Сергей Леонидович Скурихин
Копейка
Подкрепившись, я достал из кармана свою находку. Белый обломок с одной стороны был идеально ровный, а другие его стороны образовались по линии слома. Ровная сторона содержала насечку из бороздок: четыре одинаковые, одна длинная, снова четыре одинаковые, снова одна длинная. Это чередование повторялось, и я не сразу в нём распознал миллиметровую шкалу. Увы, в моих руках был не загадочный артефакт, а обломок обычной ученической линейки. Я улыбнулся и бросил его на пассажирское сидение.
Тем временем стало меняться освещение того места, где я находился. Далеко впереди меня, там, где должен был быть горизонт, за серой завесой двигалось что-то очень большое. Нижние слои дымки стали темнеть, наливаясь синевой. И эта синева, поднимаясь от земли всё выше и выше, быстро превратилась в косматый полукруг, заполнивший собой всё лобовое стекло «копейки». Но на этом полукруг не остановился, а продолжил расти, пока не отпочковался от поверхности уже полноценным кругом. Наконец, огромное синее светило встало, залив траву и каменистые наросты своими ультрамариновыми лучами.
То ли от величественности зрелища, то ли от поднявшейся температуры воздуха, лоб у меня покрылся испариной. А синий цвет был уже повсюду. Он, хоть и разбавленный серым, заставлял постоянно щурить глаза, напоминая о моём детском отите, который тогда пытались вылечить синей лампой. В салоне стало невыносимо душно. Я вставил ключ в замочную скважину и завёл «копейку», уже полностью отдавая себе отчёт в том, что никакая здесь не Исландия!
Земля 18
Ну и что мне теперь с этим делать? Обратиться в ближайшее отделение Академии наук? Или сразу в Роскосмос: «Здрасьте, я открыл Мир Синего Солнца! Где можно заполнить анкету?»
Да вот только открыл этот Мир не я, а Евгений Петрович. И кто знает, может быть, какие-то структуры с Земли уже давно присутствуют на Траве? Тогда почему эта «копейка» стоит не в секретном ангаре за тройным периметром охраны, а в спальном районе обычного провинциального городка? Нет, если б за этой машиной стояла какая-то реальная сила, власть и спецслужбы, то у меня не было бы ни малейшего шанса заполучить ключ, не говоря уже о том, чтобы обладать им столь продолжительное время. Похоже, что круг посвящённых в тайну «копейки» очень и очень узок. Но надо помнить, что эти неизвестные посвящённые отравили соседку Евгения Петровича только за подозрение в причастности к пропаже ключа. А настоящий виновник до сих пор не наказан и продолжает нагло пользоваться плодами своего преступления!.. Знают ли они обо мне? Если за машиной установлено постоянное наблюдение, то наверняка. Почему тогда не предпринимают активных действий? Ждут удобного момента? А может быть, они не такие уж и могущественные, может быть, они опасаются меня не меньше, чем я их?
Забавно, но страх за собственную жизнь даже оттенил всю невероятность того, что со мной произошло. Недооценил я инженерный талант старика! С ума можно было сойти, но созданный им телепорт работал на межпланетном уровне! В научно-фантастических романах нам рассказывали, что для подобных путешествий в пространстве нужны огромные запасы энергии. А тут – поворот ключа в замке зажигания старой машины, и ты оказываешься на неведомой планете, вращающейся вокруг синего солнца!
В любом случае, масштаб его изобретения невозможно недооценить. Пришёл ли Евгений Петрович к этому результату целенаправленно или же тот стал побочным эффектом его научно-технических экспериментов? Создал ли он «копейку» один или работал в группе? Кем и на каком уровне курировался данный проект? Почему об открытии, которое по значимости можно сопоставить с изобретением двигателя внутреннего сгорания, ничего не знают люди?.. Вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия. И чем больше я их задавал сам себе, тем больше утверждался в мысли, что самостоятельно не стану осчастливливать человечество. Дело было в известном и, увы, печальном опыте Джордано Бруно, Галилея и им подобных. А к такому я был не готов. К тому же «копейка» наполнила мою жизнь содержанием, о котором ещё совсем недавно я и не мог мечтать. Поэтому я решил, что буду использовать телепорт в тайне и в исследовательских целях, пока обстоятельства неодолимой силы не помешают мне либо здесь, либо там.
