Сергей Чехин
Метро 2033: Свора
© Д. А. Глуховский, 2017
© С. Н. Чехин, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
* * *
Злейшие друзья человека. Объяснительная записка Вадима Чекунова
К собакам я отношусь хорошо. Но только до того момента, пока они не начинают внимательно посматривать на меня. А уж если еще и рычать принимаются – совсем дело плохо.
Однажды, будучи еще молодым и даже не женатым, поздним ноябрьским вечером я вышел из дома своей девушки. Покурил возле подъезда, досадуя на то, что с ночевкой не заладилось – неожиданно вернулась со смены мама любимой. Выдохнул остатки дыма в морозный воздух и двинул по пустынной улице в сторону метро. Любимая жила на самой окраине тогдашней Москвы. До конечной станции «красной» линии от ее дома надо было пилить и пилить на автобусе. Разумеется, никакой общественный транспорт уже не ходил, а на такси денег у меня не было. Дважды мимо проехала патрульная милицейская машина, причем второй раз довольно медленно, заставив меня слегка поволноваться насчет китайской «выкидухи» в кармане куртки. Но все обошлось – впереди, у ночного ларька возле остановки, какие-то граждане затеяли драку, и стражи порядка устремились к ним. До закрытия метро оставалось минут сорок, я надеялся добраться за полчаса и успеть доехать хотя бы до кольцевой, до «Комсомольской», от которой рукой подать до моего дома. Вид у меня был боевой и уверенный – потертая «косуха», черные джинсы и крепкие армейские «берцы», подошвами которых я хрустел по придорожной наледи. Несознательных граждан, ищущих приключений в поздний московский час, я не боялся – на то она и молодость, тем она и прекрасна.
По одну сторону от меня тянулись пятиэтажки с тепло мерцающими окошками, большая часть которых уже погасла, а по другую высилась темная громада лесопарка под романтичным названием Лосиный остров. Вот оттуда-то, из тьмы, и выскочило что-то длинное и большое, покрутилось, метнулось туда-сюда под обморочным фонарным светом и устремилось прямо на меня. Все произошло так быстро, что лишь услышав царапанье когтей по асфальту, я понял, что на меня несется собачья стая. Больше всего напугало – ледяной ком сердца стукнулся в ребра и ухнул в желудок – что мчались собаки в полном молчании. Должны же лаять, рычать… Нелепая мысль-надежда: «Это не ко мне, мимо пробегут, я им не нужен». Понимание – нет, бегут именно на меня. Не меньше десятка. С каждой секундой все отчетливее видятся их мельтешащие лапы, вздыбленные холки. Уши, глаза, носы, пасти… Спазм в горле. Заевшая молния «косухи». Непослушные пальцы дергают карман, «выкидуха» пляшет в руке и отчего-то не открывается, потом раздается спасительный вроде щелчок. Пытаюсь успеть хотя бы направить выскочивший клинок в сторону подбегающих собак. Но куда там – крупная грязно-серая псина прыгает и сбивает с ног. И вот тут уже, едва грохнулся навзничь, начинается ор, визг, лай, скулеж и рычание – одновременно. Первых укусов не ощущаю, боль пока не пришла, лишь задыхаюсь от дикого страха. Может, спасает «каленая» кожа куртки. Захожусь в крике – он тут же тонет в собачьем многоголосье. Пытаюсь отбиться ногами – ножа в руке уже нет, выпал, я даже не заметил, да и черт с ним, бесполезен, оказывается, совершенно. Нахлынула жгучая волна, толчками – добрались до ног, хватают и пытаются рвать. Я кричу что-то бессмысленное, резкое, в надежде отогнать тварей. Но куда там, стая вошла в раж. Все, что могу сделать – попытаться прикрыть горло и пах. Такой бравый и беззаботный еще несколько минут назад, я ползу на спине в сторону «хрущевок», весь в грязи, крови, полный самой настоящей безнадеги. Сейчас, вот сейчас от меня останется лишь рваный ком, вот тут, на полночной окраине. Жизнь не проносится у меня перед глазами, хотя я совершенно отчетливо сознаю, что вот он и пришел, смертный час. Скорее всего, собаки добьют меня и, обнюхав, унесутся вдаль, равнодушные, а я останусь на дороге…
…Ярким светом вспыхивает что-то под зажмуренными глазами. Какие-то звуки – не то лай, не то голоса – я уже не могу различить. Кто-то трясет меня за плечо. Я понимаю, что это не псина – те дергают иначе, уже знаю это. Милицейский патруль – тот ли самый, что дважды проезжал мимо меня, или другой, не важно. «Ментов даже свора боится!» – доносится до меня густой, сквозь хохоток, голос одного из спасителей. «Не свора это – стая!» – со знанием дела поясняет другой. Цокая языками, менты принимаются рассматривать меня и узнавать, кто я вообще такой. Этого вспомнить сразу я не могу – просто сижу, опираясь на асфальт и радуясь, что у меня есть руки, ноги, лицо…
Давно это было. Уже и шрамы те поблекли, и новых потом прибавилось, а вот когда начал читать книгу Сергея Чехина – все ярко вспомнилось, словно вчера случилось.
