Сергей Лукьяненко
Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо
9
– Болеет кто? – спросил водитель, когда они уже подъезжали к больнице. Николай кивнул, не вдаваясь в объяснения. Больница казалась спящей. Никаких милицейских машин, суетящихся людей. Он почувствовал робкую надежду – двойник мог еще здесь не появляться.
Расплатившись из скудного запаса российских купюр – он пока не менял доллары на рубли, – Шедченко вылез из потрепанной «тойоты». Помог сестре, выбирающейся из широкой двери так неуклюже, как способны лишь люди, для которых такси – недоступная роскошь.
– Коленька, почему ты так спешишь?
В голосе Тани был страх. Понятно, у нее все мысли сейчас были о Сашке.
– Не знаю. Правда не знаю. Идем.
Они не сразу нашли двери приемного покоя, спрятавшиеся за углом здания. Шедченко долго жал кнопку, слыша, как внутри здания отзывается звонок. Наконец послышались шаги. Шедченко слегка посторонился, так чтобы в глазок был виден не только он, но и сестра.
– Что вам надо? – настороженно поинтересовались из-за двери. Николай не удивился. Врачи видели, что «скорая помощь» не подъезжала, а визиты ищущих дозу наркоманов случались обычно под утро.
– Девушка, у меня здесь сын лежит, – неожиданно плаксиво, моляще сказала сестра. – Саша Шедченко… Он очень тяжелый. Брат из Киева приехал, позвольте мы пройдем… пожалуйста…
Последовала короткая пауза. Когда через минуту дверь все же открылась, за ней оказались уже не только медсестра, но и врач – плотный, крепкий мужчина. Он внимательно посмотрел на Шедченко и переключился на Таню.
– Когда поступил ваш сын?
– В понедельник вечером. Он в первой хирургии.
– Вы за три дня не выучили, когда часы посещений? Восьми утра еще нет…
– Слушай! – Шедченко шагнул в проем, оттесняя врача. – Парень очень плох. Позвольте мне хоть взглянуть на него.
– Вы же военный человек, – невозмутимо отозвался врач. – Должны понимать, что такое дисциплина и порядок. Или это только для рядового состава?
– Вас как звать?
– Рудольф. Или вам нужна фамилия – знать, на кого жаловаться?
– Нет. Рудольф, я вас прошу. Уже не очень рано, дежурного врача мы не разбудим. Разрешите нам пройти.
Врач молчал.
– Я понимаю, что вам не положено нас пропускать. Но я прошу, отнеситесь по-человечески. Я не спал ночь. Сейчас я должен был стоять на полигоне и делать свою карьеру. Вместо этого я стою здесь и прошу вас.
– Это ваш племянник? – спросил Рудольф.
– Да. Единственный.
– Проходите. – Врач посторонился. Они вошли, и порог словно мгновенно перенес их из мира в мир. Стойкий больничный запах, невыносимо давящий, запах лекарств и боли…
– Если хотите, я оставлю вам документы, – предложил Шедченко.
– Не надо. Разденьтесь здесь.
Шедченко помог раздеться Тане, повесил свое пальто. Врач задумчиво смотрел на него.
– Полковник?
– Да. Украинской армии.
– Я вижу, форма не наша… Лида, проводи их в отделение.
– Спасибо, – коротко сказал Шедченко.
– Не за что. Но если в следующий раз вы явитесь еще раньше, я вас не пущу.
– Понимаю. Спасибо вам, доктор.
Вслед за медсестрой они поднялись на второй этаж. Та что-то тихо выговаривала Татьяне. Шедченко слышал, как сестра робко оправдывается, но в разговор не вступал. Ему было слегка не по себе. Он соврал, воспользовался больным Сашкой как пропуском, беспокоясь не только и не столько о нем.
Фактически он беспокоился о самом себе.
Дверь в отделение была открыта. Лида, цокая каблучками, подошла к ординаторской, осторожно постучала. Ей открыли сразу, словно ждали за дверью. Шедченко замер, глядя на девушку в белом халате.
Это и есть та копия, которую хотел убить его двойник?
Симпатичная, молодая, с мягким лицом, про таких еще говорят «со светлым лицом»…
– Анна Павловна, простите, пожалуйста, но вот… – Медсестра кивнула на них. – Ломились так, что пришлось впустить. Это родственники больного Шедченко.