Хоть участок Травы, осмотренный мной, разнообразием и не отличался, но изучать его следовало системно. И для начала нужно было составить карту местности. У меня ещё со студенческих времён сохранились листы миллиметровой бумаги формата А1. Я взял один лист и подогнул его края таким образом, чтобы осталась центральная часть размером А4. А затем сложенный лист я закрепил на жёсткой подложке с прижимом вверху. Получился рабочий планшет.
По мере картографирования, я планировал освобождать новую рабочую поверхность миллиметровки, подгибая уже обработанные её части. За единицу деления на местности я буду брать свой шаг, соответственно он будет равен одному миллиметру на карте. А первыми отметками на ней станут естественные ориентиры Травы – каменистые наросты-бугры.
Работа предстояла интересная, но ограниченная по времени. Похоже, что время «прыжка» на Земле и на Траве как-то синхронизировалось. В предыдущий раз я завёл «копейку» во дворе за два часа до восхода нашего солнца, и примерно через эти же два часа я был изгнан с Травы лучами местного синего гиганта. Значит, мне нужно будет поторапливаться. Но впереди у меня было ещё пять дней, точнее, пять ночей, а это целых десять часов непередаваемых ощущений и эмоций!
Трава 19
В мой расширенный набор туриста вошли ещё солнцезащитные очки, налобный фонарик и мел. Мелом я ставил отметки на каждом каменистом наросте, после того как отмечал его на карте. Сначала я хотел использовать буквенно-цифровые обозначения, но потом отказался от этой идеи, так как не смог придумать систему, которая бы легла в основу нумерации. Дело в том, что бугры не стояли относительно прямыми рядами или по радиальным лучам, а располагались совершенно хаотично. Поэтому на ближние каменистые наросты, которые находились в зоне видимости «копейки», я ставил кружочки, а на все остальные – крестики.
Это нужно было ещё и для того чтобы не заблудится в тумане и понять: приближаюсь ли я к машине или, наоборот, удаляюсь. Саму же «копейку» на карте я разместил в самом центре и обозначил закрашенным прямоугольником шириной три и длиной восемь миллиметров. А рабочую зону карты я карандашом разделил на четыре одинаковых сегмента таким образом, что «копейка» оказалась ровно в центральном перекрестье. На обработку одного сегмента я запланировал тратить один «прыжок».
Хоть площадь сегмента была небольшая, но двигаться по нему быстро не получалось. Чтобы отметить первый бугор на карте, мне пришлось сделать два шага вправо от переднего правого угла кузова машины, а затем, повернувшись налево на девяносто градусов, пять шагов прямо. Этот первый бугор стал отправной точкой для нанесения на карту следующего бугра, и так далее.
Понятно, что все мои прямые шаги и повороты на девяносто градусов были условны относительно сторон света, но и лучшего метода я пока не придумал. Впрочем, когда уже нанеся с десяток бугров на карту, я решил обратным ходом проверить корректность своих отметок, то погрешность не превысила двух-трёх шагов.
Данная точность меня вполне устраивала. Но что не устраивало, так это неудобство при работе с самой картой. Ведь, кроме планшета с ней мне приходилось держать в руках ещё и карандаш, мел и топорик. Последний я постоянно клал на землю, когда делал отметку на миллиметровке, а потом и вовсе стал носить его подмышкой. Видимо, для человеческой безалаберности не существовало ни земных границ, ни галактических.