Конечно, у каждого из нас своя реакция на прочитанное. Это нормально. Главное ведь в художественном тексте – вызвать эту самую реакцию читателя. В случае со мной автору это удалось однозначно. Думаю, и вас «Свора» не оставит равнодушными.
Вперед, друзья, за чтение!
И – берегите себя.
Все персонажи являются вымышленными.
Все совпадения случайны.
Пролог
В голодный год и пес, и волк, и прочая тварь сбивается в большие стаи и теряет всякий страх к человеку, ибо терять больше нечего.
Ярослав Егерь
Илья бежал из последних сил, ведь по его следам шло нечто большее, чем смерть.
Вот уже неделю от поста к посту, от костра к костру гуляли слухи о странных псах, не боящихся ни грохота очередей, ни пороховой гари, хотя прежде хватало выстрела, чтобы даже самые настырные чудища растворялись в лабиринтах мертвого города.
Парень считал эти россказни очередными байками, коих у бродяг с избытком на все случаи жизни. В том числе и для того, чтобы запугать желторотого юнца и отвадить от добычи – хоть сборщики и работают на общину, но счет у каждого свой. И если раз за разом таскать бесполезный хлам, в мгновение ока загремишь в отряд обороны и до самой смерти будешь куковать на блокпостах.
Не для того Илья с детства вкалывал, как вол, по́том (своим) и кровью (чужой) заслужив заветную нашивку, а вместе с ней – и доверие, не оправдать которое не имел права. Неудивительно, что бывалые да матерые посчитали его всего-навсего удачливым выскочкой. Отсюда – холодное безразличие, надменные взгляды и насмешки, отсюда же болтовня про жутких чудищ, потерявших всякий страх перед сломленным, израненным, опустившимся, но все еще венцом творенья.
Попытка унизить, взять на слабо – вот откуда ноги растут. Илья был готов на все, лишь бы доказать – себе, не им – что встал в один ряд с лучшими из лучших не случайно, а по праву. Но, столкнувшись нос к носу со злом, понял – ему не врали, не стращали, не втаптывали в грязь, а в самом деле пытались предостеречь. И все сложилось бы иначе, если бы он знал: опыт – это не стрельба, рукопашка или чтение карт. Опыт – это умение отличать правду от уверенной лжи. Но в попытке доказать всем и каждому, что не баловень судьбы, парень повел себя, как ворона в павлиньих перьях.
Так, как от него и ждали.
Впрочем, псом, хоть раненым, хоть бешеным, сборщика не удивить – и не такое пускали на чехлы и коврики. Но сегодня вместе с шайкой хвостатых теней явилось то, что воспаленный разум наотрез отказался воспринимать частью искалеченной реальности.
Демон, шайтан, бес – в разные времена разные народы искали слово для сущности страшнее самой гибели, но так и не успели найти. И даже новый мир, куда двадцать лет назад слуги сатаны извергли Преисподнюю, не дал бы древним мудрецам достойной подсказки.