Анна и Николай смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь.
она видела меня… его…
– Не надо волноваться, – тихо сказала Анна. – С вашим племянником все в порядке. Состояние значительно улучшилось.
За спиной Шедченко облегченно всхлипнула Таня.
– Откуда вы знаете, что он мой племянник? – спросил Николай.
– Догадалась. Лида, спасибо, иди…
Медсестра, неодобрительно посмотрев на нее, пошла обратно. Похоже, она надеялась, что несвоевременных посетителей остановят на «второй линии обороны».
– Вы хотите посмотреть на Александра? Он, вероятно, еще спит.
– Мы тихонько, – жалобно сказала Татьяна. – Анна Павловна, пожалуйста…
– Пойдемте.
Шедченко как зачарованный последовал за ними.
Сашку он узнал не сразу. Как ни странно, племянник не производил впечатления молодого оболтуса, которое уже намертво отложилось в сознании. Может быть, из-за короткой, аккуратной стрижки и спокойного взгляда – он не спал.
Его собственный сын выглядел куда более подходящим кандидатом для рокерских гонок по ночному городу, завершившихся крутым поворотом и взорвавшимся бензобаком.
– Привет, мам, – сказал Сашка. И кивнул Николаю.
словно они уже виделись…
– Сашенька, дядя приехал, – садясь на краешек постели, сказала Таня.
– Я знаю. – С легким недоумением Александр посмотрел на мать, потом на Шедченко.
Николай перевел взгляд на Анну:
– Где он?
– Кто?
– Не надо придуриваться. Вы знаете, о ком я.
– Здесь больше не было ни единого человека. – Врач победоносно улыбнулась ему. – Что вы хотите?
а что он, собственно, хочет? Он сам отказался идти в больницу с двойником. Он сделал свой выбор. Долой мистику и сомнения. Жизнь такова, какова она есть… и более никакова…
Шедченко прошел по палате. Посмотрел в окно, словно что-то внутри подталкивало его.
В глубине больничного двора он увидел маленькое одноэтажное здание, увенчанное кирпичной трубой, метров пяти в высоту. Из трубы шел густой дым.
– Что у вас там?
Врач даже не подошла к окну.
– Морг.
– С крематорием?
Татьяна испуганно смотрела на него.
– После ампутаций, – сухо сказала Анна, – остается биологический материал, подлежащий уничтожению.
Шедченко стало подташнивать. Он повернулся к врачу, и та увидела в его глазах что-то такое, что заставило ее отступить.
– Я бы не советовала вам продолжать эти разговоры, – быстро сказала Анна. – Состояние вашего племянника утром резко улучшилось. Но это нестойкое улучшение, и не стоит его разрушать.
Николай подошел к ней вплотную. Прошептал одними губами:
– Вы убили его?
– У него был выбор. Как и у тебя сейчас.
– Кто вы?
– Мария.
– Кто вы?
– Мир. Свет. Любовь.
– Это ложь.
– Не тебе решать, что ложь, а что правда. Без него ты ничто. Но отныне ты свободен и можешь сделать выбор. Стань на нашу сторону. Помогай нам. И ты войдешь в мир, который будет завтра. Ты не нужен этому миру, но ты поможешь ему прийти, заслужишь прощение и покой…
– Коля! – выкрикнула Татьяна. Шедченко вздрогнул, отворачиваясь от Марии.
Сестра и племянник смотрели на него. Непонимающе и со страхом.
мир, свет, любовь…
– Сашка, я должен уехать на пару дней, – сказал он, касаясь его руки. – Держись, мужик.
– Дядька, ты сам-то здоров? – Сашка задумчиво смотрел на Шедченко.
– Уже нет, – спокойно ответил он. Достал из кармана бумажник, молча отсчитал пять «зеленых» сотенных. – Таня, держи. Вам пригодится.
– Ты…
– Мне надо ненадолго уехать.
Он не стал говорить ни «прощай», ни «до свидания», ибо не мог сделать выбор между словами.
– Я вас убедила? – спросила та, что выбрала имя «Мария».
– Вы напомнили мне, что существует выбор.
– Прототипы не ведут собственных игр. Они способны лишь помогать пришедшим.
– Я понимаю.
