Сергей Бирюков
Беспризорники
Беспризорники
Пролог
Много столетий назад на территории королевства Вислан существовал отряд наемников, воинов госпожи Удачи, под предводительством успешного капитана Вигона.
Парень еще в 12 лет прибился к отряду, заночевавшему в его деревеньке и не погибнув на первых порах, вырос в жесткого и умного война, со временем заняв должность командира отряда.
Два десятилетия бродил отряд Вигона по королевству, да и на сопредельных государствах берясь иногда за выполнение задач. Численность наемников постоянно варьировалась от ста до трехсот человек. Кто то погибал в бою, кто то уставал от крови, но деятельность свою удачливый командир не прекращал. Не было в том славном отряде распрей, не было драк и убийств меж своими, ибо каждый воин чувствовал плечо товарища. Своего рода воинское братство, что переросло в истинное. Хоть и чудно это выглядело для окружающих, когда они видели как лесной изгой суровый и смертоносный, обнимает клыкастого полуорка, называя его братом, как северянин варвар внимательно слушает утонченного бастарда, неизвестно как попавшего в отряд, который учит посеченного шрамами воина манерам за столом.
А потом случилась война. Западный сосед королевства Вислан, объединенные княжества Арслоу, не поделив что то со своими соседями, вторглись на территорию королевства, покоряя города и захватывая земли. Надо сказать, что Вислан никогда не был образчиком государственного строя. Аристократы, как и сам король, давно уже погрязли в интригах и не занимались развитием своей страны. Армия носила устаревшие доспехи и давно не тренировалась в учениях. Медицина не развивалась, отдав лечение на откуп магии. Науки были заброшены, искусство мертво. Поэтому никто и не удивлялся тому, как легко западный сосед одерживает верх на полях сражений.
Вигон со своим отрядом решил принять участие в этой войне, вот только положить ребят на поле брани не пожелал и принял на себя командование обороной крепости Падин, занимавшей одну из ключевых точек, захватив которую воины княжеств смогли бы на долгие года закрепиться на землях соседей. Награду отряду посулили огромную, впрочем не рассчитывая, что ее будет кому выплачивать.
Не иначе как удачей, но объединенные княжества удалось сильно потрепать и отбросить, а потом и прогнать с земель королевства. Война окончилась победой, а капитан наемников все таки получил свою награду. Земли, Вигон в награду получил обширные земли размерами с немалое графство, а так же выторговал много льгот и свобод. Фактически, по заключенному договору, те земли объявлялись свободными, автономными, но в составе королевства Вислан.
Новообразованное поселение было заложено на месте когда то огромного города, название которого даже в истории уже не сохранилось, но вот могучий фундамент под землей был найден и послужил основанием для новых жителей. Поселение назвали в честь командира. Вигон. Поселение Вигон. И оно постоянно росло, торговцы быстро оценили возможности анклава и частично перебрались на новое место жительства. Бандиты так же оценили ту свободу и тоже засуетились. Правда поначалу многие из них были попросту прирезаны. Все таки Вигон был дюже суровым воином и командиром. Но со временем общий язык был найден, а порядок, установленный основателями, принят. Потянулись и недовольные правлением короля, найдя себе место в этом мире, пришли свободолюбивые, а когда сильный маг, попавший в опалу короля переехал к ним, то город и вовсе вздохнул с облегчением. На свои же накопленные средства он основал магическую школу. Ну и дворянские рода ухватили кусок земли под поместья и дворцы.
Шли года, десятилетия, столетия. Давно уже умерли все, кто приложил руку к созданию сего града, но вложенные основателем устои укоренились в людях, даруя им свою, местами своеобразную, жизненную философию. В чем то прекрасную, а в чем то и ужасную. Город разросся, став по численности вторым в королевстве и вобрал в себя многое, что с первого взгляда было взаимоисключающим.
