Сергей Остапенко
Чердак
– Вот, вот, смотри!
Я пригляделся к тому, на что указывает Майкл. Сначала вообще ничего необычного не заметил. Глаза долго привыкают к тусклому искусственному освещению. Рудничным комбайнам свет для работы не нужен: они пласт «видят» по принципу эхолота, как летучие мыши. Радары обмениваются волновыми импульсами с поверхностью выработки. Там где обратный отклик по частотному диапазону соответствует золоту или никелю – в зависимости от того, на что заточен комплекс – жилу очищают от породы, измельчают и отправляют в обогатитель, из которого очищенный металл уже формуется в плюшки, готовые к транспортировке. Так что прожекторы работают исключительно для того, чтобы контролёры вроде нас с Майклом видели, что происходит.
Постепенно я стал различать то, что смутило американца. Комбайн наткнулся на какую-то ребристую плоскость, края которой, если они были, скрывались в породе. Потом я различил ещё кое-что странное – какие-то толстые дугообразные колбаски или цилиндры, у их основания узлами сплелись какие-то корни, что ли… Остановленный комбайн задумчиво перебирал буровыми манипуляторами. Он изрядно попортил находку до того, как Майкл вмешался, так что её первоначальный вид угадывался с трудом. По большому счёту, подозрительно выглядел только сам её материал, казавшийся чужеродным в этом геологическом окружении. И волнообразная структура смущала. Но если не придираться – мало ли какую форму примет порода после того, как комбайн извлечёт из неё добытый металл.
– А поколупай глубже, – предложил я.
– Не понимаю…
– Пусть комбайн копнёт вниз или вверх, проверим, куда ведут эти столбы.
– А, вот оно чтё.
Майкл сделал, как я просил, перевёл управление манипуляторами в ручной режим и аккуратно покопал вниз, расчищая породу. Ничего особенного. Столбы сошли на нет, ребристая плита истончилась и стала рассыпаться под грубыми движениями машины. Тогда Майкл развернул комбайн и заставил его расчищать верх. Здесь было интереснее – цилиндрические выступы сошлись в дугу. Но на этом – всё, больше ничего интересного.
– Какие твои мысли?
Я пожал плечами:
– Да бог его знает. Необычное геологическое образование. Всякое встречается. Мой дед шахтёром был, так он и кубки из угля находил, и мячи. Когда углерод кристаллизуется, он может принимать порою причудливую форму. Так и здесь, наверное. Ну а сам подумай, что это ещё может быть?
– Спасибо, Витя! Мне нужен был советь. Не хотел показаться чудаком, если внесу это в отчёть.
– Да не вопрос. Болтать – не мешки ворочать, как говориться.
– Не понял…
– Это шутка такая. Ладно, у меня перерыв начинается, я ещё тебе нужен?
– Нет, благодарю! Будь здоров!
– И тебе того же! На связи.
Я ещё успел увидеть, как комбайн стал прогрызать себе путь к золотой жиле через ребристую плиту, прежде чем Майкл закрыл доступ к своему каналу. Вот всё же у них деловая культура! За какую-то незначительную мелочь – и то должны отчитываться. Мне бы такое и в голову не пришло. Начальство можно отвлекать только тем, что действительно важно, иначе схлопочешь. А конкурент, вон, не поленился совета спросить, чтобы репутацию не испортить.
От Людмилы вызов пришёл через несколько минут после того, как пошло время перерыва. Жена – как всегда, даже отдохнуть от показаний приборов не даст. А я уже с бутером в одной руке, бутылочкой пюре в другой. Ладно, буду чавкать в монитор. Привет, привет моя хорошая. Как же я соскучился.
– Ну что вы там? – спросил я, когда волны нежности, пересекающие космическое пространство, стали менее интенсивными. – Как воскресенье?
– Да как, решили ж таки разгрести чердак на бабушкиной даче. Всё, конечно в ужасном состоянии, крыша прохудилась, протекает. Не мудрено, лет десять руки не доходили навести порядок. Но главное – там столько хлама! Я думала, управимся вчера, но пришлось и сегодня возвращаться. Не знаю, куда это всё девать. Хорошо, Андрюшка помогает. Я подношу, а он спускает. Он так вытянулся за лето…
