bannerbannerbanner
полная версияЖили-были…

Сергей Иванович Чекалин
Жили-были…

Полная версия

На новое место Чекалины перевезли свой старый деревянный дом, шестистенок. В этом доме были большие сени, кухня со столовой, да и спальней заодно, и большая горница, предназначенная в качестве спальни. Но горница была холодная, не пригодная для житья в ней зимой, так что на зиму она закрывалась, и все обитали в одной комнате-столовой-спальне. Дальше, уже здесь, я тоже немного расскажу и о другом доме, в котором я родился, но в котором не жил Василий Иванович.

В 1950 г., начиная с весны, старый дом снесли и построили дом из самана, тоже шестистенок, с большими сенями, из которых был выход во двор и на небольшое крыльцо, а также через приставную лестницу в сенях – на чердак, или, как мы называли, на потолок. Фундамента не было, саманные стены стояли просто на земле. Не потому, что так было принято строить, а потому, что не на что было купить кирпич.

Что такое саман (другое название – адоба)? Очень простое устройство. Берётся глина, солома, добавляется немного навоза, всё это смешивается с водой и замешивается как тесто. Только если надо было много саманов, то замешивали лошадью. А если немного, то самостоятельно, ногами. Для изготовления самана делали деревянную форму, примерно 40х60х15 см, которую заполняли замешанной глиной с соломой. Потом эту форму выкладывали просушиться на подготовленный чистый и ровный участок земли, каркас освобождали от глины и использовали для следующей закладки. Полученные саманы («кирпичи») укладывали в стены, связку между ними делали тоже глиной, но без соломы, смешанной с песком, как при кладке печи.

Дома из примерно такого состава строили не только в России. Известно, что таким строительством на основе глины и соломы (но с добавлением извести, для крепости) издавна занимались в Испании, а потом и в Америке, переселенцами из Испании после открытия её Колумбом. Строили не только жилые дома, но и церкви.

Крыша дома сначала была соломенной, а потом её заменили на железную. Русскую печку оставили от старого дома, стены строили вокруг неё. А в новой горнице дополнительно сложили печку-шведку на две конфорки, Теперь и в зимнее время в горнице тоже жили. В ней находились родители с нами, детьми, а в основной избе – дедушка с бабушкой. Но это всё относительно, потому что и мы с братом часто спали на русской печке, а то и на полатях…

Василий Иванович человек был набожный, но в церковь ходил очень редко, только по очень большим праздникам, да и то не каждый год, и очень не любил попов. Даже по самым большим праздникам, на Пасху или Рождество, в дом их не пускал, да они и сами его дом обходили стороной. Так было во Львово, так было и в Красном Кусте. Он говорил, что, мол, моему Богу денег не надо. И все домашние терпели это. Ну, кто же мог слово сказать? Хозяин, всё-таки, как-никак!

Был ли он молокан, не знаю. Хотя во Львово молокан было много. Молокане – это приблизительно баптистская секта, основными книгами которой являются, в безусловном следовании им, Ветхий и Новый Заветы, объединённые в Библию. Апостол Павел как-то сказал о Библии, что это млечное питание для верующих. Поэтому и секта стала называть себя молоканами. Говорят, что такое название секта получила за то, что во время поста её члены пьют молоко. Не думаю, что это так, что из-за этого. Скорее, что молоко они пьют, потому что раньше прозвали себя молоканами.

У нас в семье существовала такая история про молокан. Рассказывал очевидец:

– Захожу постом я к таким-то (к молоканам), а они обедают, молоко пьют. У меня на голове аж волосы прямо дыбом встали!

Кстати, секту молокан организовал во второй половине XVIII в. Семён Матвеевич Уклеин (крестьянин-портной), житель Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, что совершенно рядом с местами, где проживали наши предки, некоторые из них были и из Борисоглебского уезда. Вообще Тамбовская епархия признаётся родиной и колыбелью молоканства. Семён Уклеин был ярый поборник молоканства. Он часто ходил по деревням своего округа с проповедями, дошёл и до Тамбова, где на центральной площади открыто проповедовал молоканство. За это проповедника арестовали, но после его притворного раскаяния выпустили.

Вообще эта христианская секта вышла из секты духоборов, основанной во второй половине XXVIII в. жителем с. Горелое Воронежской губернии Ларионом Побирахиным. Больше всего этому были подвержены крестьяне Воронежской, Тамбовской и Екатериновславской губерний, а также и небольшая группа крестьян Слободской Украины. Духоборство было основано из двух протестантских направлений – хлыстовства и секты квакеров.

Основной посыл духоборчества основывался на борьбе духовной и плотской (духовная – последователи Авеля, а плотская – последователи Каина). При этом себя они относили к последователям Авеля, к истинным людям, а к последователям Каина они относили власти, судей, богачей, неправедных людей. Кроме только бракосочетания, никакие другие обряды ими не признаются. Своего руководителя секты духоборы считали Христом во плоти. Имелся у них и совет старейшин. А следующего преемника себе этот «Христос во плоти» назначал сам. Для молитвенных собраний они сами придумывали псалмы, их и пели.

Александр I, намереваясь заселить южные места России, разрешил духоборам поселиться в Мелитопольском уезде Таврической губернии на реке Молочная. А в 1841 году они были переселены в Закавказье, в Ахалкалакский уезд. Это место называлось Мокрые горы. В самом конце XIX в. (в 1898-1900 гг.) часть духоборов была выселена в Канаду, где эти общины существуют до сих пор.

Однако перед этим в среде духоборов произошёл раскол, в результате которого выделилась секта молокан, основателем которой стал зять Лариона Побирахина, названный выше Семён Уклеин. Раскол был такой сильный, что они не могли жить вместе в одной деревне, даже стали разбегаться по своим прежним местам жительства. Поэтому, вероятно, и выселили духоборов, как более нежелательную для власти секту, в Канаду.

Основа вероучения молокан состояла (тогда состояла, сейчас – не знаю) в следующем:

– поклонение Богу в духе и истине;

– не признание икон и креста, не совершают и крестного знамения;

– не признание почитания святых;

– абсолютное отрицание церковной иерархии (достаточно одного Иисуса Христа);

– часто постятся полным отказом от пищи;

– отрицают таинство крещения и причастия;

– запрещают клятвы;

– осуждают безбрачие и монашество, считают такие явления грехом и соблазном совершить грех;

– не пьют спиртного, не используют незензурные слова, не едят свинину;

– для совершения бракосочетания не используют таинство венчания, достаточно только родительского благословления;

– безусловное почитание власти, поскольку всякая власть от Бога (вероятно, поэтому к молоканам власть относилась терпимее, чем к духоборам).

Церкви, как таковой, у молокан нет. Для проведения своеобразных богослужений, на которых у них читают только книги Священного Писания, поют псалмы, они собираются в просторной избе (горнице). За столом во время молитвенных собраний мужчины и женщины сидят по разные стороны.

Судя по этим описаниям, Василий Иванович вряд ли был молоканом. В церковь не ходил, но в проруби на Крещение купался, а это у молокан не приветствуется. Когда жили во Львово, то купался в проруби на речке, а в Красном Кусте – на Авиловом пруду. Из молокан, больше всего, происходила его сноха, бабушка Вера. Она как-то говорила немного об этом, но уверенно сказать не могу, что это так.

Духоборцы и молокане – это, пожалуй, самые многочисленные секты христианского направления. Против этих сектантов был организован государственный и церковный «крестовый поход». Сектантов называли предателями русского духа, нечистыми и аморальными. С государственной стороны даже уголовным кодексом люди осуждались за выход из церкви и присоединение к какому-либо другому религиозному сообществу. За это полагалась ссылка в Сибирь или различные сроки тюремного заключения. В 1891 г. состоялось Совещание православных деятелей (под председательством обер-прокурора Синода К.П.Победоносцева), в резолюции которого было записано:

«Быстрый рост сектантства является серьёзной опасностью для государства. Всем сектантам должно быть воспрещено покидать своё местожительство… Паспорта сектантов должны быть помечены особым образом, чтобы их нигде не принимали на работу, ни на жительство, пока жизнь для них в России не станет невыносимою. Дети их должны силой отбираться и воспитываться в православной вере».

В 1912 году священник Введенский опубликовал в журнале (в Санкт-Петербурге) статью, в которой он приводит свои размышления на этот счёт:

«Вместо того, чтобы властной рукой вырвать из среды русского народа враждебные ему иностранные элементы, мы великодушно вели рассуждения на тему, что религия – дело совести»…

Василий Иванович был крупный высокий мужчина. Дети, по росту, пошли не в него, вероятно, в мать, Дарью, и в её родню. И здоровья он был крепкого.

На самом-то деле в Красный Куст переехал со своей семьёй сын Василия Ивановича, Василий Васильевич, мой дедушка. А Василий Иванович так вместе со своим сыном, и к этому времени, единственным, жил в его семье. Вместе с ними жила и незамужняя дочь Василия Ивановича, Василиса. Васёна, так её называли в нашей семье. До преклонных лет Василий Иванович купался в проруби на Крещение, никогда не болел и умер с тридцатью двумя зубами. Любил париться в русской печке. Бани у них не было, да и ни у кого там, в степном районе, не было бань, потому что топить нечем было – дров в степи нет.

Русскую печь протапливали сухим навозом (да и вообще её топили постоянно, даже и в летнее время, для приготовления пищи). После топки, для того, чтобы попариться, печь чисто выметалась, стелилась солома, и парильщик забирался в неё головой вперёд. Прогревался до седьмого пота. Это не только сложно было сделать, но и представить-то невозможно. Ноги, вероятно, не помещались, хотя внутри, под сводом, было сравнительно просторно. Зимой во двор и к колодцу Василий Иванович выходил босиком и в свои девяносто лет. Залезать в печь надо было только головой. Некоторые, кто поменьше ростом, и вылезали из неё тоже головой. Прадедушка был сравнительно рослый, поэтому не мог в печи развернуться, передвигался из печи задом.

 

Приведу на эту тему описание историка:

«Чёрный народ вообще пристрастен к баням, а за неимением их по большей части парился в печи жилых изб, в те дни, когда пекут хлеб и печь сильно раскаляется, некоторые по излишней охоте или по убеждению, что пар облегчает все недуги, запариваются насмерть. Это чаще случается с людьми престарелыми и в особенности с женщинами. Они, выбрав удобное время, то есть когда семейство удаляется спать, или выберется из дому, влезают в печь, жарко натопленную, и, обратясь головой в глубину печи парятся веником, обмакивая его в горячую воду и прикладывая к раскалённому своду печи, через что образуется иногда такой сильный пар, что они впадают в нечувствительность и задыхаются, случается, что мёртвого находят тогда только, когда, вставая поутру, открывают печь для приготовления пищи.

Обычай же, выходя зимой из бани, бросаться в снег или летом в реку, почти повсеместен. Убеждения, что обычай этот вреден для здоровья, слабо действует на простых людей: они убеждены напротив, что быстрый переход от жара к холоду как бы закаляет тело их, и поэтому, навалявшись в снегу, они снова входят в жаркую баню»…

Детей у Василия Ивановича и Дарьи было пятеро: два сына, Михаил и Василий, и три дочери, Мария, Василиса (Васёна) и Федосья. Василий Иванович характером был очень крутой. Говорили, что он часто поругивал Васёну, да иногда и поколачивал её. За что, не могу сказать, и отец не знал.

Бабушку Машу, Марию Васильевну, полную тёзку по имени и отчеству моей прямой бабушки со стороны мамы, я хорошо помню. Шутница была, в неё и племянница пошла, Антонина Васильевна, сестра отца. В Красный Куст в гости приходила пешком из Львово (из Остроухово, в котором она и проживала в это время), а уж была в преклонном возрасте, за семьдесят лет. Придёт, что-нибудь обязательно принесёт, чечевичных зёрнышек, семечек, а то и яичко. Говорит: «Сярёня! Иди-ка, поклюй нямнога!»

Как-то раз возвращалась Мария Васильевна от нас домой, по дороге нагнала её машина с каким-то местным начальником. Он хорошо знал её, да и все её знали, как шутницу, на свадьбы приглашали. Посадили бабу Машу в машину, довезли до дома. Так она вылезла и говорит:

– Погодите-ка, я сейчас, – и достает из узелочка двугривенный. – Вот, за труды возьмите.

Те, которые подвезли:

– Ну, что ты, тётя Маша, не надо.

Думали, что она и в самом деле расплатиться хотела. Она об этом потом рассказывала:

– Я им, прямо, серьёзна, и они тожа серьёзна, руками размахалися. А денег-то у меня всего двадцать копеек и было.

В кино билет тогда, до реформы 1961 г., стоил два рубля.

Или ещё. Пришла она в клуб, фильм смотреть. Уселась в первых рядах. А на экране, по ходу фильма, паровоз летит на зрителей, на полном ходу. Это не картина «Прибытие поезда», другой какой-то фильм был. Наша баба Маша как заголосит, будто с испугу. Клуб весь переполошился. А ну её уговаривать, что всё это неправда, картинка это на стене. А она – своё. Потом нам говорит:

– А то я не знаю, что это картинка. Всё потом вспомянут, как в кино ходили.

Но ни над кем оскорбительно или обидно шутить себе не позволяла. Только в отношении себя самой…

Семья Василия Ивановича во Львово жила одним домом. Никогда не было ни одной размолвки между снохами и золовками, моей бабушкой и сёстрами дедушки, которые вместе вели домашнее хозяйство, начиная с топки печки по раннему утру и кончая уходом за скотиной. И, конечно, дети были на их руках. В первый год замужества бабушкина свекровь, Дарья, не допускала бабушку к печке, ворочать чугуны. Уже потом, после рождения первого ребёнка, Антонины, бабушка стала и у печки хозяйствовать. Но это совместное житьё продолжалось примерно два года, почти до конца 1921 года, когда Мария и Федосья перешли на жительство в семью их старшего брата, Михаила, в Остроухово. Михаил был расстрелян войсками большевиков во время крестьянского бунта в 1920-21 гг. Осталось в этой семье четыре человека женского пола: жена Михаила и их две дочки, а также приёмный ребёнок, девочка-сирота Клавдия. Вот для помощи этой осиротевшей семье Василий Иванович и отправил своих двух дочерей.

Сын Василия Ивановича, Михаил, во время известного бунта тамбовских крестьян, названного в истории «антоновщиной», вспыхнувшего в начале 20-х годов и закончившегося летом 1921 г., был взят как заложник в числе многих других жителей из их деревни и окрестных деревень. Михаила определили (это уже после его убийства) как шпиона банды Антонова. Дедушка на следствии в 1932 г. об этом скажет. Бунт этот был связан с безвозмездным изъятием продовольствия у крестьян, так называемая продразверстка, при которой у крестьян изымалось 70% зерна. Причиной бунта стала не столько продразверстка, сколько то, что в 1920 г. случилась сильная засуха, собрали всего 12 миллионов пудов зерна, а государством была установлена сдача 11,5 миллионов пудов. Практически это означало верную голодную смерть. Несколько подробнее об этом я расскажу дальше в главе 6 («Чекалин Михаил Васильевич»)…

Но вернёмся к началу. Умер Василий Иванович в 1936 г., одного года не дождавшись своего сына, Василия, «врага народа». Дедушку Васю арестовали по ложному доносу в ноябре 1932 г., осудили на пять лет. В это время Василий Иванович, как говорил отец, впал несколько в ребячество. Когда дедушка был в тюрьме, дочери его, Антонине, было уже за четырнадцать лет. Хотелось вечером с подружками на улице погулять, но дед ругался:

– У-у, ехидна вас забери! Отец в тюрьме сидит, а она – на улицу!

Василий Иванович не ругался нецензурно, «ехидна» – это его самое страшное ругательство.

Но Антонина убегала, хотя дед и скандалил. А тут к клубу радио на столбах подвели, известную «тарелку». Вот Антонина и придумала:

– Дедушка, там по радио говорили, что мужиков из тюрьмы скоро отпустят, и отца тоже.

Говорили, так говорили. Вечер. Антонина дома сидит. Дед и говорит:

– Тонька! А?! Ты чего же сидишь-то? Сходила ба, про отца-то узнала. Скоро придёть-та. Не охота, штоль, про отца-то узнать?

Убегала узнавать.

Понятно, старый, что малый. Деду-то было за девяносто лет. Он таких обманов уже и не понимал. Но этот обман безобидный. Внуки его, Иван и Михаил, похлеще придумали. Василий Иванович ходил за хворостом, в лощину за деревню Пичаево. Вот внуки и говорят:

– Дедушка, в Пичаево такой-то умер. Похоронили уже.

Пошёл дед как-то за хворостом, с вязанкой из лощины из кустов выбирается, а навстречу ему с такой же вязанкой тот самый «такой-то», которого «уже похоронили». Дед Василий аж присел:

– Ты откуда взялся?

– Откуда-откуда? Оттуда!

– Ну и что там?

– А что и у тебя.

– Да ты же умер, поди?!

– Да вот живой пока.

А дед после этого уже и боялся за хворостом ходить. Пошутили, называется.

Как рассказывал отец, Иван Васильевич, в близкое к смерти время дедушка уже не слезал с печки, даже часто и ел там. Слезал только по необходимости. Они уж в это время его не донимали своими ребяческими «шутками».

Похоронен Василий Иванович в Полетаево. А до этого, в 1935 г., умерла его дочь, Васёна, Василиса Васильевна. Как говорили в нашей семье, дед Василий после смерти дочери затосковал и вскоре умер. Но возраст-то и без тоски был довольно преклонный…

Тут я с извинениями, поскольку писал о прадедушке, а попутно написал и много другого из истории (дальше вам встретятся подобные места и в других главах). Это, я думаю, необходимо, чтобы хотя бы немного передать и ту историческую атмосферу и прочее, что окружало российских людей, к которым относились и наши родственники.

Глава 2. Баранов Иван Николаевич

Предки бабушки жили в деревне Петровское Тамбовской губернии практически с самого его образования. А оно и не такое уж и старое, примерно с каких-то последних, вероятно, лет XVIII в. Деревня эта находится не очень далеко от Токарёвки, порядка 20-25 километров. Она состояла, как рассказывала бабушка Вера, из двух частей: Барские Петровские и Вольные Петровские. На порядке Барских Петровских проживали помещичьи крестьяне, а в Вольных Петровских жили государственные крестьяне, не крепостные.

Деревня Петровская входила в состав Больше-Лазовской волости Тамбовского уезда. Состав этой волости значительно изменялся. Например, в 1897 году в неё входило 14 населённых пунктов, а в 1914 году – уже 18 да и ещё 14 хуторов. Так, в 1897 году (по архивным сведениям) в её составе находились: с. Большая Лазовка, д. Малая Лазовка (Чернянка), д. Малая Зверяевка (Духовка), д. Большая Зверяевка, с. Грязнуша, д. 1-я Александровка (Старая Донская), д. Гавриловка (Новая Донская), д. Егоровка (Болотина), д. Петровская, д. Максимовка, д. Рыбкина (Плаксина, Жердева), д. Ящерка (Проломская, Шацкая), с. Остроухова (Ящерка речка), д. Николаевка, д. Андреевка, с-цо Александровка, д. Луговая, д. Журавлинка, хутора Самородова, Золотухина, Нечаева, Муханова, Араповых (всего 7).

В 1914 году несколько изменилось в составе населённых пунктов и значительно прибавилось хуторов. Вероятно, хутора образовались из отдельных, если можно так сказать, фермерских хозяйств, выделившихся из основной деревни в сторону от неё, поближе к пашням и сенокосам, а также арендовавших со стороны земельные угодья у крестьянских хозяйств. Так, по архивным сведениям 1914 года, Больше-Лазовская волость представлена в таком составе: с. Большая-Лазовка, д. Малая-Лазовка, с. Малая-Зверяевка, д. Большая-Зверяевка, с. Грязнуша, д. Александровка (Донская), д. Гавриловка, д. Егоровка, д. Петровская, д. Луговая, д. Максимовка, д. Рыбкино, д. Ящерка, с. Остроухово, с. Николаевка, с. Андреевка, с-цо Александровка (Мухалово), д. Журавлиновка. Хутора: Михаила Даниловича Акулинина при с. Большой-Лазовке; Александра Михайловича Светозарова при с-це Александровке; имение Елизаветы Михайловны и Надежды Ниловны Араповых при д. Николаевке; Николая Павловича Иванова при д. Андреевке; Евдокима Петровича Попова при с-це Александровке; арендаторов земли Нечаевой Григория Петровича и Тимофея Васильевича Тюковых при д. Ящерке; арендаторов земли Нечаевой Степана и Устина Никитиных и Тюковых при д. Максимовке; Семена Игнатовича Остроухова при д. Петровской; Максима Алексеевича Остроухова при д. Петровской; Максима, Емельяна и Ефима Колмаковых при д. Егоровке; И.Г.Акулинина при д. Петровской; В.Д.Акулинина при д. Петровской; П.Д.Акулинина при с. Грязнуши; А.Г.Акулинина при д. Александровке; имение Е.В.Самородова при с. Грязнуши; Прокофия Акимовича Молчанова при с. Больше-Лазовка…

Про населённый пункт Петровское (в настоящее время – Токарёвского района) имеются такие сведения.

В документах ревизии 1850 г. упоминается как деревня Петровская. В то время она была заселена экономическими крестьянами и бывшими однодворцами, а также крепостными коллежской асессорши Парасковии Петровой. Однодворцев было 126 человек, которые жили в 14 домах; 660 экономических крестьян проживало в 40 домах; помещичьих крестьян (7 домов) было всего 63.

Из жителей села в документах названы Казьма Астафьев, Мирон Беляев, Николай Баранов (наш родственник, мой прапрадедушка), Осип Лепешкин, Лев Михайлов, Яков Леонов, Михаил Тарасов, Никита Ермолаев, Степан Андреев.

В чём же заключалось такое сословное разделение крестьян?

Однодворцы в Российской империи – это особый класс военных земледельцев, живших в XVI-ХVII веках на окраинах Московского государства и обязанных нести охрану пограничья. Поэтому однодворцы, во многом сохранившие традиционный уклад жизни и костюм, жили локальными группами на бывших приграничных землях, в центрально-чернозёмных губерниях России: Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской. Правительство давало однодворцам небольшой земельный участок и одну семью (двор) из крепостных крестьян для его обработки. Фактически однодворцы занимали промежуточное положение между мелкими помещиками и крестьянами, но не слились ни с теми, ни с другими, чем и обусловлено своеобразие их культурно-бытового типа. Крестьянский двор, входивший в состав однодворца, не платил налогов и податей в казну, поскольку это выполнял сам однодворец.

По распоряжению правительства, с 1724 года (при Петре Великом) однодворцев причислили к государственным (казённым) крестьянам. Это позволяло увеличить поступления в казну, поскольку государственные крестьяне уже сами платили налоги. Поэтому в приведённой выше ревизской сказке 1850 года указание на однодворцев вряд ли было уместным. Скорее всего, все они уже относились к экономическим (государственным) крестьянам. На мой взгляд, следовало бы в ней сказать, что в деревне Петровская в 1850 году проживало в 54 домах 786 экономических крестьян.

 

Помещичьи крестьяне – это крепостные крестьяне, которые принадлежали на правах собственности дворянам-помещикам. Они являлись наиболее многочисленной среди других категорий крестьянства Российской империи. В 1859 году, накануне отмены крепостного права, их насчитывалось порядка 23 миллионов человек.

Экономические крестьяне. В России во второй половине XVIII века эта категория государственных крестьян появилась после проведения Екатериной Второй в 1764 году секуляризационной реформы из бывших монастырских и церковных крестьян. В результате этой реформы у монастырей и церквей была отобрана практически вся земля, а бывшие у них крепостными крестьяне перешли в другую категорию – государственных крестьян. Появилось особое сословие крестьянства в России XVIII-XIX века, численность которого в отдельные периоды доходила до половины земледельческого населения страны.

Всё незакрепощенное население, занимавшееся земледелием, во второй половине восемнадцатого века было оформлено государственными крестьянами. Они проживали на казённой земле и отрабатывали повинности в пользу власти, а также платили подати в казну. Государственный крестьянин при этом считался лично свободным. Вследствие конфискации церковных владений российское правительство увеличивало количество государственных крестьян. Кроме того, их число пополнялось и за счёт бегства крепостных крестьян из сёл, а также за счёт приезжих из других стран.

На этот счёт есть интересная информация из незаконченных произведений Льва Николаевича Толстого, в которой он описывал времена Петра I:

«В то время во всей России вольных не было, только нечто где-то на севере в Олонецкой, Архангельской, Пермской, Вятской губерниях, да и в Сибири, да и в Черкассах, как тогда называли Малороссию, а в средней России все были либо помещичьи, либо дворцовые, те же помещичьи, только помещик был царь или царица, или царевна, либо монастырские. Однодворцы тогда ещё назывались крестьянами. Они были дворяне, – такие, которые жили одним двором. В то время вольным людям житьё было хуже помещичьих. Вольные люди часто записывались за помещиков по своей воле».

В чём же заключается отличие государственных крестьян от крепостных? Предполагают, что коронные крестьяне (принадлежащие короне, то есть – королю) из Швеции послужили примером для определения юридических прав государственных крестьян. В первую очередь они обладали личной свободой. В отличие от крепостных, государственным крестьянам было разрешено участвовать в судебных процессах. Им давалось право заключать сделки и владеть собственностью. Государственный крестьянин – это «свободный сельский обыватель», который мог организовывать как розничную, так и оптовую торговлю, а также открыть фабрику или завод. Крепостные жители такого права не имели, так как их личная свобода целиком и полностью принадлежала землевладельцу. Как указал В.И.Даль: «Казённый крестьянин живёт, как бог велит, а барский, как барин рассудит». Государственный крестьянин – это временный пользователь владений правительства. Несмотря на это, известны случаи совершения ими сделок в качестве владельца земельного участка.

К какому же сословию относились Барановы? Я думаю, что они не были крепостными, поскольку проживали во время ревизии 1850 года (до отмены крепостного права в 1861 году) в Вольных Петровских. Не были они и крестьянами-однодворцами, судя по укладу их жизни, да об этом бабушка знала бы и сказала. Поэтому они, скорее всего, были государственными крестьянами (экономическими крестьянами, как это записано в ревизской сказке 1850 года). А кем они были до перехода в сословие экономических крестьян – неизвестно. Я полагаю, что они были из крестьян-однодворцев.

Немного повторю информацию, которую привёл выше, в главе «Чекалин Василий Иванович» про сельцо Львово, которое находилось по другую сторону речки Бурначки от деревни Петровское.

В предыдущей главе уже говорилось, что в настоящее время, по Постановлению Тамбовской областной Думы, деревня Петровское объединена с селом Львово, общее название – Львово.

В списке населённых мест от 1862 года записано так:

«Деревня Петровское при речке Малом Бурначке располагается по правую сторону Астраханского тракта в город Борисоглебск и входит в 3 стана Тамбовского уезда Тамбовской губернии».

По состоянию на 1862 год (по ревизии через год после отмены крепостного права) эта деревня была казённой (то есть – государственной – С.Ч.), состояла из 98 дворов, в которых проживало 1021 человек, из них мужского пола – 512, женского пола – 509. А жители этой деревни продолжали свои порядки домов так и называть по-старинке – Барские и Вольные Петровские, хотя все уже были вольными.

В сельце Львово раньше была небольшая деревянная церквушка с престолом Серафима Саровского Чудотворца, которая была приписана к церкви Владимирской иконы Божией Матери, что в селе Грязнуша (сейчас, с 1959 г., это посёлок Первомайский, объединивший несколько рядом расположенных населённых пунктов). Сельцом называли населённый пункт, в котором не было церкви. А придел Серафима Саровского церковью не считался, поэтому Львово и называли тогда сельцом и в епархиальных сведениях. Бабушка говорила, что в их деревне своей церкви не было, и они ходили либо во Львово, либо в Грязнуши. Чаще в Грязнуши, поскольку в приписной церкви не всегда проходили богослужения, но всегда – по большим праздникам.

Церковь в селе Первомайском, скорее всего, не сохранилась. Она была каменной, но холодной. Первая церковь, похоже, что деревянная, была построена в 1799 г., тогда же был открыт и приход, поскольку в епархиальных сведениях 1834 г. Грязнуша названа уже селом, а каменная церковь на месте деревянной построена в 1850 г. В ней был дополнительно придел Архангела Михаила. По данным 1911 года в Грязнуше было 962 двора, в которых проживало 7704 человека, в том числе – 3908 человек мужского пола и 3796 человек женского пола. В приход церкви входило девять деревень, из которых здесь я упомяну сельцо Львово и деревню Петровская. Во Львово была земская двухклассная, а в Петровском церковно-приходская школы.

В районе Токарёвки, в местах, о которых я рассказываю по дороге на Пановы Кусты, имеется три населённых пункта, название которых – Петровское. Два села Петровское по дороге Токарёвка-Ржакса, в направлении на восток: одно на расстоянии восьми километров, а другое подальше, на расстоянии порядка двадцати с небольшим километров, на речке Бурначке. А вот князьям Кропоткиным принадлежало третье Петровское (Кропоткино-Петровское), которое находилось (и находится) на современной дороге М6 «Каспий», от Токарёвки по дороге через Жердевку порядка шестидесяти километров. Через речку Бурначку было как раз то самое сельцо Львово, о котором раньше уже был рассказ в главе «Чекалин Василий Иванович».

Почему «а вот Кропоткиным принадлежало»? Просто я очень долгое время считал (и писал об этом), что Петровское, в котором проживали наши родственники, принадлежало князьям Кропоткиным. Пока не узнал совершенно другое. Вот всё и перевернулось, но зато стало на свои места, как говорят, «сложились все пазлы».

Я разыскал небольшую информацию о том, кто бы мог быть владельцем деревни Петровская. Вот эта информация.

«Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Тамбовского губернского правления Тамбовскому г-ну уездному землемеру. Сообщением здешней казенной палаты изъясняется, что присланные из правительствующего сената 29 декабря 1799 года за № 1558 указание, о изъяснении именного высочайшего в 1-й день декабря того же года состоявшегося повеления, об отдаче гусарского полка полковнику Андрею Ларионовичу Болотникову в наполнение недостатка земли припожалованных ему Тамбовской губернии деревень».

Рейтинг@Mail.ru