В Академии Высоких искусств создавались произведения, достойные увековечивания в истории, маги регулярно создавали новые заклинания, ученые и гениальные изобретатели творили что то новое. В то время как в другом конце города люди умирали от голода и убивали друг друга за медяк. Торговцы заключали выгодные контракты и отправляли караваны в неизведанные земли, а несовершеннолетних сирот продавали в бордели, чтобы они ублажали всех желающих. И такое в городе было сплошь и рядом. Город контрастов. Город свободы, счастья, гордости. Град боли и отчаяния, порока и ужаса. Таким стал славный город Вигон, который любили всем сердцем и ненавидели всей душой.
Восточный сосед королевства Вислан королевство Корун, разительно отличалось от прочих государств. Суровое и воинственное, династия правителей в котором не менялась ни разу за все время существования королевства. В победном и воинственном походе эти суровые люди захватили два близлежащих королевства и вторглись в Вислан, присоединяя его земли в своим. Лишь единственный Град не покорился Коруну.
Единственные, кто смогли дать отпор победоносным войнам. Король Коруна восхищенный стойкостью людей позволил жителям Вигона остаться в том же статусе, что они был и раньше, но уже в составе Империи. Империи Корун, что в течении четырех лет войны поглотило целых три королевства.
Глава первая
Именно в этом городе однажды ночью невероятно красивая куртизанка находясь навеселе в легком подпитии, привезла новорожденного мальчука к дверям Сиротского дома.
Мрачноватое здание, даже комплекс зданий соединенных между собой крытыми переходами, находился на пересечении трущоб и торговых кварталов. Свободного входа конечно же не было, весь комплекс был огорожен высоким забором, въездные ворота постоянно закрыты и открывались только днем, и то, в основном, для приема продуктов. Поддерживаемая хихикающей подружкой она опустила мальца на порог и постучавшись в двери, развернулась и запрыгнув в пролетку, уехала в ту же сторону, с которой прибыла. Задорный ее смех еще долгое время раздавался на улице и не было в нем печали, от того, что бросила свое же дитя на произвол судьбы. Еще столько веселого в жизни, еще столько не попробовано и молодость кажется чем то вечным, чем то таким, что всегда будет рядом.
Открывший дверь хмурый старик, с длинной седой бородой, одетый в не отличающуюся свежестью крестьянскую робу, подхватил кулек с мальчиком, осмотрел и проворчал:
– Ладно хоть положила, а не швырнула, дуреха, – и уволок мальца дежурной наставнице, как называли работниц приюта.
– Что, очередной подкидыш?, – спросила сонным голосом кемарившая в кресле дородная женщина, носившая длинное серое платье, униформу работниц Сиротского дома – Не урод? Целый? Новорожденный? Надо имя какое то вписать, – посыпались вопросы как из ведра.
Старик не спешил отвечать, понятно что вопросы были риторическими и ответа никто и не ждал. Положив мальца перед дежурной он откинул край пеленки и уставился на ребенка. Малыш не спал, но и не ревел, как это бывало обычно. Просто лежал и смотрел, и лицо было серьезным, как будто уже в этом возрасте пытался понять куда это его занесло. Глупости конечно, но именно такое ощущение возникло у деда привратника. А еще малец показался странно знакомым и задумавшийся старик сказал тихонько, но дежурная все равно услышала:
– На брата моего младшего похож.
– О как, так может его сынка нам и притащили, а старый? – зацепилась за услышанное женщина.
– Нет, – помотал головой старик, – Брата я сам малым похоронил, просто похож.
– Ну нет так нет, – согласилась тучная мадама, – Нам же лучше, – и с предвкушением улыбнулась. – Брата как звали твоего?