У хрипящего за спиной порождения не было ни имени, ни названия, да и откуда бы им взяться, если слезящиеся глаза беглеца превращали облик страшилища в черную кляксу с размытыми краями, увенчанную парой красных огней. Инстинкт отчаянно защищался, понимая, что и мимолетный взгляд на преследователя способен утопить сознание в бездне беспамятства, и тогда сам бог ему не поможет. Где же он был утром, когда парень отправился на вылазку, несмотря на все предостережения и слухи.
Мог переждать денек-другой, мог пойти в отряде. Но в погоне за местом под солнцем позабыл простую истину: жажда славы, подогретая юной кровью, сгубила больше жизней, чем все клыки и пули на свете. Хорошо хоть ума хватило не соваться на Окраины, а из центра вся живность давным-давно откочевала на новые пастбища мертвечины, не оставив после себя ни кусочка кости, ни обрывка одежды. Как вскоре выяснилось, кое-кто задержался.
Среди старинной лепнины фасадов и блестящих новостроек долгое время царили тишина и спокойствие, однако наткнуться на ценный хабар здесь можно было с такими же шансами, что и достать целое яйцо из упавшей со стола корзины. Запертая дверь в квартире панельной многоэтажки – немыслимое везение, но чаще приходилось обыскивать вскрытые и уповать на невнимательность (или привередливость) коллег по цеху. На базе сгодится все: от зажигалки до одеяла, от игрушки до цветочного горшка, но Илье посчастливилось отыскать истинный Клондайк. Кто бы мог представить, что в пустой комнате с ободранными обоями под вспухшим линолеумом обнаружится оружейный сейф. Хозяин забрал ствол и, быть может, стал грозой чудовищ, или вождем крохотного племени, либо сгинул, едва перешагнув порог, но оставил про запас десять пачек патронов с начинкой от утиной дроби до картечи.
Рюкзак, минуты назад приятно тяготивший плечи, превратился в камень за пазухой утопающего. Илья бросил бы ношу, если бы не надежда уйти дворами – подъезд, крыша, и он спасен, ведь ни шавки, ни их алоглазый вожак не взберутся по отвесной лестнице и вряд ли протиснутся в узкий люк. Но стоило свернуть к подворотне, как клыкастые выродки в тот же миг с лаем кидались наперерез, брызжа зеленой слюной. Запашок от гадин шел такой, что миазмы из вспоротого брюха утопленника показались бы изысканным благовонием.
Парень не представлял, сколько тварей вокруг – может, пять, а может, полсотни. Шорохи и рык доносились из каждого куста, из-за каждой машины – псы взяли человека в клещи, но почему-то не спешили нападать, отсекая одни пути и открывая другие.
Когда сборщик собрался перейти дорогу, сразу три громадные псины выскочили из-за ржавых остовов, припали к асфальту и оскалили похожие на иглы зубы. От неожиданности палец впился в спусковой крючок, АКСУ вздрогнул и миг спустя затих, выкашляв в никуда последние пули.
Задыхаясь и едва переставляя ноги, шуховец рванул к темному зеву арки. Блохастые дьяволы нагнали бы его в два счета – не родился еще человек, способный убежать от них на своих двоих, но вместо этого семенили за спиной, подгоняя хриплыми завываниями. Добравшись до высотки, парень вытащил «Макаров» и пальнул по мелькнувшему впереди силуэту. Вспышка озарила черный, словно залитый битумом бок, а маслина в который раз ушла в «молоко». Это на стрельбище легко выбивать десятки, а когда всего трясет и от усталости пистолет тяжелее гантели, дай бог в упор попасть.
Илья зайцем проскочил арку и рванул к подъезду. От спасительной двери отделяли считаные шаги, когда из-под куста сирени выпрыгнула тварь и загородила путь. «А мужики-то не врали, – пронеслось в голове. – Рядом с этим и матерый волчара – щенок. Отожралась на мертвечине, дрянь. Зато теперь не промахнусь».
