Сергей Леонидович Ясинский
Налог на вечность
Механическая лапа манипулятора проехалась среди исходящих холодным светом потолочных ламп. Она бережно, строго по разметке разместила новую крестовину на тёмной ленте транспортёра. Лента дрогнула и плавно поехала в сторону колыбели. Нолс вздохнул. За столько лет работы акушером он так и не перестал ассоциировать осевой биоштатив с распятьем.
Через панорамное стекло акушер внимательно наблюдал, как крестовина плывёт к серебристой полусфере. До колыбели добралась первая сигнальная отметка, и в акушерской тонко пискнул зуммер. Нолс ожидал этого, но всё равно вздрогнул. Звук, казалось, проникал прямо под кожу и там оставался. Фап во время смен обычно втыкал в уши наушники и слушал музыку, но всё равно жаловался на интенсивность оповещения. Нолс весь сжался, ожидая повторного сигнала. Лента транспортёра медленно проползала через разверстую колыбель.
«Как будто миссис Пакман решила как следует зевнуть.» – вдруг подумал Нолс и сразу же осознал, что за долгие годы такое сравнение ещё ни разу не приходило ему в голову.
«Что-то новенькое.» – тонкие плотно сжатые губы акушера начали складываться в подобие бледной улыбки. Вторая сигнальная отметка прошла вход в колыбель, и снова сработал зуммер. Улыбка умерла, не успев родиться. Крестовина была внутри. Теперь самое важное.
Нолс поискал глазами знакомый символ и недовольно поморщился. Фап снова настроил рабочий стол под себя и сдал смену, не озаботившись привести всё в порядок. Напарник Нолса предпочитал хаос карикатурной анимации вместо привычных образов стандартизированной графики. Нолс этих весёленьких картинок не одобрял и старался приучить Фапа убирать за собой. Он всегда перенастраивал панель обратно, даже если это удавалось сделать лишь в самом конце смены. Обнаружив в левом верхнем углу мультяшный клетчатый костюм с галстуком, акушер вытер вспотевшую ладонь об униформу и нажал на сенсорной панели «swaddle».
В ответ над колыбелью выпростались удлинённые щупы манипулятора, которые опустили и закрепили по краям биоштатива таксисную сеть. Нолс наблюдал за процессом с таким вниманием, что даже забывал дышать. Он всё время держал палец рядом с горящей на экране опцией «switch to manual control», потому что иногда, очень редко автоматика могла дать сбой. Тогда ему грозило оказаться в роли игрока, бросившего в автомат монетку, чтобы попытаться ухватить и вытащить наружу понравившуюся детскую игрушку. Таксисную сетку пришлось бы расправлять вручную, сверяя каждую нанесённую лазером метку, а это тот ещё геморрой. Пропустишь хоть одну, хотя бы в одном месте сеть сомнётся в складочку, и новорожденный организм окажется дефектным или вовсе нежизнеспособным. Вся процедура насмарку.
Нолс вздохнул. Когда в начале двадцать первого века открыли CRISPR-Cas9, а обычные студенты впервые превратили E. coli в эритроцит, перспективы генной инженерии потрясали воображение. Юный Нолс мечтал стать генным хирургом, инженером, конструктором, чтобы лечить любые болезни, создавать новых уникальных существ, подарить людям бессмертие! Что ж, мечта сбылась.
На этот раз автоматика не подвела. Нолс всё перепроверил и нажал на панели иконку «Implens» с наклонённым по сорок пять градусов красным ведром, из которого лилась голубая водичка. Миссис Пакман захлопнула рот. Колыбель ожила. По тонким стерильным трубкам к ней устремились потоки отредактированных клеток, питательные смеси и стимуляторы роста. Нолс знал, что клетки разных тканей, что внутри они не перемешаются, а напротив благодаря изменённым рецепторам клеточной оболочки «узнают» друг дружку, сгруппируются и ведомые таксисом распределятся строго по отметкам на таксисной сетке. Перфорированная полость биоштатива заполнится нейроглией, которая даст начало центральной нервной системе, а сама крестовина станет позвоночником, вокруг которого нарастут мышцы и внутренние органы. Ну а размещённый внутри штатива нейроимплант позволит выполнять родительский контроль за поведением нового организма.
Затем колыбель поедет в инкубатор, где поддерживаются оптимальные условия для ускоренного формирования тканей, а через неделю чадо каких-то далеко небедных родителей получит нового питомца. Нолс вывел на монитор два изображения. Слева – фотография детского рисунка, где неумеющий ещё толком рисовать ребёнок изобразил своего фантастического друга. Оттуда на акушера огромными голубыми глазами смотрел маленький медвежонок с острыми как у немецкой овчарки ушами, тёмно-фиолетовой шёрсткой и палитрой раноцветных полосок вдоль позвоночника и на пухлых щёчках. Справа – согласованный индивидуальный дизайнерский проект с электронным штампом «approved» от ВОЗовского комитета по этике и безопасности. Изображение справа называлось «NEA243115FB6556». Подпись большими неровными буквами на рисунке слева гласила: «Мой Фафик».