– Яром, – тихо сказал старик и развернувшись ушел в свой закуток около дверей. Не особо то его и волновали дела приюта, не лез он в них, себе дороже могло выйти. Как ни странно, но тут крутились немалые деньги. По указу императора Коруна такие дома были созданы во всех городах империи. В них были обязаны кормить и воспитывать сирот, давая образование и профессии, нужные империи. И указ досконально соблюдался везде, кроме града Вигон. Вольные же, что хотят то творят, проверяющих нет, поэтому деньги выделяемые приюту на учителей и воспитателей успешно реализовывались вороватой настоятельницей при полной поддержке персонала. Но со временем и этих денег стало мало, жадность она такая, не ведает границ. И сироты стали использоваться для заработка. Просили милостыню на паперти, продавались как слуги, бесплатно занимались облагораживанием и приборками в городе. Подросшие девочки продавались как личные служанки и в бордели. Ну и аристократы частенько покупали малышей для своих забав. Каких? Всем было плевать. Меньше знаешь крепче спишь, лишь бы деньги не забывали платить. Да побольше, молчание тоже чего то да стоит.
Новый сирота был записан под именем Яром и являлся удивительным малышом, что подмечали все сотрудники приюта. Он никогда не ревел, плакал да, но слезы просто катились из глаз, а громкого плача, что так раздражал взрослых никто ни разу не слышал. Зато когда он смеялся…ох этот смех. Таким задорным он был и заразным, таким веселым и душевным, что даже черствые сотрудницы слыша его всегда улыбались. Жалко что не часто Ярому выпадали счастливые моменты вызывающие этот смех.
Года шли, малец рос худощавым, гибким, но удивительно сильным как телом так и духом. Черные волосы вечно растрепаны, если только наставницы не сбривали наголо, яркие карие глаза были внимательны и вечно насторожены. Ибо радости в приютских стенах не было, кормили плохо, детишки были вечно голодны и сильные забирали еду у слабых. Получали конечно за это, тут за любой проступок можно было отхватить не детскую такую порку, но все равно забирали. Доставалось и Ярому, с боем, но все же. Когда он начал давать отпор одиночкам, начали забирать толпой, но и тут мало кто уходил без синяков. Работникам приюта было безразлично, что там у детей происходит, приносили бы прибыль, а остальное не важно. Иногда дети гибли, кто то постарше мог и повеситься, кого-нибудь могли прибить в драке. Детей много и новеньких приносят часто, так что никто этим и не заморачивался.
К семи годам Яром уже стал ярым кулачником, правда это не сильно помогало. По одному к нему уже и не подходили. Другие дети, не агрессивные, могли бы и помочь ему, как и себе, но вот только Яром о помощи не просил. Хотя позови он и детвора пошла бы. Парень рос честным и справедливым, слабых не задирал.
В один обычный хмурый день Яром, получив свою порцию на раздаче в большом помещении служившим столовой, не успел дойти до стола и был перехвачен четырьмя парнями постарше, которые уже давно сбились в стайку и терроризировали остальных детей. Третий день они уже собрались забрать пайку Ярома, видать решили голодом заморить. Уж очень больно он отбивался, у всей четверки были синяки на лице и разбиты носы и губы. Сидящая за грубо сколоченными столами детвора в ожидании замерла. Они прекрасно понимали что сейчас произойдет, то же было и вчера, и позавчера. Еду будут забирать, чернявый будет отбиваться, но все равно останется голодом. Были и такие что желали помочь, объединиться чтобы дать отпор, но вбитый в подкорку страх, прививаемый самим местом, заставлял сидеть тихо и не выступать.
– Давай, – сказал старший из мальцов, крепкий и коренастый, на полголовы выше и пару лет старше, и нагло протянул руку.
Голод терзавший Ярома как с цепи сорвался, парень понимал, как понимает зверь, что если не поест сейчас, то сил отбиваться уже больше не будет. Мальцы, сами того не понимая, загнали парня в угол и не ведали еще, в силу возраста, что даже слабый и раненый зверь прижатый к стенке даст бой из последних сил. Но обида на этого мелкого не давала возможности отступиться. Да и завидно было парням, что бы их слушались приходилось угрожать и бить других малышей, а Яром даже говорил тихо, редко повышая голос и его слушали, и что более обидно, прислушивались к нему. Сильно не глуп был малец, очень сильно и всегда справедлив, что особо ценилось другими сиротами.