Я почти закончил с первым сегментом карты, как нижние слои туманной дымки стали набирать знакомую уже синеву. Два ближних ко мне нароста я отметил на глаз и повернул в сторону «копейки». Хоть двигался я быстрым шагом, но широченная волна ультрамарина всё же обогнала меня. Последние несколько метров мне пришлось пробежать уже в этом синем мареве. И всё моё существо хотело только одного: убраться отсюда, причём незамедлительно! Обе замочные скважины – дверную и в замке зажигания – мне пришлось нащупывать. Я не мог ничего толком разглядеть, так как щурился даже в очках. Ввалившись в салон, я смачно хлопнул дверью, будто это могло спасти от жарких объятий чужого солнца. И «копейка» легко завелась, вынося меня в прохладу раннего земного утра.
Земля 20
Я сидел в машине и тихо радовался. Наверное, такие же чувства испытывали наши космонавты после каждого нештатного приземления. Солнце ещё не начало всходить, и коробки домов за лобовым стеклом стояли тёмной безликой массой. Внизу этой развернувшейся панорамы, которая состояла из серых и нечётких объектов, я увидел светлое пятно с поразительно ровными краями. Это был белый прямоугольник. Только спустя секунду я понял, что смотрю на конверт, прижатый снаружи дворником к лобовому стеклу. Я вынул ключ вместе с конденсатором, вышел из машины, осмотрелся по сторонам, и, придерживая дворник, осторожно достал конверт.
На пути домой мне, как и в предыдущие разы, никто не встретился. Но было как-то тревожно. Видимо, я проглядел конверт, когда садился в машину. Интересно, что в нём: квитанция о штрафе, рекламный буклет или чья-то дурацкая шутка? Или это всё же они – хранители тайны «копейки», которые решились выйти из тени и предъявить свои условия?
Когда-то мы переписывались с одной девушкой, но сегодняшний конверт я вскрыл с большим нетерпением, чем долгожданные тогда от неё письма. Увы, записки с угрозами или предложениями конверт не содержал. Из него выпала одна небольшая чёрно-белая фотография. На старом снимке было портретное изображение десятилетнего пацана в советской школьной форме: неровно повязанный пионерский галстук, простое лицо, светлые короткие волосы. Лишь угольки чёрных глаз выдавали непоседливый и своенравный характер их обладателя. Я перевернул фотографию в надежде увидеть имя мальчишки или дату и место съёмки, но оборотная сторона содержала только одну надпись: «Найдите его». Я долго всматривался в лицо этого ребёнка, тщетно пытаясь угадать в нём будущие черты знакомых мне людей. А потом пошёл от обратного и стал разглядывать в семейном альбоме групповые фотографии из своего школьного детства. И вначале я в этом пацане даже узнавал кого-то из своих одноклассников, правда, более пристальное сличение раз за разом убеждало меня в ошибке.
В общем, у меня не было даже предположений, кто изображён на фото. Мелькнула, конечно, мысль, что я стал случайным адресатом в детском дворовом квесте или розыгрыше. Но тогда на фотографии должен быть современный ребёнок. Это же фото, без всякого сомнения, было изготовлено в советское время. Содержание послания оставалось для меня до конца не расшифрованным, но сам факт письма однозначно говорил о том, что мне предлагают сотрудничество. Значит, участь Кислициной мне пока не грозила, по крайней мере, до получения нового конверта.
Надпись на фотографии можно было расценивать и как просьбу, и как приказ. Только сроки и способы выполнения данного приказа были непонятны, так же как и последствия его неисполнения. Жаль, что на информацию отправитель поскупился: ни имени, ни даты, ни места. И при мысли о месте меня словно током ударило! Все эти персональные данные могли быть полезны только в одном случае: если человек потерялся здесь! А этого пацана на Земле не было! Видимо, в результате детской шалости или халатности взрослых, или того и другого, он остался на Траве! Вот почему мне послали его детскую фотографию – она была последней в буквальном смысле слова. И вот почему его имя, возраст и адрес не имели ни малейшего значения для поиска.
