bannerbannerbanner
Отравленная страсть

Сергей Бакшеев
Отравленная страсть

Полная версия

Мне показалось, что на ее глазах выступили слезы. Но она не сделала ни одного движения, чтобы их вытереть или стряхнуть. Только поджала колени, обхватила их руками и стала похожа на свернувшегося в кресле котенка. Волосы полностью скрыли ее лицо. Я стоял посередине комнаты и не смел подойти.

– А Юрий Борисович мне встретился позже, – продолжила она рассказ. – Я не прошла по конкурсу и просто не знала, что делать. Он мне очень помог. Он был, как волшебник. Он мог все! Я стала студенткой. Сначала меня приняли на вечернее отделение, а через месяц перевели на дневное. Юрий Борисович дарил мне бесконечные подарки. Такие милые… Он умел ухаживать и ждать. Я к нему привыкла, он даже мне понравился. Мне нужно было как-то его отблагодарить… С ним все было по-другому. Он был ласков и безумно нежен… Все так отличалось от того, что я испытала раньше. Мне было с ним очень хорошо… А потом он мне подарил вот эту квартиру. Я его полюбила… Сильно полюбила. Я была счастлива. Ощущала себя женой. Мы были почти как в браке. В гражданском. Он не жил со мной постоянно. Это был скорее гостевой брак. Главное, я любила… А сейчас… Сейчас не знаю. Сейчас мне с ним удобно.

Она затихла. Я с трудом осмысливал услышанное. Молчание набухало, как река в половодье, и разделяло нас. Берега раздвигались.

Я направился к двери. Женя не окликнула и не проводила. Замок захлопнулся за спиной, и я скатился по лестнице в дождливую ночь.

Дождь мешает, если от него пытаешься укрыться. Я не пытался. Дождинки скапливались в волосах, и, набрав силу, стекали по лицу и шее, мокрыми червяками заползали под воротник. Но мне было все равно. Волосы слиплись и вытянулись, напряженной лицо, словно оделось в водяную маску. Потом промокла одежда на плечах и бедрах. Потом ступни ног, хлюпающие по лужам, затем все остальное. Но меня это не касалось. Мокло только мое тело, а вся моя сущность, то, из чего состоит человек кроме плоти, в десятый раз переживала историю Женьки Русиновой.

И это было в тысячу раз хуже.

Она любила другого! Она отдавала себя другому!

Я домысливал то, о чем она умолчала, и мне было безумно больно.

Где-то внутри меня сдвинулась тектоническая плита. Кипящей струей изрыгнулся вулкан. Боль расплывалась огненной лавой, заливая внутренности. Я полыхал и, казалось, мог прикосновением воспламенить листву. Но все вокруг было мокрым. Душа моя рвалась на части и кричала: «Ну почему тогда меня не было рядом с ней? Все было бы иначе!»

Глава 10

Дверь в общежитие открыл Франц Оттович.

– Разве так можно, молодой человек? – встретил он меня изумленным возгласом. – Вы совершенно мокрый.

Я равнодушно посмотрел в небольшое зеркало на стене. Мокрые волосы прилипли ко лбу, на оттопыренных кончиках дрожали капли. Рубашка потемнела, обхватив неровными складочками грудь и плечи. Тусклый взгляд, обращенный внутрь, с трудом возвращался из глубин переживаний.

– Давайте я вас чаем напою, а лучше сразу переодеться. Ведь вам, наверное, холодно? – суетился старый вахтер, доставая вторую чашку.

Я плюхнулся на дерматиновый диванчик рядом со столиком вахтера. О чем он спрашивает? Холодно? Рука стряхнула брызги с волос. Ладонь прохладная, нос тоже, но внутри полыхал обжигающий огонь ревности.

– Мне не холодно. Мне больно, – обреченно брякнул я.

– Та-ак… По-моему я понимаю. – Франц Оттович пытался что-то разглядеть на моем пустом лице. – Это из-за Женечки?

– Вы ее знаете? – удивился я.

– Я слышал только ее голос. Но этого достаточно.

– Почему девушки влюбляются в старых козлов? – вцепился я ожившим взглядом в вахтера.

– Ну, это вы, Тихон, хватили. Чай пейте. Вот и варенье. Из крыжовника. Прошлогоднее еще осталось. Скоро будем новое делать. – Франц Оттович придвинул мне чашку и блюдце с вареньем. – Так кого вы считаете старым козлом? Человека вроде меня?

