Последние осенние дни в Анагейме, городке, находящемся в южной части Калифорнии,[1] почти всегда бывают днями развлечений и празднеств. В это время заканчивается сбор винограда, и потому в город съезжаются рабочие окрестных ферм и сами фермеры.
Нет более живописного зрелища, чем это скопление людей, состоящее частично из мексиканцев, а главным образом из индейцев племени кагуиллов. Последние, в поисках заработка, приезжают сюда даже с диких гор Сан-Бернардино, находящихся в самой глубине края.
Почти все приезжие располагаются на улицах или площадях и спят тут в палатках, а то и просто под открытым, всегда безоблачным в эту пору небом.
Этот красивый городок, окружённый эвкалиптами и другими тропическими деревьями, становится тогда таким оживлённым, будто здесь бурлит пёстрая и шумная ярмарка. Анагейм являет тогда резкую противоположность начинающейся сразу за городскими виноградниками саванне,[2] где царит глубокая и суровая тишина.
К концу дня огненный диск солнца погружается в глубины океана, и на розовом от вечерней зари небе появляются стаи тянущихся с гор к океану диких гусей, уток, пеликанов и журавлей. Заходящее солнце освещает их, и они тоже кажутся розовыми. Вскоре в городе зажигаются костры, и начинается гулянье. Музыканты-негры стучат кастаньетами;[3] возле каждого костра раздаются звуки бубнов и рокотанье банджо;[4] мексиканцы пляшут на растянутых по земле плащах – пончо – своё любимое болеро; индейцы аккомпанируют им на длинных белых тростниковых дудках – киоттэ – или восклицают: «Э вива!»; трещат костры, сложенные из длинных поленьев красного дерева, и алые искры взлетают ввысь. В багровом свете костров видны пляшущие фигуры. Тут же стоят местные поселенцы[5] под руку со своими красивыми жёнами и дочерьми, с интересом наблюдающими за гуляньем.
Но день, когда ноги индейцев выжмут последнюю виноградную гроздь,[6] – ещё более праздничный. К этому времени из Лос-Анжелоса приезжает в Анагейм разъездной цирк. Его директору, мистеру Гиршу, принадлежит ещё и зверинец. Кроме обезьян, кугуаров, африканских львов и одного слона, есть тут и десяток впавших от старости в детство попугаев – словом, весь «грандиозный мировой аттракцион», как говорит о зверинце сам мистер Гирш.
Конечно, кагуиллы отдают последние пезо,[7] чтобы увидеть не столько диких зверей (их в Сан-Бер-нардино и так немало), сколько самих артистов, атлетов, клоунов, а также разные «чудеса цирка», которые кажутся им колдовством.
Всякий, кто сказал бы, что цирк мистера Гирша привлекает только индейцев, китайцев или негров, безусловно вызвал бы опасный гнев владельца. Как раз наоборот: с прибытием цирка сюда съезжаются и окрестные поселенцы и даже жители небольших соседних городков – Вестминстера, Оранжа и Лос-Ниетос. По улице Апельсина тогда просто невозможно пройти – она забита телегами и повозками всевозможных форм и видов.
Вся местная «знать» является на празднество. Молодые, стройные мисс разъезжают по улицам, испанские сеньориты из Лос-Ниетос бросают лукавые взгляды из-под тонких кружевных косынок; одетые по последней моде дамы горделиво опираются на руки своих мужей – фермеров, весь костюм которых состоит из потрёпанной шляпы, репсовых брюк и фланелевой рубашки, застёгнутой за отсутствием галстука на крючок с петелькой.
Всё это «общество» шумно приветствует друг друга, перекликается, зоркими глазами следит за тем, насколько модно одеты другие, и потихоньку сплетничает.
Среди колясок, увитых цветами и похожих на огромные букеты, гарцуют на горячих мустангах[8] молодые люди. Их полудикие кони, напуганные шумом и грохотом, косят налившимися кровью глазами, поднимаются на дыбы, пронзительно ржут, но энергичные всадники не обращают на это никакого внимания.
Все говорят о «грандиозном аттракционе», то-есть о подробностях вечернего представления, которое на этот раз должно затмить всё, что до сих пор было показано в цирке.
Действительно, огромные афиши оповещают жителей о невиданных чудесах. Сам директор, мистер Гирш, «артист бича», будет выступать с наиболее свирепым из всех африканских львов. Как указано в программе, лев бросится на директора, который будет защищаться только бичом. Но этот обычный, ничем не примечательный предмет превратится в искусных руках (тоже, как указано в программе) не только в спасительный щит, но и в разящий меч. Кончик этого бича будет жалить, как гремучая змея, мелькать, как молния, разить, как гром, и всё время держать на значительном расстоянии страшилище, тщетно мечущееся по клетке в стремлении броситься на укротителя.
Но и это ещё не всё. Шестнадцатилетний Орсо, «американский Геркулес[9]», сын белого и индианки, пронесёт на перекладине шесть человек: по три на каждом плече. Кроме того, дирекция обещает уплатить сто долларов каждому, «независимо от цвета кожи», кто в рукопашной схватке одолеет юного атлета.
По Анагейму ходят слухи, что с гор Сан-Бернардино, специально для схватки с Орсо, прибыл некий Гризли-Киллер («победитель медведей») – известный своей неустрашимостью и силой охотник. Он первый, как только возник штат Калифорния, отважился выйти на страшного серого медведя – гризли – в одиночку, имея при себе только топор и нож.
Возможность победы Гризли-Киллера над шестнадцатилетним силачом из цирка мистера Гирша сильно возбуждает умы всех мужчин – жителей Анагейма.
Если Орсо, до этого времени всегда укладывавший на обе лопатки самых сильных янки[10] штатов, будет побеждён теперь, всю Калифорнию овеет громкая слава.
Умы женщин были больше возбуждены третьим номером программы: тот же могучий Орсо будет носить на тридцатифутовом перше[11] маленькую Дженни – истинное «чудо мира», о которой афиши возвещали» что она самая красивая девочка, которая когда-либо жила на земле. Дженни было всего тринадцать лет. Но и тут дирекция обещала сто долларов каждой девушке, и тоже «без различия цвета кожи», которая будет признана красивее этого «воздушного ангела». Читая этот пункт программы, знатные мисс и миссис из Анагейма и его окрестностей в презрительной гримаске кривят губы, считая недостойным «образованной леди» вступать в такое соревнование.
Однако каждая из них скорее согласится отдать свой билет на бега, чем откажется от посещения вечернего циркового представления, где можно увидеть маленькую соперницу, в превосходство красоты которой по сравнению, например, с сестрами Бимпа они всё же не верят.
Обе сестры Бимпа – старшая Рефуджио и младшая Мерседес, – небрежно сидя в отличном экипаже, тоже читают эту афишу. На их красивых лицах не отражается ни малейшего волнения, хотя они и чувствуют, что взоры всего Анагейма в эту минуту обращены к ним, как бы призывая их спасти честь всего штата. Вместе с тем в этих взглядах – своеобразная патриотическая гордость, которая покоится на уверенности в том, что, кроме этих двух калифорнийских цветков, не найдёшь более прекрасных во всех горах и каньонах[12] Нового Света.[13]