Сергей Лысков
Безликий
– Не называй его так, – сердито оборвал её Рон.
– Так все его Суровым называют, – разведя руками, сказала Мария.
– Я не все! У человека есть имя, а не прозвище, словно он животное, – привязав покрепче тыквы, рассуждал Рон. – Что за дурацкое прозвище – Суровый?
– Какое заслужил.
– Неправильно это, не по-людски, – сбив пыль с одежды, сказал Рон и залез на бричку. – Но, пошла! – натянув поводья, приказал он. – Пожелай удачи в торговле!
– Удачи, – подметила Мария, держась за низ живота.
Основной доход семье Тулк давала продажа тыкв, зерна и кукурузы. Тулки были потомственными фермерами и секреты плодородия трепетно хранили и передавали из поколения в поколение.
В тот осенний день Рон на местном рынке продал почти весь урожай ещё до обеда и, по праву довольный таким обстоятельством, зашёл в таверну, решив пропустить пинту холодного пива.
– Добряк Рон! – расплывшись в улыбке, воскликнул кто-то из захмелевших гостей. – Давай к нам, угощаем в честь грядущего Дня всех святых.
– Благодарствую, достопочтенный Самуил, – сев за стол, сказал Рон. – Я на минутку. Одну пинту – и надо ехать. Праздник на носу.
Рону тут же принесли его пинту свежего светлого пива, и он почти залпом осушил глиняную кружку.
– Весь день хотел холодненького, – стерев с губ пенку, произнёс он.
– Слушай, Рон, открой секрет своих тыкв, – неожиданно полюбопытствовал Самуил. – Я много где бывал, но твои тыквы самые сладкие и сочные, их хоть сырыми ешь.
– Нет особого секрета, – как-то засмущался Рон.
– Если б его не было, ты бы за полдня не распродал весь товар, – завистливо буркнул Фрэд.
– Улыбка и доброе слово, я с ними разговариваю, словно это мои дети, – серьёзно начал говорить Добряк Рон. – Вот и весь секрет.
Хмельная компания разразилась громким смехом. Рон сначала не понял, что смешного было в его словах, и, наверное, из уважения к почтенным гражданам Тэфтона тоже улыбнулся и сделал вид, что смеётся.
– А ты хитёр, – прищурившись, заметил Фрэд. – Давай начистоту, я уже второй раз видел, как твоя супруга в ночь на День всех святых окропляет землю какой-то мутно-бордовой жидкостью, – решил прямо в лоб спросить его Фрэд. – Что на это скажешь?
Рональду Тулку по прозвищу Добряк нечего было возразить на эти слова, ибо он действительно не знал и не замечал за женой такого поведения. А начни он сейчас оправдываться, по городу тут же поползли бы слухи о таинственном зелье, которым Мария Тулк поливает землю. Так что Рон мило пробубнил что-то невнятное, мол, пустое всё это, обычные помои после мытья посуды, и, допив своё пиво, поторопился поскорее покинуть не очень приятную для него компанию.
Вернувшись домой с рынка, Рон с порога понял, что произошло что-то нехорошее. Прямо в дверях ему встретилась местная повитуха, она, опустив глаза, старалась быстрее уйти из дома. В спальне на втором этаже была пугающая тишина, и Рон догадался, что случилось большое горе.
Жена, измождённая, лежала в кровати, рядом лежал завёрнутый в мешковину недвижимый ребенок. Тёща что-то бубнила над мёртвым дитя, то и дело обтирая его какой-то липкой жидкостью.