– Нет, что вы, Франц Оттович, – спохватился я. – Я не про вас. Я другого имел в виду. Ему лет сорок пять – пятьдесят, наверное. Но ей то всего двадцать!

– Ну, сорок пять – это для мужчины не возраст. А что касается вашего вопроса, так девушки чаще всего ждут, чтобы их выбрали. Так природой заведено. Активность проявляют самцы. Естественный отбор по теории Дарвина. Изучали, надеюсь, такую? Пассивные самцы вымерли, не оставили потомства. А самочки должны быть красивыми, чтобы активные самцы на них обратили внимание. На первом этапе девушки обычно приглядываются и позволяют себя любить. А задача мужчины – влюбить ее в себя. Влюбленная женщина совсем не то, что просто любимая. Попомните мои слова.

– Любимая, влюбленная, – я вслушивался в новый смысл заезженных слов и, кажется, понимал старика. – А как ее в себя влюбить?

– Вот, видите, в чем недостаток молодости. Вы еще не знаете, как это делается. А опытный мужчина, если он добрый и щедрый, и по настоящему любит, добьется взаимности очень быстро.

– Ну, он же… не красивый.

– С чего вы взяли?

– Седой уже.

Ладонь вахтера прошлась по белому ежику волос, губы усмехнулись.

– Это не столь важно.

– А что важно?

– Отношение к женщине.

– Отношение…, – я хлебнул чай, попробовал варенье. Кисло-сладкое, в самый раз. И тут же вырвалось: – Но я же люблю ее!

– А в чем это выражается?

– Я хочу ее, – выдохнул я и отвел глаза.

– А до встречи с ней вы никого не хотели?

– Почему? Да я… почти всегда хочу.

– Значит, вы всегда влюблены?

– Нет. Это на уровне физиологии.

– Вот именно. Гормоны, мужские гормоны играют. Так может и сейчас у вас не любовь, а так…

– Нет, сейчас совсем по другому. Я все время о ней думаю, я… я сгораю от любви.

– Или от ревности?

– От ревности тоже, – согласился я.

Вахтер усмехнулся:

– Этим молодежь и отличаетесь от стариков. У вас – огонь, у нас – пепел. Эх, пойду-ка я за водичкой схожу. Ночь еще долгая впереди.

Он взял чайник и заковылял по коридору.

– Франц Оттович, давайте помогу? – запоздало предложил я.

– Нет, мне все одно в туалет надо. Ты за дверью пока пригляди.

– Хорошо. Не беспокойтесь.

Оставшись один, я вспомнил разговор Калинина по телефону с неким Петром Кирилловичем. Левые автомобили. Вот, оказывается, как делают деньги чиновники. Калинину угрожали, ссылаясь на Отара Тбилисского. А фамилия погибшего Андрея – Воробьев. Много нового я узнал из случайно подслушанного разговора. Надо записать, пока не забыл.

Я взял маленький листочек со стола и написал: «Отар Тбилисский. Андрей Воробьев. Петр Кириллович». Хотя фамилия Калинина и без того слишком хорошо врезалась мне в память, я приписал и ее.

Из коридора послышались шаги вахтера. Объяснять свои записи постороннему человеку не хотелось. Я торопливо согнул бумажку и сунул в кошелек под надорванный карман. Как только старик включил чайник, я поспешил расстаться.

Утром меня разбудил стук в дверь.

– Заколов, вас к телефону, – услышал я голос Франца Оттовича.

Меня как пружиной подбросило с кровати. Женя! Я напялил штаны и стремглав пронесся по коридору. За спиной затихал хриплый голос вахтера:

– Я уже собрался уходить, а тут звоночек. Вас…

Меня умиляло, что семидесятилетний человек ко всем студентам обращался на вы. Он еще что-то объяснял, но я уже схватил трубку:

– Женя! Привет!

Трубка дышала тишиной. Я различал даже звук разлепляющихся губ.

– Привет, Заколов, – раздался в телефоне неуверенный голос. – Но это не Женя. Я – Ирина. Глебова.

– Да. Ира. Здравствуй, – я в миг стух, словно из меня выпустили пар, и попытался оправдаться: – Тут мне не правильно сказали…

– Ничего я не успел сообщить, – шипел рядом недовольный вахтер. – Евгению я бы узнал.

