– Зоофилия, – меланхолично поддержал разговор Густав, старательно обсасывая выловленные из очистков ребрышки.
И девушка, согнувшись, подавилась от смеха, расплескав пиво по прибору.
Пиво еще не успело закончиться, как пробило шесть часов, и Алла радостно и энергично потащила за собой девчонок в зал (позже к ним присоединилась и Ники), чтобы подготовить все к неофициальному празднику.
– Ну что, проводим старый год, что ли? – потирая руки, весело заметил Закир, незаметно заначив остатки пива, выкинув рыбьи остатки в мусорную корзину и доставая из одежного шкафа подозрительно звенящие пакеты.
Девушки в зале быстро освободили столы, убрав с них все лишнее в шкафы и на пол. Мужчины весело сдвинули столы в два ряда – чтобы было шире. И дальше все пошло как обычно – кто-то вместо скатерти расстилал на столы уже ненужные листки бумаги, которые специально приберегали для таких случаев, не отправляя их на уничтожение, кто-то выставлял банки с домашними солениями, а кто-то шинковал колбасу и салаты…
В число последних попал и Сергей. Он треугольными ломтиками нарезал черный хлеб и подавал их стоявшей рядом Лане, которая так же молча неловкими движениями накладывала на них шпроты по штучке, вместе с кусочком соленого огурца, поливая все это сверху майонезом.
– Лана, вы где учились? – спросил Густав, открывая следующую консервную банку.
– Да я уже спрашивала у нее, – сказала Ники, перебив готовую уже отвечать и уже начавшую поэтому вежливо улыбаться Лану.
– То ты… – протянул Густав. – А я то не знаю… – И он снова повернулся к новенькой.
– Я закончила курсы журналистики, – охотно начала девушка, и пока она говорила, все также беря из рук Сергея кусочки хлеба, Харви думал, что неплохо было бы постараться сесть с ней рядом за столом. И он уже начал прикидывать, как бы это по корректнее сделать, но тут Алла забрала девушку на чистку вареной картошки для салата с крабовыми палочками, а потом, когда рассаживались, она так и осталась на той дальней половинке столов.
– Я предлагаю начать, – сказал Закир, взяв в руки литровую бутылку водки и сворачивая с нее крышечку, когда предварительная часть приготовления была закончена. – Лана, вам что? – повернулся он к девушке. – Остальным-то я знаю что наливать…
– Ей тоже водки! – зашумела Ники, взяв рюмку Ланы и протягивая ее Закиру. – Старый год провожают только водкой!
– Водка, так водка, – неуверенно согласилась Лана, скромно улыбаясь. – Не будем отрываться от коллектива.
Закир ловко, даже можно сказать – профессионально, разлил водку по расставленным на столах рюмкам, вызвав восторг у женской половины.
– Шеф, вам слово, – сказал он, поклонившись девушкам на их радостные возгласы и скромно присев, придерживая на весу свою рюмку – по древнему поверью если уж взял ее в руки, коснуться стола она должна уже только пустой.
Сергей встал.
– Выпьем за то радостное, что было с нами в уходящем году, и забудем все плохое, – просто сказал он.
Все встали, громко чокнулись друг с другом. Молча выпили.
– Ну что? Процесс пошел? – произнес Закир, ставя свою рюмку и выглядывая на столе, чтобы взять из закуски.
Сергей, закусив крабовыми палочками, украдкой посмотрел в сторону Ланы, как она там? И она тут же отвела свой взгляд, принявшись усердно накладывать себе в одноразовую тарелку зимний салат. И Сергею стало вдруг приятно.
– По второй? – вопросительно привстал Закир. – Закуска градус крадет.
– Практика показывает, что поначалу надо пить немного и с хорошими паузами, – заметил Густав. – И только тогда, через некоторое время, пьется очень хорошо, много, и не сразу пьянеешь. А иначе быстро набираешься.
– Это нам не подходит, – решительно покачал головой Закир.
– Почему?
– Водки не хватит.
