. С появлением национальной письменности в жизни армянского народа особую роль начинает играть литература – именно она становится хранительницей языка и народной мудрости. Появляются хронисты и первые историки, такие как Фавстос Бузанд, Агатангелос, Мовсес Хоренаци, Егишэ, Езник Кохбаци и другие, стремящиеся сохранить национальную историю и передать её потомкам. Кульминационным моментом становится организация в 450–451 гг. восстания, получившего в историографии название Вардананк, в честь его предводителя Вардана Мамиконяна. В восстании против распространения персидского влияния приняли участие все слои населения, и в результате царь был вынужден отказаться от политики иранизации и предоставить армянскому населению определённые права и свободы, в том числе и религиозные [3, с. 112–127]. Близость к Сасанидскому Ирану повлияла на формирование в Армении особой картины мира, повлёкшей за собой и становление армянской идентичности. Именно благодаря политике иранизации Ездигерда II армянский народ осознал свою национальную самобытность. Политика персидского двора не достигла ожидаемых результатов и не увенчалась успехом, но, вместе с тем, не желая того, позволила армянскому народу осознать свою идентичность, что стало определяющим фактором в деле формирования их картины мира и осознания самих себя в этом мире. Именно этот период представляет наибольшую ценность в поиске корней формирования армянского национального самосознания и стремления к поиску собственного пути развития.
Одновременно с этими событиями императором Маркианом по согласию с папой Львом I был созван Четвёртый Вселенский собор. Собор в Халкидоне состоялся без участия представителей закавказских Церквей; узнав о решениях Собора, Армянская, Грузинская и Албанская церкви отказались их признать, увидев в учении о Двух Природах Христа возрождение несторианства. Поместный собор 491 года в армянской столице Вагаршапате, на котором были представители Армянской, Албанской и Грузинской Церквей, отверг халкидонские постановления. Такое решение Поместного собора предопределило ухудшение отношений между Арменией и Восточной Римской империей. Вскоре в империи началась волна гонений на еретиков, многие из которых в поисках спасения бежали в сасанидский Иран.
Таким образом, оказавшись разделённой между двумя противоборствующими державами, Армения, желая восстановить своё суверенное состояние, использует выгодные политические, экономические и социальные условия, предоставленные персидскими властями.
1. Арутюнян Б.А. Административное деление закавказских владений сасанидского Ирана согласно труду Елишэ. // Кавказ и Византия. №1. Ереван, 1979.
2. Дмитриев В.А. Борьба Римской (Византийской) империи и сасанидского Ирана за преобладание в Передней Азии (III–VII вв.). Псков: ПГПУ, 2008.
3. Егишэ. О Вардане и войне Армянской. Ереван, 1971.
4. Орманян М. Армянская церковь. Финляндия. 2006.
5. Сукиасян А.Г. Общественно-политический строй и право Армении в эпоху раннего феодализма. Ереван, 1963.