– Быстро бежал, почти летел. Отдышался? – иронично поинтересовалась Ирина. Затем в ее голосе проявились твердые нотки преподавателя. – Я вот к тебе по какому вопросу звоню. Не мог бы сегодня подучить меня водить машину?

– Да, конечно.

– Сегодня суббота. У тебя, наверное, какие-то планы?

– Нет. Никаких планов, – промямлил я.

– Когда сможешь приехать?

– Могу сейчас.

– Приезжай. Я жду.

– Хорошо.

Возникла пауза. Никто не клал трубку.

– Ну, до встречи! – бодро воскликнула Ирина.

– До встречи, – тусклым эхом отозвался я.

Ирина встретила меня в машине. Она посигналила, когда я попытался сунуться в подъезд.

– Теперь я буду учиться, как следует. Чтобы от тебя не зависеть, – сразу заявила она. – Ты у нас человек занятой. Нарасхват, можно сказать.

– Почему? Сегодня я совершенно свободен.

– Правда?

– Конечно.

Невнятная напряженность между нами исчезла. Ирина улыбнулась:

– Давай я сама попробую со двора выехать.

– Давай, – согласился я. – Только делай все по моей команде.

– Хорошо. – Она пристально взглянула на меня и, не отводя глаз, прошептала: – Иногда, когда мной командуют, это так приятно.

Мы колесили по тихим субботним улицам. Управление автомобилем давалось Глебовой все лучше и лучше. Я мог отвлечься от дороги. Глаза невольно косились на Ирину. На ней был летний сарафан и простенькие босоножки. Съехавший к талии подол она не поправляла. Обнаженные гладкие ноги от щиколоток до середины бедра казались просто идеальными. Их матовая белизна на фоне черных ковриков явно возбуждала меня.

Я поймал себя на мысли, что сдерживаю желание прикоснуться. Когда она переключала скорости, верхний край сарафана оттопыривался, и мои глаза нагло лезли в образовавшуюся щель. Прическа Ирины обрела непривычную пышность. Видимо, она с утра помыла волосы и уложила феном. Легкий запах духов, исходящий от нее, особенно ярко ощущался в салоне нового автомобиля. Ногти на руках и ногах были покрашены в розовый цвет, чего я раньше не замечал. А может, не обращал внимание.

Все это заставило меня сомкнуть колени и положить сверху руки. Я стеснялся неконтролируемого возбуждения.

 

– А теперь куда? – спросила Ирина, затормозив на светофоре.

– Что? – встрепенулся я и посмотрел на дорогу.

– Ты командовать будешь?

– У тебя уже так хорошо получается, что я могу поспать.

– Тоже мне, учитель. А если бы я на занятиях спала?

– Спала? С кем? – неожиданно вырвалось у меня.

– Ишь ты! Разговорился, наконец. – Ирина от души рассмеялась.

Светофор переключился. Я монотонно приказывал:

– Зеленый! Сцепление. На первую. Плавно отпускаем.

Ирина тронулась и озорно сообщила:

– А теперь я буду командовать. Мы едем на пляж, купаемся и загораем!

Я высунул ладонь в окно. Солнце явно припекало. От ночного дождя не осталось и следа.

– День будет жаркий, – решил я.

– Вот именно! Я взяла воду и бутерброды, – она кивнула на сумку на заднем сиденье.

– Только я плавки забыл.

– Не беда. Заедем в общежитие. Мы же на колесах!

– Вперед! – ее идея мне нравилась все больше.

В общежитии я застал Сашку Евтушенко на пороге нашей комнаты.

– Ты куда? – торопливо спросил я, ворвавшись в дверь.

– На пляж. А ты откуда такой возбужденный?

– На пляж? Здорово! Я тоже туда собираюсь.

– Так пойдем вместе. Погода отличная.

– Хорошо, только я… с Ириной.

– Какой? – не сразу понял Сашка.

– Нашим преподавателем.

– Даже так?

– А почему нет?

– Ну и я не один.

– А с кем?

На этот вопрос ответил дерзкий женский голос:

– Со мной.

В дверях появилась Ольга Карпова. В голосе и позе чувствовался вызов. Она высоко оперлась о косяк и, прищурившись, буравила меня взглядом. На руке покачивалась сумочка из мешковины с бахромой, пальцы небрежно сжимали дужку зеркальных очков. Короткое платье в крупных ярких цветах задралось наискосок, на скрещенных ногах выделялись круглые коленки.