Заглянул улыбающийся Рейнольдс и девушки зашумели, приглашая его к столу. Он неожиданно смущенно присел в предложенное ему кресло. Впрочем, у них в отделе ни для кого не было секретом о его непростых отношениях с Ники. Поэтому-то и свободное кресло оказалось как раз рядом с ней. Тут же девушки быстренько наполнили ему тарелку и рюмку.
– За вами тост, – ярко улыбаясь, сказала Алла, соблазнительно облизнув изрядно пухлые, согласно последней моде, губы.
Начальник третьего отдела шестнадцатого управления контрразведки неловко привстал. Стало тихо.
– Я предлагаю выпить, – медленно произнес он под странный и внимательный взгляд его соседки, – за ваш дружный коллектив. Чтобы и в следующем году все оставались такими же сплоченными, и у вас всегда было так же весело.
– Постараемся, – бодро ответил Закир, вставая и первым протягивая начальнику рюмку.
– Главное – вы нас не обижайте, – проговорил Густав. – И деньги вовремя платите. И у нас будет еще веселее.
– Это уже не ко мне, – оправдываясь, ответил Рейнольдс.
– Мы знаем, – вступилась Алла, стараясь смягчить слова Густава. – Просто это пожелание нашей группы нашему руководству.
– Обязательно учтем, – кивнул начальник отдела, стараясь зацепить вилкой шпротину из банки.
Посидев минут пять-шесть, Рейнольдс, извинившись, ушел – таких групп у него было несколько. Следом за ним выскользнула Ники, и Алла тут же включила музыку и притушила свет.
"Алые губы, тело, глаза,
Волосы, руки, забыть нельзя…"
громко, в быстром темпе зазвучало из динамиков.
– Предлагаю танцы! – весело крикнула Алла, и Сергей за столом остался один – не умел он это дело.
И пока молодежь энергично разогревалась быстрыми движениями, Сергей, любуясь Ланой, мысленно настраивал себя, чтобы осмелиться и пригласить ее на медленный танец, который последует сразу же после этого – записи Аллы он знал почти наизусть.
Стихла музыка, и тут же заиграла другая. Сергей встал и… снова сел – Лана уже танцевала с другим. Естественно – с Закиром, и, естественно – плотно прижавшись…
Да-а, как-то уж больно невесело подумал Сергей, куда мне до них до всех… Не вписываюсь я в этот мир, как ни стараюсь. Чего-то мне не хватает… Может, тогда и не суетиться? – подумал он вдруг. Не Закир, так кто-нибудь другой обязательно ее уведет.
– Шеф, потанцуем? – мягко склонилась к нему Алла, коснувшись его щеки своими шелковистыми волосами.
А почему бы и нет? – подумал он и встал.
И вот музыка стихла, и Закир включил свет.
– Продолжим, – сказал он. – Водка киснет.
А Сергей снова поймал взгляд присаживающейся на свое место Ланы, но на этот раз особой радости не испытал, а наоборот, решил постараться больше не смотреть в ее сторону – пусть все идет как идет, и будет как будет.
– Эра Великих Свершений, – вдруг громко сказал Закир с сарказмом, продолжая прерванный разговор, когда все уже выпили и как-то незаметно разделились по интересам на небольшие группки. – Какой дурак придумал такое название?
– Ты поаккуратней в выражениях, – спокойно заметил Густав.
– А что такого? – притворно удивился Закир. – Времена тирании ведь закончились.
– Кто тебе это сказал? – спросил Густав. – Они же, кто раньше правил, и сказали. Посмотри внимательно на верхушку. Все те же лица.
И в этот момент, в полуоткрытую дверь, бочком, несмело вошел Коурис. Его появление было встречено дружным и радостным шумом. Быстро налили полный стакан водки, заставили выпить – за нового сотрудника, за боевое крещение и за старый год – разом. Коурис неумело и решительно выпил, поперхнувшись. Тут же ему подали стакан лимонада – запить.
– Пойдем, поговорим, – кивнул ему Сергей в сторону кабинета, понимая, что тот скоро захмелеет и от него ничего уже не добьешься.
Аэций покорно направился следом.
– Ну, рассказывай, – ехидно заметил Сергей, еще очень хорошо вспоминая, как тот же самый Коурис, только гораздо постарше и опытнее, вел допрос самого Сергея и его товарищей. – Как это угораздило красу и гордость первого управления так отличиться?