– Пошли февру под хвост, – огрызнулся малец, – Убью.
Оскалившиеся ватажники начали обступать Ярома со всех сторон, а главарь мерзко ухмыляясь хмыкнул:
– Кто кого еще убьет, твареныш. Давай или хуже будет.
*Другого шанса не будет*, – мысль проскочила в голове Ярома и утонула в волне злости, поднявшейся из глубины души. Голод звал в бой, организм требовал сил, ярость желала уничтожать. Сунув кусок черствого хлеба в рот, Яром швырнул тарелку с постной кашей в крайнего мальца, а другой перехватил деревянную ложку и прыгнул на предводителя. Главарь попробовал вскинуть руку и защитить голову, он уже привык что этот прыткий малец больно бьет именно в лицо, но скорости не хватило. Совсем чуть чуть, но не хватило. Свободной рукой Яром оттянул в сторону защищающую руку, а второй воткнул ложку в глаз, да с такой силой, что рукоятка ложки пробив глазное яблоко глубоко вошла в мозг. Приданной телом инерцией опрокинулся вместе со старшим и прокатившись по нему, вскочил на ноги разворачиваясь к оставшимся беспризорникам. Нападать из них никто не спешил, все с выпученными от страха глазами смотрели на дергающее в конвульсиях уже мертвое тело предводителя.
– Убью, твари, – раздавшийся рык вывел их из ступора, но мстить никто не поспешил. Наоборот, мальцы вопя во все горло убегали подальше от этого странного и как оказалось очень опасного противника.
Яром понимал, что будет наказание, понимал что проступок серьезный, но жрать хотелось сильнее чем жить. Поэтому, сев на пол возле уже угомонившегося тела, подхватил тарелку с остатками каши и принялся руками доедать, ожидания наставниц. А куда бежать? Наказание все равно найдет его. Остальная детвора находившаяся в столовой, молча наблюдала за тем, что случилось. Даже крикнуть от страха и ужаса никто не мог. Ложки застыли в руках и не стучали об тарелки, а глаза завороженно перемещались между убитым и спокойно жрущим убийцей. Буквально через несколько минут раздались быстрые и уверенные шаги кого то из наставниц. Почему именно их? Так ребята ходили тихо, боясь лишний раз привлекать к себе внимание. Однажды даже кто то из охранников приюта пошутил, что сирот надо отправлять в имперскую разведку. Так тихо и не слышно малыши передвигались по территории.
Уверенно вошедшая в столовую настоятельница приюта, бывшая высокой сорокалетней женщиной, в сопровождении двоих наставниц остановилась в паре шагов от быстро доедающего свою пайку Ярома. Тот вскочив на ноги, торопливо запихнул в рот последнюю порцию, поклонился и замер, так ничего и не сказав. Попробуй поговорить с набитым ртом, быстро отхватишь подзатыльник.
– За что убил? – строго спросила его настоятельница, пытливо разглядывая проглотившего ком каши Ярома.
Не глядя на нее малец молчал. Оправдываться и ябедничать считал неправильным, каким то недостойным делом что ли, поэтому предпочитал молчать. Кому надо тем и так понятно, что тут произошло, а если и не понятно, то буде такое желание появится не долго и выяснить. Так что слова он посчитал лишними. Зато так не посчитала остальная детвора и видимо набравшись храбрости, одна очень симпатичная девочка года на три старше Ярома начала торопливо говорить, спеша успеть рассказать, прежде чем ее кто-нибудь заткнет:
– Они вчетвером который день у всех еду забирали и у Ярома тоже. Вот и в этот раз пришли, а тот который помер старший у них. А Яром просто защищался, их же четверо, так не честно. Хотели бы крутыми быть, так дрались бы один на один. А так толпой не правильно! – и видимо постеснявшись направленных на нее взглядов, стушевалась, но все равно закончила, – Сами виноваты.