Шедченко отступил в коридор, провожаемый растерянным, непонимающим взглядом сестры, легким взмахом руки Сашки и укоризненной печалью в глазах Марии. Уже в коридоре он посмотрел на дверь ординаторской. И увидел еще одну женщину в белом халате – словно отражение Марии. Только в ее взгляде было слишком много тоски.
– Ты сглупила, девочка, – прошептал он. Анна, настоящая Анна словно окаменела, подобралась.
– Это сделала я!
Шедченко удержался. Довольно легко. Сейчас он понимал, почему его двойник погиб.
– В нем было больше любви, чем в вас обеих. Он не мог убить женщину.
– Значит, не сможешь и ты.
– Я найду того, кто сможет.
Он побежал по лестнице – грузный стареющий мужчина в чужой военной форме. Попадавшиеся навстречу люди – персонал шел на работу – прижимались к стенам.
И все же в одном Мария была права. Шедченко помнил имена, и теперь у него был выбор.
10
Валентин Веснин не ложился этой ночью. Молчаливый, замкнутый паренек, двадцатипятилетний специалист по трехмерной графике, популярный в узких кругах создатель рекламных клипов, все равно не смог бы уснуть.
Кирилл Корсаков так ничего ему и не сказал. Впрочем, у Валентина уже не было ни малейшего желания его расспрашивать. Он накормил Кирилла. Мальчишка явно был голоден, однако ел равнодушно и медленно, словно выполняя скучную, но необходимую работу. Перестелил свою кровать. Кирилл все так же равнодушно кивнул, вяло поинтересовался:
– А ты где будешь спать?
– У меня работы много.
– Ясно. – Кирилл задергал руками, стягивая свитер. – Валя…
– Что?
– Ты не думай, будто сошел с ума. Тот, кто звонил, это тоже я. Только другой.
– Тебя когда разбудить? – помолчав, спросил Веснин.
– В семь. Или если я опять позвоню.
Валентин кивнул, поворачиваясь к монитору. «Пентиум сто двадцатый» меланхолично гонял готовый ролик. Веснин остановил картинку, помедлил, вслушиваясь, как Кирилл забирается под одеяло. Затих, потом пробормотал:
– Извини, что впутываю тебя. Я просто устал очень. Я завтра уйду.
словно заклинание – я завтра уйду…
Минут пятнадцать Веснин сидел не шевелясь. Потом вышел из «три-д-студио», помедлил мгновение и включил терминал.
Телефон в прихожей тонко задребезжал, вторя набирающему номер модему. Веснин вздрогнул, покосившись на кровать, но Корсаков не проснулся.
Он подключился к Интернету с первой попытки, секунду поколебался, соображая, где можно получить информацию быстрее всего. Было несколько хостов, где постоянно болтались свежие городские новости. Но сейчас ему не хотелось пробираться через горы ненужных сплетен. Валентин переключился на «Столичные разговоры» – постоянную конференцию, работающую в реальном времени. Глянул в информационное окошко – сейчас на линии болтались семнадцать человек. Разговор шел о политике, о предстоящих выборах, о тех ляпах, которые допустили те или иные кандидаты. Разговор был жарким – в конференции сейчас вертелись два коммуниста, стойко отбивающиеся от идейных противников.
Веснин поправил очки, пробежался пальцами по клавиатуре.
«Привет. Простите, я вошел с вопросом. Кто-нибудь может рассказать подробнее о сегодняшнем происшествии?»
Он щелкнул клавишей «мыши», отправляя вопрос в сеть. Расчет был простым – странные происшествия не случаются одни. И наверняка несколько человек, прижатые в угол в беседе, будут рады сменить тему…
«Привет. Ты о взорвавшемся доме?»
«Привет, ты о чем?»
«Мы о другом говорим…»
Веснин снова коснулся клавиш.
«И о доме тоже. Вроде бы здесь не только о политике можно спорить – достала…»
Пауза. Сеть реагировала неторопливо, подчиняясь не только инерции разговора, к счастью, уже многим надоевшего, но и скорости работы модемов, сбоям сигналов на старых АТС…
«Что там говорить-то? Газ рванул, десяток людей сгорели. Храмы восстанавливать деньги есть, за коммуникациями следить – хрен…»
Ага, это он оттянул на себя коммуниста…
«Обычный денек, ничего особенного. На Курском детишки бомжа бензином облили и… В одном доме газ рванул, подъезда как не бывало. Психопат какой-то шлепнул женщину и пытался застрелить ее сына. Хороший денек».