Он отшвырнул «ксюху» и стиснул рукоятку «Макарова» ладонями. Громадный пес поймал грудью все пять пуль, но подыхать не собирался, лишь отступил на шаг и пригнулся, раззявил слюнявую пасть. От трупной вони сперло дыхание, желудок сжался в тугой комок. Пистолет отправился вслед за автоматом, а сборщик во всю прыть рванул к соседнему крыльцу, но не успел пробежать и половину пути, как впереди широкой дугой вытянулась целая стая. С десяток тварей уставились на добычу черными овалами глазниц, на дне которых горели янтарные точки.
– Пошли вон! – взвизгнул юнец, чувствуя влажное тепло на скулах.
Псы приближались, рыча и роняя тягучие нити. Илья развернулся, намереваясь драпать к дороге, но в арке уже маячили мохнатые фигуры. Остался последний вариант – сквер, а оттуда по прямой – к обнесенной каменным забором церкви.
До дубовых створок он добрался ползком, сдирая ногти о ступени. Оставив на дверях кровавые отпечатки, он для верности стянул ручки ремнем. Глупая трата времени, ведь собаки не смогли бы их открыть, но понимал ли это вчерашний подросток, чью голову будто обсыпали мукой?
Отдышавшись, парень включил рацию и с облегчением выдохнул, услышав знакомое потрескивание – передатчик чудом уцелел во время погони, как и рюкзак с хабаром. Теперь Илья вернется домой не просто с достойной добычей, он вернется героем, а что до седины, то так даже лучше – больше никто не посмеет называть его желторотым.
– База, это девятый, прием!
– Девятый, это база, – раздался усталый голос девушки-диспетчера. – Все в порядке?
– Нет. – Он с трудом удержался от всхлипа, но льющиеся ручьями слезы вряд ли кто-либо смог бы осушить. – Тут собаки…
– Где ты?
– Церковь на «Родине».
– Поняла. Немедленно отправляю «львов». Держись, помощь близко.
Позже на допросе радистка скажет, что ей показалось, будто на той стороне взорвалась граната – столь сильным был раздавшийся грохот. За ним бахнуло потише – рация упала на пол, но микрофон все еще ловил единственное слово. Голос то срывался на визг, то ниспадал до неразборчивого шепота: «Нет! Нет. Нет…»
* * *
– Видел когда-нибудь такое? – Майор коснулся исполосованной створки, и та повисла на верхней петле.
Кадавр качнул головой. Дверь выглядела, как после столкновения с ковшом экскаватора.
– Вот и я не видел. Ладно, заходим.
Банан перекрестился, переступая порог. Карина фыркнула, но ничего не сказала.
Девятый сидел в конце молельного зала, вжимаясь спиной в алтарь. Остекленевшие глаза чуть не вылезли из орбит, рот распахнулся до передела, а правая рука вытянулась вдоль туловища – бедняга пытался то ли защищаться, то ли заслонить пятерней то, что надвигалось от входа. То, что разнесло дубовые доски, как гнилую фанерку. То, что заставило пацана поседеть.
– Ран нет, – произнес медик, осмотрев тело.
– И отчего он помер?
– Вскрытие покажет. Но дам девять из десяти, что бедолага преставился от страха.
Глава 1. Дикая охота
Июль 2033
Белгород
71 километр к северу от Харькова
Население до Войны ~ 377 000
Население после Войны ~ 4000
Старики верят: волчий вой – к большой беде. До сих пор ходят слухи, как около века назад в лесах и топях что-то выло по ночам, а вскоре пробирающий до дрожи звук сменился куда более страшными сиренами и леденящим душу баритоном: «Внимание! Говорит Москва».
Многие убеждены – и перед Катастрофой замогильное вытье разносилось по округе. Его слышали в деревнях, хуторах и сторожках, построенных там, куда не успела добраться цивилизация с ее рациональностью и научным объяснением всего и вся, в крохотных оплотах человечества в дикой и до сих пор неизведанной природе, на зыбкой грани меж небылью и явью.
И вот, спустя долгие годы после гибели старого мира, когда, казалось, дела шли хуже некуда, ночную тишину вновь пронзил раскатистый рев, но уже не среди лесов и топей, а в шаге от последней твердыни человечества, где еще сохранились хоть какие-то намеки на закон и порядок.
