Сергей Петрович Волошин
Серёгина любовь
– Слушай, отец, а куда, скажи, ресторан «Энергетик» дели? Еду мимо, дай, думаю, остановлюсь, полюбуюсь, это же памятник архитектуры! А нет ничего, только деревья голые. Я спецом перед отъездом дома все фотографии пересмотрел, что делал в свой прошлый приезд, ты же помнишь… Все ваши округи объездил, материал собирал. Всё сохранил, между прочим, в отличие от вас.
– Да там не только «Энергетик»… – махнув рукой, ответил я – крыть было нечем – вроде, разруха девяностых произошла без моего прямого участия, а общая вина за неё всё равно зацепила.
– Ага. Напротив там ещё лесничество было. На фотографии у меня… А мы ещё у вас на Миусе ночевали, рассвет встречали, забрели в какой-то пионерский лагерь, пока в Штергрэс топали, там такие девчонки вожатые работали, ух! Вот их, жаль, не клацнул.
– Да нет уже и того лагеря, имени Островского он назывался…
– Алексея или Николая?
– А какая теперь разница? У нас школьники ни того, ни другого не читают.
– Да и у нас не лучше, ты не думай себе. А «Донбасс» что, переименовали? Теперь «Евразия»? Кухня-то хоть ваша, шахтёрская осталась или евразийская? – спросил Сергей, сдвигая брови при прочтении вывески на бывшем ресторане. – Подожди… «Одежда»? Во, блин… А я хотел было за нашим столиком посидеть…
– Давай, дядька, за наш столик – домой, – предложил я. – Ты здесь многого уже не отыщешь, того, что тебя в девяностом восхищало, ни шахт, ни заводов, ни фабрик. Универмаг, где мы тебе костюм покупали, со всех сторон обстроили страшными сараями. А колбаску нашу краснолучскую помнишь?
– Как забыть!?
– И от мясокомбината – одни глыбы бетонные.
– Печальненько… Слушай, а ваша музыкалка на заводе «Красный Луч» сохранилась, играет кто-нибудь?
– Ветер там только играет по пустым разорённым залам и дырам в крыше. Были музыканты, да сплыли все. Поехали, дома всё расскажу.
*
Угощение другу уже совсем не то, что было в первый год девяностых, хоть и пишут сейчас кругом, как мы страдали при Союзе от нехватки товаров и продуктов. Как говорится, в наше военное время не до жиру. Да и маму давно забрали ангелы утром рождественского дня, а уж она встречать гостей умела.
– Мои родители тоже умерли. Всё как-то так, покатилось в никуда…
– Ты про работу свою обещал рассказать, что и как произошло? – спрашиваю, сбрасывая тему с печальной струны.
– А зачем тебе? – поднял затуманенный от тошных воспоминаний серый взгляд Серёга. – Забудь. Закрыли дело через пару лет, как оказалось, за отсутствием состава преступления. Противная история, помойная, газетчики изгалялись, шушваль всякая помёт по интырнетам носила. Друзьям не обязательно всё знать, чтоб не заглатывать внутрь нечистоты, не говоря уж об их сопровождаемом диареей переваривании. На то мы и друзья. Так ведь, отец? А враги и прочая психиатрия и без нас всё за нас додумает и придумает. Или не так?