Веснин вздрогнул. Руки сами легли на клавир.
«Какую женщину?»
«Телевизор смотри иногда. Не помню, где-то в центре. Корсакова, если фамилию не путаю».
«Чему удивляться? Пацан, наверное, наркоман. Задолжал, пришли разбираться, тут мать подвернулась…»
Валентин смотрел на Кирилла. Тот спал, зарывшись лицом в подушку.
наркоман… как же. Кирилл даже не курит… Значит, Людмила Борисовна…
Он посмотрел на экран. Поймал взглядом проползающие строчки:
«То же самое было и при коммунистах. Просто молчали…»
«Там жил какой-то старпер. Небось открыл газ, а поджечь забыл…»
Веснин прервал связь. Пусть сеть обсасывает детали без него. Он узнал главное… почему Кирилл пришел к нему.
Его действительно кто-то преследовал! Зачем?
Валентин на цыпочках прошел в прихожую. Глянул в глазок на пустую площадку. Коснулся замков, словно выполняя какой-то ритуал.
Кирилл Корсаков, в меру самостоятельный, но абсолютно домашний подросток, потерял мать и ухитрился стать объектом чьей-то охоты. Но что не лезло ни в какие рамки – по ходу дела он раздвоился.
Веснин прикрыл дверь в комнату и пошел на кухню. Кофе и тазепам – странное сочетание, но сейчас ему хотелось именно такого набора.
Кирилл проснулся с совершенно четким знанием, где он находится. Может быть, из-за тихого гула компьютера, не смолкавшего всю ночь, или постоянных хождений Веснина, вовсе не таких бесшумных, как тот надеялся. Наверное, сон был очень неглубоким, но все же он чувствовал себя отдохнувшим.
– Кирилл… – Веснин, скрючившийся на стуле у компьютера, смотрел на него. Глаза Валентина были красными, воспаленными.
он знает…
– Мне очень жаль, Кирилл. Поверь…
Мальчик всхлипнул, мгновенно переходя из сонливой одури во вчерашнюю безысходность. Веснин неуклюже присел рядом, положил руку ему на плечо.
– Кирилл, поверь, у тебя много друзей. Мы поможем.
– Мне никто… не может помочь…
– Кирилл, это страшное горе, но сейчас надо подумать о тебе. Понимаешь?
Мальчишка кивнул. Как ни страшно это было, но он действительно понимал. Сейчас речь шла о его жизни.
– Кто тебя преследует? За что?
– Я не знаю.
– Ты влип в какую-то историю?
– Д-да. Но я не могу рассказывать.
– Кирилл, в такой ситуации надо обращаться в милицию.
– Нет! – Мальчишка вздрогнул. – Тогда мне точно – конец.
– Кирилл, я твой друг.
Рука Валентина была неестественно напряженной. Кирилл повел плечом, и тот поспешно снял ладонь.
– Именно поэтому не спрашивай.
– Кирилл, помочь – это в первую очередь понять.
– Я умыться хочу.
– Кирилл, не уходи от ответа. Я в два раза тебя старше и кое-что понимаю в жизни.
– Иногда надо не понять, а поверить. – Кирилл посмотрел ему в глаза сквозь неумолимо текущие слезы. – Ты можешь мне поверить?
– Да.
– Тогда поверь, что лучше тебе ничего не знать.
Веснин запнулся. Он попал в западню собственных слов – самую безвыходную из всех ловушек.
– Тебе дать зубную щетку?
– Дай. – Кирилл потянулся за джинсами, стал торопливо одеваться.
– Ты по-прежнему хочешь уйти?
Кирилл заколебался:
– Не знаю. Я подожду, может быть, позвонит Виз…
– Виз?
– Может быть, я позвоню сюда.
В глазах Веснина на мгновение зажегся безумный огонек.
– Слушай, я могу поверить во что угодно. Даже в то, что КНБ провел эксперимент над тобой и ты раздвоился.
– Глупость какая, – застегивая рубашку, сказал Кирилл. – Ты мне обещал дать зубную щетку.
Валентин покорно поднялся.