Марк откинул одеяло и подошел к окну. В стекле отразилось бледное морщинистое лицо, слезящиеся глаза за линзами в роговой оправе обвили щупальца лопнувших сосудов. В свои пятьдесят пять Фельде дал бы фору молодым, но усталость и постоянный стресс год за годом отравляли тело и душу. А тут еще и треклятое завывание действовало на нервы. Врач жил на предпоследнем этаже – выше стояли аккумуляторные батареи, а на крыше – нестройные ряды жужжащих, тарахтящих и стрекочущих ветряков. Вот и получалось, что тихие спокойные ночи, когда не приходится вздрагивать от воплей, выстрелов или всего сразу, выдавались столь же часто, как и гроза в январе.
С непривычки не то, что век не сомкнешь, тик подхватишь или чего похуже, а тут еще чертова псина разрушила и без того шаткий распорядок. Как рявкнет – и сна как не было, можно не пытаться считать овец или глотать таблетки. К счастью, выли редко, пару раз в неделю, но и этого хватило, чтобы у слабых духом потекли чердаки.
Этажом ниже громыхнул выстрел. Заверещала женщина – так громко, словно стояла в шаге от Марка, ей вторил пронзительный детский визг. «Еще один», – прозвучал в мыслях жестокий, но обыденный вердикт. Подобное происходило и в обустроенном, благополучном Технологе – не у всех хватало сил столько лет жить в аду.
Бабахнуло еще два раза, крики смолкли. Доктор, на ходу натягивая черный вязаный свитер, рванул из комнаты с прытью, которой позавидовал бы заправский спринтер на пике формы. Лестница дрожала от дробного топота – со всего корпуса стекался вооруженный люд: кто в полном облачении, с дежурства, кто в майках и трениках, прямиком из кроватей. Пролеты перегородили хмурые ребята с «калашами» – зевакам тут делать было нечего, а зевакам со стволами – тем более. Но еще и года не прошло, как Фельде сменил автомат на скальпель, и охранники помнили его как опытного сборщика и «полевого» ученого, предпочитавшего изучать подарочки нового мира в естественной среде, а не в безопасных лабораториях. Вот и пропустили без вопросов, не столько из-за медицинских познаний, сколько из-за незыблемого авторитета и умения находить общий язык со всеми: от мала до велика. А в сложившейся ситуации хочешь, не хочешь – придется договариваться, ведь если заложники ранены, горячку штурма точно не переживут.
Охрана собралась у триста второго кабинета, где с семьей жил Миша Шукшин – душевный мужик и превосходный сборщик, для него сольный рейд в город – что поход на кухню за чаем. Даже будучи серьезно потрепанным улыбчивый розовощекий бородач не переставал балагурить, пока не отключался от наркоза. На жену только что не молился и все ногти изгрыз, узнав, что без кесарева не обойтись. Малышку боготворил, хотя та росла слабой и часто болела, не боялся рисковать, лишь бы родные ни в чем себе не отказывали. А теперь они – заложники, и то если очень повезло. В интересное, однако, время живем.
– Куда? – рявкнул усатый верзила, заступив Фельде дорогу.
– Мне надо с ним поговорить, – с привычным хладнокровием ответил доктор, не отводя взгляда.
– Скоро «львы» подойдут и поговорят.
– Там могут быть выжившие. Штурмовать нельзя.
– Не тебе решать, – огрызнулся амбал.
– Уверен? – Врач шагнул к нему, и спорщик будучи на голову выше и раза в два шире в плечах изменился в лице и отступил, но, услышав ехидные шепотки соратников, набычился пуще прежнего и приготовился дать отпор. Но тут в коридоре раздались мягкая поступь и едва заметное поскрипывание снаряги.
К кабинету вальяжно, вразвалочку приближались «Белые львы» – элита, спецназ, диверсанты и разведчики, умельцы широчайшего профиля. И натиск в лоб, и рейд в глубокий тыл – не задания, а так, прогулка. Их знали все в городе, а боялись не только чужие, но и свои. Серая цифра, броники высшего класса, лучшие игрушки и связь. Но главное – абсолютное и беспрекословное подчинение Ректору, из-за чего бойцов за глаза называли личной гвардией Ярошенко. Если надо было решить скользкий вопрос, когда иные могут заартачиться – например, убрать шуховца или прикончить крейдера особо жестоким способом, посылали именно этих ребят.