– Это целиком моя вина, – чуть слышно произнес стажер, плотно сжимая губы. – Полностью это осознаю, и готов понести самое суровое наказание.
– Ну, это все лирика, – уже поспокойнее заметил Сергей, остывая. – Неужели ты думаешь, что мы сейчас все бросим и поведем тебя на задний двор расстреливать. Давай лучше докладывай, как дело-то было.
Аэций чуть перевел дыхание.
– Они вышли на меня, – заговорил он совсем другим голосом – чуть не плача. – Я им – Стой, стрелять буду… А они улыбаются. И идут так спокойно. – Голос стажера дрогнул и Сергей с интересом посмотрел на юношу. Действительно – тот готов был вот-вот расплакаться. – Я затвор передернул для устрашения… а они уже близко… И я… И они… – стажер вдруг всхлипнул.
– Ну ладно, брось, – сказал Сергей, поморщившись и зачем-то похлопав Коуриса по плечу. – С кем, по-неопытности, не бывает. Да и не так-то просто выстрелить в человека.
– Вы меня откомандируете? – Аэций поднял покрасневшие глаза и Сергею стало неловко.
– Ну почему же? – пожал он плечами. – Стажировка у тебя еще только начинается. И вообще – за одного битого двух небитых дают. Наверное, слышал об этом?
Бедный юноша кивнул, с трудом сдержав всхлип.
– Естественно, полностью закрыть этот случай я не могу, – продолжил Сергей, выйдя из-за стола. – Но, что бы ты знал, в докладе буду на твоей стороне, – продолжил он уже улыбаясь, хотя Аэций этого и не видел. – А ты давай не раскисай, и пообещай больше не делать подобных ошибок. Договорились?
Юноша снова кивнул, пытаясь как можно незаметнее внешней стороной кисти утереть щеку.
– Ладно, иди, отдыхай, – махнул рукой Сергей.
Аэций молча вышел, а Сергей подумал, что в детстве Коурис был в сущности неплохим человеком.
Однако, когда Сергей появился в зале, народ сидел несколько притихший, и Коуриса нигде не было видно.
– А где стажер? – спросил он.
– Убежал, и даже на посошок отказался, – ответил Закир, неторопливо разливая водку.
Сергей некоторое время смотрел на его плавные и размеренные движения.
– Шелегов, на минутку, – позвал он, снова возвращаясь в кабинет.
– Стажер у нас несколько в упадке. Сам понимаешь – внутренняя депрессия, как бы чего не случилось, – сказал Сергей Закиру. – Прогуляйся-ка с ним в какое-нибудь заведение полегкомысленнее. Деньги за счет управления. Идет?
Закир, удивленный такой заботой, но не подавший виду, кивнул, словно это было не в первый раз, вернулся в зал, молча переоделся, быстро выпил свою стопку, неопределенно помахал всем рукой, взял со стола печенюшку и также быстро вышел, догоняя ушедшего юношу, пока начальство не передумало.
В отсутствии Закира мужчины скромно, без шума и баловства провожали девушек. За гигантской стеной монолита ветра не было. И небо было чистое – снежная буря бушевала где-то внизу. Сияли яркие звезды, от вида которых Сергею, как обычно, стало совсем грустно. На выходе с перемычки они натолкнулись на веселую компанию, и идущие там девушки вдруг громко рассмеялись, а Густав демонстративно поморщился.
– Что? Знакомых встретил? – спросила с ревнивым подозрением Алла.
– Да нет, – ответил он. – Просто не люблю девушек, идущих под руку или в обнимку с кем-нибудь и по дороге внимательно разглядывающих встречных мужчин.
– А мы, кстати, совершенно ни на кого не обращаем внимания! – засмеялась Ники. – Имей это ввиду.
Некоторое время они шли все вместе. Но потом потихоньку разбрелись в разные стороны.