Но как так получилось, что Евгений Петрович не смог вернуть его обратно? Я внутренне содрогался, представляя, как этот ребёнок медленно умирал в чужом мире под палящими лучами синего солнца. Наверняка высушенные кости в истлевшем школьном костюме – это всё, что от него сейчас осталось. Похоже, он был сыном кого-то из ближайшего окружения Евгения Петровича, их тех самых хранителей тайны «копейки». Теперь моя исследовательская миссия на Траве дополнилась чисто человеческим содержанием. Я должен вернуть земное на Землю, найдя хотя бы останки несчастного ребёнка, и сделать тем самым шаг навстречу неизвестным заказчикам.
Трава 21
По времени пребывания этот «прыжок» получился коротким, зато копилка моих знаний о мире Травы пополнилась существенным фактом. «Копейка», как и раньше, встала на вершине пологой возвышенности. Я стал выходить из машины и тут же полностью увяз левой кроссовкой в жидкой грязи. Мне даже пришлось опереться на верх двери и крышу «копейки», чтобы вытащить левую ногу, которую потом так и пришлось оставить на весу. И в таком неудобном положении, держась на руках и правой ноге, я стал обозревать знакомый пейзаж.
Я смотрел на местность, которую измерял шагами в прошлый раз, и не узнавал её! Нет, каменистые бугры-наросты остались на своих местах. Но они потемнели, влажно поблёскивая, а на ближайших из них я не смог разглядеть своих отметок. Туман, ранее имевший горизонтальную слоистую структуру, теперь повсеместно разрывался струйками вертикальных испарений. А всё пространство в зоне моей видимости превратилось в какую-то болотную жижу. Теперь микрорельеф этого участка Травы читался особенно хорошо. Каменистые бугры были выступами более глубокой твёрдой породы, а пространство между ними являлось вогнутыми линзами сложной геометрической формы. В этих линзах и находился почвенный слой, на котором росла трава. А между буграми лежали грязевые ванны, в которых ветер гонял по поверхности всплывшие пучки. Вверху, где трава удержалась на почве, её травинки разбухли, увеличившись в толщине в несколько раз, и по форме стали похожи на бурые склизкие водоросли. И ожерелья из этого мочала теперь украшали каждый каменистый нарост.
Я впервые застал последствия дождя на Траве, точнее, ливня. Событие это, судя по ранее царившей здесь суши, было весьма редким. Но видимо, именно дождь был гарантом жизни на этой планете. Чахлая трава на многие дни вперёд насыщалась питательной влагой, чтобы потом бороться за каждую её молекулу с безжалостным синим светилом. Бороться каждый день от восхода и до заката, пока очередной ливень не принесёт живительное спасение. Хоть набухшая водой трава выглядела омерзительно, но я невольно проникся уважением к этой инопланетной форме жизни.
Земля 22
Остаток земной ночи я провёл в раздумьях. Пожалуй, стоило пропустить пару «прыжков» и хорошенько отоспаться, пока синий гигант будет там выпаривать болота. А в походный набор придётся включить резиновые сапоги, пусть постоянно лежат в машине, ведь метеопрогноз по Траве мне никто не даст. Ещё нужно будет приобрести универсальный промышленный маркер с толщиной линии миллиметров десять. И уже с ним снова приступить к картографированию местности по сегментам. Мел, как показал опыт, не годился для нанесения долговременных отметок. Так, в практических мыслях, я и задремал.
Разбудил меня телефон. Звонили с работы и просили выйти, если самочувствие позволяет. Самочувствие было не очень. Я пообещал, что зайду во второй половине дня после приёма в поликлинике. Отбив звонок, я встал, умылся и нехотя позавтракал. Больничный я закрыл, хоть терапевт и осталась недовольна моим состоянием. Коллеги на работе тоже сказали, что выгляжу я неважно. Честно говоря, в разгребании недельных завалов я не очень-то помог своему отделу. И голова, и руки у меня были не на месте. Наконец, сослуживцы надо мной сжалились и отпустили домой отлёживаться.