– Ты, Заколов, все время занят. Мы решили без тебя.

Сегодня я уже слышал подобные слова о своей мнимой занятости. И каждый раз их говорили с упреком, будто я от чего-то увиливаю.

– Ребята, поедемте вместе, – я попытался улыбнуться. – Какие проблемы!

– А Глебова? – многозначительно поинтересовалась Оля. – Она, думаешь, будет в восторге?

– Ну, конечно, – я, наконец, нашел свои плавки и прикидывал, куда их положить. Сашка приоткрыл пакет, который держал в руках, плавки нырнули туда. – О чем речь? Заодно наше задание по программированию обсудим.

Я дружески подтолкнул Ольгу ниже талии. Она кокетливо улыбнулась, но демонстративно отстранилась, стараясь держаться ближе к Саше.

Мы направились к машине. Мне было немного неудобно. Как нас встретит Ирина? Возможно, ей не понравится спонтанное расширение компании.

Но это опасение оказалось мелочью по сравнению с поджидавшей нас неприятностью.

Около автомобиля мы застали встревоженную Ирину. Не обращая внимания на ребят, она бросилась ко мне:

– Представляешь, я сижу в машине, никого не трогаю, вдруг, останавливается милиция и просит предъявить документы. Я так перепугалась! А что, если документы не те, и «Волгу» отберут? А я к ней уже так привыкла. Но, слава Богу, все обошлось, документы вернули. Но потом они осмотрели салон и попросили открыть багажник. А у меня рука трясется, в замок не попадаю. Кошмар! Они на меня так смотрели! Словно я преступница. Вон, только отъехали.

Она показала на удаляющийся автомобиль с милицейской символикой.

– А что они искали? – стараясь сдержать тревогу, спросил я.

– Не пойму! Один другому пробурчал: глупое, мол, задание, в городе полно светлых «Волг». Да! Они нашли в салоне между сиденьями импортную заколку для галстука. Блестящую, с драконом. Спросили, чья? А я не знаю. Ты без галстука ходишь. А больше никого в машине не было. Они забрали, переписали номер машины, мои данные, и уехали.

– Не уехали, – мрачно покачал головой я и показал на дорогу.

Милицейский автомобиль остановился и задним ходом быстро возвращался к нам. Мы с Сашкой многозначительно переглянулись. На лице Евтушенко красовалась кислая мина, словно он, не разобравшись, хватанул зубами лимон вместо яблока. Моя физиономия вряд ли выглядела лучше.

В памяти всплыла откинутая фигура Андрея Воробьева в кресле, расслабленный галстук и блестящая полоска на груди. Так и есть, я вспомнил необычный зажим для галстука в форме дракона. Вот это прокол! Выгружая тело, мы не заметили, что заколка осталась в салоне. И даже утром я не догадался все проверить! Ведь стоило просто заглянуть под сиденья… Идиот!

Я бросил взгляд по сторонам. Мелькнула трусливая мысль: бежать? Бесполезно, милиция – это не таксисты. Мы засветились по полной программе.

– А, ребята…, – Ирина только сейчас заметила Сашу и Олю.

– Они тоже на пляж собрались, – вяло объяснил я. – Возьмем?

– Конечно, конечно, – Ирина торопливо кивнула.

Судя по глазам, голова ее была занята совсем другими, неприятными мыслями. Чего уж говорить обо мне?

– Если отпустят, – чуть слышно произнес Саша.

– А чего нам волноваться, – бодро заявила Ольга. – Ну, ищут каких-то бандитов. Работа у них такая. А мы то причем?

Святая простота! Я искренне позавидовал ее спокойствию.

Высокое жужжание задней передачи противной волной подкатило к нам. Белые огни в подфарниках милицейского автомобиля погасли.

Все! Как говорится, приехали!

Глава 11

Из подъехавшего автомобиля лениво вышел милиционер.

– Капитан милиции Прохоров, – устало представился он. – Разрешите ваши документы.

– С собой только студенческие билеты, – Евтушенко попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

– Вот права, – я автоматически достал водительское удостоверение и тут же понял, что поступил опрометчиво.

Капитан с интересом ухватился за документы, в глазах появилась бодрость.

