Сергей Нечаев
Джакомо Казанова. Величайший любовник или авантюрист-неудачник?
© Нечаев С. Ю., 2021
© ООО «Издательство «Аргументы недели», 2021
* * *
Для писателя и историка Казанова представляет собой проблему. Он прожил большую часть своей жизни в погоне за сиюминутным удовольствием, безо всякой рефлексии или мыслей о последствиях.
Иэн Келли
британский актер и историк
* * *
Вся философия Казановы свободно уместится в ореховой скорлупе; она начинается и кончается правилом: жить земной жизнью беззаботно, независимо и не обманываться надеждой на возможное, но очень сомнительное царство небесное или уважение потомства.
Стефан Цвейг
австрийский писатель
* * *
Таков Казанова – он устраивает себе праздник из каждого мгновения, он не знает длительных помех, ничто его не гнетет, его развлекают и занимают даже собственные болезни и неудачи; и, конечно, всегда и всюду неожиданно возникают женщины, вовлекаемые в его магнетическую круговерть.
Филипп Соллерс
французский писатель
Глава первая. Сирота при живых родителях
Джакомо Джироламо Казанова появился на свет 2 апреля 1725 года, в районе Сан-Марко, самом прославленном районе Венеции.
Между площадью Санто-Стефано и церковью Сан-Самуэле находится улица делла Комедиа (ныне это улица Малипьеро). На ней, справа, если идти от площади, и находился его дом.
Мать Джакомо Казановы звали Мария-Джованна Фарусси, и она была дочерью простого сапожника, выбившейся в актрисы театра Сан-Самуэле, принадлежавшего богатому семейству Гримани. Она родилась в Венеции в 1707 году. Поступив на работу в театр, она взяла себе псевдоним Дзанетта Фарусси.
Ее мужа звали Гаэтано Казанова. Он родился в Парме в 1697 году и, приехав в Венецию в 1723 году, тоже поступил в театр Сан-Самуэле на должность танцора.
Как видим, Казанова и его родители были, что называется, «из простых». Впрочем, есть и иные мнения, которые, однако, не имеют под собой никакой серьезной доказательной базы.
В те далекие годы район театра Сан-Самуэле был скромным и достаточно непримечательным местом. Впрочем, это не мешало театру быть одним из главных в городе. Для его труппы писал живший по соседству знаменитый автор «Трактирщицы» и «Слуг двух господ» Карло Гольдони, родившийся в Венеции 25 ноября 1707 года. В своих «Мемуарах» он достаточно лестно отзывается о Дзанетте Фарусси:
«В этой труппе было две актрисы для интермедий. Одна была вдовой, очень красивой и талантливой, ее звали Дзанетта Казанова, и она играла молодых любовниц в комедиях; вторая не была комедианткой, но обладала прекрасным голосом. Ее звали мадам Аньес Амюра, я ее использовал в Венеции для исполнения серенад. Эти две женщины не знали ни одной ноты, но все они имели вкус, четкий слух, отличную выучку, и публика была довольна».
С другой стороны, князь Шарль-Жозеф де Линь, выходец из знатного бельгийского рода и австрийский фельдмаршал, хорошо знавший Казанову, называет его сыном «плохенькой комедиантки из Венеции».
Конечно, принято говорить, что о вкусах не спорят, и каждый имеет право на свое собственное мнение, но на основе таких вот частных мнений и формируется так называемое общественное мнение, и нет мнения зловреднее, чем оно. Между определениями «талантливая» и «плохенькая» – пропасть. По всей видимости, в этом вопросе, как и во всех иных, истина лежит где-то посередине между крайними точками.
* * *
Венчание актрисы театра Сан-Самуэле Дзанетты Фарусси и танцора того же театра Гаэтано Казановы состоялось 24 февраля 1724 года в церкви Сан-Самуэле в присутствии епископа Пьетро Барбариго. А Джакомо родился через тринадцать месяцев после этого, и его крестили в той же самой церкви.
Уже через два года после рождения Джакомо мать бросила его и уехала на гастроли в Лондон. Там она стала любовницей принца Уэльского и родила еще одного ребенка. На этом основании некоторые биографы предполагают, что один из братьев Казановы – Франческо – является незаконнорожденым сыном короля Англии Георга II из династии Ганноверов, правившего в 1727–1760 годах. Конечно, вероятность этого практически равна нулю, но, как говорится, блажен, кто верует…
Следует отметить, что Дзанетта Фарусси очень ловко, почти до девяти месяцев, скрывала, что вынашивает первенца, причем она не посвящала в это даже своего законного супруга. Объяснить подобное несложно: особого актерского таланта в ней, похоже, не наблюдалось, зато все остальное было очень большим и очень убедительным. В результате добрейшая Дзанетта не могла отказать никому, поэтому, если бы был объявлен конкурс на право зваться отцом ее ребенка, между немалым числом претендентов завязалась бы самая нешуточная борьба.
Впрочем, справедливости ради следует отметить, что и Гаэтано Казанова выделялся своими нравами в гораздо большей степени, чем актерскими и какими-либо другими талантами.
* * *
Всего у Дзанетты Фарусси было шестеро детей: помимо Джакомо, это были Джованни, Фаустина-Магдалена, Мария-Магдалена-Антония, Гаэтано и Франческо.
Фаустина-Магдалена скоропостижно умерла, когда ей было всего пять лет. Джованни стал художником, директором Академии художеств в Дрездене; Гаэтано – священником; Мария-Магдалена-Антония – танцовщицей Дрезденского оперного театра.
Франческо Казанова родился 1 июня 1727 года в Лондоне, куда Дзанетта Фарусси отправилась играть в итальянской комедии. Он был учеником Франческо Симонини и Джованни-Антонио Гварди, обучался живописи в Париже и стал известным художником-баталистом. В 1761 году его избрали в члены Французской королевской академии. Это ему Екатерина Великая заказала картины, посвященные русским победам над турками, одна из которых хранится в Эрмитаже.
Помимо баталий, Франческо Казанова писал также пейзажи, животных и жанровые сцены во вкусе старинных голландцев. Его произведения, встречающиеся в галереях Парижа, Вены, Лондона и других столиц мира, полны жизни и весьма эффектны. В русском Эрмитаже можно увидеть его работы «Корова на пастбище», «Бык на пастбище» и «Стадо, перешедшее через ручей».
Под конец жизни Франческо Казанова переселился в Вену, где и умер 8 июля 1803 года.
Заметим, что в свое время Франческо Казанова был очень знаменит. Кстати, до самой смерти Джакомо Казанову называли «братом того самого Франческо Казановы». Зато в наши дни никто и не помнит имени такого художника, как Франческо Казанова, зато все знают о похождениях его старшего брата…
* * *
Некоторые биографы Казановы не без оснований полагают, что его подлинным отцом был венецианский дворянин Микеле Гримани. Например, Геман Кестен пишет, что «Джакомо был дитя театра», что его мать «поспешно вышла за актера Гаэтано Казанову, который жил напротив», и что «она изменила ему с директором своего театра, аристократом Микеле Гримани».
Он был дитя любви и нелюбимым ребенком. У него было два отца, один бедный и законный, а другой незаконный и богатый; ни один о нем не заботился. У него была юная прелестная мать, делавшая карьеру на сценах и в постелях, от Лондона до Дрездена, но этого ребенка она отдала чужим людям, как только ему исполнился год; с того времени он более никогда не жил с нею вместе. У него было пять братьев и сестер, а он рос как сирота.
Герман КЕСТЕН, «Казанова»
Для театра подобное – обычное дело. Да и просто в жизни «за честным мужем и жена сама становится честна», а вот за не очень честным… И можно еще очень долго рассуждать на эту тему. В любом случае, это не изменит мнения тех, кто считает, что Джакомо родился именно от связи его матери с Микеле Гримани, и случилось это через тринадцать месяцев после ее свадьбы с Гаэтано Казановой. Не изменит это и мнения тех, кто считает, что это все – полная ерунда.
Итак, Микеле Гримани (1697–1775).
Этому человеку в год рождения Казановы было двадцать восемь лет. Он происходил из очень обеспеченной и благородной венецианской семьи, а в 1748 году его избрали сенатором. Помимо этого, он, как мы уже знаем, был владельцем театра Сан-Самуэле, где работали Дзанетта Фарусси и Гаэтано Казанова.
Был ли Микеле Гримани отцом Казановы? Точно этого не знает никто. А вот биограф Казановы Фелисьен Марсо вообще предполагает, что эту версию «запустил» сам Казанова, отличавшийся чрезвычайной живостью фантазии. Он якобы вполне мог, «будучи убежден в том, кто именно был отцом его брата, распространить отцовство Гримани и на самого себя».
Как бы то ни было, семейство Гримани сыграло очень важную роль в судьбе Казановы, и к этому мы еще вернемся.
* * *
Первые годы своей жизни Джакомо Казанова – сирота при живых родителях – жил у своей бабушки Марции Фарусси. Рос он слабеньким и болезненным и вспоминать об этом периоде своей жизни ему никогда не доставляло никакого удовольствия.
Дом бабушки находился на улице Монахинь (ныне эта улица называется Калле-делле-Мунеге, она проходит параллельно площади Сан-Стефано, в двух шагах от улицы Малипьеро).
Гаэтано Казанова умер, когда Джакомо было восемь лет. Дедушка, сапожник Джироламо Фарусси, умер еще до замужества дочери. Получается, что фактически бабушка заменила Джакомо и мать, и отца, и всех прочих родственников.
Марция Фарусси примирилась с замужеством дочери, которое она не одобряла, узнав об обещании Гаэтано Казановы не понуждать свою супругу подниматься на сцену. Такие обещания всегда дают вступающие в брак актеры, но они никогда их не выполняют, в том числе и потому, что их жены сами не настаивают на верности данному слову. Впрочем, Дзанетта Фарусси вполне могла быть довольна своей судьбой, сделавшей ее актрисой: она была очень востребована, постоянно гастролировала, в том числе и в Санкт-Петербурге, ведя при этом весьма беспорядочный образ жизни и рожая детей.
Добрая бабушка любила внука и заботилась о нем, но мальчик не был счастлив. Его детство было молчаливым и одиноким. У него не было друзей и он почти не появлялся на улице. Дело в том, что, будучи очень болезненным от рождения, он страдал частыми кровотечениями из носа, которые лишали его последних остатков сил.
Соседи жалели маленького Джакомо, но никто вокруг не старался его развивать, полагая, что он все равно скоро умрет.
Если вдуматься, это была ужасная жизнь, какую едва бы вынес кто-то другой. Но Казанова был не «кто-то», он с детства ощущал свою незаурядность и был уверен, что его ждет самое необыкновенное будущее.
* * *
Когда Джакомо исполнилось восемь с половиной лет, бабушка отвезла его на остров Мурано.
Этот остров, который иногда называют «малой Венецией», состоял из ряда островков, разделенных каналами и соединенных мостами.
Дело было промозглым октябрьским утром 1733 года. В узкой черной гондоле бабушка и внук пересекали широкий канал, отделявший Венецию от Мурано. Было видно, что мальчику очень страшно очутиться за пределами родной Венеции. Да что там – Венеции, он и за пределами своего района Сан-Марко никогда не бывал.
Бабушка гладила сжавшегося в комок внука по голове и нежно шептала ему на ухо:
– Не бойся, мой милый Джакомо! Главное – не бойся! Тебя вылечат, я совершенно в этом уверена.
Гондола, наконец, подошла к острову, окутанному серой дымкой, и пристала к берегу рядом с великолепной старинной церковью Санта-Мария-э-Донато.
– Подождите нас! – приказала бабушка двум гондольерам. – Мы можем задержаться!
После этого она повела Казанову в жилище одной известной на всю Венецю колдуньи, и та, приказав ребенку перестать дрожать, заперла его в огромный деревянный сундук.
Малыш Джакомо, запертый в темном сундуке, перестал кричать, сжался в комочек и, ни жив ни мертв, стал ждать нападения неведомого врага. Но ничего не произошло, если не считать того, что раздался оглушительный шум, в котором смешались пение, крики, мяуканье, топот ног, звон тамбурина, плач и даже хохот. Слушая этот дьявольский концерт, мальчик лихорадочно припоминал обрывки молитв: он не сомневался, что попал в ад! Но звуки были такими разнообразными, что он поневоле стал прислушиваться и понемногу забыл о страхе. Все происходящее было похоже на представление в приюте умалишенных…
Жюльетта БЕНЦОНИ, «Три властелина ночи»
А потом колдунья достала его из сундука, раздела и положила на кровать. Затем она стала жечь вокруг него какие-то корешки и бормотать заклинания. Закончив обряд, она дала Казанове пять сахарных облаток и приказала под страхом смерти молчать обо всем увиденном и услышанном.
За все это колдунья получила от бабушки Казановы серебряный дукат[1]. Она сказала, что кровотечения теперь прекратятся. А еще она предупредила Казанову, что следующей ночью его посетит одна прекрасная дама. Джакомо хотел спросить, что это будет за дама, но не решился. С этим бабушка и внук возвратились домой.
Едва очутившись в своей постели, Джакомо сразу же заснул, но через несколько часов что-то разбудило его. О том, что произошло дальше, сам Казанова потом написал следующее:
«Я увидел – или вообразил, что вижу – спускающуюся от каминной трубы ослепительную женщину в великолепном, на широком панье, платье. Корона на ее голове была усеяна камнями, рассыпавшими, как показалось мне, огненные искры. Величаво, медленно поплыла она к моей кровати и присела на нее. Что-то приговаривая, она извлекла из складок своего одеяния маленькие коробочки и высыпала их содержимое мне на голову. Из ее долгой речи я не понял ни слова. Наконец она нежно поцеловала меня и исчезла тем же путем, каким и явилась. И я сразу снова уснул».
Назавтра бабушка вновь стала говорить ему о молчании, которое он обязательно должен хранить о событиях прошедшей ночи. Она была единственным существом, которому мальчик безгранично верил и чьи приказания он слепо исполнял. Что же касается тех, кто произвел его на этот свет, то они никогда толком и не разговаривали с ним, так что хранить молчание было совсем несложно.
Как ни странно, после той поездки на остров Мурано и ночного «визита феи» кровотечения Казановы стали уменьшаться день ото дня, и так же быстро стало пробуждаться его сознание.
Воспоминания об этом чудесном исцелении никогда не покидали Казанову. Более того, он на всю жизнь усвоил, что женщина – могущественна и способна творить настоящие чудеса.
* * *
Для обучения Джакомо бабушка выбрала ему в наставники человека по имени Баффо. К несчастью, ее выбор пал на весьма игривого поэта, чьи на редкость непристойные сочинения рекомендовались далеко не всем. В результате Казанова под его руководством выучился не только читать и писать, но заодно усвоил и основы «более причудливых наук», получив на всю жизнь склонность к магии, оккультизму, игре, вину… и женщинам.
А в 1734 году, когда Казанове исполнилось девять, его отправили в Падую (в самой Венеции образовательных учреждений, включая начальные школы, не было вообще). Произошло это благодаря следующим обстоятельствам.
За два дня до смерти, чувствуя приближающуюся кончину, Гаэтано Казанова пригласил к себе господ Гримани, чтобы попросить их не оставить его семью своим покровительством. Братья Гримани поклялись ему в этом. И это именно они взяли на себя миссию подыскать для Джакомо хороший пансион в Падуе.
За несколько дней пансион был найден и 2 апреля 1734 года Казанова и аббат Гримани погрузились на лодку и отплыли в Падую. Там мальчика поселили в пансионе доктора Гоцци, который и дал ему хорошее среднее образование, а заодно и выучил играть на скрипке.
На этом, собственно, и закончился первый венецианский этап жизни Джакомо Казановы.
Глава вторая. Первые успехи и первые неудачи
С 1734-го по 1740 год Казановы не было в Венеции. За это время он успел стать первым учеником у доктора Гоцци, которому он помогал исправлять работы своих тридцати одноклассников.
Новая жизнь и воздух Падуи окончательно вылечили Казанову и сделали его весьма пронырливым юношей. От своих нерадивых товарищей, исправляя в их работах грубые ошибки, он получал в оплату жареных цыплят и деньги. А еще он пытался шантажировать хороших учеников, но вскоре был выдан, разоблачен и отстранен от «хлебной» должности помощника доктора Гоцци.
Тем не менее, он был лучшим, изучил логику Аристотеля, небесную систему Птолемея, выучил латынь и немного греческий, прекрасно освоил игру на скрипке.
Сестра господина Гоцци, Беттина, тринадцати лет, насмешница из насмешниц и заядлая читательница романов, сразу же понравилась юному Джакомо. Она бросила, как говорил сам Казанова, в его сердце первые искры той страсти, которая впоследствии завладела им полностью.
Считается, что она была первой в огромной галерее его возлюбленных, хотя он и «не сорвал ее цветка», как написали бы на языке старомодных романов, так обожаемых Беттиной. Он был влюблен, она представлялась ему чудесной, как героини этих романов. И все же это первое любовное приключение ранней молодости не могло стать для Казановы «хорошей школой», хотя он сам утверждает обратное.
* * *
В 1737 году Казанова поступил в Падуанский университет, где стал готовиться к получению степени доктора прав. И якобы ее даже получил. Но это – со слов самого Казановы. Якобы он шестнадцати лет от роду получил степень доктора прав «ex utroque jure», то есть «обоих прав» – гражданского и церковного права. Якобы он защитил диссертацию по гражданскому праву под названием «De testamentis» (это что-то, связанное с завещаниями), а по каноническому праву – «Utrum Hebraei possint construere novas synagogas» (это что-то, связанное со строительством новых синагог).
Казанова сам себя именовал доктором права, однако в архивах Падуанского университета исследователи не нашли никаких следов его докторской степени. С 1730-го по 1750 год никакой Казанова не значился в списках юридического факультета. Его имя не встречается ни в одном из документов, подтверждающих получение докторской степени: ни в протоколах экзаменов, ни в расписках о получении диплома. При этом сборники всех этих документов сохранились.
Тут важно отметить и вот еще что. Никто не мог получить степень доктора права до истечения четырех лет строго засвидетельствованных занятий. Чтобы на семнадцатом году удостоиться степени доктора, Казанова должен был еще двенадцатилетним мальчиком начать университетский курс!
С другой стороны, Казанова мог быть и прав, если предположить, что он получил докторский диплом не в университете, а от какого-нибудь графа-палатина (или графа дворца – comes palatii), как это бывало в старину. Само собой разумеется, правительство не признавало этих дипломов, но на них всегда находились охотники в среде молодежи, любившей всегда и во всем забегать вперед. Наверное, к их числу принадлежал и Казанова. И кто упрекнет его за то, что он если не соврал, то умолчал о происхождении своего докторского диплома?
В Падуе он зажил свободной жизнью тогдашних студентов, школяров в духе Вийона, заядлых игроков, задир, лгунов, шулеров…
Филипп СОЛЛЕРС, «Казанова Великолепный»
Но в Падуе Казанова точно был, и туда на пасху из Санкт-Петербурга приехала его мать. Но ненадолго. Вскоре она вновь уехала на гастроли в Дрезден (ее контракт с театром был пожизненным), и Джакомо довольно равнодушно распрощался с этой, по сути, чужой для него женщиной.
В университете Казанова завел дружбу со всеми не самым благопристойным образом известными студентами: игроками, пьяницами, драчунами и развратниками. В их обществе он быстро научился держаться легко и свободно. Вскоре он сам начал играть и наделал кучу долгов.
Узнав об этом, его бабушка приехала в Падую и забрала Джакомо назад в Венецию.
* * *
Так в шестнадцать лет Казанова вновь увидел родную Венецию, этот рай влюбленных и авантюристов.
Вернувшись, он принял постриг и поступил на службу в уже известную нам церковь Сан-Самуэле. Произошло это следующим образом: настоятель прихода Сан-Самуэле отец Тозелло представил его монсеньору Корреру, патриарху Венеции, и тот тонзуровал его, то есть приобщил к духовенству самой младшей степени. Радость бабушки Казановы была неописуема: ее внуку не было и шестнадцати, а он не только стал священнослужителем, но и в декабре 1740 года даже самостоятельно прочитал в церкви Сан-Самуэле проповедь.
Джакомо произнес эту проповедь, взяв за основу одну из строф Горация. Что больше понравилось прихожанам – сама проповедь или молодой проповедник – неизвестно, но церковный служка нашел в чаше для подношений аж пятьдесят цехинов[2]. Гордый собой Казанова уже собирался стать властелином кафедры (для этого он каждый день ходил к священнику), но кончилось все тем, что он… влюбился в его прекрасную племянницу Анджелу.
К сожалению (для Казановы, конечно), чересчур разумная девушка не ответила ему ни малейшей взаимностью. Пылкий же Джакомо хотел получить свое сейчас и сразу, а посему, не добившись своего, посчитал себя «жертвой коварных женщин». В качестве моральной и не только моральной компенсации он возбудил интерес подруги Анджелы, шестнадцатилетней Нанетты, а потом и ее пятнадцатилетней сестры Мартины. Они обе были сиротами, приемными дочерьми графа Саворгана, в доме которого жил Казанова.
Что же касается едва начавшейся карьеры молодого священника, то она, к сожалению, разрушилась уже во время второй проповеди. Виной тому послужил сытный обед с обильным принятием внутрь доброго красного вина. Казанова поднялся на кафедру с багровым лицом и принялся что-то горячо доказывать прихожанам, но вскоре упал в пьяный обморок и покорно дал вынести себя из храма.
* * *
Служа в церкви Сан-Самуэле, Казанова жил в доме, где скончался его отец. Его сестра и младшие братья остались жить с бабушкой, которая проживала в своем доме и намеревалась там и умереть, чтобы встретить смерть в том же месте, где ее встретил ее муж.
Хотя главным покровителем Казановы считался господин Гримани, он довольно редко видел его. Но отец Тозелло представил юношу господину Альвизо-Гаспаро Мальпиеро.
Господину Мальпиеро было шестьдесят два года. Он был сенатором, удалившимся от государственных забот, и счастливо жил в своем прекрасном палаццо. Он любил и умел хорошо поесть, часто собирал по вечерам изысканное общество, которое составляли в основном дамы, сумевшие отлично попользоваться своими лучшими годами, и мужчины, наделенные тонким умом и прекрасно осведомленные обо всем, что происходило в городе.
Знакомство с таким человеком можно было считать большой удачей.
К несчастью, этого богатого холостяка по нескольку раз в году настигали жесточайшие приступы подагры. Но голова, легкие и желудок бывшего сенатора при этом оставались вполне здоровыми. Красавец, гурман и сластена, он обладал великолепным знанием жизни и типично венецианским остроумием.
Казанова стал бывать на его вечерних собраниях, и там господин Малипьеро объяснил юноше, что в этом обществе многоопытных дам и мудрых стариков он может почерпнуть гораздо больше, чем из всех философских книг вместе взятых. Он изложил Казанове правила, необходимые для того, чтобы несмотря на его столь неподходящий возраст быть принятым в этом обществе. Правила эти заключались в следующем: молодой человек должен был только отвечать на вопросы и особенно не высказывать свое мнение, потому что в его годы собственного мнения нет и быть не может.
Следуя указаниям господина Малипьеро, Казанова неукоснительно соблюдал эти правила, и очень скоро ему удалось не только заслужить уважение бывшего сенатора, но и стать любимчиком всех дам, посещавших его вечера.
Таким образом, неудавшийся аббат переключил свое внимание на светские радости. Вскоре ему удалось так очаровать господина Малипьеро, что тот дошел до того, что сделал Казанову своим официальным фаворитом.
Во дворце господина Малипьеро часто проходили великолепные балы, а это было именно то, что было нужно молодому авантюристу.
Постоянно бывая в палаццо Малипьеро, бывший аббат Джакомо Казанова быстро стал вхож в дела дам разного возраста и положения, которые доверяли ему свои секреты, посвящали в свои женские интриги или просили сопровождать в поездках. Вскоре Казанова стал бывать в лучших аристократических домах Венеции. Но прежде всего его интересовали женщины, ведь он был еще так молод.
Сам Казанова впоследствии писал:
«Знакомство с дамами, которых принято называть comme il faut, побудило меня еще больше обращать внимание на свою внешность и заботиться об элегантности моего наряда, чем настоятель и моя бабушка были очень недовольны. Однажды, отозвав меня в сторону, настоятель со сладкой улыбкой сказал мне, что в пути, который я себе выбрал, больше заботятся о том, чтобы Богу нравилась душа, я не миру – внешность».
К сожалению, остановиться Казанова уже не мог. В результате запах духов и пудры, шелест платьев и чарующие взгляды – все это пленило юношу и определило всю его дальнейшую жизнь.
Пошли первые успехи, он ощутил сосредоточенное на нем любопытство женщин, и это сделало его еще смелее.
* * *
У господина Малипьеро были две любимицы. Первую звали Августа, она была пятнадцатилетней дочерью гондольера Гардела. Безумно красивая, она позволяла старику учить себя танцам. Вторую звали Тереза. Это была прелестная семнадцатилетняя девушка, дочь директора театра и любовника Дзанетты Казановы. Ее мать, старая актриса, ежедневно утром вела ее к мессе, а после полудня – к господину Малипьеро. Однажды при матери и Казанове бывший сенатор попросил Терезу о поцелуе. Но она отказала ему, так как утром приняла причастие и Господь, наверное, еще не покинул ее тела…
Практически каждый день Казанова был свидетелем подобных сцен.
Однако вскоре случилось то, что и должно было случиться: молодой Казанова попал в немилость к своему покровителю. Он излишне сблизился с одной из фавориток старого сенатора и был застигнут врасплох.
До этого Казанова никогда и не пытался ухаживать за Терезой, но тут в обоих неожиданно проснулся непреодолимый естественный интерес к различным частям тела обоих полов, и они витали как раз между тихим разглядыванием и ощупывающим исследованием, когда резкий удар палкой в спину Джакомо прервал эти пикантные поиски истины. Накричавшись вдоволь, господин Малипьеро закрыл для Казановы свою дверь, а для Терезы – свои поцелуи.
Напоследок молодой нахал крикнул ему:
– Вы избили меня, разгневавшись, и потому вы не можете похвастаться тем, что преподали мне урок. Поэтому я не желаю у вас ничему учиться. Я могу простить вас, если только забуду, что вы мудры, но этого я никогда не забуду…
Светскую карьеру Казановы в Венеции на этом можно было считать законченной.
* * *
После этого Казанова оказался в семинарии доминиканского монастыря Сан-Киприано, которая находилась на острове Мурано.
В семинарии Казанова оказался в марте 1743 года, и попал он туда не без содействия Микеле Гримани.
Вероятно, у господина Гримани были наилучшие намерения. Но даже в старости Казанова с яростью замечал, что он до сих пор не знает, был ли его опекун Гримани тогда «добр по глупости или глуп по доброте». В самом деле, нельзя нанести остроумному и полному амбициозных планов молодому человеку более мрачного удара, чем сделать его зависимым от дураков.
Остров Мурано – это была ссылка. Где теперь молодому и горячему Казанове было искать настоящей любви? Но, как ни странно, он нашел ее и в монастырской семинарии. Она не замедлила появиться в лице молоденького семинариста, с которым Казанова повадился вместе читать Горация и Петрарку. Видимо, днем для чтения времени не хватало, и усердные семинаристы продолжали изучать поэзию ночью, лежа в одной постели. Естественно, их вскоре «застукали».
Утром «любители поэзии» предстали перед ректором семинарии и получили по семь ударов розгами.
Казанова тогда поклялся перед распятием, что ни в чем не повинен и что будет жаловаться патриарху. Его заперли в келье, а на четвертый день священник Тозелло привез его обратно в Венецию, где и бросил, объявив, что господин Гри-мани приказал вышвырнуть развратника, если он появится.
Теперь у Казановы не было ничего, кроме аббатского облачения, чрезмерных амбиций и собственного тела.
* * *
А в апреле 1743 года Казанова оказался в заточении в форте Сант-Андреа-ди-Лидо, построенном в XVI веке на островке Виньоле с целью охраны главного входа в венецианскую лагуну.
Двое полицейских доставили Казанову в эту крепость, куда в Венеции имели обыкновение отправлять чересчур дерзких юношей.
В данном случае вина Казановы заключалась в кое-каком имуществе господина Гримани, которое молодой нахал умудрился продать без согласия на то хозяина.
На самом деле, все произошло так. 18 марта 1743 года умерла любимая бабушка Казановы. Эта удивительная женщина не смогла оставить внуку ничего, ибо все, что было в ее возможностях, она отдала внуку при жизни. Через месяц после ее смерти Казанова получил письмо от матери. Она писала, что, не имея никаких видов на возвращение в Венецию, решила отказаться от найма дома. О своем решении она известила господина Гримани, и теперь Казанова должен был сообразовывать свое поведение с его указаниями. Сам же господин Гримани теперь мог распоряжаться недвижимостью по своему усмотрению, а Джакомо, его братьев и сестру он должен был поместить в хороший пансион.
Но дом был оплачен до конца года. Зная, что к тому времени он останется без жилья, а вся обстановка будет распродана, Казанова пустился во все тяжкие: он продал постельное белье, ковры, фарфор, потом приступил к зеркалам, мебели и т. д. Прекрасно понимая, что это не вызовет одобрения окружающих, Казанова считал, что все это досталось ему в наследство от отца, а следовательно, его мать не имеет на это никакого права.
Господин Гримани, естественно, имел на все происходящее совершенно иную точку зрения.
Арест произошел следующим образом: ничего не подозревавший Казанова пошел в библиотеку при соборе Святого Марка, а на выходе из этой прекрасной во всех отношениях библиотеки он был остановлен солдатом и силой затащен в гондолу. В гондоле уже находились Антонио Рацетта, доверенное лицо господина Гримани, и офицер.
Через полчаса гондола пристала к форту Сант-Андреа-ди-Лидо. Комендант форта майор Пелодоро выделил Казанове комнату на первом этаже с видом на море и Венецию, и три с половиной лиры – недельное жалование солдата. Впервые в жизни Казанова стал заключенным.
Однако внутри крепости он был свободен. Комендант даже приглашал его к ужину. К местному обществу принадлежали также красивая невестка коменданта и ее муж, знаменитый певец и органист в соборе Святого Марка, который, ревнуя свою жену, заставил ее жить в крепости.
В форте Казанова занимался тем, что помогал местным гражданам писать различные прошения. И вот однажды к нему пришла красивая гречанка с прошением военному министру.
Казанова пообещал ей написать прошение, и так как она была очень бедной, то заплатила она ему «маленькой любезностью», а потом еще раз, когда получила готовое прошение, и еще раз вечером, когда потребовалось сделать небольшие изменения. Через три дня испуганный Казанова заметил печальные последствия.