Вел отряд Семен Смирнов с позывным Майор – высокий и бородатый, с застывшей на лошадиной физиономии ухмылкой надменного, самодовольного мудака, с изжеванной веточкой в уголку рта, в огромных, на пол-лица, темных очках. Довершали образ презревшего мораль и смерть ландскнехта неторопливая, качающаяся походка и прическа в стиле «могавк» – подобие ирокеза на бритой голове. В группе он числился еще и подрывником и даже во сне не расставался с помповым ремингтоном.
За ним брел сутулый мужчина среднего роста со смуглой кожей и чуть раскосыми глазами, не выражающими ничего, кроме безразличия. Кадавр – полевой медик, если не превзошедший Фельде в мастерстве, то и не сильно отстающий от признанного лекаря. На бедре – брезентовая сумка с красным крестом, на плече – похожий на масленку «кедр».
Следом – кряжистый паренек с копной русых волос и пугливым взглядом. С виду – рохля рохлей, невесть как затесавшийся в спецуру, но это впечатление многим стоило жизни, ведь в обращении с РПК Банану не было равных.
Рядом с ним Краб – высоченный радист, вооруженный «калашом» сотой модели.
Замыкала строй невероятно красивая и столь же опасная Карина, баюкая на сгибе локтя карабин Симонова с оптическим прицелом. Пухлые губки и длинные каштановые локоны лишили сна и покоя каждого второго парня из общины, но еще больше сердец разбили ее точные выстрелы. Видная невеста не спешила менять ствол на пеленки, а всех ухажеров отшивала так, что самые стойкие сбегали, сгорая от стыда и позора.
Пару раз Фельде доводилось пересекаться со «львами», и впечатления остались сугубо положительные, но в данном случае он пообещал себе приложить все усилия, лишь бы оставить отряд без работы.
– Еще один слетел с катушек? – пробасил Смирнов, вытащив из кармашка разгрузки светошумовую гранату. – Отойдите от двери, сейчас мы его…
Марк понимал – времени утекло критически много. Он мог бы попытаться остановить Майора – надавить влиянием, вспомнить совместные вылазки, послать, в конце концов, за Ректором, но на все это в лучшем случае уйдут минуты, и шансы спасти хоть кого-нибудь исчезнут, как пыль на ветру.
Поэтому доктор без споров и увещеваний обогнул усача, отвлеченного появлением отряда, и дернул ручку быстрее, чем собравшиеся осознали, что произошло. А когда поняли – загомонили, затопали и собрались было сунуться за врачом, но Майор взмахом ладони утихомирил соратников и проворчал:
– Пусть попробует. – И добавил: – Но если раздастся хоть один выстрел – заходим без команды.
В просторной комнате, некогда бывшей кабинетом для семинаров, царил полумрак, разбавляемый занимающимся рассветом. Грузный человек сидел под окном, прижимая к груди неподвижные тела. Ноздри защекотали пороховая гарь, соль и металл – проще говоря, запах смерти. Костлявая уже стояла в уголку, дожидаясь своего часа, но судя по тихим стонам и надсадному, булькающему дыханию, страдальцев еще можно было вытащить из-под удара ржавой косы. Но сперва придется пообщаться со стрелком, а это – задачка не для всякого, с учетом направленного в грудь пистолета. Особенно когда на сто процентов уверен, что рука бывалого вояки не дрогнет, и пуля, несмотря на темень, угодит точно в цель.
– Миша, это доктор Фельде, – начал Марк с порога, стараясь не выдать ни страха, ни волнения. – Помнишь меня?
– Я не пойду, – всхлипнули в ответ. – Снаружи эта тварь… Я видел ее. Нет, не пойду. Не заставите. Не прикажете.
– О чем ты? Какая тварь?
– Но если я не пойду, кто позаботится о родных? Кто согреет, прокормит? – Здоровяк говорил сам с собой, не замечая гостя, но при этом продолжая держать его на мушке. – Пусть лучше так. Лучше для всех. Я не мог оставить их в мире, где бродит это существо. Я видел его глаза. В этих глазах – ад.
