Сергей Михеенков
Берлин-45
В один из дней после огневого налёта и массированной бомбардировки штурмовой авиации противник бросил в бой большое количество танков, концентрированным ударом одновременно в двух направлениях рассёк боевые порядки 2-й гвардейской дивизии, прижал полки к реке. Часть дивизии успела отойти на восточный берег реки Клевень. На западном остался 395-й гвардейский полк и два батальона соседнего – 875-го – полка. Они отошли из района Путивля и вместе с батальонами майора Бабаджаняна удерживали село Чернево, небольшой плацдарм вокруг села и переправу с чудом уцелевшим мостом. Её-то и приказано было захватить авангардам 2-й танковой группы Гудериана, чтобы развивать успех в глубину нашей обороны и уже беспрепятственно продвигаться к Москве.
«Противник простреливал наш крохотный плацдарм насквозь, – вспоминал А. Х. Бабаджанян. – В батальонах оставалось по 100–120 активных штыков. Дрались все, даже солдаты хозяйственных подразделений».
Полковой КП находился на сельском кладбище. Бой с каждым часом становился всё ожесточённей. Немцы продолжали напирать, постепенно наращивая удар новыми и новыми резервами. Батальоны Бабаджаняна стояли насмерть. Командир дивизии отход на восточный берег запретил. Спустя несколько минут перезвонил и сказал ровным каменным голосом:
– Ну пойми же, дружок, видимо, так нужно. Я ничего изменить не могу.
Это был приказ умереть, но немецкие танки через свои позиции не пропустить.
И тут из правофлангового батальона сообщили: танки и пехота ворвались в наши окопы. Комиссар Пивоваров, верный друг и боевой товарищ, побежал с группой автоматчиков туда.
О том, как погиб комиссар, Бабаджаняну после боя рассказал командир пулемётной роты лейтенант Василян. В роте к тому времени уцелел всего один пулемёт. Убили командира расчёта, ранили второго номера. Василян молча лёг к пулемёту. Комиссар Пивоваров оттащил в угол окопа раненого второго номера и так же молча принялся выполнять его работу – подавать в приёмник ленту, чтобы не захлестнула. «Максим» молотил длинными прицельными очередями, сметая пехоту противника.
С Николаем Арташесовичем Василяном маршал не раз встречался после войны, навещая родные места. Василян, вернувшись с фронта, окончил институт, возглавил один из крупнейших заводов Еревана. Каждый раз они вспоминали своих боевых товарищей и тот бой. Там, на крошечном плацдарме на Клевени, они все были смертниками.
– В какой-то миг я почувствовал, что мой второй номер перестал подавать ленту, – рассказывал бывший лейтенант. – Когда атаку отбили, я посмотрел, а комиссар наш лежит на патронных ящиках…
«Командир, – любил вспоминать слова своего друга Бабаджанян, – ты думай о том, как полку достигнуть победу в бою, как врага поразить. Остальное доверь мне – дисциплину, сознательность, снабжение… Не подведу».
И не подводил. Никогда. До последнего боя.
Когда доложили о гибели Пивоварова, метнулся по ходу сообщения во 2-й батальон, стал к пулемёту и, пока не закончилась лента, поливал огнём залёгших за подбитыми танками немецких танкистов и автоматчиков.
Ночь прошла спокойно. Противник, потеряв больше десятка танков, отошёл и, похоже, перегруппировывался. До утра там урчали моторы. Значит, подводили танки.
Утро началось с налёта штурмовиков. Связист, пожилой сержант, сидевший у телефонного аппарата, насчитал 27 и бросился на дно окопа, потому что ведущий «лаптёжник»[16] уже включил сирену и свалился в отвесное пике прямо на их КП. Завыло, загрохотало, земля затряслась, заходила ходуном, так что бревенчатый накат над головой, казалось, вот-вот обрушится и придавит всех их, сгрудившихся в этом ненадёжном укрытии. Ещё не осела пыль, густо смешенная с толовой копотью, из хода сообщения донеслось:
– Танки!
Резко захлопали сорокапятки[17], расчерчивая фосфорисцирующими трассами нейтральную полосу. Вот одна из трасс встретилась с башней немецкого танка, наползавшего на траншею боевого охранения, и стальную коробку обдало яркой вспышкой, похожей на сварку. Танк качнулся, остановился. Из бокового люка вывалился танкист в чёрном комбинезоне и кубарем скатился под гусеницы. Открылся верхний люк, показалась фигура в офицерской фуражке. И тут в окопах второго батальона заработал «максим». Командир полка сразу узнал характерный почерк лейтенанта Василяна: одна короткая очередь, пристрелочная, и следом – длинная, прицельная. Фигура в офицерской фуражке замерла и через мгновение провалилась вниз, в люк, откуда уже вытягивало чёрный маслянистый дым, завертелся волчком другой танкист, успевший выскочить и пытавшийся укрыться за гусеницами своей машины.
Танки и пехота накатывали на батальоны волна за волной. От села Чернева уже ничего не осталось. Догорали последние постройки, которые бойцы не успели разобрать на блиндажи и землянки. На некоторых участках танки уже утюжили окопы, и бойцы отбивались связками гранат и бутылками с КС. Белое пламя горючей смеси вспыхивало на броне, разгоралось, но и горящие танки продолжали двигаться вдоль линии окопов, заползали в тыл, продолжая вести огонь из короткоствольных пушек и пулемётов.
Выдержат ли, думал комполка, окидывая взглядом поле боя. Мельком взглянул в строну переправы и увидел, что мост целёхонек, что ни на настил, ни на предмостные въезды не упала ни одна бомба, ни один снаряд. Конечно же, им нужна переправа. Мост они берегут для себя и огня по нему не ведут.
Вот два танка повернули в сторону КП. Один остановился, угловатая башня его начала медленное вращение, шевельнулся короткий ствол пушки. Видимо, танкисты обнаружили КП. Сейчас накроют. От окопов, которые накануне старательно отрыло отделение сержанта Стуканева, отделились две фигуры и, сгорбившись, побежали к танку. Одна вскоре упала и стала отползать к воронке. Видимо, ранен, понял Бабаджанян. Но вторая сблизилась с танком на расстояние десятка шагов, полетели, кувыркаясь, одна за другой две бутылки. Танк, выбрасывая струю чёрного дыма выхлопных газов, резко сдал назад и сделал крутой разворот в сторону гранатомётчика. Но поздно. Боец уже спрыгнул в воронку, и огненная струя трассирующих пуль курсового пулемёта пронеслась выше, не задев смельчака. А по корме танка уже струилось белое пламя. Оно быстро охватывало ещё живую машину, затекало в моторную решётку и под башню.
После боя, уже на переправе, комполка увидел своего верного боевого товарища, сержанта Стуканева, и из короткого разговора понял, что немецкий танк у полкового КП остановил он.
Вечером позвонил Акименко и отдал приказ на отход.
Отошли благополучно, под прикрытием дыма от горящих построек и немецких танков и бронетранспортёров.
За переправой их встречал генерал Акименко.
– Спасибо, сынок. – И командир дивизии обнял майора.
– Вот всё, что осталось от гвардейского полка, товарищ генерал.
Они стояли возле дороги и смотрели на редкую колонну бойцов.
Сапёры уже минировали сваи и настил моста.
В своих мемуарах Бабаджанян будет постоянно полемизировать с Гейнцем Гудерианом. Порой его страстные схватки будут напоминать те, которые происходили в сорок первом под Ельней, Глуховом и маленьким селом Черневом на реке Клевени. Старый солдат знал свою правду, с которой и победил в той войне, и упорно и храбро отстаивал её всю жизнь.
5
После кровавого противостояния на Клевени 2-я гвардейская стрелковая дивизия сдерживала удары 2-й танковой группы в районе Тима, порой успешно контратаковала. Об этих боях, в том числе об успешных действиях 395-го гвардейского полка подполковника Бабаджаняна в ноябре 1941 года в газете «Правда» появилась статья. Авторами её была писательская бригада, побывавшая в расположении дивизии накануне – Ванда Василевская, Александр Корнейчук, Микола Бажан.
В конце 1941 года дивизия участвовала в первом освобождении Ростова-на-Дону, затем, весной 1942-го, дралась на Таганрогском направлении.
В апреле 1942 года подполковника Бабаджаняна направили на учёбу в Академию Генерального штаба[18]. Войска нуждались не только в опытных, но и грамотных во всех отношениях командирах, которые могли бы побеждать противника не только силой оружия и стойкостью своих солдат, но и военной мыслью в ходе планирования, подготовки и проведения операций различного масштаба. Однако, прибыв в Москву, в Главном управлении кадров РККА он узнал, что на него сделано представление – командиром механизированной бригады.
Академические двери перед ним война на время закрыла. Прихотливая фронтовая судьба влекла его на другую стезю. Танки!
«Я ехал в распоряжение командира 3-го мехкорпуса генерала М. Б. Катукова[19], к которому был назначен командиром 3-й механизированной бригады»[20]. Он кинулся постигать теорию нового рода войск. Пришлось читать не только статьи советских теоретиков, но и Фуллера[21] и – о, ирония обстоятельств! – Гудериана. В Москве время зря не терял, зашёл в спецбиблиотеку и упросил дать ему на фронт («После Победы верну!») их работы. «…Броня, движение и огонь – существеннейшие признаки новых средств атаки…»
«Танки… Я много думал о них, я представлял их в бою, видел, как они помогают стрелковым подразделениям прогрызать оборону противника…
Но сейчас, в полутьме вагона, мне представлялись уже другие танки. Не те, что поддерживают пехоту, а те, что, соединённые в огромные массы, берут в клещи вражеские боевые порядки, вклиниваются, вколачиваются в оборону противника, обходя его города, замыкают их в тиски, несут победу…»[22]
Работая в оперативном отделе штаба армии 1-го эшелона, а затем командуя стрелковым полком, который месяцами не выбирался из окопов, Бабаджанян часто наблюдал на поле боя действия танков, танковых подразделений, своих и чужих, и хорошо понимал их ударную мощь и быстроту маневра.
Третьим механизированным корпусом командовал человек, который не хуже Гудериана понимал значение танков в современной войне и, самое главное, успешно жёг танки «быстрого Гейнца» на поле боя – генерал-лейтенант танковых войск М. Е. Катуков. Бабаджаняну повезло, он попал в подчинение талантливому танковому командиру и хорошему учителю.
В октябре 1942 года корпус генерала Катукова перебросили в район Осташкова и включили в состав 22-й общевойсковой армии, которая вела тяжёлые бои на Ржевском выступе. После нескольких операций, в ходе которых 3-я механизированная бригада потеряла большое количество техники и личного состава, корпус отвели в тыловой район. На его базе началось формирование 1-й танковой армии.
Весной 1943 года 1-я танковая армия вошла в подчинение штаба Воронежского фронта и обживалась на новых рубежах на южном фасе Курской дуги под Обоянью. Танки Катукова стояли во второй линии обороны в затылок дивизиям 6-й гвардейской общевойсковой армии. Корпуса имели задачу: быть готовыми к нанесению контрударов и уничтожению подвижной группы противника в направлениях Обоянь – Суджа, Обоянь – Ракитное, Обоянь – Белгород, Обоянь – Короча.
Именно сюда, на позиции 6-й гвардейской, противник направил основной удар своих подвижных сил – 4-ю танковую армию генерал-полковника Германа Гота. Главную ставку немецкое командование сделало на II танковый корпус СС, состоявший из трёх элитных моторизованных дивизий СС – 1-й «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», 2-й «Дас Рейх», 3-й «Мёртвая голова», – элитной моторизованной дивизии «Великая Германия», отдельных танковых батальонов, вооружённых новыми тяжёлыми танками «Тигр» и «Пантера», штурмовыми орудиями «Фердинанд», усовершенствованными StuG III Ausf. G с 75-мм противотанковой пушкой и 50-мм лобовой бронёй, другими моделями военной техники с мощным ходом и вооружением, способным пробивать броню наших «тридцатьчетвёрок», тяжёлых КВ и ИСов. Когда Гитлеру продемонстрировали технические и огневые качества новых танков и штурмовых орудий, он был в восторге: «До сих пор достигнуть того или иного успеха русским помогали их танки. Мои солдаты! Наконец вы имеете теперь лучшие танки, чем они!..»
В первый день сражения ударная группировка Германа Гота обрушилась на позиции 6-й гвардейской армии генерал-лейтенанта И. М. Чистякова[23]. Дивизии 1-го эшелона были разрезаны по частям. Одни подразделения были полностью уничтожены, другие понесли большие потери и продолжали драться изолированно в полном или частичном окружении. Стальная армада 4-й танковой армии генерала Гота вошла в оборону дивизий 1-го эшелона как нож в масло. Военные историки признают, что командование Воронежского фронта, не имея точных разведданных о направлении главного удара танкового клина, слишком растянуло свои войска по фронту и потому оборону 1-го эшелона немцы прорвали сравнительно легко.
Уже на второй день в дело вступили корпуса и бригады 1-й танковой армии. Позиции 3-й механизированной бригады полковника Бабаджаняна атаковали танки и мотопехота 11-й танковой дивизии[24] при массированной поддержке гаубичной и противотанковой артиллерии и авиации. Состав 11-й танковой дивизии был довольно серьёзным и вполне сопоставим с силами корпуса 1-й гвардейской танковой армии. Только один 15-й танковый полк имел 113 танков различной модификации. Кроме того, в дивизию входили два моторизованных полка (110-й и 111-й) и 119-й полк штурмовой артиллерии, а также разведывательные подразделения, способные действовать самостоятельно и решать тактические задачи. Забегая вперёд, замечу, что к концу Курского сражения 11-я танковая дивизия насчитывала едва 20 боеспособных единиц бронетехники. Часть танков, штурмовых орудий, бронетранспортёров и артиллерийских тягачей вместе со своими пушками остались в полях, оврагах и перелесках перед позициями 3-го механизированного корпуса, в том числе и 3-й мехбригады полковника Бабаджаняна.
Из оперативной сводки 3-го мехкорпуса от 3 июля 1943 года:
«…В течение дня части и соединения 3-го мк вели тяжёлые оборонительные бои с наступающими танками и мотопехотой противника, пытавшимися продвинуться, в основном, вдоль шоссе ОБОЯНЬ–БЕЛГОРОД через ЯКОВЛЕВО. Все атаки противника были отбиты».
«…7 июля, 3-я мбр – занимает следующее положение: ДУБРОВА, ур. БОЛЬШОЙ ЛОГ, развилка дорог, что 2 км западнее ПОГОРЕЛОВКА, ПОКРОВКА, южные отроги оврагов, что 3 км юго-западнее СЫРЦЕВО. Танков в строю: 33 танка Т-34 и 3 танка Т-70. Потери в матчасти и личном составе: 3 танка Т-34, 3 автомашины, одна 45-мм пушка, одна 76-мм пушка, один станковый пулемёт. Убито – 7 человек, ранено – 10 человек. Уничтожено: до 20 танков противника, в остальном уточняется».
«…С 6 по 8 июля, 3-я мбр: убито и ранено 317 человек, подбито 29 танков Т-34, автомашин – 3, станковых пулемётов – 1, 45-мм пушек – 1, 76-мм пушек – 9».
Восьмое июля для 3-й механизированной бригады было тяжёлым. Бригада потеряла почти все танки. К счастью, многие из них были всего лишь подбиты. Экипажи уцелели. Ночью ремонтные бригады часть боевых машин вытащили, отбуксировали в тыл, и вскоре они снова пошли в бой.
Корпуса и бригады 1-й танковой армии схватились с ударными силами 4-й танковой армии Гота не на жизнь, а на смерть. Попытка глубокой контратаки нашим танкистам не удалась. Потеряли много боевых машин. Генерал М. Е. Катуков настоял перед командованием фронта и Ставкой драться на своих позициях, в основном используя танки из засад, окопанные и тщательно замаскированные в складках местности. Это спасло боевые машины и экипажи от точного огня немецких «Тигров» и «Фердинандов».
Вот что вспоминал о тех днях, поясняя расположение своих войск, сам Бабаджанян: «3-й мехкорпус выдвинул в первый эшелон обороны 1, 3, 10-ю механизированные и 1-ю гвардейскую танковую бригады. Впереди бригад, на расстоянии примерно в полкилометра, заняли позиции танковые засады.
Наша бригада оседлала автостраду Белгород – Курск, центр обороны – высокий курган в двадцати метрах от дороги. На самой вершине кургана спрятан в укрытии танк командира бригады. Тут тебе и наблюдательный, и командный пункты, и долговременная огневая точка – танк буквально зарыт в землю по самую башню: стоять насмерть! Так и стояли советские солдаты. Сколько их здесь сложило головы… После войны белгородцы воздвигли на нашем кургане памятник павшим. На нём слова: “Путник! Куда б ни шёл, ни ехал ты, но здесь остановись. Могилам этим дорогим всем сердцем поклонись”.
На участке Чапаево, Яковлево танковые дивизии противника “Адольф Гитлер”, 3-я и 7-я, моторизованная дивизия “Великая Германия”, пехота прорвали главную полосу обороны 6-й гвардейской армии, не подозревая присутствия целой нашей танковой армии на второй полосе обороны. Полагая, что основная трудность уже позади, немцы неожиданно столкнулись с нашими танковыми засадами.
Преодолев первое замешательство, “Тигры”, “Пантеры”, самоходки развернулись в боевые порядки и снова кинулись в атаку.
На степном просторе, на холмах, в балках и оврагах, в населённых пунктах завязались танковые сражения, ожесточённые и невиданные…
Масштабы сражения превосходили человеческое воображение. Сотни танков, орудий, самолётов превращались в горы металлического лома. Во мгле – солнце, его диск еле пробивался сквозь тучи дыма и пыли от тысяч одновременно раздающихся разрывов снарядов и бомб. От ударов снарядов о броню адский скрежет, столбы копоти от горящих машин…
Со своего НП на кургане, лишь малость утихнут артиллерийская канонада и авиационная бомбёжка и медленно рассеется дым, вижу всё вокруг километров на шесть–восемь, ведь летний солнечный день! Вот за первым – 2-й эшелон танков противника в предбоевых порядках, вот расположение наших соседей – танковой бригады моего друга Горелова. Танкисты и мотопехота, артиллеристы, сапёры вместе отбивают уже, наверное, десятую атаку врага.
Но вот новая авиаволна противника. Навстречу им наши истребители, снизу залпы зениток, такие частые, что напоминают скорее пулемётную пальбу…
С переднего края в полосу обороны бригады отошли артиллерийские подразделения 6-й гвардейской армии, снова включились в борьбу с танками врага. С ними чувствуем себя веселее, хотя становится всё тяжелее».
Основной удар танкового клина, прорвавшего оборону 6-й гвардейской армии, пришёлся на 3-й механизированный корпус.
Историк 1-й гвардейской танковой армии Игорь Небольсин о событиях тех дней, происходивших на участке гвардейцев, писал: «При атаке порядки танков, как правило, немцы строили в три и более эшелона. Причём в первый эшелон включалось наибольшее количество тяжёлых танков “Тигр”. Вместе с ними и за ними шли тяжёлые самоходные орудия, и только вслед за самоходной артиллерией шли танки других типов. Встречая мощные узлы сопротивления, организованный артиллерийский огонь, немецкие танки, как правило, откатывались назад и искали пути обхода. При невозможности обойти узел сопротивления в дело вступали артиллерия и пикирующие бомбардировщики. После артиллерийской, и особенно после сильной авиационной обработки танковые атаки повторялись снова».
Позиции 3-й мехбригады немцы обходить не собирались. Им нужно было очистить участок шоссе Белгород – Курск. Как вскоре стало очевидным, любой ценой. Чтобы сбить темп немецкого наступления, остановить его на втором рубеже, командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин ввёл в бой фронтовые резервы – гвардейские танковые корпуса. Одновременно генерал М. Е. Катуков маневрировал своими резервами, более скромными. Танковые и механизированные бригады, оказавшиеся на острие удара 4-й танковой армии Гота, были потеснены и отошли на запасные позиции.
Из сводки 3-го механизированного корпуса:
«На 11 июля 3-я мбр занимает оборону на участке КРАСНООКТЯБРЬСКАЯ МТС, ЗОРИНСКИЕ ДВОРЫ, ур[очище] ДУРАСОВСКОЕ. Предпринятые контратаки противника до батальона пехоты при поддержке 15 танков дважды были отбиты. Потерь нет. На 24.00 11 июля 1943 г. бригада имеет танков в строю – Т-34 – 2, активных штыков – 341, 120-мм миномётов – 6, 82-мм – 24».
Итак, на седьмой день сражения под рукой у полковника[25] Бабаджаняна остался батальон бойцов при двух «тридцатьчетвёрках» и 30 миномётах. Структура механизированной бригады на тот период была следующей: танковый полк двухбатальонного состава имел на вооружении 35 танков Т-34 и 4 – Т-70, три мотострелковых батальона, миномётный батальон, артиллерийский дивизион, зенитно-пулемётная рота, разведывательная рота, инженерно-минная рота, автотранспортная рота, санитарный взвод. Личный состав бригады – 3726 человек.
Иногда на связь выходил командир соседней танковой бригады полковник Владимир Горелов[26]:
– Держись, Армо! Новая волна идёт. Прямо на тебя. Марс иногда и армянам помогает!
Держались полки Бабаджаняна. Стояли насмерть полки Горелова. Стойко дрался весь корпус. Держалась, врывшись в землю, армия Катукова.
Что чувствовали немецкие солдаты, через неделю боёв подойдя к новому рубежу обороны советских войск? Что видели и понимали их генералы, разматывая нить сюжета, предусмотренного планом операции «Цитадель»? Почему они не размотали ее до конца и отступили? Ведь потенциал и наступательный ресурс у немецких дивизий ещё был. Правда, не у всех. Теперь остаётся лишь додумывать возможные варианты исхода самой грандиозной битвы Великой Отечественной и Второй мировой войн. И историки додумывают! Некоторые западные исследователи додумались до того, что ничтоже сумняшеся утверждают: вермахт и СС не проиграли сражение на Курском выступе, более того, они его выиграли. При этом приводят цифры потерь и оставшихся в строю единиц бронетехники, орудий, самолётов и солдат.
Да, ресурс для ещё нескольких атак у противника оставался. Но в этом историческом и нравственном споре давайте обратимся к классике и доверимся доводам великого писателя и мыслителя Льва Николаевича Толстого. Роман «Война и мир», та самая глава, в которой Толстой размышляет вместе со своими героями и одновременно полемизирует с историками о Бородинском сражении.
«В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая её, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них ещё есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить её с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, всё равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упавший дух войска не позволил этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновидение чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена».
Нравственная сила армии-агрессора всегда истощается раньше. Ужас этого истощения, упадка моральных сил, уровня мотивации, как сейчас говорят, начинает ощущаться намного раньше истощения материальных ресурсов. В то время как нравственная сила армии, защищающей своё Отечество, постоянно укрепляется.
Проводя аналогии, русских, пожалуй, оставим на своих местах. Французов заменим немцами, Наполеона – Гитлером. Всё. Сопоставляйте, размышляйте. Картина была бы полной, если бы не одно, и весьма существенное, но. Если на Бородине русское войско было истощено и уже не имело резервов, то на Курской дуге за спиной солдат, офицеров и генералов Воронежского фронта стоял колоссальный резерв. Целый фронт – Степной, которым командовал генерал-полковник И. С. Конев. Именно он вскоре двинется вперёд и проведёт одну из самых яркий операций Великой Отечественной войны. В ходе фронтовой операции «Полководец Румянцев» будут очищены от неприятеля сотни сёл и деревень, освобождены города Белгород и Харьков. В Москве в честь этой победы дадут первый салют.
Третья механизированная бригада потеряла значительно больше половины своего численного состава – в строю оставался лишь один из десяти, – но она всё так же грозно стояла на новом рубеже, как и в начале сражения.
В своих мемуарах маршал Бабаджанян подытожил неделю боёв так: «…К вечеру 11 июля на Обоянском направлении была полностью сорвана попытка противника прорваться здесь к Курску». А дальше вот такое резюме, уже в стиле трактата о военном искусстве: «Использование крупных соединений и объединений бронетанковых войск при ведении оборонительной операции для удержания полос обороны в глубине – второй и тыловой оборонительных полос общевойсковых армий – было новой формой оперативного применения танковых войск, резко увеличивало устойчивость оперативной обороны и позволило отражать атаки крупных танковых масс противника, наступавших на узких участках фронта группами по 200–300 машин.
Оборонительная часть Курской битвы многим обогатила советское военное искусство. Особенно по вопросам применения в обороне крупных танковых масс. Причём обогащению служат и недостатки, имевшие место при использовании крупных масс бронетанковых сил, если их критически осмысливать.
Ход сражения подтвердил, например, что контрудар достигает цели лишь в тех случаях, когда он наносится мощной группировкой, а действия участвующих в нём танковых армий и корпусов достаточно согласованы, когда ему предшествует не только умело проведённая арт- и авиаподготовка, но атака непрерывно поддерживается артиллерией и авиацией по всей глубине действия войск, осуществляющих контрудар.
Когда не соблюдены эти условия, как это было 8 июля при контрударе 40-й нашей армии и трёх танковых корпусов, должного успеха не жди, недаром же противник на этом участке не отказался от намерения продолжить своё наступление…»[27]
Это был уже не 1941 год. Эпоха господства немецких танков на поле боя, эпоха всесокрушающих ударов танковых клиньев в глубину советской обороны ушла в прошлое. Началась эпоха торжества на поле боя советских танков.
Через несколько дней, когда войска пойдут в наступление, полковник Бабаджанян будет срочно госпитализирован – воспалится старая рана, возникнет угроза гангрены.
6
В госпитале Бабаджанян, как всегда, не задержался. Чуть спала опухоль, унялась боль, сам разрезал, раскрошил и снял гипс. Настоял на выписке. И – в родную бригаду.
И в первый же день по прибытии, только успел войти в курс дел, повёл бригаду в атаку на Богодухов. Немцы встретили танки 3-го мехкорпуса на заранее подготовленных позициях, неоднократно атаковали подвижными резервами.
В октябре 1943 года 3-я механизированная бригада получила гвардейское знамя и стала именоваться 20-й гвардейской Краснознамённой. Так её командир стал дважды гвардейцем.
В составе 1-й танковой армии 20-я гвардейская Краснознамённая механизированная танковая бригада полковника Бабаджаняна участвовала в Житомирско-Бердичевской, Корсунь-Шевченковской, Проскуровско-Черновицкой и Львовско-Сандомирской наступательных операциях 1-го Украинского фронта.
Бригада особенно отличилась во время проведения Проскуровско-Черновицкой операции, одной из самых крупных в истории Великой Отечественной войны. Бронетанковые войска сыграли в её проведении особенную роль. Быстрый маневр, глубокие прорывы и рейды ошеломили противника, нарушили его стройную оборону. Сильная немецкая группировка, сравнимая по численности со Сталинградской, оказалась в окружении. Бригада полковника Бабаджаняна, действовавшая в 1-м эшелоне, с ходу форсировала Днестр, захватила плацдарм на западном берегу, расширила его и удерживала до подхода основных сил. Указом Президиума Верховного совета СССР от 26 апреля 1944 года за умелое руководство боевыми действиями 20-й гвардейской механизированной бригады и успешное форсирование ею в числе первых реки Днестр, за личное мужество гвардии полковнику Амазаспу Хачатуровичу Бабаджаняну присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
В ходе Львовско-Сандомирской операции произошёл такой случай. 1-я гвардейская армия и 13-я общевойсковая армия генерал-лейтенанта Н. П. Пухова[28] захватили на западном берегу Вислы огромный плацдарм и начали его энергично и успешно расширять. Немцы, видя неладное – возникла явная угроза атаки на Варшаву, – начали непрерывно контратаковать, чтобы ликвидировать опасное вклинение. «Противник перебросил в район Сандомира 17 дивизий, 6 бригад штурмовых орудий и отдельные батальоны танков “Королевский тигр”. Гитлеровцы стремились встречными ударами на Баранув отрезать советские войска на плацдарме от главных сил и уничтожить их»[29].
Бои завязались упорные. На некоторых участках противник потеснил наши порядки. На долю гвардейских экипажей и артиллеристов истребителей танков 20-й мехбригады выпала задача замыкать Сандомирский «котёл», формировать самое трудное внутреннее кольцо. В результате согласованного удара двух танковых корпусов и мотоциклетного полка XLII немецкий армейский корпус и некоторые другие части и подразделения немцев оказались в плотном окружении.
Вечером 18 августа Бабаджанян получил телефонограмму Катукова: ввиду опасности несогласованных действий войск, замыкающих «котёл» вокруг XLII армейского корпуса противника, возглавить группу бригад и организовать оборонительные бои до подхода основных сил. А дальше предоставим слово бывшему командиру бригады:
«Утром 19 августа с группой офицеров и солдат проверяем готовность наших опорных пунктов к отражению новых атак противника и неожиданно натыкаемся на несколько танков противника.
Деваться некуда. Танки заметили нас, открыли огонь из пушек. Один снаряд разорвался в центре нашей группы.