Хмыкнув настоятельница опять вперила взгляд в Ярома:
– Защитница твоя правду сказала?
Покосившись на главную в Сиротском доме женщину, Яром поджал губы, но продолжил молчать.
– Хм…Вот как, молчишь. Ну посидишь дня три в подвале, подумаешь. – и осмотрев еще раз новоиспеченного убийцу закончила, – Душегуб.
Развернувшись, так же быстро как и вошла покинула столовую, а одна из настоятельниц, что прибыли вместе с ней, выдала Ярому подзатыльник, направляя к выходу из столовой.
Дорогу уже знал, не раз попадал туда за особо жестокие драки или за непокорность, как выражались работницы приюта, когда сталкивались с непослушанием. Три дня, этого всего лишь три дня, думал малой. Зато там кормят хоть и раз в день, но никто не забирает, а как заберешь если сидишь в подвале в клетке, в которой даже встать и вытянуться в полный рост было невозможно. Специально клетка была мала габаритами построена именно для сирот. С умом делали, прикинув как мелким детишкам доставить дискомфорт, чтобы получше прониклись наказанием и боялись впредь совершать проступки или являть непокорность. Клетки и подвала Яром не боялся. А чего их бояться? Железных прутьев и каменных стен. Они не падают и не стремятся навредить, а что не комфортно? Так оно и наверху не очень то комфортно, а тут даже спокойно можно подумать, а может даже и помечтать, о том как выберется отсюда, о том как будет жить сам по себе. О том что его неожиданно найдут родители не мечтал никогда. А смысл? Тут все прекрасно понимали, что их привезли сюда, потому что никому не нужны. Так что нет смысла себя тешить несбыточными мечтами, отравляя свой разум тем, что осуществить не в силах.
Три дня это три дня, Ярома спасало то, что клетки рассчитаны на ребят чутка постарше, чем семилетний худощавый парень. Поэтому как то крутиться и вытягиваться все же мог. Многое осмыслил мальчишка в клетке, многое дошло до него. Одной из первых мыслей стало осознание, что в одиночку ничего хорошего в будущем не светит, каким бы сильным, умным и ловким не рос. А значит следовало обзаводиться теми, кто ему поможет и желательно не такими, как товарищи убитого, разбежавшиеся как крысы от страха. Второй дельной мыслью посетившей голову пусть мелкого, но уже сообразительного мальца, стала та, что Сиротский дом с большой долей вероятности станет его последним пристанищем, такому как он будет сложно вырасти и выйти отсюда на своих ногах, а значит задерживаться тут не стоит. Выживали же как то дети в трущобах, он слышал об этом когда их гоняли на уборку улиц. Последней мыслью что озарила его, была сила, точнее необходимость в ней. Чем ты сильнее, тем тебе легче преодолевать трудности, а судя по тому их количеству, нужно быть очень сильным.
Наказание закончилось, жизнь приютская вернулась в привычное русло, только вот Яром приглядывался уже к тем детишкам, что терлись возле него, привечая к себе тех, кто казался неплохими. Пусть не хорошими, но и не плохими. Тех, кого не замечали в какой то подлости или трусости, тех кто не замечен в издевательствах над младшими и слабыми. В общем тех, кто по его образу мышления были достойными ребятами. Нет, какую то банду они конечно не сколотили, но общались дружно и не давали уже никому себя обижать, заступаясь друг за друга при малейшей угрозе от других детей. Принимались не только парни, но и девчата, Яром не делал в этом плане различий, а крепких духом девочек было даже больше чем мальчиков. Давно уже слышали слухи какова на самом деле им уготована в будущем судьба. Сбившись в небольшую, но постепенно растущую шайку ребята отвадили от себя агрессоров, делом доказав, что трогать ватажку больно, обидно и неприятно. Защищали и других, что держались наособицу, не из благородных порывов, просто так было правильно и они могли себе это позволить.