Сергей провожал Лану. Они не спеша шли по чуть покачивающейся на ветру подвесной пешеходной дорожке между совсем близко стоявшими монолитами (смотреть вниз не хотелось – там за шаткими перилами сотни метров пропасти), похрустывая пока еще неутоптанным снегом, дружно обходя сугробы и мусор на улице, и боясь при этом коснуться друг друга. Разговаривали о совершенно постороннем, тщательно избегая тем о случившемся утром. Ближе к общежитию (Лана показала издали огни, сказав, что здесь она и живет, и что вообще-то здание приятного голубого цвета, за что его в народе еще почему-то называют Голубым Дунаем, только в темноте сейчас не видно), он мучительно думал только об одном – попытаться поцеловать ее на прощанье или не стоит этого делать? От этой мысли участилось сердцебиение, губы пересохли, а кровь в висках запульсировала. Решил все же не пытаться – побоялся, что от волнения это у него получиться грубо или неуклюже – еще испугает девушку и окончательно оттолкнет ее от себя.
Последние сто метров они прошли в молчании, словно что-то решали важное про себя. И вот уже вход в общежитие. Они подошли к бетонной лесенке.
– Спасибо, что проводили, – поспешно сказала она, поднимаясь на первую ступеньку. – До свидания.
– До свидания, – покорно произнес он, останавливаясь.
Лана какое-то время пятилась по ступенькам, глядя на него, а потом решительно развернулась и, быстро поднявшись, скрылась за тяжелой дверью, ни разу не обернувшись.
Сергей еще немного постоял возле лестницы, разглядывая здание – такая же жалкая кирпичная пристройка, прикрепленная к массивной стене монолита, как и дом, в котором он проживал – проблемы с жильем давали о себе знать. Пристроили к стене карниз. На нем выстроили кирпичный домик этажей в 5-8 с выходом на соседнюю внешнюю пешеходную дорожку – вот и решили частично проблему. И таких наляпанных сот на каждом монолите было великое множество.
А потом он тихо развернулся и медленно побрел к ближайшей остановке.
Сев на свое излюбленное место – заднее сиденье седьмого вагона – не сказать что это у него профессиональное – просто ему так нравилось, да и не любил он почему-то, когда кто-то сидит за спиной, – Сергей долгое время равнодушно смотрел в окно, совершенно ничего там не замечая, и как-то ни о чем толком не думая, убаюкивающе покачиваясь в такт движениям состава. И вдруг остро до спазмов резанула мысль – Куда вы все торопитесь, люди? Куда вы спешите, эти озабоченные женщины и девушки за окном, куда-то идущие с сумками, шлепая по мокрому грязному снегу, одиноко стоявшие в сторонке курящие мужчины, дети, толпящиеся у редких пока еще прилавков с жевачкой? Зачем суетиться, зачем все это? Ведь все равно жизнь рано или поздно пройдет, одна эпоха сменит другую, вы все умрете, появятся другие, тоже куда-то спешащие и о чем-то волнующиеся юноши и девушки, будут заселять Марс, потом умрут и они. Потом умрут их дети, тоже просуетившись всю свою жизнь, потом за ними в небытие уйдут и дети детей. А потом на планете не останется никого, ни одного человека. Так кто-нибудь из вас может мне сказать – к чему все это? К чему вся жизнь? Волнения из-за разных пустяков – не вовремя выданной зарплаты, зависти к соседям или друзьям, которые стали вдруг жить лучше вас, опять же волнение из-за неожиданно понравившейся девушки, переживания, которые человек унесет с собой в могилу. И никто не будет знать и никому не будет дела до того, что кто-то в свое время что-то пытался сделать, учился чему-то, набирался какого-то жизненного и рабочего опыта, прилагая огромные усилия, мастерил какие-то полочки в квартире, экономя деньги, осваивал кладку кафеля в ванной, учась на своих ошибках, влюблялся до безумия, забывая про все остальное. Ради чего все-это? Все эти усилия? Ведь это все уйдет с человеком? Не останется и следа.
Сергей поежился, плотнее прислонившись к морозному стеклу.
А вот стоит девушка, держа за руку маленького ребенка. Ведь и она умрет в свое время, да и этот малыш, – подумал вдруг Сергей, холодея сердцем от острой жалости к маленькому созданию, – Тоже, постарев, последует вслед за своей мамой.
Черт, куда это меня занесло, что это я вдруг? – встрепенулся он, тряхнув головой и оглядывая пассажиров вагона, чтобы быстрее вернуться к реальности жизни. Живут же люди на свете – спрашивай себя, не спрашивай, никакого в этом толку. И ничего тут уже не поделаешь. Хочешь – не хочешь, нравится – не нравится, согласен – не согласен… Дали тебе шанс появиться на свет, не спросив твоего согласия, вот и тяни теперь эту лямку вместе с такими же бедолагами. В этой упряжке вы все равны.
Боже! – с острой тоской подумал он вдруг ни с того ни с сего. – Как я хочу домой!… К себе… К своим… Вы бы только знали!…
Сергей устало привалился к боковой спинке вагона, мысленно переключившись на другую тему. Да, действительно, подумалось ему, скоро выборы, мы забросим всю работу на благо страны и начнем усиленно копаться в грязном белье конкурентов, прикладывая максимум усилий, чтобы оно выглядело еще грязнее. Вряд ли нынешний президент оставит такую силу, как контрразведка, в стороне, даже не попытавшись задействовать ее. Ладно, черт с ними со всеми, пережили прошлые выборы, переживем и эти.
Вошедшие на следующей остановке две старушки остановились было посередине салона – так как единственные свободные места заняли шустрые пареньки лет двенадцати, тринадцати. Правда, две тихие девочки-школьницы, переглянувшись, вежливо встали, уступая место.
Да, – отвлекся на эту сцену Сергей. – А еще жалуются на современную молодежь. Есть и такие, кто все-таки уважает еще старших. Еще не проникся современной тенденцией: "Я – пуп земли, и, следовательно, мне нет никакого дела до всех остальных".
– О, смотри, менты суетятся! – вдруг расшумелись пацаны где-то позади Сергея. – Опять облава, что ли?
Поезд ехал уже внутри монолита, по гигантскому многокилометровому тоннелю, с пешеходными дорожками справа и слева, с яркой рекламой всевозможных мелких и крупных магазинов, киосков с сигаретами, водкой и пивом.
Двери закрылись, состав тронулся.
– А вон глянь, девка какая!… Клевая!…
– Парни! – не выдержал стоявший рядом мужчина. – Ну-ка хватит галдеть!
– И что ты нам сделаешь? – нагло осведомился один из них.
– Да просто по шее накостыляю, пока не начнете громко извиняться перед всеми пассажирами, – просто ответил мужчина.
Пацаны замолчали, а мысли Сергея перескочили на разговор с шефом. Что-то старик не договаривает, намекает так завуалировано. Но на что? И это предостережение держаться подальше от дочери хозяйки. Интересно, кстати, как же ее зовут? Прожил столько месяцев на квартире и ни разу не видел ее и не слышал никакого упоминания. Хотя тоже стариков понять можно – девочке около девятнадцати лет, а она уже любовница Цетега. Непонятно, радоваться им или делать вид, что ничего не произошло? И почему я все-таки должен держаться от нее подальше? Чем она навредит мне? Хотя шеф не будет давать пустых советов, и значит тут все очень серьезно. Буду настороже, и хватит об этом. И мысли Сергея снова переключились на приятное.
Он, не сдержавшись, улыбнулся, вспомнив выражение Ланы, когда она вошла в кабинет и он вдруг оказался ее будущим шефом, и как она неуверенно и волнуясь отвечала на его расспросы. Да и потом, ближе к концу работы, когда Алла, звала его на базу на рождество, куда собиралась молодежь его отдела, как она вдруг покраснела, заметив его взгляд. Ну почему же она не появилась раньше? Почему только сейчас, спустя два года? – подумал он в отчаянии. – Единственный по-настоящему светлый лучик в этом мире одиночества…
И тут Сергей вдруг посерьезнел. А ведь появление девочки в одном из отделов контрразведки, это тревожный признак, особенно накануне этих дурацких выборов, подумал он.
Он даже и не подозревал, какие сюрпризы его ожидают впереди.
С трудом выбравшись из основательно переполненного общественного транспорта, Сергей купил себе в заснеженном ларьке пакеты с завтраками быстрого приготовления – надоело по утрам перебиваться одними бутербродами – и бутылку пива. Водку, наверное, потом возьму, подумал он, задумчиво разглядывая соблазнительные этикетки, и прячась за воротником от снежной вьюги, а то неудобно проходить мимо хозяйки гремя бутылками.
Не спеша вышел на длинную перемечку между монолитами. Между гигантскими шпилями перемычек было очень много. Эта же располагалась в средней зоне и над головой подобных перемычек было великое множество. Когда-то ее крыша была плоской и голой, но потом она хаотично застроилась по краям, оставляя узкий проход в середине. В местах, где зданий не было, местные обитатели поставили ограждающие перила. А узкие и низкие служебные выходы на перемычку расширили.
Пройдя всю перемычку Сергей дошел до второго монолита.
Здесь у массивной стены, уходящий в безконечную высь, прилепилась небольшая кирпичная пристройка на семь этажей.
В квартире на четвертом этаже, вопреки его ожиданиям – время все-таки было позднее – во всех окнах, кроме его комнаты, горел свет.
Зайдя в теплый подъезд и отряхнувшись на лестничной клетке от налипшего снега, Харви поднялся по лестнице и аккуратно открыл дверь своим ключом. Вошел. Пустая прихожая. Только кошка Марта, как обычно, встречала его, лениво кувыркаясь сбоку на бок, на шершавом коврике у порога. Из зала доносились веселые голоса. Стараясь не шуметь и никому не мешать, он повесил верхнюю одежду в сушилку, положил шапку, снял ботинки. Собрался было уже тихо пройти в свою комнату, как вдруг…
– Господин инспектор, – раздался за спиной радостный голос хозяйки квартиры. – Познакомьтесь, пожалуйста…
Сергей вздрогнул и медленно обернулся, аккуратно придерживая пакет с продуктами, чтобы, не дай бог, ничего не зазвенело, и пытаясь изобразить вежливую улыбку на усталом после работы лице.
– Моя дочь, Элора.
Он замер.
Да, это была она. Та, которую он так сильно любил, когда-то давно, там, на корабле. Самая первая и, наверное, последняя его жена. Все такая же невообразимо красивая, но только гораздо надменнее. Девушка снисходительно кивнула ему, мельком скользнув равнодушным взглядом и, тряхнув двумя домашними косичками, скрылась в комнате не дожидаясь, когда он представится и, наверное, тут же его забыла. Сергей еще какое-то время смотрел ей вслед, судорожно подбирая хоть какие-нибудь слова, но, как назло, в голову ничего не приходило, а только упорно стояло перед глазами ее высокомерно-равнодушное лицо.
– Красивая у меня дочка, не правда ли?! – сглаживая возникшую неловкость, спросила хозяйка с внутренней гордостью.
– Да-да, – быстро проговорил Сергей, освобождаясь от охватившего его столбняка, и торопливо поднимаясь по лестнице в свою комнату. – Очень, – добавил он, чтобы не обидеть женщину своей поспешностью.
Бросив пакет на кровать, он быстро закрыл дверь дрожащими руками.
Этого, в принципе, и следовало ожидать, бестолково и нервно думал он. Ведь тогда, на корабле она же узнала его, и даже назвала теперешним именем. Тогда он был уверен, – девушка путает, похож, наверное, на кого-то. И только где-то перед самым побегом понял – нет, все не так просто, они еще встретятся. Так оно и случилось. И даже еще хуже – он живет в ее семье, но ничего не может сказать ее матери. И этот ее взгляд…
Сергей судорожно прошелся по комнате, пытаясь успокоить себя, свои руки и мысли. Правда, это не очень-то получалось.
Он ведь в этом мире поначалу пытался ее найти. Но как это сделать, зная только имя и возраст? Не было таких возможностей, даже когда он начал работать в конторе.
Бухнулся на тахту. Замер, переваривая все случившееся.