– Тихон Петрович, где вы были позапрошлой ночью?

– Как где, в общежитии. – Я старался держаться невозмутимо.

– Вот наша общага, – показал Сашка.

– Угу, – буркнул капитан, по-прежнему изучая меня. – А машину эту доводилось водить?

– Да. Помогаю хозяйке.

– Гражданка Глебова утверждает, что «Волга» всю ночь простояла у нее во дворе.

– Конечно! – Ирина стремительно вклинилась в разговор. – Заколов подтвердит. Я вышла утром, а он в ней сидит. Мы вместе и поехали.

Как женщины обожают подробности! Ну, зачем, ведь не с подружкой болтаешь?

– Как вы сказали? – уцепился милиционер. – Сидел в машине?

Капитан задумался, и все-таки пришел к неприятному для меня выводу:

– Значит у вас, Заколов, в ту ночь были ключи от автомобиля?

– Я подъехал пораньше. На автобусе. И решил дождаться Глебову в машине.

– Так были у вас ключи или нет?

Ежу понятно, что были. Не отвертишься.

– Да, – подтвердил я.

После минутного раздумья лицо капитана озарилось догадкой:

– Значит, вы могли воспользоваться автомобилем самостоятельно. Без ведома хозяйки.

Вот, черт! Ну, просто чудеса дедукции демонстрирует сотрудник милиции. Не даром носит капитанские погоны.

– Зачем мне это? – я с напускным равнодушием рассматривал ветки близстоящего тополя.

Второй милиционер, успевший выкурить сигарету, нетерпеливо толкнул капитана.

– Передадим все следователю. Зачем нам париться? – шепнул он напарнику.

– Угу, – согласился капитан и обвел всех беглым взглядом: – Возможно, вас вызовут.

Он записал наши фамилии. Милицейская машина отъехала.

– О чем это он? Куда вызовут? – не понимающе таращилась Карпова.

– Сама говорила, работа у них такая, – ответил Саша.

– Так, все! Мы не меняем наших планов. На пляж, так на пляж! А то солнце скоро сядет! – бодрился я. Ирина растерянно стояла около водительской двери. Я предложил: – Давай, лучше я поведу машину.

– Лучше ты, – согласилась она, потом осторожно спросила: – А ты ездил на машине той ночью?

– Ерунда, – скривился я и тут же повысил голос: – Чего встали? Занимаем места согласно купленным билетам! Вы вдвоем назад, а товарищ преподаватель вперед. Нам нужен штурман в незнакомом городе.

Всю дорогу в машине царило молчание. Скованная Оля незаметно озиралась, старательно делая вид, что ездить в новенькой «Волге» для нее обычное дело. Несколько раз я ловил в зеркале ее насупившийся взгляд. Саша рядом с ней внимательно изучал сиденье и коврики. Я изредка спрашивал дорогу у Ирины и невольно бросал взор в зеркало заднего вида. Отчего-то казалось, что вот-вот появится милицейская погоня. Ирина отвечала не сразу, и мы несколько раз проскочили нужный поворот.

Каждый думал о своем. И мысли у всех были не радостные.

Добравшись до пляжа, я сразу же потащил всех в реку. Нужно было взбодриться, стряхнуть тяжелые раздумья. Вода в Оке была светло-коричневой, иногда проплывали маслянистые сгустки, но народ резвился, не обращая на это внимания. Холодные брызги заставили наших девушек завизжать, лица взбудоражились, взгляды освободились от внутренней сосредоточенности.

– Надо было салон в ту ночь как следует проверить, – улучшив момент, шепнул мне Сашка.

– Что-нибудь нашел? – спросил я.

– Нет, но заколку мы проворонили. Не помнишь, была у него заколка на галстуке?

Я ее уже десять раз все хорошо вспомнил.

– Была. Именно такая – с головой дракона. Наверное, отскочила, когда он свалился. Но еще надо доказать, что она его.

– С драконом – значит. Вещь редкая. И заметная. Наверное, из-за границы привезли. А еще могут найти ворсинки от костюма на сиденье.

– Ты думаешь, наши эксперты уже и до этого дошли?

– Если захотят – нароют.

– Почему же милиционеры нас сразу не забрали?

– Ничего это не значит. Возможно, они теперь следят за нами.