А еще Яром начал заниматься физическими упражнениями и детвора, сначала покрутив пальцем у виска, но все же начала за ним повторять. Отжимались и приседали, боролись друг с другом перед отбоем, перемещались везде бегом, прыгая через препятствия. Тратили и без того невеликие силы, которые не очень то скапливались при полуголодном существовании. Хотя результаты конечно были, это малышня и сама замечала. Особенно после того как девочка 9 лет так треснула надоедающему десятилетке, что одним ударом разбила нос. Воодушевленная результатами детвора еще более усиленно начали заниматься. Подобное не укрылось от внимания наставниц, но, к радости ребят, приказа прекратить глупости не поступило. Сработало нежелание женщин заниматься детворой, заниматься возложенной на них обязанностью самим Императором, лично курировавшим деятельность Сиротских домов.
Так прошло еще 5 лет, Ярома, превратившегося в стройного и красивого парня, отправляли только на физические работы и уборки территории города. На паперть просить милостыню больше не брали, потому что не просил. Да, не перечил и шел, но не просил, стоял с независимым видом, даже не думая стенать и стонать протягивая руку и выпрашивая монетку у идущих мимо людей по пути в храм. Дважды за это был наказан, но отсидев в подвале продолжал стоять на своем. Поэтому наставницы плюнув на него начали отправлять туда других детей, а Яром же собирал мусор и грязь на тех территориях, на которые их направляли. К настоятельнице частенько обращались с подобными просьбами, зная что та обладает дармовой и дешевой рабочей силой. Не бесплатно конечно, предприимчивая женщина не забывала брать плату, семью свою она любила, чего не скажешь о воспитанниках. Глядя на которых она каждый раз чувствовала отвращение. Ватагу никто не трогал, так что жизнь шла своим чередом.
Правда прозвище, что закрепилось за ним после того случая в столовой Ярому пришлось подтвердить еще раз. Однажды, перед отбоем, он заскочил в туалет и застал там мальца четырнадцати лет вывалившим хозяйство перед девочкой на несколько лет младше. Картинка скажем так Ярому ничуть не понравилась, что говорил пацан девчонке не услышал, но то, что малая сидела в слезах вызвало бурю негативных эмоций. И то что девочка не относилась к их компании совсем ни на что не повлияло. Увидев невольного свидетеля парень спрятал причиндалы и зло уставился. Агрессию конечно никак не подтвердил, слишком уж Ярома с товарищами побаивались и не зря. По морде можно было отхватить не по детски, а девчонка вскочив с колен замерла с надеждой глядя на невольного спасителя. Сделав шаг в сторону от двери, Яром ткнул в нее пальцем сказав:
– Иди, – и девочка шустрым ветерком пронеслась мимо него скрывшись за дверью, парень хмурясь тоже сделал шаг к выходу, но Яром заступил дорогу, – Любишь издеваться над слабыми?
– Тебе какое дело? – вспыхнул парень, – Защитник что ли? Что хочу то и делаю, я твоих не трогал.
Ухмыльнувшись и сверкнув глазами Яром уступил парню дорогу, выпустив из сортира. А уже ночью, даже под утро, собравшись своими, нашли место где спит этот недонасильник и обступив кровать, а спали дети в общих помещениях по типу казарменных, накинулись на него толпой. Нет его никто не бил и даже старались лишний раз не царапнуть, чтобы не оставить синяков. План вообще составлен был быстро и споров не вызвал. Ребятня обхватили парня и удерживали на кровати, а Яром надавил на лицо подушкой сильно прижимая, не давая парню вздохнуть. Несколько минут тот отчаянно трепыхался, но удерживаемый кучей детей так и не смог вырваться, а потом не смог и вздохнуть. Когда тело замерло его отпустили и подсунув подушку под голову споро двинулись в свое спальное помещение, а Яром оглядев проснувшихся соседей убитого и молча наблюдавшими за процессом:
– Не стоит никому рассказывать, что видели, скажете что спали, а этот просто не проснулся, а то тоже можете не встать или напороться глазом на ложку, – упомянул Яром способ которым убил первую жертву и не дождавшись ответа покинул казармы уйдя к себе. Скоро уже вставать и работы сегодня опять будет навалом.