11
Дума занималась сегодня обычной работой – переливанием из пустого в порожнее. Обсуждались какие-то мизерные западные кредиты, на что их употребить, в какие отрасли сделать вливание: в сельское хозяйство или на работу комитета по этому самому сельскому хозяйству.
По твердому мнению Визиря, единственным плодотворным выходом здесь было бы явление Христа, способного накормить семью хлебами четыре тысячи голодных, не считая, конечно, женщин и детей. С полчаса он сидел, проглядывая утренний информационный листок, подготовленный референтом, временами вслушиваясь в бред выступавших. Потом тихонько выбрался из зала заседаний и спустился в буфет.
Здесь завтракали с десяток депутатов и столько же журналистов. На него поглядывали, когда Визирь взял чашечку кофе и отошел к свободному столику.
– Можно?
Визирь поднял глаза на подошедшего с чашкой мужчину.
– Здравствуй, Альберт. Садись, дорогой.
– Устал от прений?
– Это не для печати. – Визирь улыбнулся главному редактору «Истины». – Скажу, что устал, завтра же в газете пропечатаете. Мол, выбрали слабаков, даже слушать у них сил нет.
Альберт Данилович развел руками.
– На то и четвертая власть, Рашид Гулямович. Президента вы не боитесь, так, может, хоть мы сгодимся?
– На то и волк в поле… Наверное.
Визирь мелкими глоточками цедил кофе. Плохой кофе, что ни говори.
– И что вы все нас терзаете-то, волки пера? – буркнул он. – В «Волгаз» опять вцепились.
– Уже читали? – Альберт Данилович заинтересовался. – Что-то не так? Подавайте опровержение.
– Какое опровержение, вы истину сказали… как всегда. – Визирь одарил главного редактора печальной улыбкой. – Но ведь не всю же. В городке газовиков хоть побывали бы, посмотрели, как у нас умеют заботиться о людях.
– Трудно все охватить. Маленький корпункт, одна машина, дряхлый факс, древний компьютер. Знаете же, как любит власть оппозиционные газеты.
– Знаю. – Визирь замялся. – Такое предложение есть – попробуйте всесторонне подойти к вопросу. А насчет оборудования поможем. Мы прессе помогаем без всяких условий и обид.
Альберт Данилович слегка насторожился.
– К сожалению, мы не можем принимать помощь от идейных противников.
– А от союзников? Если вам поможет Шелганов?
– Он и так помогает, чем может.
– А мы ему поможем.
С полминуты Альберт Данилович молчал, допивая кофе.
– Шелганов – честный и порядочный человек, – сказал он наконец.
– С другими мы не сотрудничаем. Противно.
Пожав плечами, главный редактор протянул ему руку.
– Интересно было пообщаться. Как голосовать будете, не секрет?
– Не секрет. Только не исправят эти гроши положения.
– Верно.
Визирь задумчиво смотрел вслед главному редактору. Конечно, поддержку крупной газеты, за которой стоит огромный электорат, так просто не покупают.
А вот отношения зондируют на предмет сотрудничества.
Его держат за серьезную фигуру – прекрасно. Волк-одиночка. Замкнутый и темпераментный русский шовинист азиатской крови.
Что ни говори, а Рашид Гулямович выбрал удачный имидж. Спасибо ему.
Веснин открыл хлебницу и хмыкнул. Слишком увлекся вечером работой, даже в магазин не вышел.
– Кирилл, я сбегаю за хлебом, – сказал он. – Подождешь?
– Давай я схожу, – предложил Кирилл.
Валентин поправил очки.
– Думаю, это неразумно. Ты ведь понимаешь?
– Кто меня здесь будет искать?
– Кирилл, но все же я взрослый человек…
Мальчишка тихо засмеялся.
– Помнишь, что ты всегда говорил, когда в «Штурмане» болтали о книгах про детей?
– Много чего говорил.
– Ну, что возраст – это не показатель ответственности, и даже в десять лет человек вправе принимать любые решения. Мне тринадцать.
– Дело не в этом. – Веснин поморщился. – Кто из нас более способен рисковать?
– Я. Ты сам говорил, что не способен убить человека, даже если он тебя будет убивать.
– А ты способен?
Кирилл запнулся.
– Почти.
Веснин мог сказать, что между «почти» и «могу» порой пролегает пропасть. Но он промолчал. Для него не существовало даже «почти», и он это знал прекрасно.
– Валя, давай я в магазин сбегаю.
– Ладно. – Веснин полез в карман, достал деньги, протянул Кириллу полтинник. – Возьми хлеба и молока.
– У меня есть деньги.
– Кто у кого в гостях? К чаю что-нибудь купи.
Кирилл взял пятидесятитысячную бумажку, засунул в карман.
– Я быстро…
– Знаешь, где тут магазин?
– Я вчера мимо проходил, найду.
Карамазов не стал заходить домой и переодеваться. Куртку он чуть-чуть запачкал, но нейлон отмыть было несложно. Сейчас главным стало успеть. Один раз мальчишка от него ушел и, наверное, считал, что найти его невозможно. Но Тьма подсказала, где искать.
Плохо было лишь то, что точка, где скрылась мишень, казалась размазанной, колеблющейся. Раньше такого не было. Возможно, мальчишки разделились? Один укрылся у знакомых, другой просто бродит по городу? Илья допускал такую возможность. Что ж, тем важнее устранить хотя бы одного, снизить неопределенность.
Он не стал тратить время на метро, поймал машину, что предельно удивило бы его коллег в редакции. Вышел из машины в трех кварталах от цели.
Сейчас он шел на работу без оружия. Не беда, он и сам был оружием пострашнее дешевого пистолета. В три часа дня ему предстояла встреча с одним из тех, у кого он снабжался инструментами, а пока при нем были руки и тонкий скрученный шнур в кармане.
Видимо, опять предстояло убирать свидетеля. Грязь… Как странно и в то же время логично, что грязная работа пришлась на самых беспомощных и невинных клиентов. Слабость провоцирует. Слабость преступна.
Карамазов подошел к длинной девятиэтажке уверенной походкой аборигена здешних мест. Перескакивая через заполненные грязью выбоины в асфальте, не оглядываясь по сторонам. Вряд ли кто-то, увидевший его со стороны, запомнит хоть одну деталь…
– Эй!
Илья вздрогнул. Не от окрика – от знакомости голоса. Остановился, оборачиваясь.
Кирилл Корсаков, его ускользнувшая малолетняя мишень, стоял метрах в двадцати, в проходе между домами. Нелепо, обеими руками сжимая полиэтиленовый пакет, набитый явно нетяжелым грузом.
– Гад! – крикнул мальчишка.
Илья сделал шаг, другой, перешел на бег. Это было уж слишком. Наглец. Мышь, зарычавшая на кота.
Он просто делает свою работу!
Мальчишка повернулся и бросился бежать.
Кирилл узнал убийцу сразу. Не по лицу, которого толком-то и не разглядел, не по одежде – сейчас тот был похож скорее на возвращающегося дачника. Просто что-то кольнуло в груди, и он остановился, комкая пакет с продуктами.
Его снова шли убивать.
Это было нелепо и нереально. При свете дня, во дворе огромного дома, рядом с дорогой, по которой мчались машины, человек, убивший его мать, быстрой походкой шел к подъезду Веснина.
Как он узнал?
Кирилл отступил на шаг. Надо было бежать, пока убийца не посмотрел в его сторону. Он вспомнил и словно даже услышал визг пули над плечом.
Бежать…
А убийца поднимется по лестнице и позвонит в дверь. Он найдет, что сказать. Валя откроет…
И снова покачивающаяся камера репортера жадно заглянет в квартиру.
– Эй!
Он сам удивился своему крику. Фигура в бурой нейлоновой куртке замерла на полушаге.
– Гад!
Кирилл не удивился, когда убийца рванулся к нему. Это было продолжением страшных снов, в которые превратилась жизнь. Снов, в которых не преступники убегают от милиции, а честные люди спасаются бегством от бандитов. Это стало нормой, да?
Кирилл бросился бежать.
Краем глаза он замечал, как женщина, идущая навстречу ему с тяжелой сумкой, быстро и целеустремленно завернула в уже пройденный было подъезд, как с балкона второго этажа исчезла фигура девушки, вышедшей покурить в накинутой на плечи куртке. Правильно. Когда маленький мальчик убегает от убийцы, не стоит смотреть на такое печальное зрелище…
Кирилл свернул к цепочке гаражей, слыша, как сзади приближается смерть. Он оказался в каком-то узком коридоре – слева здание, справа бетонные гаражные коробки, впереди – стальные прутья ограды, опоясывающей голые деревья и маленькие беседочки. Детский сад?
Он побежал вперед.
Убийца не издал ни звука. Просто догонял его медленно и неумолимо. Кирилл отстраненно подумал, что зря дети считают взрослых не умеющими бегать. Они умеют. Когда надо.
Шагах в пяти от ограды он увидел с какой-то фотографической точностью, что два прута слегка разогнуты – наверное, местные пацаны соорудили для себя удобный проход на детсадовскую территорию. Такой же лаз был и в ограде детсада рядом с его домом – по вечерам в маленьких беседках собирались пацаны, чтобы спокойно покурить, выпить, поболтать о девчонках. Кирилл прыгнул в узкий проход.
Он отбил плечо и едва не застрял. За спиной выматерился преследователь, и Кириллу показалось, что его обдало ветром от последнего рывка убийцы. Он дернулся, протискиваясь в узкую щель, упал на раскисшую от дождей землю. Повернулся, со страхом ожидая увидеть черный глазок ствола.
Убийца пытался протиснуться в щель. Нелепо выгнулся, просунув голову, но широкие плечи упрямо не желали пролезать, опровергая древнюю истину: «Главное, чтобы голова пролезла».
Кирилл вскочил, дернулся было в глубь территории, потом повернулся. Посмотрел в холодные прищуренные глаза. И подпрыгнул, пиная убийцу в лицо. Рубчатая подошва с хрустом проехалась по щеке.
Мужчина взвыл, выдергиваясь обратно. Из съехавшего вбок носа текла темная кровь, смешиваясь с липкой грязью, слетевшей с подметки кроссовки.
– Гад… – прошептал Кирилл.
Мужчина вытер ладонью лицо. Посмотрел на него – пристально, словно запоминая. Очень спокойно произнес:
– Иди сюда. Я ничего тебе не сделаю.
Кирилл истерически засмеялся.
– Все равно тебе не уйти, – сказал убийца. – Где второй?
Мальчишка попятился. Исчезнувший на секунду страх снова вернулся. Казалось, ударь он сильнее, так, чтобы содрать кожу, под ней оказалась бы сталь. Перед ним был не человек – какой-то робот, терминатор из фильма.
– Что происходит?
Из-за гаражей вышел мужчина. Рослый, крепкий, по сравнению с ним убийца сам выглядел подростком. В руке он держал разводной ключ, казавшийся игрушечным. На мгновение Кирилл ощутил, как перевернутый мир стремительно становится с головы на ноги.
– Совсем шпана обнаглела, – поворачиваясь, сказал убийца. – Залез в карман, гаденыш. Вот… попытался поймать… – Он снова вытер лицо.
– Он хотел меня убить! – закричал Кирилл. Мужчина смерил взглядом его, потом окровавленное лицо убийцы.
– Я его понимаю, – сообщил он. – А ну иди сюда, щенок!
Кирилл бросился бежать.
Нет, мир не собирался стать нормальным. Стоять на голове, видимо, было для него привычнее.
Сзади доносилась щедрая ругань. Ограда садика была высокой и совершенно не приспособленной для перелезания. Но ведь в любом заборе есть двери.
Кирилл выбежал к зданию детского сада. Здесь вяло бродили десятка два малышей под присмотром воспитательницы, смерившей его хмурым, неодобрительным взглядом, но ничего не сказавшей. Кирилл побежал мимо, к воротам, но растянулся в грязи и упал. Пакет вылетел из рук прямо к ногам мальчика лет пяти.
Дети нестройно засмеялись. В этом возрасте ничто не веселит так искренне и чисто, как чье-то падение в лужу.
Кирилл медленно поднялся. Подошел к пакету, из которого вылетели батон и шоколадка…
к чаю…
– Убегаешь? – спросил малыш.
– Убегаю, – машинально ответил Кирилл.
Мальчик задумчиво проводил взглядом испачканный хлеб, посмотрел, как Кирилл обтирает плитку «Бабаевского».
– Ты шоколад любишь? – спросил он.
– Нет. Хочешь?
– Хочу, – без лишней скромности признался малыш.
– Бери. – Кирилл сунул ему шоколадку и побежал к воротам.
