Даже крысиная семья, жившая под кустом, у памятника Карлу Великому, и та покинула свой дом. Над ними тогда все смеялись: «Смотрите! Крысы бегут со сгоревшего корабля?» Но седой Рататой, которого уважали все жители острова Сите, сказал, что экологическая обстановка вокруг собора стала невыносима даже для крыс. И они переселились к своим родственникам, живущим на Рив Друат, в саду, у триумфальной арки Карузель.
Пирофобия передалась Пижону от его отца, который получил её от деда, а дед от прадеда… Виною тому был пожар 1870 года, когда группа каких-то коммунаров подожгла парижскую ратушу. Пра-прапрадед Пижона тогда работал на почте при парижской мэрии, и жил он в том же здании под крышей. Если бы не сосед, который разбудил его семью, то там бы так все и остались.
Пижон покинул остров и, долго не раздумывая, отправился в сторону квартала Одеон на Рив Гош. Он не обернулся даже тогда, когда услышал за его спиной страшный грохот от упавшего шпиля, проломившего каменные своды собора, просто в его груди сильно кольнуло, и на душе стало неимоверно тяжело.
На улице Конде, не далеко от театра Одеон, жили его родственники. Здесь же, когда-то поселился и его пра-прапрадед по прозвищу Эклер (эклер – по.фр молния). Так в Париже родилось несколько десятков, а может быть и сотен поколений его предков.
– Же-сью-ан-вре! – часто говорил про себя Пижон (что по-французски значит – я настоящий).
– Жу-сью-ан-вре паризьен! – добавлял он после театральной паузы. Он не любил провинциальных выскочек, которые приземляясь в Париже, отнимали у него кусок багета.
Мужчины в их семье были потомственные почтальоны, а самым первым из них был тот самый – Эклер. Эклер вырос, точно Пижон это не помнил, но кажется, на ферме дворца Фонтенбло. Даже говорили, что одна его прапрабабка видела через открытую створку окна рождение отца тогдашнего короля Франции.