Ждали в напряжении все утро настигнет ли кара за совершенное, но так и не дождались. Мальца просто утащили, по быстрому опросив спавших рядом и те с честными глазами рассказывали что ничего не знают, ничего не слышали и не видели. Ну помер и помер, меньше голодных ртов, такое иногда случалось и наставницам было безразлично, главное что бы не часто и ладно. На работы тоже никого не погнали, а вот это уже вызывало нешуточное напряжение. Раз никого не погнали значит кто то придет и что то ребятам подсказывало, что это будут покупатели. Так называли тех, кто иногда приезжал в приют и выбрав понравившихся девочек и мальчиков увозили с собой, а куда, никто и не знал. Но радости почему то это ни у кого не вызывало. Было что то неприятное во взглядах покупателей, что то такое что было даже хуже чем голодное существование в стенах сего не доброго здания. Вот и в этот раз грезило что то подобное.
Сам не зная почему Яром шепнул своим, что бы взяли с собой ножички, которые находили во время уборок улиц и старательно из затачивали о стены приюта. Прятали под кроватями и в иных укромных местах. Да конечно ничего качественного на улицах было не найти, обычные ножики, что в детских руках выглядели как кинжалы, дерьмовая сталь, потертые ручки, все прибиралось сорванцами к рукам. Рукоятки чинились как могли, точились как получалось, у детворы было даже несколько схронов на территории среднего города, в трущобы на уборки не водили, запросто могли и не вернуться. В схронах были упрятаны ножи подлиннее и даже один короткий меч, не знамо как оказавшийся в переулке, в который их загнали когда то на уборку. Там же спрятаны и какие то вещи, найденные на улицах, ну и немного монет разного достоинства, что детвора отыскала в пыли и грязи. Тащить это с собой в приют не было никакого смысла, поэтому тщательно пряталось и знали об этих ухоронках только свои. Даже был уговор, что если кто то сможет вырваться из этих стен, то воспользуется этими вещами, ну и постарается помочь остальным детям выбраться на волю. Да именно так, выбраться на волю. Уж слишком плохо пахло то будущее что им сулили.
Перед самым ужином детей выгнали во двор, кое как расставив в ряды, между которыми можно ходить и выбирать, наставницы стояли возле подопечных, выступая гарантом покорности и послушания. Тишина опустилась на двор Сиротского дома, не было слышно даже перешептываний неугомонных по сути детей, которым тяжело давалось молчание. То тут речь об детях, выросших в обычных условиях, совершенно не сравнимых с условиями для сирот. Минут через десять как малыши заняли положенные места, настоятельница вошла во двор в сопровождение довольно молодого еще и холеного мужчины, красиво и дорого одетого. Был он слегка полноватым, но еще далеко не толстым, плащ отливал золотыми нитями, рубашка была белоснежной, а жилет надетый поверх нее так же украшала вышивка. На груди мужчины висела толстая золотая цепь, а пальцы венчали кольца. Утонченные черты лица, какие то, как казалось Ярому, тонкие косточки. Тонкий нос, тонкие губы, тонкое лицо. Увидев вышедших детвора притихла и даже головы втянула в плечи, хотя и так во дворе стояла гробовая тишина. Этого аристократа, а это был именно аристократ, местный барон, детвора уже видела и не раз. Каждые месяца три четыре приходил сюда этот господин и забирал с собой несколько ребят. Куда девались дети не известно и с какими целями их выкупали у приюта, но мелкие зверята нутром чуяли, что ничего хорошего увозимым не светит. Поэтому каждый старался как можно сильнее сжаться, лишь бы этот покупатель не заметил. Настоятельница ходила вместе с ним по рядам, о чем то переговаривались, мило улыбаясь друг другу. Женщине совершенно было плевать на происходящее, она знала только одно, сегодня, сейчас, в ее карман упадут хорошие деньги за этих задолбавших в край детей. И деньги за молчание в том числе, если когда нибудь ее спросят был ли в стенах вверенных владений такой господин, то она будет отрицать и отрицать. Молчание дорого.