Я осмотрелся. Среди множества раздетых людей в темных очках мог спрятаться даже агент ЦРУ.

– Скажешь тоже, – усомнился я. – Хватит о грустном! Может, капитан присвоит заколку и никуда не будет сдавать. В любом случае, от нас уже ничего не зависит. Лучше давай еще раз определим коэффициент красоты города. Тут самое удачное место для этого.

– Думаешь?

– А ты оглянись.

Вслед за медленным поворотом головы, глаза Евтушенко загорались.

– Я только очки одену, – согласился он.

В определении Коэффициента Женской Красоты города самое увлекательное – это процесс подсчета.

Не помню, у кого из нас первого родилась эта мысль. Скорее всего, идея была моя, а Сашка придал расчету математическую строгость. Когда мы только приехали из Приозерска в Ленинск, в общежитии часто возникали споры: в каком городе девушки красивее? Почти каждый из студентов убеждал, что уж в его то городе все девушки просто конфетки, одна другой краше.

– Киноактрису Алферову знаешь? – кричал очередной спорщик. – Так вот, на нее у нас бы просто не взглянули. В толпе бы затерялась!

– Да что твоя Алферова! – запальчиво отвечал другой. – У нас в школе были такие девушки, что у-у-у…!

Протяжное «у» звучало убедительно. И местный патриотизм – похвальное чувство. Но требовался объективный критерий для решения проблемы.

– Нужен численный параметр, – предложил я. – Предлагаю его назвать: Коэффициент красоты города!

– Женской красоты, – поправил кто-то.

– Согласен. Пусть будет Коэффициент Женской Красоты города. Сокращенно – КЖК.

– А как его определить?

– Надо взять случайную выборку женщин, – вступил в разговор Евтушенко, – и подсчитать, какой процент из них – красивых.

– А как определить, кто красивая, а кто – нет?

– Да, как посчитать?

И тут у Сашки родилась гениальная мысль.

– Все очень просто, – спокойно изрек он. – Если появляется желание трахнуть – значит, красивая.

Все затихли. Каждый перебирал в памяти образы знакомых девушек и прикидывал, как работает критерий.

– А что, неплохая идея.

– Хитро.

– Это логично, – подытожил я.

Вскоре было решено, что для расчета берутся женщины от 15 до 45 лет. Объем выборки должен быть не меньше 100 персон. Для объективности лучше всего проводить исследование на типичной улице в утреннее или вечернее время, когда все спешат на учебу или работу, либо возвращаются домой. Слишком позднее время, а также улицы в непосредственной близости от учебных заведений исключаются. Там больше молодежи, что естественно приведет к завышенной оценке.

Когда критерий был сформирован, все посмотрели на часы. Наша общага располагалась на самой обычной улице, и время было подходящим.

– Приступим? – предложил я.

Несколько человек вывалили на улицу и пристроились на ступеньках. Теоретическая фаза перешла в экспериментальную. Четыре пары глаз внимательно провожали всех женщин. Один загибал пальцы, другой шевелил губами, я ломал тонкую веточку и раскладывал щепки на две кучки. Хочу – направо, не хочу – налево.

 

Из общежития вышла Селютина, наша сокурсница с крупной, но правильной фигурой и вечно румяными щечками. Она сбежала по ступенькам. Наши глаза суммарным усилием давили ей на выступающую часть ниже поясницы. Селютина обернулась, поежилась. Рука одернула юбку, другая ладошка отряхнула подол. Я отложил щепку в правую кучку, кто-то загнул палец.

Минут через десять Селютина вернулась с батоном хлеба.

– Чего вы тут делаете? – подозрительно оглядела она нашу молчаливую компанию.

– Проходи Селютина, проходи… Не мешай… Ты уже подсчитана, – ответили в разнобой несколько голосов.

– Что, что? – наступала Селютина.

В дверях показалась комендант общежития Серафима. Строгий взгляд из-под очков в золоченой оправе окинул собравшихся.

– До свидания, – процедила она.

Мы дружно издали свистящие звуки «сви-идань» и затрясли головами. Подкованные каблуки на толстых лодыжках застучали по каменным ступенькам.

– Сколько ей лет? – шепотом спросил я Селютину.

– А тебе зачем?

– Научный эксперимент, – важно заявил я.

– Сорок пять, – быстро ответила она, потом спохватилась: – Какой еще эксперимент?

– Ухудшает КЖК, – вздохнул я и положил палочку в левую кучку.

– Какой эксперимент? – не унималась Селютина.

– Не мешайте работать, барышня.

– Вы чего это тут на всех пялитесь?

– Да отстань ты!

– Что?

Селютина размахивала авоськой с батоном в непосредственной близости от горок из щепок. Данные первого эксперимента оказались под угрозой.

– Ребята, заканчиваем! Достаточно, – скомандовал я, заслоняя результаты научных исследований.

Как ни странно, итог у всех четырех человек были схожим. Это подтвердило правильность выработанного критерия. Мы быстро подсчитали средний КЖК – 36 %. Потом, когда мы провели подобные расчеты в других городах, оказалось, что это очень приличный показатель.

С тех пор, особенно после каникул, в общаге можно было услышать подобные разговоры:

– Ну, был я в Ташкенте. Экскурсовод достопримечательности показывает, а я КЖК считаю. И что! Всего 16 %! Нет, пацаны, туда ездить не стоит.

– А вот у меня в Киеве полтинник получился. 50 %!

– Это ты как считал?

– После дня рождения у приятеля на бульвар вывалили…

– Не-е, не пойдет! Данные не корректны! КЖК определяется только на трезвую голову.

В один из первых дней после приезда в Горький мы с Сашей Евтушенко уже провели подсчет местного КЖК. Тогда мы сидели по обеим сторонам лестницы, спускающейся от памятника Чкалову к берегу Волги. Праздно шатающаяся толпа дала результат 28 %. Вполне нормальный показатель, решили мы. Сейчас на пляже я предложил его перепроверить. Главной целью было, отвлечь друга от невеселых мыслей, связанных с трупом и милицией.

Для лучшей выборки, мы оставили на время наших спутниц и отправились бродить по пляжу. Со скучающим видом мы продвигались среди обнаженных тел, кося изучающие взгляды на женские прелести.

– Ну, что? – спросил я Сашку, когда мы плюхнулись на песок, обойдя почти весь пляж.

– 21 из ста, – устало ответил он.

– У меня 23. Итого, в среднем, 22 %. Меньше, чем на Чкаловской лестнице.

– И заметь, молодежи здесь значительно больше.

– А результат меньше.

– Вот, что с людьми делает одежда.

– Маскирует недостатки, преувеличивает достоинства.

– Да-а… А тут все на виду. Голое тело откровеннее.

– Карпова, что, теперь на тебя переключилась? – поинтересовался я.

– А у тебя есть возражения?

– Нет, Сашок, никаких. Я, честно говоря, устал от ее внимания.

– Я знаю, тебе больше нравятся худышки. А она… Ты, кстати, ее в какую часть включил?

– Она же приезжая.

– А я включил. В тех самых, кого хочется. Это объективно. Я же не знаю, кто остальные. Может здесь половина приезжих. – Он немного помолчал и пристально взглянул на меня: – А Ирину?

– Ирину? – Я не отводил открытый взгляд. – А ты как думаешь?

– Тебя, Тихон, не поймешь. То среди ночи мчишься к малознакомой Жене, чтобы вывозить неизвестный труп, а потом рассказываешь, какая она красивая.

– Тише ты, – я огляделся.

– То целыми днями пропадаешь с Ириной.

– Я сам себя не понимаю. – Я уткнулся лбом в колени. Ладони подхватывали песок и монотонно засыпали пальцы ног. – Женька… Это Женька. А Ирина…

– Это Ирина, – продолжил Сашка. – Гениальное объяснение.

– Да-а. – Я тяжело вздохнул. – О Жене я думаю постоянно. Она как заноза сидит во мне и напоминает хронической болью. Я не могу избавиться от мыслей о ней… Что ни делаю, обязательно она всплывает. И ты знаешь, сначала мечтать о ней приятно, а потом вдруг, как все припомню – сразу ноющая боль. А Ирина… Что Ирина? Она же преподаватель.

– Это всего лишь ее должность. Но прежде всего она женщина. И как все женщины, она хочет любить и быть любимой.

– Звучит банально.

– Это аксиома. А все аксиомы банальны.

– Я учу ее водить машину. И все!

– Ну и хорошо, – неожиданно согласился Сашка. Отряхнул от песка ладони и встал на скрещенных ногах, не опираясь руками. – Пора идти к ним. А то неудобняк получается.