– Миша, любую проблему можно решить. Даже эту. Помнишь, как все говорили, что Алена умрет при родах? Никто не верил, что ребенок выживет. Но кто в итоге оказался прав? Я помог тогда – помогу и сейчас. Что бы ни приключилось, твоя семья не виновата. Позволь отнести их в лазарет.
– Они черные и пустые, но горят огнем, – продолжал боец, не слыша ни единого слова, кроме собственного бормотания. – Скоро… очень скоро и я отправлюсь туда. – Михаил поднял блестящее от слез лицо и поднес «Макаров» к виску. – Но мне не страшно. Ведь я буду там, а это существо – здесь. Это вам надо бояться. Вам…
– Стой!
Громыхнуло, пуля с хрустом расколола череп. Марк включил свет и распахнул дверь, прежде чем в кабинет вломились «львы». Присев у тел, доктор осмотрел раны, вздохнул и покачал головой. Один опытный хирург, одна оборудованная операционная, двое пострадавших. Как ни крути, какому богу ни молись, а всех спасти не получится. Кого же выбрать?
Молодая женщина родит еще, но ребенок есть ребенок. Здравомыслие против совести, чувства против разума – пожалуй, самый сложный выбор из всех возможных.
* * *
– Все резервы – на медблок, – распорядился Марк, натягивая перчатки.
Вызвавшийся ассистировать Кадавр защелкал рубильниками в щитке у входа. Хотя на высоте ветер ревел круглые сутки, энергии постоянно не хватало. С одной стороны, сказывалось обилие самых разных потребителей, от упомянутых лабораторий и лазарета до кухни и транспортного цеха, с другой – жители бывшего университета привыкли к комфорту и с ропотом воспринимали всякую экономию тока, когда ради срочных нужд отключали свет на этажах или водонагреватели.
Но в борьбе за жизнь мелкими неудобствами пренебрегают – без соблюдения этого простого правила горстка студентов и преподавателей никогда не построила бы самую развитую и технологичную общину. Пока медсестры включали лампу и отлаживали стол, доктор взял скальпель, как дирижер палочку – двумя пальцами, отчего острие играло при любом движении – и склонился над пострадавшей.
Рентген показывал – пуля прошла на безопасном расстоянии от сердца, но пробила одно ребро и расплющилась о второе, наполнив грудную клетку осколками костей и свинца. На первый взгляд, немного – всего семь штук, но пока до них доберешься, пока достанешь, а крови утекло столько, что поддерживающие системы едва справлялись. Повезло еще, что за годы шуховцы добыли все необходимое оборудование, какое только было в поликлиниках и больницах. Но порой и самой современной техники не хватает, и этот случай – один из таких.
Пришла врач из соседней палаты, куда доставили вторую раненую, развела окровавленными руками и произнесла всего одно слово:
– Увы.
Ангелы в белых халатах, большинство из которых Фельде обучал лично, завздыхали, закачали головами, но Марк не уделил всеобщей печали ни толики драгоценного внимания. Все, что его волновало в тот момент – монотонное попискивание кардиографа: слишком сильное, чтобы списывать беднягу со счетов, но слишком слабое для твердой уверенности в благополучном исходе.
– Пинцет.
В ладонь легла холодная тяжесть. Девушка промокнула взмокший лоб салфеткой, но хирург этого даже не заметил, целиком и полностью сосредоточившись на проклятых кусочках. Если операция обернется провалом, наисложнейший выбор потеряет всякий смысл, чего доктор себе не простит, пусть в произошедшей трагедии нет и намека на его вину.
В помещение без стука заглянул Банан, вмиг получив порцию шиканья и тихого возмущения, будто крики и ругань могли бы навредить раненой или потревожить ее наркотическое забытье. Но пулеметчик не ушел, а зашипел в ответ:
– Марк Антоныч… Марк Антоныч! Вас Ректор вызывает.
– Ты – идиот? – накинулся на соратника Кадавр. – Сейчас все бросит и пойдет!
