– Смотри, Довлатов! Только осторожно обернись.
Она постаралась посмотреть, не поворачивая головы совсем.
– Слушай, да-а! Сфотографируй, как будто фотографируешь меня, – тихо предложила она.
Я неестественно отодвинулся назад, а Ника, подыгрывая, неестественно приосанилась – ровно так, чтобы не закрывать «Довлатова». Фотография получилась, и мы вернулись к весёлому бесцельному щебету. Я несколько раз взглянул на его татуировки, и больше не смотрел.
Мы сели вовремя, и Амстердам встретил нас лучами азартного, деловитого столичного солнца. Я с досадой снял куртку: теперь придётся нести её под мышкой. Мы перебирали, как карты в колоде, нужные для паспортного контроля документы, когда услышали откуда-то сзади и сверху басовитый, низкий, приветливый голос:
– Ребят, извините, вы по-английски нормально? Давайте вместе через контроль пройдём?
Мы обернулись: над нами возвышался «Довлатов». Он оказался рослее, чем я думал, и говорил со мной (а тем более с Никой) сверху вниз. Он приветливо улыбался и сильно пах приятными, маскулинными духами, как любой ухоженный кавказский мужчина. Модные «найки», причёска из барбершопа, татуировки на плечах и повисшие на шее большие наушники. Он выглядел молодо и прогрессивно, хотя «пацаном» или «парнем» такого крепкого, статного человека назвать неудобно. Сдерживая ехидство от встречи со старым знакомым, я ответил:
– Без проблем.
– Супер! Меня Артур зовут.
– Серёга.
– Ника, – она почти подмигнула мне: «Накликал».
– Очень прия-ятно, – расплылся в улыбке Артур, – какими судьбами тут? Проводите майские с пользой? – он кивнул на висящую рядом фотографию амстердамской улицы и гоготнул. Я вежливо усмехнулся, показав, что понял шутку.
– Да, вроде того.
– У нас конференция для студентов. Представляем свой университет.
– Ребята, атас, молодцы. Мне бы так в ваши годы! А у меня друзья здесь! Устроят мне трип по Амстеру.
Мы несколько минут знакомились, – довольно дежурно и пресно, несмотря на заразную энергичность Артура, – пока щекочущее внутреннее чувство, описанное в начале рассказа, не подтолкнуло меня сказать:
– Я ведь ещё в начале рейса вас приметил. Вы, знаете, очень похожи на Сергея Довлатова.
– Да ну?! – Артур расхохотался, – Это такой, в очёчках?
– Нет, сейчас, момент, – я открыл на телефоне одну из поздних фотографий писателя.
– Дружище, ну чуть-чуть если.
– А сколько вам? – всегда неловко задавать этот вопрос, но логика разговора велела.
– Давай, может, на «ты»?
Я смутился и посмотрел на Нику, повесив паузу.
– Да я, понимаешь, выбрался показаковать, – начал он секунд через десять, будто оправдываясь, – так-то я в Осетии врач, дантист, у меня сын чуть помладше вашего. Малый ещё, с собой не вожу его. Так что я сейчас молодёжь, как и вы, хотя сорок лет стучится сверху, – он хохотнул снова, —мне на «ты» полегче будет.
Жизнь в Мытищах, а позже и в Москве научила меня (не)здоровому цинизму, особенно когда дело доходит до чужих взрослых людей. Я с детства помнил, что с чужими дядями нельзя заходить в подъезд или в лифт. Уже подростком, и носа не суя дальше школьного двора, я смотрел на незнакомцев в оба, чего уж говорить о юношеских годах, безотчётных и беззащитных. Однако Артур у меня недоверия не вызвал. Это был приятный, дружелюбный мужчина, искренне смеющийся, искренне улыбающийся. Он, как и мы, приехал насладиться Нидерландами, как и мы, первым делом собирался посетить кофешоп. Тем более, ему нужен был наш английский, а нам – поймал я себя на мысли – даже спокойнее в чужом городе с таким другом-колоссом.
– На «ты» так на «ты», – улыбнулся я Артуру, а затем Нике.