– Любопытно, о чем они болтают без нас?

– Если предположить зеркальное отображение, то, о мужиках. О чем же еще! Подсчитывают коэффициент мужской красоты!

Мы дружно рассмеялись. Придумать систему измерения качества цифрами способна только прямолинейная мужская логика. Тепло – холодно, сильно – слабо, красиво – уродливо, для женщин достаточно и этих понятий. А среди мужчин рано или поздно обязательно найдется настырный, придумает единицу измерения и обязательно назовет своим именем. Вот и появляются в учебниках Цельсии, Фаренгейты, Ньютоны, Амперы, Вольты и прочие Бойли-Мариоты. Ну, хоть бы одна женская фамилия в этом ряду затесалась!

Мы с Сашкой пока скромно названием КЖК ограничились. Может, со временем потомки переименуют нашу систему измерения в коэффициент Заколова-Евтушенко?

Ирина и Ольга молча загорали животами к верху. Хоть и лежали они рядом, но по отстраненным позам казалось, что между ними пробежала черная кошка.

– Не успели соскучиться? – я как мог, старался быть веселым.

– С вами тоже, не больно весело, – открыла глаза Ольга. – Хоть анекдот рассказали бы. А то шляетесь где-то, а дамы скучают.

Ирина перевернулась на живот, накрыв голову платком.

– Исправимся! – бодро крикнул я. – Анекдот вам расскажет Александр. А я протру в машине. Мы там так натоптали. Саша, весели девушек.

Я тут же удалился, не давая возможности никому опомниться.

Мне не давала покоя мысль, что в салоне автомобиля могут найти ворсинки от костюма Воробьева. На счет зажима для галстука еще можно что-то придумать, да и изъяли его без понятых. Но если к нему добавится еще одна улика, тут уже вряд ли отвертишься.

Подходящую бутылку для воды я нашел рядом с мусорным баком. Дерматиновая обивка автомобиля даже речной водой протиралась хорошо. Я искренне радовался, что салон не велюровый. Открыв обе задние дверцы, я дал возможность сиденью и коврикам просохнуть.

В машину засунулась любопытная морда большой собаки похожей на овчарку. Она несколько раз потянула влажным носом и хотела, было развернуться, но я ее остановил. В голову пришла неожиданная идея.

– Что, Шавка, есть, наверное, хочешь? – я посмотрел в грустные глаза давно нечесаной псины. – А у нас есть бутерброд. Подожди, сейчас принесу.

Собака послушно села, в глазах появился интерес.

– Охраняй! Никого не пускай! – приказал я и побежал к ребятам.

– У тебя бутерброд с колбасой есть, – наскочил я на Ирину, обдав ее струей песка.

– Да потише ты! – Глебова недовольно отряхивалась. – Есть. Там в пакете. Берите, а то испортятся.

Я выхватил бутерброд с вареной колбасой и вернулся к машине. Собака ответственно исполняла порученное задание.

– Это тебе, Шавка.

Дворняга согласилась с новым именем, приноравливаясь цапнуть колбасу.

– Заползай сюда, – я положил бутерброд на середину заднего сиденья автомобиля. – Да, да, можно. Я разрешаю.

Шавка осторожно ступила в салон, одним глазом кося на колбасу, другим – следя за мной. Уяснив, что подвоха нет, она быстро заглотила бутерброд.

– А теперь можешь, полежать. Я серьезно. Давай, давай, – Я мягко свалил Шавку на диван. – Почешись, повертись.

Она поняла меня и заелозила спиной.

– Вот так, не стесняйся. Прелестная собачка.

Когда мы расстались с Шавкой, все сиденье в машине было усыпано собачьей шерстью. Вот теперь пусть эксперты поработают, если захотят.

Я вернулся, весьма довольный собой.

Ирина приподнялась на локтях, сдвинула очки на лоб.

– Ребята, я вспомнила, у меня еще куча дел, мне пора. – В ее глазах читалась нешуточная озабоченность. Когда-то я уже видел такой взгляд – решительный, со скрытой злостью. Ирина кивнула мне: – Ты оставайся. Я попробую сама доехать.

– Отсюда далеко. Ты не сможешь, – попытался возразить я. – Хочешь, помогу.

– Я потихоньку. Не волнуйся, – она выдернула из моих рук ключи.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru