© Волков Т, Коротков С., 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
«…et vocem de functo in corpore quaerit» (лат. «…и ищет голос в мертвом теле»)
Костер весело трещал, бросая в ночное небо снопы искр, озаряя отсветами пламени мужественное, покрытое седой щетиной лицо мужчины. И грел, грел все его тело после долгого похода и холодной погоды. Вытянутые к огню ноги отдыхали, влажные, местами грязные берцы источали легкий пар, начиная просушиваться. А после глотка водки из фляжки даже на душе стало теплее, не говоря уже об организме. Рядом, на вещмешке, лежал автомат, по периметру поляны была натянута сигналка, в рюкзачке за спиной – редкий, многофункциональный, а потому дорогущий артефакт «мумие», который кроме прочих способностей еще и отпугивал всякую нечисть.
Человек был спокоен, он не боялся нападения ночных мутантов, поэтому мог себе позволить сосредоточиться на тексте мятой бумажки, что лежала в ладони. В отсветах костра неровные детские строчки словно источали дополнительное тепло и добро. А еще – жалость. Ведь писала этот текст маленькая дочурка, уже месяц лежавшая в больнице с роковым диагнозом. И писала она папе откровенные и полные нежности слова…
Папуля, когда ты уже придешь? Я скучаю и очень-очень жду тебя. Тетя Зина говорит, чтобы ты скорее приезжал, она все время плачет и улыбается. А еще отворачивается. Всегда, когда я смотрю на нее. И опять плачет. Даже когда у меня не болит голова. Вчера сильно болела. А сегодня немножко. Но я сильная, ты же говорил мне, когда уезжал, чтобы я была сильная. Папа, я у тебя молодец. Я терплю и буду терпеть. Но ты приезжай. Мне плохо без тебя. Когда я скучаю по тебе, голова еще больше болит. Папа, а еще… вчера меня вырвало. Я плакала… Папуль, ты обещал привезти мне камушек красивый. Я теперь знаю, кто такие геологи. Тетя Зина сказала. Они уезжают надолго в горы и ищут красивые и дорогие камушки для своей Родины. Найди мне тоже камушек. Чтобы светился и теплый был. Я хочу держать его в руке и вспоминать тебя и маму. Я тебя люблю. И жду. Вот нарисовала тебе камушек, который жду. Такой можно? Приезжай, любимый папочка. Пока. Твоя доча Настя.
Мужчина перечитывал эти строчки только за вечер уже пятый раз, а сколько раз он впивался в них взглядом за прошедшую неделю – не поддавалось счету. Он смахнул с грязной щеки слезу, сжал бумажку в кулаке и долго сидел не шевелясь. Потом снова развернул письмо и стал смотреть на цветной рисунок дочки, выполненный карандашами, – бриллиант, испускавший лучи, словно солнце. Как она угадала, что камушек должен быть похож на тот амулет, что у мужчины сейчас был на шее? Почти прозрачный, искрящийся, похожий на кварц, точнее, на горный хрусталь. А на самом деле – священный камень, по сути, артефакт. Рука машинально вынула из-под одежды висевший на груди амулет, отблеск пламени в гранях камня приятно удивил. «Вот этот камушек я и несу тебе, доченька! А еще – лечебный артефакт «мумие», который спасет тебя. Ты только не умира… не… ты держись, Настиша моя! Я завтра перейду кордон, к вечеру буду в городе. А уже утром с доктором я смогу быть у тебя. И исцелить твой недуг. Только не уми… Держись молодцом. Ты и правда у меня сильная!»
Мужчина спрятал амулет. Темень за пределами светового ореола костра продолжала молчать и слушать мысли одинокого путника. Зона ему благоволила, потому что он был ее аборигеном, искателем и странником, который возвращался из долгого изнурительного рейда с бесценным артефактом для больной дочери. И Зона не только разрешила ему забрать этот святой дар, но и отпускала частичку себя прочь, за Периметр. Ведь этот человек давно стал неотъемлемой частью Зоны, ее Легендой…
Отряд скрытно продвигался в сгущающихся сумерках вдоль опушки леса. Вдоль, но не выходя за его пределы, дабы не быть замеченным возможными противниками, коих здесь, в Зоне, хватало с избытком.
Бойцы ГОНа[1] дело свое знали, они слыли матерыми воинами: шли аккуратно и шустро, не привлекая внимание даже местных тварей. За истекшие двое суток рейда парни – «гонщики», как их называли здесь, – прошли тридцать километров, выполнили поставленные руководством задачи и попутно «полечили» Зону, то бишь уничтожили, кроме рассадника ренегатов в Лиманске, еще и четверых сталкеров, трех бандитов и кучу мутантов.
Ликвидировать «незарегистрированных лиц» в зоне отчуждения и зачищать ее от злобной звериной нечисти тоже входило в обязанности вояк помимо охранения границ закрытой территории и проведения специальных операций в ней.
Полчаса назад командир группы, старший лейтенант Долгушин (позывной Долг), доложил в штаб о выполнении задания и возвращении на базу, а также о месте нахождения группы, от которого до конечного пункта оставалось пара часов ходьбы. Ничто не предвещало трагедии, бойцы шли уверенно, вереницей, не теряя бдительности, не имея «двухсотых», а лишь двоих легкораненых.
И тут замыкающего группы, сержанта Гресько (позывной Шпик), угораздило заметить в распадке между холмами, во тьме, мерцающий огонек. И боец – как снайпер подразделения, имеющий СВД[2] с громоздкой ночной оптикой, – решил изучить природу этого светлячка. И изучил…
– Шпик, ты чего там застрял? – пикнула гарнитура радиосвязи на ухе Гресько.
– Сталкерятиной пахнет, – шепнул сержант, высматривая в оптику костерчик в низинке, в полукилометре от группы. – Бродяга у огня греется. Верняк, сталкер!
– Пошли уже. Мы почти дома, какого лешего застревать тут? – Напарник снайпера, спецназовец с позывным Чок, тоже в звании сержанта, подкрался на полусогнутых, присел у куста рядом с товарищем.
– Не-е, обожди, Димон, я аккуратненько так сниму его, и пойдем дальше.
– Кончай палить тут. Тишина – вона какая! Лес за спиной, до базы всего ничего осталось. На кой черт громыхать, зверье собирать? Да и летеха[3] не одобрит нарушения маскировки.
– Я быстро, чики-пуки, и все! Ты потише говори, командир и не услышит. Во-он он, бедовый, сидит спиной к нам… Не-е, точно сталкерюга! Ручаюсь.
– Вот ты, блин, стрелок, черт побери! Лишь бы пощелкать кого-нибудь. Не настрелялся, что ли, в рейде? – Чок пристально вглядывался в далекое оранжевое пятнышко.
– Да помолчи ты! Накличешь тут…
В наушнике раздался строгий голос старшего лейтенанта Долгушина, шагающего где-то впереди группы:
– Шпик, Чок, что там у вас? Почему отстали?
– Накликал, чтоб тебя!.. – чертыхнулся сержант Гресько, смахивая рукой каплю пота со лба, и искоса грозно взглянул на товарища. – Командир, тут это… сталкер на три часа. У костерка кашу варит, надо бы снять.
– Сталкер, говориш-шь? Почему так реш-шил? – прошипела гарнитура связи. – У меня КПК[4] в спящ-щем режиме, идентификации нет. Или ты, Ш-шпик, в темноте все же научился филином зырить?
– Я их, гадов, за версту чую. И этот, судя по одежке и раскладу, голимый сталкерюга. Командир, разреши свалить его?
– Сколько до него? Не вижу в бинокль… С глушака не снять?
– «Валом» не достать. Метров пятьсот будет.
– Пол кэмэ?! А попадешь? Нам подранков не надо в рейде. Сам знаешь, Шпик.
– Как два пальца, командир! Даешь «добро»?
– Вали. Только точно убедись, что это сталкер, а не дозор «Пепла» и не разведка «НовоАльянса».
– Так точно. Обижаешь, командир!
Снайпер вытянулся в струну, лежа на полусгнившей листве за кустом дикой смородины и не обращая внимания на кислое выражение лица напарника, замер на секунду перед выстрелом. Он выбрал точку ровно посередине спины человеческого силуэта, плавно потянул спусковой крючок. Хлопок заставил вздрогнуть сидящего рядом сержанта Вешкина, который пытался разглядеть вдалеке цель поражения.
– Ну что, Чок-паучок-получок, пойдем, заберем хабар «двухсотого»! – с ехидной улыбкой Шпик стал подниматься, закидывая на плечо винтовку. – Был сталкер, и нет его больше. Одним гадом на этой вшивой земле стало меньше. Айда туда.
– Куда? – Напарник вздернул брови, удивленно уставившись на товарища.
– Блин, кашу доедать и носки сушить с рейда… – пошутил Шпик, выпрямившись во весь рост. – Конечно за его наживой, куда ж еще?! Тебе чо, много в рейде досталось? А у этого – явно полна котомка артефактов. Пошли, паря.
– Земеля, ты чо?! Командир добро не давал на отход от группы. Только на уничтожение. Тут с полкилометра будет, туда-сюда, там пять минут, итого полчаса уйдет. Летеха всыплет по первое число, мама не горюй!
– Чего ты канючишь?! Ща я отпрошусь у него.
– Сдурел?..
Но сержант Гресько уже нажал кнопку гарнитуры и обратился к старшему группы, глядя на округлившиеся от страха глаза Вешкина:
– Командир, тут это… Такой расклад. Я его снял, этого сталкера, а у него рядом, под рукой, сидор полнехонький. Бьюсь об заклад, там стопудово с десяток артов покоится. Командир, разреши метнуться до костра, прихвачу хабар эвоный да за одно контрольный сбацаю. А?
– Балда! – раздраженно ответил наушник, даже Чок сморщился, глядя на кислую физиономию друга. – Хабар эвоный! Сам ты эвоный… По фене ботаешь, как ренегат вонючий! Сколько можно вас культуре учить?.. – И уже менее возбужденно продолжил: – Ты всю группу сейчас осадишь на полчаса, когда до базы осталось с полкарася.
– Товарищ старший лейтенант! Я… я быстро, за пять сек успею. И вон… сержант Вешкин меня подстрахует от всяких форс-мажоров. – Шпик подмигнул напарнику, который жестами и мимикой показал «вот те на». – Половина хабара сталкерского ваша, товарищ старший лейтенант, ну… как обычно. Разреши, командир?
Некоторое время гарнитура молчала: видимо, старший ГОНа размышлял над просьбой подчиненного. Шпик понимал это и, замерев, терпеливо ждал ответа. И дождался, довольно оскалившись.
– Сержант Гресько, бери сержанта Вешкина, пулей у меня туда-обратно, забрали вещдоки, зачистили точку и вернулись. Бдим аномалки, следов не оставляем, время на все – пятнадцать минут. Ждать вас будем у мостика через речку, шестьсот на одиннадцать, за лесом. Как понял меня, Шпик?
– Есть. Понял, командир! Выполняю…
Снайпер отключил гарнитуру, хлопнул по плечу напарника:
– Вот видишь, Чок-получок, а ты боялся…
– …Заткнись, архаровец! Придумал, блин… Херня на постном масле. Чую, не к добру это…
– А пару артов в карман на полгода безбедной жизни не хочешь? Слышал, командир засуетился там? Вещдоки ему. О как?! Пошли уже. У нас времени в обрез.
– А если он там не один?
– Кто? Сталкер этот? Я что, слепой, по-твоему? Один он был… Как пить дать – один! Шевели колготками, дружбан. И бди аномалки впереди.
Бойцы выдвинулись с исходных, явив себя взору печальной луны, и быстро засеменили к цели. Их подгоняли чувство наживы, ощущение своего преимущества в этой дикой местности и совсем немного страх. Страх попасть в природную ловушку Зоны в каких-то пяти шагах от жирного халявного куша. Вся эта гремучая смесь будоражила их, прибавляла сил, подгоняла вперед. Но в то же время притупляла разум…
Костер весело трещал обугленными поленьями, озарял полянку, сооруженный из еловых лап шалашик, а еще мерцал отблеском натянутой проволоки.
– Сигналки наставил, бродяга. Ишь, продуманный! – отметил Шпик, показывая напарнику на ловушку и осторожно переступая ее. – Чок, глянь по периметру поляны, я проверю скарб этого оленя.
– Угу. – Вешкин кивнул, взял чуть левее, по краю поляны, но искоса все же взглянул на убитого.
Это был мужик на вид лет пятидесяти, с короткими пепельно-седыми волосами на опаленной огнем голове, он лежал лицом вниз и не шевелился. Да и не мог бы он уже шевелиться, когда разрывная пуля из СВД пробила… Сержант присмотрелся и заметил на спине трупа плоский рюкзачок – судя по габаритам, почти пустой: лямки вокруг плеч, правая рука мертвеца почти до локтя в костре. Вешкин сморщился, понимая, что пламя пожирает уже не только ткань куртки убитого, но и плоть. Если бы сталкер был еще живой, то от боли начал бы корчиться и орать. А так… покоился мужик на горячей земле и не подавал признаков жизни или беспокойства.
– Ишь, как я четко слупенил его! – Довольный Гресько присел рядом с телом, бегло осмотрел результаты своего выстрела. – Кровяки сколько… Прям между лопаток всадил ему. Даже рюкзак не спас. Насквозь. Кстати, чо тут у нас?
Снайпер без зазрения совести ловко развязал узел, раскрыл горловину рюкзака, налобным фонариком осветил его внутренности и разочарованно прошипел:
– Вот же гадство! Ты гля… был артефакт – и нет его. И аптечку пробил, и арт. Одна жижа зеленая от него… Тьфу! Склизко. Никак спайку нарушил разрывной?!
– Да брось ты его! Вон другой сидор, полнехонький, – подсказал Вешкин, приближаясь к костру. – Забирай, и валим. Времени в обрез. Летеха нас закопает за опоздание.
Гресько кивнул, продолжая осматривать убитого им сталкера, но в отличие от напарника не морщился при виде обгорающих в огне пальцев мертвеца и тлеющей кожи на его запястье. Шпик сноровисто обшарил покойника, выудил нож «Касатка», сорвал с мощной, почти борцовской шеи сталкера веревочку со сверкающим амулетом, поднялся с корточек, забирая тяжелый вещмешок.
– Татуированный ты мой! – сказал сержант, криво ухмыльнулся и пошел в сторону. – Чок, все, валим. Нема тут больше хорошего. Забери «калаш», костер пусть горит себе. К утру шашлык от сталкерюги останется.
Вешкин согласно кивнул, прихватил трофейный АК-103 и направился вслед за товарищем. Бросил прощальный взгляд на убитого: коренастое телосложение, истоптанные, видавшие виды берцы, потертая рыбацкая куртка, камуфляжные штаны, разодранный рюкзак на спине. Взглянул и забыл.
Бойцы растворились в темноте, окутывающей поляну, и уже бегом припустили по тому пути, которым добрались сюда. Ведь он уже был проверен.
Вскоре они благополучно достигли речушки и мостика, возле которого их ждал отряд.
– Сталкер «двухсотый». Вот сидор, я его не смотрел, считаю, что вы, товарищ старший лейтенант, первым должны оценить хабар. – Сержант Гресько протянул вещмешок командиру, попыхивающему сигаретой, спрятанной, чтобы не светиться в темноте, в кулаке.
– Молоток! Верю. Разделим по-братски. – Долгушин затушил о край берца окурок, присел рядом со снайпером и стал развязывать сидор. – Документы сталкера глянул или КПК его прихватил?
– Э-э… – Шпик нахмурил лоб, улыбка с его лица медленно сползла. – КПК неликвид, его пулей пробило в заспинном рюкзаке, а доки, поди-ка, в сидоре лежат.
– Точно сталкер? Не ошибся? – как бы между прочим бросил старлей.
– Командир, обижаешь! – Сержант выпятил нижнюю губу, обкусанную до крови. – Чок, скажи же…
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Сталкер, – добавил Вешкин, следя за манипуляциями офицера. – У него прикид сталкерский, и наколки на шее и запястье. На том запястье, что огонь не повредил.
– Огонь?! Вы его там что, зажарили?
– Сам бултыхнулся в костер, когда пуля срезала. – Гресько снова заулыбался, скребя пятерней бородатый подбородок. – Я разрывной всадил, пуля разворотила рюкзак с содержимым и спину бродяги. Жалко, арт хороший кокнула, типа мутагена или спайки. Да КПК с аптечкой разорвало.
– В затылок надо было влепить, – пробурчал старлей, раскрывая сидор и возясь с фонариком на шлеме. – Что за наколки? Уркаганские или имя?
– Да так… Фигня какая-то. – Снайпер в предвкушении наживы облизнул губы и подсел ближе к командиру. – На козынках – типа «САША», на шее – «ВДВ», а на предплечье, кажись, «Неудержимые».
– «Неприкасаемые», – поправил напарника Вешкин и вздрогнул от реакции старлея, резко вскочившего с корточек.
– Кто-о?!
– Что – «кто»?
– Твою мать! Так неудержимые или… – Офицер запнулся, с трудом проглотил ком в горле и уставился на опешившего Гресько… – Или неприкасаемые?
– Д-да-да, – замямлил снайпер, сделав шаг назад и чуя нарастающий гнев командира. – Точно «Неприкасаемые». Я еще удивился, чо за хрень у какого-то сталкерюги…
– …С-су-ука-а! Вот же ж срань!..
Долгушин с обреченным видом стянул с головы шлем, бледность его лица стала заметна даже во мгле, чуть озаряемой луной и тремя фонариками бойцов (остальные вояки замерли с выключенными, бросая косые взгляды на говоривших). Губы офицера, вечно угрюмо сжатые в рейдах, сейчас заметно задрожали, глаза сверкнули каким-то нехорошим блеском.
– Повтори подробно, воин, что за наколки были на теле убитого, где именно?
– Ну…
– …Без «ну»… – рявкнул Долгушин. – Четко и по существу, придурок ты долбаный!
– Командир!
– Молчать, ур-роды! Говори ты. – Старлей показал пальцем на сержанта Вешкина.
– На шее сбоку, где сонка, надпись «ВДВ». На козынках левого кулака – имя «САША». Костяшки сбиты, как… ну, как у нас, у спецназа, но буквы видно. А на предплечье от запястья до локтя – слово «Неприкасаемые». И молния… типа…
– Звездец! – Офицер с округлившимися от шока глазами застыл истуканом, потом вздрогнул, перевел злой взгляд с Вешкина на Гресько, которому стало вдруг очень не по себе. – Вы же, дебилы, сказали, что он в куртке был и вообще горел в костре. Как же вы разглядели татуировки, какие запястья, а? У него что, рукава задраны были?
– Ну да… Задрался один, а может, закатан был. Я щас не помню… – забормотал, заикаясь, Шпик и отступил еще на шаг.
– …Ты, сволочь, сейчас у меня все вспомнишь! Ты у меня мать родную забудешь, мразь, а вот сталкера этого у костра до родинки на заднице вспомнишь. КПК! Черт… Разбит же… Паспорт. У него могли оказаться доки… Сидор!
Старлей метнулся к раскрытому вещмешку, грубо перевернул его вверх дном, вывалил все содержимое на траву. В свете фонариков блеснули скрученный пояс для артефактов, портсигар, фляжка. Но не к дорогущим (на «черном рынке») сувенирам Зоны бросился офицер, а стал искать среди всего этого скарба какой-нибудь документ с персональными данными убитого сталкера. Еда в тетрапакете, набор выживания, грязное белье и тельняшка…
– Так вы еще и десантуру завалили? Своего грохнули, уроды!
– Командир, так тут в Зоне полно бывших спецов и вэдэвэшников… – попытался выкрутиться Гресько, но, поймав суровый взгляд старлея, умолк.
– Бараны, вашу мать! Если… если это из «Неприкасаемых», если это… капец вам… И мне звездец!.. – бормотал Долгушин, разбирая пожитки мертвеца.
Оба сержанта недоуменно переглянулись, на испуганной физиономии Вешкина отразилось сожаление. Гресько же, переборов страх перед последующим гневом командира, озвучил свое любопытство:
– Командир, а чо случилось-то? Сталкер он… был… Верняк.
– Вот же срань!.. Никаких доков нет и КПК нет. Кто он на самом деле? Вспоминай, Вася, вспоминай…
– Командир, кто такие эти «Неприкасаемые», что ты так вспотел при их упоминании? – отозвался от мостика замбой[5] с позывным Завуч. Подошел ближе.
– Если этот «двухсотый» действительно из «Неприкасаемых», то это полный абзац! Капец нам всем.
– Не слышал про таких. Типа бастионовцев?
– Хуже. Завуч, ты что, не слышал про них? Ах, да-а, ты же позже пришел, это я два года до тебя был откомандирован… «Неприкасаемые» – это наши предшественники здесь, в Зоне, армейцы, направленные «НовоАльянсом» из другого времени и измерения с секретной операцией. Скажу больше… Это спец-наз ГРУ[6].
– Генштаб санкционировал операции в Зоне?!
– Видимо, так. Командовал группой майор Топорков. Позывной «Истребитель». У него был допуск «А» и красный уровень по протоколу.
– Ни хрена себе! Подчиняться не надо никому, возможность валить всех и свободное перемещение?! Зашибись. – Лицо Завуча вытянулось от удивления и стало похоже на лошадиную морду, впрочем, физиономии остальных бойцов выглядели не лучше. – Так, а при чем здесь убитый сталкер?
– Я уже сильно сомневаюсь в том, что этот мужик, которого Шпик завалил, – старлей злобно зыркнул на снайпера, отчего тот даже присел, – простой сталкер-бродяга. Тату с лейбой «Неприкасаемых» после операции Истребителя стали носить только его воины и те приближенные, которые участвовали с ним в секретном рейде, а потом слились в отдельную группировку. И, скорее всего, этот «двухсотый» именно из них.
– Атас-с!
– Тату, коренастый, под пятьдесят, тельник… – Долгушин шептал эти слова и все больше и больше хмурился. – Кто же подходит под эти описания? Я же видел их… Помню немного. Бар… База армейцев на Складах… Спецназ улетучился в другое измерение. Сам майор отпадает. Да и его ребятки тоже… Кто остался? Кэп? Тот на Большую землю свалил с концами… Аперкорт… В квад «Пепла» подался. Зубоскал? Блин… Кто там еще у Корсара был?..
«Корсар! – Эта мысль обожгла мозг старлея. – Ну конечно же, лидер «Неприкасаемых»! Легенда Зоны! Твою мать!..»
Долгушин медленно распрямился, сделал шаг к Гресько и схватил его за грудки. Подтянул бойца к себе и уставился прямо ему в глаза.
– Ты, баран, знаешь, кого завалил там? – ядовито прошипел офицер.
Перепуганный сержант помотал головой, мгновенно бледнея и морща от страха лицо. Бойцы подтянулись ближе, прислушиваясь к словам старшего.
– Под это описание подходит только один человек в Зоне. Ну, если у него не появился брат-близнец, твою мать! А братьев у него нет. – Старлей сверлил подчиненного бешеным взглядом. – Корсар. Лидер «Неприкасаемых». Легенда, мля, всей Зоны прошедшего десятка лет. Ты, сука, опять нагадил, не разобравшись. Сволочь!
– Вась, чо за Корсар? – посмел встрять замбой.
– Завуч, ты глухой? – не оборачиваясь к помощнику, хрипло бросил Долгушин, продолжая испепелять гневным взглядом снайпера. – Корсар! Отличный воин, десантура, мужик. Тот, что работал с Истребителем. Тот, который объединил сталкеров Зоны, выбил всякое отребье, четко разграничил сферы влияния всех кланов, помог не только «НовоАльянсу», но и заслужил славу и почет Министерства обороны. Корсар! Лидер самой могущественной группировки Зоны. По сути, наш союзник и тот, за кого горой встанут все. Слышишь, чучело, все-е здесь, в Зоне!
Старлей был в таком состоянии, что готов уже был врезать этому жадному тупому сержанту, который втянул его, командира, в большую проблему. Но офицера остановило то, что команду-разрешение отдал именно он сам, старший группы. Долгушин, продолжая держать бойца, закрыл глаза. Что делать в данной ситуации, старший лейтенант пока еще не знал.
– Ко… командир… – промямлил Гресько, осторожно освобождаясь из хватки офицера. – Так это… Давай, мы сгоняем обратно. Удостоверимся, что это не Корсар, КПК разбитый реанимируем, еще какие-то знаки вычислим. Если это сталкер обыкновенный, то оставим как есть. А… а если этот Корсар… тогда зачистим там все. Чтоб ни следа, ни запаха. Отвечаю, командир!
– Он дело говорит, Вася, – отозвался Завуч. – Нехай чешет туда снова и приводит все в порядок. Это его косяк, пускай и исправляет.
– Косяк каждого бойца в группе – дело всей группы! Если ты забыл, замбой, – сердито произнес Долгушин, но на лице его уже блуждала тень догадки. – Так… Сержанты Гресько и Вешкин. Слушайте мою команду. Оставить свою снарягу здесь, с собой – только табельное и саперные лопатки. Соберите у всех пацанов горючку. Сожжете тело и закопаете. В том случае, если это… гм… Корсар. Стоп! В любом случае труп сжечь и закопать – так, чтобы ни одна собака не нашла. Раз у него наколка группировки Корсара, то они носами землю рыть будут в поисках своего чела. На все про все вам час времени. Мы ждем здесь. Понятно вам? Вопросы?
– Разрешите, товарищ старший лейтенант?
– Что тебе, Вешкин?
– С какого перепугу я должен идти с этим… со Шпиком? Я не участвовал в его… грязи, а мне сейчас расхлебывать? Разрешите…
– …Ты там был. К тому же не предотвратил тот роковой выстрел своего напарника. Так что молчи и чеши с ним.
– Й-есть! – выдавил Вешкин и недовольно взглянул на хмурого товарища. – Говорил же тебе! Идиот…
– Вась, может, с ними еще пару бойцов послать? Для быстроты дела, так сказать.
Долгушин холодно посмотрел на замбоя:
– Пусть сами разгребают свое дерьмо. Ждем их здесь. Все.
Сержанты освободились от лишнего груза, прихватили лопатки и горючие спецпорошки, которыми вояки в рейдах уничтожали компроматы, и бегом отправились к цели.
– Ничего… Ничего, – успокаивал себя старлей, нервно теребя сигарету. – Сейчас точно все узнают, зачистят, ни одного следа не будет. И никто не скажет никому, что здесь сегодня случилось. Слышали все? – вслух строго произнес он. – Сейчас ваши товарищи, оплошавшие и никудышные, зачистят то говно, а вы… Чтобы ни один из вас не вспоминал никоим образом, что произошло. Забыли напрочь. И даже во сне, мля! За разглашение будете отвечать передо мной и руководством гарнизона. Считайте, что это подписка. Всем ясно?
Бойцы закивали и продолжили сканировать взглядами местность. Кто жевал сухарь, кто курил «в кулачок», но все восемь спецназовцев размышляли о произошедшем. Только очень тихо, чтобы их мысли не услышал командир.
А виновники случившегося, добравшиеся до тлеющих углей потухшего костра, с ужасом глазели на пустую полянку. Именно пустую. Ни трупа, ни его вещей, никаких следов, кроме крови, там уже не было.
Ошарашенные бойцы осветили фонариками то место, где недавно лежал сталкер, присели, стали шарить руками по еще теплой от кострища почве. И обомлели…
Кровь на цвет оказалась вовсе и не кровью. А какой-то зеленой, вязкой на ощупь, противно пахнущей субстанцией…