Как обычно, я поднимался к себе на четвёртый этаж пешком по лестнице. И подходя к родной двери, я с изумлением обнаружил у себя одышку. Плюхнувшись в прихожей на мягкий верх обувника, я с минуту сидел, переживая новые и неприятные для себя ощущения. Я действительно был разбит, словно после тяжёлой продолжительной болезни. Лучшего лекарства, чем сон, в данной ситуации и не придумаешь. Я дополз до кровати и, кое-как раздевшись, повалился на неё.
Проснулся я в два часа ночи. Из-за предыдущих «прыжков» мои циклы сна и бодрствования совсем сбились. Спать уже не хотелось, но и отдохнувшим я себя тоже не чувствовал. Я пошёл на кухню и сделал себе кофе. С дымящейся кружкой я стоял на балконе и смотрел на «копейку». Было прохладно, и кофе быстро остывал. Я смотрел на этот кусок старого железа с непостижимой начинкой и понимал, что значимей его в моей жизни сейчас ничего нет. Подобно наезднику, который подходит к стойлу своего коня, чтобы сказать об отмене привычной прогулки, своим выходом на балкон я тоже как бы извинялся перед «копейкой», негласно обещая ей всё наверстать.
Я вернулся в комнату и, сидя на кровати, пытался понять причины своего состояния. Скорее всего, шла реакция организма на новые внешние условия, то есть на Траву. Состав тамошнего воздуха, уровень радиации, наличие бактерий и микроорганизмов – обо всём этом я задумался только вот-вот. И вопрос о безопасности пребывания на Траве встал передо мной с неотвратимой и пугающей ясностью.
Что же мне каждый раз теперь облачаться в противогаз и костюм РХБЗ? Так в последнем можно сварится, наподобие мясного пельменного катышка в кипятке, если вдруг замешкаться перед восходом синего солнца! А защита мне требовалась, и прежде всего, от теплового воздействия.
Я переместился к компу, и после загрузки тот выдал мне нужную информацию. Цены на подобную амуницию были основательные, но один выходной костюмчик я всё же мог себе позволить. Проблема была лишь в том, что независимо от стоимости все теплозащитные костюмы были рассчитаны на кратковременное пребывание в зоне действия высоких температур. Тогда как быть с изучением дальних участков Травы, ведь в своём исследовательском порыве я уже заготовил целую портянку миллиметровки?!
Очевидно, что перемещение пешком сильно ограничивало дальность моих рейдов на Траве. Жаль, что «копейка» не ездила, то есть не передвигалась естественным для автомобиля способом. Хотя Евгений Петрович мог и сохранить эту базовую функцию в машине, вот только как её активировать? Поменять конденсатор на какой-нибудь трансформатор или найти секретный тумблер? А если своими «умелыми» ручками я запущу процесс самоуничтожения машины вместе с «мастером» на борту?
Ответ на мои непростые вопросы пришёл неожиданно: интернет-браузер автоматически сменил обои в стартовом окне, и я увидел горный серпантин, заполненный участниками велогонки.
Трава 23
Велосипед, а нужен был складной, я ещё не приобрёл. Впрочем, он пока и не требовался. В эти пару-тройку часов я собирался восстановить отметки, которые были смыты ливнем с каменистых наростов в первом сегменте карты. Промышленный маркер я купил белого цвета, и с помощью фиксирующего прижима на его колпачке работать стало гораздо удобнее. На этот раз я отказался от идеи наносить абсолютно все наросты-бугры на карту, а решил отмечать только самые крупные. Таких в первом сегменте оказалось с десяток. От крестиков-ноликов тоже пришлось отказаться, а применить числовую нумерацию, где первым числом был номер сегмента карты, затем следовал разделитель – точка, а вторым числом был условный порядковый номер объекта при движении по местности по принципу каретки печатной машинки.
Что ж, синее солнце потрудилось здесь на славу, и местность снова стала проходимой. Лишь пучки травы были по-прежнему толще обычного и походили на провяленные морские водоросли. Я быстро закончил с маркировкой наростов в первом сегменте и перешёл на второй, который находился слева от передней части машины. Теперь на карте рядом с закрашенным квадратиком я вписывал ещё и его порядковый номер. Работа продвигалась споро. Небольшие паузы возникали, когда требовалось принять решение: отмечать конкретный бугор или всё же он недостаточно крупный на фоне остальных своих собратьев. В итоге, во втором сегменте набралось тринадцать таких отметок.
Времени оставалось ещё достаточно. Я неспешно вернулся к машине и оглядел фронт проведённой работы. Даже сквозь дымку белый маркер был отлично виден на тёмной поверхности наростов. Довольный собой, как кладовщик после успешно проведённой инвентаризации, я с аппетитом перекусил, привалившись к переднему крылу машины. Затем забрался внутрь и стал ждать. Я уже не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на начало грандиозного «ультрамарин-шоу»!
Земля 24
Что-то неладное творилось с моим здоровьем. На родной планете у меня начинались ломки как у наркомана. Только на полях чахлой травы, изъеденных каменистыми наростами, я чувствовал себя сносно. «Доктор, я подсел на Траву!» – мне только и оставалось, что шутить над самим собой. Неловко признаться, но, чтобы превозмочь упадок сил, я как подросток стал пить энергетические напитки. Впрочем, сил мне это не прибавило, а вот концентрация кофеина, который я получал ещё и традиционным способом, превысила в организме все предельно-допустимые нормы. Расплачиваться за это пришлось нарушением сна, отсутствие которого мне пришлось заполнить сёрфингом в интернете.
Подходящий велик я нашёл на сайте бесплатных объявлений. Созвонившись с его владельцем, я решил пока взять паузу, за время которой продавец может стать сговорчивее по цене. Первоочередной моей задачей на Траве было картографирование третьего и четвёртого сегментов позади машины, и велосипед здесь ещё не требовался, к тому же предложение подержанных двухколёсных явно превышало спрос на них.
Осколок ученической линейки я нашел как раз на склоне позади машины, значит, поиски останков мальчика нужно будет начать в том направлении. Сектор впереди «копейки» представлялся, конечно, более перспективным для исследований. Там и трава росла гуще, и каменистые наросты встречались чаще. Но и вернуться туда было никогда не поздно.
Фотографию школьника я положил в нагрудный карман походной рубашки, хоть и понимал, что узнавать по снимку будет не кого. Также я приготовил два больших чёрных пакета из пластика. Для прочности и большей светонепроницаемости я вложил один пакет в другой. В этой таре я планировал привезти то, что осталось от детского тела. А отчитаться о выполненном заказе думал тем же способом – письмом в конверте под дворником «копейки».
Трава 25
Меня не было здесь несколько дней, и трава успела приобрести тот самый вид, который запомнился мне в момент нашего знакомства. Тонкие пожухлые травинки снова мотались на ветру в разные стороны. За данный «прыжок» я планировал обработать оба задних сегмента, задача казалась реальной по исполнению. Настроившись, я энергично выпрыгнул из машины.
Я дал себе пару секунд, чтобы полюбоваться результатами своей предыдущей работы. Но увиденное заставило меня лишь плотнее сжать пальцы на топорище. Все каменистые наросты с моими маркерными отметками были чем-то исполосованы!
Озираясь по сторонам, я сделал пять шагов к ближайшему от машины бугру. Планшет с картой мне пришлось бросить на траву, так как не хватало рук. Оглядываясь и держа топорик наизготовку, я левой рукой сделал на камеру телефона несколько снимков того, что осталось от отметки «1.1». Затем, подобрав планшет, я вернулся в машину и заблокировал все двери. Вставив ключ в замок зажигания, я стал рассматривать полученные фотографии.
Камера у моего телефона была не самая выдающаяся, но и её возможностей хватило, чтобы увидеть: мои метки пытались свести относительно острым твердым предметом. На каменистой поверхности нароста остались характерные борозды. Поначалу я даже подумал, что это следы когтей представителей местной фауны. Но тогда на камне были бы четко видны группы параллельных полос с одинаковыми внутренними интервалами, а этого не наблюдалось. Удары здесь наносились с разной силой и под разными углами. Вертикальные борозды были заметно глубже и длиннее горизонтальных. Но даже однонаправленные полосы сильно отличались друг от друга по протяжённости, что также исключало версию о когтях. Если бы дело происходило на Земле, то я бы с уверенностью сказал, что тут работал вандал, вооружённый куском арматуры! Или шайка вандалов.
Хоть приступ страха и прошёл, но я всё ещё не решался выйти из машины. Да, кто-то мне наглядно продемонстрировал, как иллюзорны мои права на этот мир. Мир, о котором я до сих толком ничего не знал. Я, как в комедийном фильме, просто въехал в чей-то дом на автомобиле, а потом всё там изгадил непонятными надписями. На секунду мне представилась картина, как из витрин продуктового магазина, занимающего первый этаж нашей высотки, торчит закопчённый зад летающей тарелки, а по подъездам с сосредоточенным видом ходит зелёный человечек и наносит на двери квартир какую-то несмываемую абракадабру. Мне стало одновременно смешно и неловко.
С другой стороны, во мне вдруг проснулся кроманьонец, который на чистом русском языке стал меня же убеждать в том, что всё это теперь наша земля! И действительно, что я такого сделал? Вытоптал тысячу травинок из миллиарда? Принёс в девственный мир опасные химические вещества и губительную микрофлору? Да наши бактерии и микробы тут сдохнут с первыми лучами синего солнышка! Скорее уж местные микроорганизмы представляет серьёзную угрозу для Земли. А ведь я, кроме того, что сам подвергался воздействию микрофлоры Травы, я ещё и переносил её домой, причём самым контрабандным способом! А если это опасно для человечества? Если я, сам того не желая, уже запустил будущую пандемию? Оставалось только, вернувшись домой, пойти куда надо и во всём признаваться. Но что тогда будет со мной?.. На все эти вопросы в ответ у меня рождались лишь малоприятные ассоциации, которые медицинскими иглами вонзались прямо в мозг. И они были так похожи, что просились в короткий стишок: изоляция, стерилизация, нейтрализация.
Близился синий рассвет. Тяжёлые мысли раскалывали голову. Я не знал, что делать дальше. На обеих планетах мне грозила опасность. Но и сам я представлял опасность тоже! В этой чудной игре я зашёл слишком далеко. Я прошёл уже и точку отрыва, и точку невозврата, так же как неведомая мне сила сбила точки разделителей в моих отметках на каменистых наростах. Забавно, я прожил три десятка лет в режиме хоум-офис-эдишн и даже не предполагал, что опасность когда-то станет одной из постоянных составляющих моей жизни. Но, чтобы выжить и на Земле, и на Траве, мне придётся стать кроманьонцем! Кроманьонцем с высшим гуманитарным образованием, слабыми техническим навыками и ключом от уникальной ВАЗ-2101! Я взялся за этот ключ и решительно повернул его.
Земля 26
В понедельник я на работу не пошёл, а вызвал врача на дом. Пришлось соврать, что ночью была высокая температура, которую лишь под утро удалось сбить парацетамолом. Впрочем, терапевт ни разу и не усомнилась в моём нездоровом состоянии. Мне было неудобно перед ней не столько за обман, сколько за возможный риск, которому я её подвергал. С этого дня я твёрдо решил общение с людьми сократить до минимума.
На больничном я планировал продержаться две недели, а в дни приёмов вызывать врача на дом, ссылаясь на плохое самочувствие. Почему-то я посчитал, что две недели – это достаточный инкубационный период для заразы, носителем которой я возможно являюсь. И если в это время в моём организме произойдут какие-либо заметные изменения, то станет понятно, как действовать дальше. При этом я полностью отдавал себе отчёт в том, что не откажусь от «прыжков» на Траву. Эта странная логика просто зияла причинно-следственными нестыковками, но и другой у меня сейчас не было. Дома я чувствовал себя совершенно разбитым, но одна лишь мысль о далёком противнике бодрила лучше всякого энергетика с кофеином. И я не собирался без боя отдавать Траву кому бы то ни было!
Я позвонил на работу. На том конце провода мне формально посочувствовали, посетовав на разгул несезонных инфекций, и с озабоченностью проинформировали о проценте выполнения месячного плана. В ответ я заверил, что приложу все усилия для скорейшего выздоровления. Говоря это, я действительно думал о своей физической форме, о своей готовности к противостоянию. А ведь я во всех смыслах не был борцом. Спорт от меня всегда был равноудалён, так же как я от него. Карьерные потуги сослуживцев, стремящихся занять в штатном расписании ячейку повыше, никогда не вызывали во мне аналогичных желаний. А тут вдруг такие страсти! И из-за чего? Из-за куска каменистой земли с пожухлой травой на планете, которая имела несчастье образоваться в поле тяготения синего гиганта! Да, моя система ценностей за короткий срок изменилась кардинально. А была ли эта система ценностей вообще? Дорожил ли я чем-нибудь раньше, так же как возможностью бывать на Траве? Строил ли я планы на свою земную жизнь, так же основательно как готовился перед каждым «прыжком»? Дважды нет!
Удивительно, но этот странный и пустой мир позволил мне впервые испытать чувство полноты жизни. И я был благодарен ему за это, даже понимая, что плата за эту благодарность может оказаться слишком высокой.
Трава 27
От использования велосипеда я решил отказаться. Кроманьонцы на велосипедах не ездили. Они не ездили даже на лошадях, если верить современной исторической науке. Врага нужно будет встречать лицом к лицу, крепко стоя на ногах, с топором в правой руке. Конечно, у велосипеда было преимущество в скорости, но и недостатков виделось немало, особенно в случае быстрого и неожиданного нападения на меня из тумана. Во-первых, связаны руки и ноги: первые – на руле, вторые – на педалях, и их нельзя полноценно использовать для обороны и нападения. Во-вторых, плохой обзор сзади при езде. Двигаясь пешком, можно хотя бы периодически озираться. В-третьих, при падении набок, велосипед сам превращался в помеху, ведь из-под него нужно будет выбираться, а на это потребуется время.
Также пришлось отказаться от картографирования местности – одной рукой это делать было невозможно. К тому же нанесение отметок на карту требовало концентрации внимания, а мне, наоборот, нужно было все свои природные сенсоры максимально настроить на окружающее пространство.
Я спускался по склону позади машины по условной линии, разделяющей третий и четвёртый сегменты. Шёл я зигзагом от нароста к наросту: несколько шагов вперёд и вбок, потом полный оборот и снова вперёд со смещением в другую сторону, а затем снова полный оборот. Правая рука сжимала топор, а левой я ставил маркером размашистые кресты на редких каменистых буграх. Отмечая свой путь, я этим ещё и бросал вызов неизвестному противнику, открыто заявляя свои права на территорию. Несмотря на сложную траекторию движения, продвигался я достаточно быстро, так как плотность размещения каменистых наростов здесь была раза в три ниже, чем на противоположном склоне.