– Мне Майор приказал позвать, – окрысился толстяк. – А ему – Ярошенко. Говорит, дело срочное, все шишки в сборе.
– Подождут, – ответил врач, шаря пинцетом в легком.
– Но…
– И дверь закрой.
Операция длилась еще полтора часа. Последний обломок упал в лоток, перчатки полетели в урну. Врач, не переодев замызганный халат, направился на предпоследний этаж, в сохранивший довоенную роскошь кабинет, куда без очень важных причин заглядывала лишь избранная верхушка. Фельде, пусть и полуофициально, числился в группе приближенных, но крайне редко пользовался своим статусом, предпочитая не вмешиваться в и без того отлаженный быт, а заниматься полезными делами вроде медицины, исследований и обучения молодняка.
За овальным столом расселись деканы всех кафедр: от экономической, ведущей учет и распределение добываемых ресурсов, до военной, отвечающей за оружие и подготовку бойцов – как обычных постовых, так и сборщиков. Ректор – исхудавший лысый старикан в твидовом пиджаке – напоминал добермана перед броском. Он аж привстал, намереваясь вцепиться опоздавшему в глотку и как следует пропесочить.
Но тут Тамара Гончаренко – единственная женщина среди заседателей – вопреки сложившимся правилам и нормам озвучила вопрос, волновавший всех, кто знал о ночном расстреле, еще не подозревая, что парой невинных слов обрекает себя на опалу.
– Ну, как девочка?
Марк настраивался на выволочку, поэтому вопрос застал его врасплох. Он замер, чем привлек еще больше любопытных взглядов, ведь заминку можно трактовать по-разному: от паузы перед доброй вестью до нежелания открывать страшную тайну.
– Жить будет. Долго и, будем стараться, счастливо.
Напряженная тишина разрядилась самым неожиданным образом – преисполнившаяся чувств женщина хлопнула в ладоши, остальные подхватили, и кабинет несколько секунд дрожал от дружных аплодисментов. Но всеобщее ликование тут же было прервано ударами по столу.
– Кончайте балаган! – рявкнул Ректор, вытаращив глаза.
– Так ведь… радость-то какая… – со слезами пролепетала Тамара.
– Да?! А за ребят, пропадающих чуть ли не каждый день, тоже порадуетесь?! Давайте, рукоплещите – чего притихли?
– Сергей Николаевич, извините, – сказал Фельде и занял свое место.
Ректор дрожащими пальцами сунул шарик валидола под язык и глубоко вдохнул. Кровь отхлынула от потного лица, уступив болезненной бледности. Старик сцепил руки в замок, дождался полной тишины и произнес:
– Сборщики пропадают – факт. И этого не избежать: крейдеры, твари, аномалии и бог знает что еще. Но в последнее время бойцы стали погибать один за другим. В разных местах, в разное время, будто их нарочно выслеживали. Но у бандитов мало сил, чтобы бегать за нашими по всему городу. Значит, дело в ином. И пока я ломал голову над разгадкой, исчезли сразу десять парней – вся дневная смена. Лишь один успел выйти на связь и передать вот это. – Ярошенко положил перед собой лист бумаги и прочистил горло: – Я на ж/д вокзале. Они повсюду. Помогите.
Подняв взгляд, старик посмотрел в глаза каждому из собравшихся, и, удовлетворившись всеобщим напряжением, продолжил:
– По словам диспетчера, за бедолагой кто-то гнался. Кто именно – и предстоит выяснить. Отправная точка известна, и я сразу же пошлю «львов» проверить ее и по возможности отыскать тело. Доктор Фельде пойдет с ними – опытный медик всегда пригодится. Вопросы?
Вопросов не последовало, хотя Марка так и подмывало спросить, почему его посылают на столь опасное задание. Но ответ был слишком очевиден.
* * *
От Технолога до вокзала – два километра по прямой: частный сектор, мост через Везелку – и вот уже железная дорога. Один из самых коротких и спокойных маршрутов к центру города, где лет десять не встречали ни твари, ни крейдера. Ведь оттуда в первую очередь вынесли все, представлявшее хоть какую-то ценность, а трупы погибших во время Войны собаки сожрали еще раньше.