Аристократ ходил и смотрел, выбирая ребят как скот, глазки масляно блестели, вызывая жуткий страх у детей на которых падал его взор. Минут через пять была выбрана девочка лет 13, милая и симпатичная, еще через пару минут следующая, уже лет 11, но очень высокая для своего возраста и стройная, обещающая в будущем вырасти в красавицу, если это будущее у нее будет. Потом барон без имени выбрал мальчишку 12-летку, выделявшегося широковатыми плечами. Парень из шайки Ярома, как и следующая девочка тоже 12 лет. Выбор аристо заставил Ярома нахмуриться, эти ребята были с ним, не правильно было своих бросать. Но что делать? Запретить не мог, противиться тоже, попросить? Так его даже слушать никто не будет. А вот пришедшая неожиданно мысль понравилась, надо чтобы и его выбрали. Одна из наставниц, как то услышав его смех сказала, что он очень симпатичный малый, и голос у него красивый, и глаза очень яркие и выразительные. Поэтому Ярому не пришло ничего в голову лучше, чем выдвинуться вперед пока аристо крутил головой присматривая себе кого то еще. Нет, конечно же, Яром ничего не сказал и даже не встал на пути барона, но занял такую позицию, чтобы точно заметили при следующем повороте головы. И выбрали, поэтому надо показать лицо, потому он встал прямо и смотрел куда то поверх головы аристо, выпучив глаза. Ну и как следует, был замечен. Аристократ уже сделав шаг мимо, остановился и присмотрелся на парня.
– Какой интересный экземпляр, настоятельница, – мелодичным голосом обратился к спутнице и не дожидаясь ответа закончил, – Этого тоже беру.
Ну и последним был выбран крупный малой на пару лет старше Ярома. Одиночка, так ни к кому и не прибившийся, правда его старались вообще не трогать. Уж слишком сильно он бил, с одного удара умудряясь вырубать соперников. Выбор сделан, малышей отвели в сторону выхода, три парня и три девчонки. Перед тем как вытащить их из толпы, Яром успел забрать у кого то из своих еще один нож. Зачем так сделал, спроси не скажет, но сделал и все, на интуитивном уровне решив что так надо. В том что режики, как называли ножи ребята шайки, есть у еще двоих ребят он знал. Так же как и у него, а прихваченный решил отдать тому крупному мальцу. Как его зовут Яром забыл, а может и не знал, что впрочем не имеет никакого значения в данный момент. Ребята очень надеялись что никто их не будет обыскивать. Такого раньше никогда не было, на это рассчитывали и сейчас и ножи были спрятаны под одежду.
Дальнейшая неопределенности их жизни вызывала напряженность и подспудный страх, который Яром пытался держать в узде. Не страх должен повелевать, он хозяин, его воля, он главный. Наставница сопроводила ребят к выходу, но не запустила в кандейку привратника, остановив возле входа, велев стоять тут, ждать и не дергаться. Даже попыток не было с ее стороны как то приободрить ребят, не пыталась соврать что то хорошее и обнадеживающее. Просто стояла и контролировала, чтобы никуда не дернули, чем могли вызвать недовольство как покупателя так и настоятельницы. Девочки спрятались за спинами ребят и с надеждой смотрели на них, не знали на что вообще рассчитывать, но надежда ведь умирает последней. Больше всего подобных взглядов доставалась Ярому, хотя и на остальных поглядывали в том же духе. Покосившись на собратьев по несчастью, Яром тихо шепнул, что бы не услышала сопровождающая:
