Она закрыла глаза. Не нужно ни в чем разбираться. Не нужно ни о чем думать, искать логику, причины, заговор. Это все сработает им на руку. Она не позволит так с собой обращаться, но не будет первой, кто прольет кровь. Им не спровоцировать ее на нападение одними лишь угрозами.
А если постоять за себя не получится – значит, будь что будет. Эльза верила, что знает себя. И сможет просто перетерпеть, чтобы уйти отсюда навсегда. И, если придется – без Давида…
– Начали! – крикнул Василий.
Эльза услышала шелест бумаги – в нее летел журнал, или старая тетрадка. Подавила нервный смех – что такого должно быть написано в тетрадке, чтобы ее бросок мог кого-нибудь унизить?
Журнал попал в живот и свалился к ногам. Карандаш отскочил от бедра, не оставив следа. Кусок мела щелкнул о стенку рядом с лицом Эльзы. Никто не швырнул камень.
Только девушка решила, что камней не будет, как получила мелким куском рыхлого кирпича в бровь. Крошка попала ей в глаза. Выдохнув, Эльза решила не строить из себя упрямую жертву – закрыла лицо рукой, присела у часов, прижалась к ним. Второй рукой нащупывала любой предмет для самообороны. Где там был тот кирпич? Карандаш тоже сойдет. Если кто-то посмеет меня держать, думала она, карандаш в глаз или ухо – и решится первая из проблем.
– Что вы творите? – послышался голос Давида.
Эльза открыла глаза, на всякий случай заслоняя их ладонями.
Давид прорвался через живое оцепление, тяжело дыша. По его лбу струилась кровь. Эльза сразу забыла про себя.
– Что с тобой? – крикнула она, но Давид не ответил – прыгнул к ней, повернулся, заслоняя собой девушку. Он не был особо крупным, но за его фигурой Эльзу не было видно вообще.
– Остановитесь, люди! – крикнул он, как показалось девушке, чересчур сочувствующе. – Хватит!
– Женя, лучше отойди, – недовольно приказал Тростников. – Не то и тебе достанется.
– Ты ранен? – шепнула Эльза, прячась у Давида за спиной и сжимая что-то острое, на что даже не посмотрела. – Что случилось?
Давид повернул к ней лицо, и Эльза похолодела от его выражения. На станции что-то творилось, и явно нехорошее – и Давид понимал, что именно. И не мог сказать этого здесь и сейчас.
Парень выхватил из кармана гаечный ключ.
– Пригнись, – сказал он, и девушка послушно скорчилась у стены.
Размахнувшись, Давид врезал ключом в циферблат часов, выворачивая наружу составлявшие его пластины. Ударил снова.
Толпа издала гул изумления. Не было случая, чтобы за всю историю станции кто-либо посягнул на целостность этого объекта, имевшего воистину сакральное значение. И еще больше всех потрясло, что это сделал их любимчик Женька – человек, который последние четыре года эти часы и охранял.
Эльза заметила, как Василий каменеет на глазах, затем кладет руку на висящий на поясе нож и машет кому-то рукой. Девушка быстро выпрямилась, взяла Давида за плечо – как раз в момент, как он вытащил из схрона в часах автомат, сдирая с него промасленную тряпку.
Обнаженное дуло калашникова посмотрело на толпу, начавшую было приближаться.
– Назад, – пригрозил Давид, передергивая затвор. На этот раз в его голосе не было и намека на участие.
Василий медленно убрал руку с рукоятки ножа.
– Уходим, – сказал Давид Эльзе. – Позже объясню.
– У тебя кровь…
– Позже.
Девушка пошли вслед за Давидом, запоздало вспомнив, что ей предстоит «держать спину». Никто их не преследовал, словно все только и ждали, пока пара сама пожелает уйти.
Давид с автоматом наперевес добрался до дрезины с демонтированным колесом. Возле нее лежали тюки, притащенные недавно челноками из музея на Харьковской.
– Возьми все, что пригодится, – сказал Давид нервно. – Мы уходим на Вырлицу. Срочно.
Эльза окончательно растерялась, но поручение выполнила – схватила два снаряженных рюкзака купцов, надеясь, что это не собственность «киммерийцев». Воевать с ними ей не хотелось до такой степени, что лучше бы она выстояла и три побиения камнями. Грабежа по отношению к себе банкиры не прощали и не забывали.
– До арсенала не доберемся, – произнес Давид, глядя, как к ним подбирается толпа. – Закрывай ворота и пробегай в туннель.
– А ты?!
– Я сразу за тобой. И блокируй транспорт.
Эльза вскочила на дрезину, вырвала с корнем пучки проводов, назначения которых сходу не понимала. Для верности сорвала и опрокинула аккумулятор, и пнула по топливному шлангу, разрывая его в местах починки. Провода жалобно повисли, разливая по рельсу капли солярки. Девушка взвалила на себя два рюкзака, вдавила кнопку гермоворот и, не обращая внимания на сирену, юркнула в туннель. Через мгновение по его стенам забегал тусклый луч ее фонарика.
Давид пошел туда же, водя прицел по всем, кого видел. Народ постепенно собирался, держа почтительную дистанцию. Никто бы не усомнился, что теперь он готов открыть огонь. Со своего места парень видел лица людей, составлявших все известное ему гражданское общество, и сейчас он не узнавал их. На одних печаль, на других зависть, и никто не попытался с ним просто поговорить. Теперь все они ему чужие.
– Ворота не открывать, пока не пройдет час, – приказал Давид. – Если откроются – буду стрелять в проем.
С этими словами он скрылся по ту сторону ворот, которые отрезали туннель от станции.
Ион глазел на рацию как на живой организм, прятавшийся внутри техники много лет, чтобы его разыграть. Кто, черт побери, мог с ним заговорить?! Грузовик незнакомых противников не просто хранил секреты – он сам был сплошным секретом в три оси и десять колес. Учитель не мог сосредоточиться на услышанном по рации голосе, лишь хлопал глазами и ощущал себя рядом с машиной неуклюжим, лишним. Все это время он думал, что при гипотетической встрече с новыми людьми придется их как-то встраивать в свой мир. Оказалось, мир вполне существовал без него. Это ему надо думать, как встроиться в чужой ритм, если он способен его понять. Мало ему оказалось наткнуться на вооруженных людей – надо было еще и понять их поведение, к чему он не был готов. Остальные сталкеры смотрели на все происходящее как на обычный инцидент, у которого наверняка видели несколько разумных вариантов развития событий. И сейчас «Птицы» Кондора стояли вокруг кабины, глядя на Иона как на оракула, знающего ответы на все вопросы.
– Кто такая Альбина? – спросил Кондор.
Ион понял, что вопрос адресован ему, только когда командир схватил его за рукава сталкерской куртки и повернул к себе.
– Я не знаю, – машинально ответил Ион.
– Кто такая Альбина?! – повторил Кондор. Его проницательные глаза, казалось, сверлили маску насквозь.
– Да не знаю я, – снова сказал Ион, чувствуя, как сердце колотится все сильнее. Он на самом деле не мог определиться, как ответить на такой вопрос. Знание и незнание – две настолько разные категории, что от них в метро зависит жизнь. И все же учитель чувствовал, что способен ответить на вопрос иначе, если только… он сам не знал, что должно произойти. Разум словно отказывался впускать его, ограждая от скрытой информации. И эта скрытность не имела никакого отношения к стирающему память механизму.
Одно Ион чувствовал вполне определенно: если имя Альбина у него с чем-нибудь и ассоциировалось, то точно не с тревогой. Более точно он сказать не мог. От этой незнакомки он мог ожидать чего угодно, но не прямой угрозы. Во всяком случае, не ему лично. Она в разговоре по радио вела себя так, словно их связывало некое общее прошлое. И похоже, это прошлое заполнялось чем-то светлым. Возможно, стоило проверить это предположение, и прямо сейчас.
– Едем, – сказал Кондор, стаскивая мертвого водителя с места.
– Куда? – спросил Ворон, залезая с другой стороны и фактически впихивая Иона точно по центру кабины.
– К ним, куда же еще?
– Подожди, не торопись так, – вырвалось у Иона. «Птицы» снова уставились на него, и на этот раз учитель почувствовал острое недоверие с их стороны. Попытавшись убедить себя, что его товарищи просто выражают таким образом любопытство, Ион произнес:
– Нам нужен конкретный план действий. Кондор, что ты задумал?
– Добраться до твоей Альбины и поговорить, – бросил командир. – Если не получится, то пострелять придется. У тебя есть другие предложения?
– Нет, но…
– Ты предлагаешь все бросить и просто уйти? – спросил Воробей. – Уткнемся клювами в кроватки и все забудем? А завтра город снова опустеет?
– Я предлагаю все как следует обдумать, – нервно вымолвил учитель. – Ни к чему так торопиться. Может, нас выманивают.
– И для этого подпалили крышу?
– Мы не видели огня, только дым. – Ион продолжал складывать воедино части головоломки, до того ему хотелось собрать ее досрочно, чтобы не ждать появления новых фрагментов. – Дым может значить что угодно. Скажем, сигнал.
«Птицы» переглянулись с командиром, и тот сказал:
– Продолжай.
– Дым привлек наше внимание, так? И он же может быть сигналом к подкреплению, или стягиванию резервов. После того как мы с вами увидели два грузовика с вооруженными людьми, я всерьез могу предположить многочисленные резервы противника прямо у нас за спиной. И все специалисты получше нас с вами.
– Говори за себя, – бросил Аист почти насмешливо, но все же не удержался и обернулся.
– Тогда у нас нет другого пути, кроме как вернуться в Датаполис, передать Кипарису грузовик и завербовать в свою армию население примерно трети всего Креста в полном составе, – сказал спокойно Кондор. – С последним пунктом предвижу сложности. И с предыдущими тоже. Ион, у нас не было уговора, как поступать при боевом столкновении с неизвестными лицами наверху, однако существуют неписаные правила. Если наткнулся на проблему – изучи и постарайся решить ее сам, прежде чем перевесишь ее на чужие плечи.
Ион не нашел, что сказать на это. Командир был прав.
Кондор включил двигатель. Кабина завибрировала. Капли крови начали стекать по стрелочным индикаторам, словно грузовик кровоточил. Иону совсем не к месту стало дурно. Может, мало воздуха? Он запоздало вспомнил про фильтр – точно, кислорода и в самом деле мало.
По крыше что-то застучало – Феникс расположился наверху кабины с СВД. Ион не имел понятия, как сталкер намерен прицельно стрелять в таких условиях. Аист и Воробей примостились по краям кабины на подножках. Учитель полностью перестал их понимать. Неужели они и эту схему отрабатывали? Или у них некоторые вещи получаются сами собой, без лишних приказов?
До «Сто первой» башни оставалась пара сотен метров. Кондор вел грузовик медленно – еще бы, давно не сидел за рулем.
Ион как раз сменил фильтр, чувствуя себя лишним вплоть до подозрений, не доставлял ли он «Птицам» дискомфорт все это время. Сейчас он должен был сделать ход, но неизвестно, какой. Хорошо хоть радио молчало. Или, наоборот, плохо? Должен ли он заговорить с Альбиной самостоятельно? Что он скажет? «Да, это я, Ион. Я тебя не знаю, но мы уже убили вашего водителя и едем на ворованном у вас грузовике, начиненном взрывчаткой. Наши люди целятся в вашу сторону. Короче, стреляйте в нас, мы превосходная мишень».
– Они не будут стрелять, – сказал Кондор, угадав если не мысли Иона, то волнение остальной команды. – Не знаю, зачем им столько взрывчатки, но она им для чего-то нужна.
Сверху по кабине что-то дважды стукнуло. Кондор нажал на тормоз, светя фарами через еще более сгустившийся туман.
– На выход, – сказал он. – Ворон, останься. И за руль сядь на всякий пожарный.
– Я не слишком помню, как это делается.
– Они этого не знают.
– Принято.
Ворон проворно перелез через Иона, уселся за руль. Кондор вышел наружу с одной стороны, Ион – с другой. Учитель почувствовал себя еще хуже. Если они не были мишенями раньше, то точно стали ими теперь. На миг в нем непонятно откуда проснулось тактическое мышление – что бы он сделал, задумывая операцию, требующую столько людей, транспорта и снаряжения. Уж точно принял бы меры к обороне от возможных гостей. Тем более что неприятель был прекрасно осведомлен о существовании «Птиц» и их занятии.
Пространство перед башней было тщательно вычищено, словно его готовили для подъезда грузовиков. Сейчас перед ним были сложены большие коробки. Возможно, из здания что-то вывозили. Чуть подняв голову, Ион скосил глаза и увидел дым, идущий с крыши. Все же не огонь. Дымовая шашка и, похоже, не одна.
Второй грузовик стоял у входа, поставленный так, чтобы служить ограждением. Даже неискушенному в вопросах ведения боев в городе Иону это показалось бессмысленным. Чтобы так развернуть грузовик, пришлось постараться. К чему ставить мобильные преграды у здания, если можно спокойно укрыться в нем самом?
Как он и предполагал, из башни никто не вышел. Вместо этого из-за грузовика показались несколько человек. Их защитные комбинезоны почти не имели схожих элементов. Это тоже странность: даже если снаряжение разных систем, оно неизбежно приведется к общему внешнему виду, если его обладатели участвовали в одних и тех же операциях. «Птицы» были тому свидетелями. Здесь же Ион наблюдал целый калейдоскоп образов, которые на рынке Датаполиса запросто сошли бы за увеличенные копии детских фигурок – от научных скафандров до практически полуоткрытых курток из жаропрочной ткани.
Был среди них и сбежавший боец, чей напарник открыл огонь первым – последнюю деталь Ион повторял себе раз за разом как главный аргумент в предстоящем разговоре.
Здесь он обнаружил, что ноги сами несут его вперед параллельно с Кондором, словно они вдвоем являлись лидерами отряда. Учитель заставил себя двигаться точно так же, и даже аналогичным образом стал держать автомат.
– Все в порядке, мы вас держим, – послышался голос Феникса. Ион ему лишь позавидовал. Чем он будет их «держать», если из-за грузовика по ним шмальнут из гранатомета? Хотя Кондор же высказывал уверенность, что грузовик им нужен… или то было лишь предположение? Ион усилием воли заставил себя снизить градус, с которым его волнение рвалось наружу.
К ним подошла фигура в плотном комбинезоне – единственном похожим на здравое сочетание защитного и боевого костюмов. Ион больше смотрел на наружные детали оборудования – два магазина от калашникова в нагрудном кармане, нож рукояткой вниз, две световые гранаты. Никакого видимого оружия, тем не менее, не было.
Только когда фигура подошла на пять метров, Ион догадался, что это была женщина.
Он сам удивился, как смог так обмануться, и понял – движения в этом костюме были слишком обезличенные. Зато теперь от незнакомки внезапно пахнуло одиночеством – ее сразу захотелось по-дружески приобнять, утешить, сказать, что все будет хорошо. Ион ощутил в районе желудка щемящий приступ тоски. Могло ли быть, что ему уже приходилось утешать именно эту женщину?
– Привет! – звонко сказала она. – Я Альбина!
– Привет! – поздоровался командир. – Это, как ты поняла, Ион.
Движением руки Альбина убрала с маски некое кустарное подобие поляризатора. Подошла еще ближе, посмотрела Иону в глаза. Учитель был готов поклясться, что она счастлива.
– Здравствуй! – сказала она и рассмеялась.
Боковым зрением Ион увидел, что Кондор чуть повернул к нему голову. От учителя явно ждали объяснений.
– Извини, – сказал он. – Я тебя не помню.
– Да, – покачала головой Альбина. – Догадываюсь.
– Ваш человек убит, – сказал Кондор решительно. – Но лишь потому, что открыл огонь первым. Мы – сталкеры подземного Киева, не имеем отношения к Метрограду. Можно узнать, кто вы?
– Легко, – сказала Альбина. – Я и мои друзья – тоже сталкеры подземного Киева, и тоже не имеем отношения к Метрограду.
Кондор молчал.
– Вот видите, как малоинформативен мой ответ, – сказала Альбина. – Хотя я не соврала ни капли. Значит, вы тоже представились немножко неинформативно.
– Если вопрос о вашем погибшем товарище может быть решен без дополнительного насилия, то я готов поговорить с вами о чем угодно, – сказал Кондор. – Мы не претендуем на ваше имущество, но мы обязаны защищать наш город. И отдадим вам ваш грузовик со всем содержимым, только если будем знать, откуда вы и зачем вам столько взрывчатки.
– Конечно, – сказала Альбина, все еще смотря только на Иона. – Давай договоримся, Кондор. Ты погуляй пока со своими ребятами, а мы с Ионом поговорим о всяком-разном. Лады?
Иону стоило больших усилий не замечать удивленный взгляд командира. Своего позывного тот точно не называл.
– Да расслабься ты, дяденька, – сказала Альбина. – Знала ли бы я, как тебя и «Птиц» зовут, если бы была не из Киева? Местная я. И тоже намерена защищать свой город. Все, оставь нас.
В ухе послышался озабоченный голос Феникса:
– Ион, все в порядке? Махни головой, если услышал.
Ион мысленно послал его к черту. Конечно, никто из «Птиц» сзади не мог слышать голос Альбины, и они ловили смысл разговора только по ответным репликам своих товарищей. И все же Ион не собирался махать головой хотя бы потому, что боялся, что от малейшего движения она может взорваться из-за переизбытка сумбурных мыслей. Он лишь плавно передвинул автомат за спину, надеясь, что это не будет расценено как сигнал к атаке. В конце концов, пусть сталкеры ориентируются по жестам командира, как они умеют – тем более что Кондор быстро пошел к грузовику, оставив их с Альбиной одних.
Женщина повернулась к своим, задумчиво развела руками. Подошла к Иону, взяла его за локоть, повела в сторону. От ее прикосновения Иону снова стало не по себе.
– Дай угадаю, – предположила она. – Ты меня не помнишь.
– Либо не помню, либо не знаю.
– Сам как думаешь? – Альбина взяла Иона за голову, посмотрела поближе в глаза. Этот жест что-то всколыхнул в учителе – до того ее прикосновения казались заслуживающими доверия.
– С тобой в последнее время не случалось провалов памяти, внезапных воспоминаний или хотя бы снов о свиньях? – спросила Альбина.
– Все верно, кроме свиней, – сказал учитель, чувствуя, как туман скрывает их от остального мира, словно они стояли на миниатюрной планете, где были единственными жителями. – Альбина, я не помню тебя. Если я должен тебе доверять, буду честен с самого начала. Так вот: мне плохо. Я не знаю до конца, кто я такой, а тебя вижу впервые. Или верю, что это впервые.
Альбина сочувственно покивала.
– Генератор торсионного шума? – спросила она.
– Точно. Стало быть, знаешь?
– Да, и можешь не продолжать. Мысли о том, через что ты прошел, могут причинять боль и страх смерти. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
– Ответь, пожалуйста, на вопрос.
– Отвечу, обещаю.
– Ты откуда родом?
– Из Киева. Станция Лукьяновская.
– Нет, – сказал Ион. – Я бы запомнил. Такую, как ты – точно запомнил бы.
Альбина снова улыбнулась.
– Торсионная пушка – это гений технологий, – сказала она. – Со стороны кажется, что просто машинка для стирания памяти и контроля мозгов, но это все чушь и бред. Она не делает ничего такого, чего человек сам бы с собой не делал. И ты знаешь, что когда мозг концентрируется на чем-то действительно важном, все остальное пропадает? Перестает цеплять, доставать, раздражать, отправляется на задворки памяти. Здесь примерно то же самое, только в форме зашкаливающего технического суррогата. Процесс обратим, но возникает интересный эффект. Человек сам больше не хочет вспоминать то, что его когда-то заставили забыть. Потому что уже привык жить без этих воспоминаний. Они становятся не нужны. Воспоминания мы держим в себе сами, а если их у нас отнять и потом вернуть – мы не будем за ними носиться по собственной инициативе. Зачем мы цепляемся за память? Она – все, что у нас осталось. То, что побуждает нас чувствовать себя живыми. Но…
Альбина придвинулась.
– Если нам дать цель, то жизнь расцветает красками, – прошептала она. – Мы концентрируемся на цели и убираем все, что мешает нам ее достичь. Отказываемся от собственного опыта. Сами и добровольно.
– Это то, что случилось со мной? – спросил Ион, стараясь не верить на слово всему, что предстоит услышать.
– Да. Ты сначала попал под сигнал одной пушки, затем под сигнал другой, который вернул тебя. Воспоминания открылись снова. Но не вернулись – тебе предстоит вытаскивать их самому. Ты этим и занимался – восстанавливал свою жизнь по кирпичику, вот только кирпичики аккуратно лежат по шкафам. Где-то там, в твоей памяти, есть кирпичик и с моим именем. Ты просто до него не добрался. Понимаю, были более важные и достойные дела. Менее важные ты отверг. Отверг все, что тебе было не нужно, ради своей школы.
– Постой… откуда ты знаешь про школу?
– Я даже про путь контрабандистов знаю, – сказала Альбина. – Дядя Дима все еще ставит «башмак» не с той стороны, когда дрезина приезжает. Там же уклон, и вся техника отъезжает назад. Говорю же, я родом с Лукьяновской…
– И где ты жила все это время?
– Прошу тебя, не мучай себя этими вопросами хотя бы сегодня, – взмолилась Альбина. – Ты же сам знаешь, как тяжело расставить по полкам свое прошлое, так зачем дополнительно нагружать себя чужим?
– Альбина, там, в километре позади, лежит мертвый человек! – заорал Ион, не выдержав, – показал назад, жестикулируя столь активно, что Феникс, если бы видел через туман, мог расценить его движения как угодно. – Твой человек, один из ваших, кем бы вы ни были! Я не помню тебя, и от твоих метафор у меня едет крыша! Знаешь, какими категориями я мыслю сейчас? Друзья и враги! Стрелять или не стрелять! Что мне делать с тобой?!
– Не верю, – сказала Альбина, и ее голос дрогнул. – Ты плохо сейчас знаешь себя, но я тебя знаю. Ты не можешь учить детей воспринимать мир столь однобоко.
– Да, не могу! Потому и не учу! Я бегаю уже три месяца, нарезаю круги по зараженной земле, чтобы найти новые смыслы! И вот я вижу группу вооруженных людей на грузовиках, с бомбами, и ни хрена не понимаю, как с этим быть!
– Ион…
– Нет. – Учитель отступил, схватился за автомат. – С меня хватит. Не подходи ко мне. Сейчас наша очередь спрашивать, кто вы и откуда. Кондор, что там у вас?
– Ничего, ждем тебя, – послышался голос командира. – Ты прав, хватит дурку гонять. Задай ей вопрос. Любой, какой сочтешь нужным. И уходи. Дальше мы сами.
Ион нацелился на Альбину, которая посмотрела на автомат с тоской и непонятной жалостью.
– Говори, – велел он. – Что вы собирались делать со взрывчаткой?
Альбина взялась рукой за маску, сняла ее, показав незащищенное лицо токсичному воздуху. И ответила:
– Мы берем Датаполис под контроль.