А ведь это комната дочери хозяйки, то есть Элоры! – ломали его мозг наползающие друг на друга жесткие мысли. – Вот на этой кровати она спала много-много лет, ворочалась, обнимала подушку. Вот в эти ящики она складывала свои вещи – платья, футболки, кофточки, трусики. Вот по этому полу ходила босыми ногами. И даже, возможно, спала на этих самых подушках и укрывалась вот этим самым одеялом!
И он вдруг почувствовал ее незримое присутствие в комнате, ощутил ее тело, волнами исходящее ото всех предметов вокруг. И странное чувство захлестнуло его, закружило голову, как тогда, на "Атланте", когда Элора лежала в коме в его спальном коконе.
На кровать запрыгнула кошка Марта – во всех дверях квартиры были проделаны лазейки для нее. Решительно улеглась ему на грудь и, громко урча, принялась тянуться лапами к его шее, подбородку, при этом почему-то вытягивая острые когти и царапая его.
– Марта! – недовольно прикрикнул Сергей, слегка стукнув кошке по лапке.
Марта замерла. Полежала немного, а потом снова протянула свою лапу и снова он ощутил на шее остроту ее когтей.
Он откинул ее лапы в сторону. Бешеный сумбур в голове не давал ни на чем сосредоточиться. Марта приподнялась и принялась подушками лап энергично и старательно утаптывать его живот.
Неужели все, что у меня было хорошего с Элорой – это только "Атлант"? И это время уже прошло безвозвратно, и больше никогда уже не повторится? – вдруг с ужасом подумал он. И с еще большим ужасом, покорно согласился с этой мыслью – скорее всего так оно и есть.
От лихорадочного состояния его отвлек слабый стук в дверь. Сергей вздрогнул, волнуясь еще больше – а вдруг это она? Вдруг там на лестнице был только маскарад, а сейчас она зайдет в комнату с таким привычным родным выражением лица.
Он согнал кошку и поспешно, суетясь и нервничая, распахнул дверь.
– Инспектор, – тоже почему-то волнуясь, тихо проговорил стоявший у порога отец Элоры, – Если у Вас нет никаких планов на вечер, составьте нам компанию?
Сергей тут же поспешно кивнул.
– Вот и хорошо, – почему-то обрадовался мистер Дебюсси. – Спускайтесь минут через двадцать.
Сергей еще раз молча кивнул, выжидательно стоя у двери. Старик помялся немного, потом неловко развернулся и стал медленно спускаться, поскрипывая ступеньками. Сергей еще стоял некоторое время, словно ожидая чего-то, но так и не дождавшись, тихо прикрыл дверь, вытирая влажный пот со лба.
Все эти двадцать минут, ежесекундно поглядывая на часы, он нервно ходил по комнате. Пытался лежать, но надолго его не хватало. Мысль, что вот сейчас он снова увидит Элору – через два года разлуки! – возможно даже будет сидеть с нею рядом, разговаривать – не давала ему покоя, насильно срывая с места. В душе у него все тряслось. Тряслись и мышцы, оставленные на произвол судьбы нервной системой. Время тянулось неимоверно медленно – огромную преогромную вечность. Сил не было ждать, когда электронный циферблат сменит секунды – не говоря уже о минутах. И когда уже он, носясь по комнате, чтобы погасить разрывающее его внутреннее пламя, готов биться головой об стенку, чтобы хоть немного успокоиться, часы наконец-то высветили долгожданные цифры – прошло ровно двадцать минут.
Нервно собравшись и все еще волнуясь и трясясь в лихорадке, Сергей нерешительно приоткрыл дверь своей комнаты. На лестнице и внизу, в холле, было по-прежнему темно, только из зала доносился многоголосый шум, приглушенный закрытой дверью. Переживая перед невероятной встречей, он тихо прикрыл дверь за собой и, стараясь не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, принялся осторожно спускаться по лестнице, пропуская заранее известные скрипучие ступеньки. И тут до него донеслись голоса с кухни. Сергей непроизвольно замер.
– У тебя неприятности? – тихо и участливо спрашивала хозяйка квартиры.
– Да так, самую малость, – отмахивалась ее дочь. – Пройдет. Ты лучше объясни, зачем надо было приглашать чужих? Посидели бы семейным кругом. Гораздо приятнее. И почему я должна быть с ним вежлива? Он кто? Министр, член правительства?
– Элор, неудобно как-то, такой приятный молодой человек. Живет у нас давно. Всегда вежлив, симпатичен, помогает если что… Почти как свой.
– Это ты про него говорила, что у него амнезия?
– Да.
– И что он работает в конторе, что в двенадцатом квартале?
– Вроде того. Какой-то социологический институт.
– Ну-ну, – протянула она. – Знакомая контора. Тогда все ясно.
– Что ясно? – не поняла мама.
– Профессия у него такая – быть всегда вежливым, – скептически заметила девушка. – Иначе его бы и не взяли на работу. А насчет неудобства – не переживай. Они, – сказала она многозначительно, – не знают таких слов как совесть и неловкость. Туда берут одних подонков. И что самое неприятное – подонков высокообразованных.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнула в сердцах хозяйка. – Он и квартирант хороший. Тихий, спокойный, платит всегда вовремя, не спорит, никого в дом не водит, не то что твоя одноклассница была – сплошные пьяные мужики и шум по ночам.
– Знаешь, там… (наверное, она показала пальцем куда-то в пространство) я многое повидала, о чем ты даже и не слышала. Так что держись от него подальше, или лучше – выгони. А то давай я тебе помогу? Пусть вещи начинает упаковывать. Нечего всяким портить наш семейный праздник.
– Может, ты ошибаешься? Как-то трудно в это поверить. Сердце не может обманывать, – в волнении почему-то стояла на своем миссис Дебюсси.
– Может, – категорически заметила девушка.
– И мне, почему-то показалось, что он тебя знает. Он так смотрел на тебя.
– Вполне возможно, видел где-нибудь. На той же рекламе… Или даже – следил.
– ?
– А что?! Прикажут – напичкает всю нашу квартиру подслушивающими устройствами. И ведь не каждый специалист сможет их обнаружить.
– И, тем не менее, мне как-то неудобно. Вдруг ты не права?
– Нет, – протянула девушка с неприятной интонацией. – Ты уж мне поверь.
Сергей присел в темном углу лестницы. Вот даже как, подумал он. Ну хоть какая-то определенность. А то я уже собирался обнять ее на радостях – совсем голову потерял. Дрожь в теле и в мыслях мгновенно унялась. Он с удивлением отметил, что весь как-то внутренне напрягся, словно перед боем, грозящим ему смертельным исходом. Дожил, невесело усмехнулся он, собираясь подняться.
В этот момент скрипнула дверь кухни и хозяйка прошла в зал, неся что-то на подносе.
Ну и что теперь делать? – подумал он невесело. – А может и там, на корабле, она нисколько меня не любила? И все это был обман? – с ужасом промелькнуло в голове.
– Что у вас тут кругом темнота? – недовольно проговорила девушка, выходя из кухни. – Родители, достаточно вам экономить. Веселее надо жить.
И она включила свет. Сергей поморщился, прикрывая веки.
Подойдя к двери в зал Элора зачем-то обернулась. И их глаза встретились.
Мгновенно ее зрачки сузились в две неприятные черные щелочки и его сердце непроизвольно екнуло.
– Ах вот даже как, – презрительно произнесла она, снижая тон, чтобы мама не услышала. – Что? Сила привычки?
– Да нет, – отрицательно помотал он головой, почувствовав вдруг ватность в ногах и продолжая сидеть.
– Понимаю… Ну раз уж мы одни, давайте-ка объяснимся.
Ну хоть на "Вы", и то хорошо, подумал Сергей грустно.
– Спускайтесь, – почти равнодушно приказала она.
– Да мне и здесь неплохо, – пробормотал он, ужасно боясь того, что должно последовать дальше.
– Хорошо, тогда я подойду, – произнесла она не разжимая губ и, с грацией пантеры подойдя к первым ступенькам лестницы, посмотрела на него снизу вверх таким взглядом, словно смотрела себе под ноги на что-то гадкое и слизкое. – Слушайте внимательно и запоминайте – если с моими родителями что-либо случиться…
– Напрасно вы так, – устало перебил он, продолжая сидеть.
Скрипнула дверь зала.