Сергей Садов
Чужая война
Володя еще раз обдумал мысль, вспомнил действия лучников в бою внутри города и со вздохом отказался от идеи сделать вылазку. Выводить пехоту тоже не имеет большого смысла – она не успеет к месту боя. Родезцы организованно отступят, а именно этого Володя хотел избежать – ему нужен был разгром врага под стенами, а не его отступление на новые позиции. Кавалерии же у него нет – она вся находилась с Конроном, на которого и была теперь вся надежда. В бессилии хоть как-то помочь другу, Володя только крепче сжимал бинокль, прикусив губу. Теперь он понимал, что намного сложнее участия в битве наблюдать за ней со стороны, видя, как гибнут твои… товарищи? Володя многих и в глаза не видел. Когда они успели стать для него товарищами? Как все меняется на войне. Еще вчера совершенно посторонние для тебя люди вдруг становятся самыми лучшими друзьями.
Получив преимущество в первые минуты боя, Конрон больше его не выпускал. Похоже, сейчас он был в своей стихии: молниеносно оценивал ситуацию, атаковал, едва почувствовав, что противник где-то начинает организовываться, твердо держал инициативу.
– Вывешивайте сигнал! – приказал Володя, не отрываясь от бинокля.
Кажется, пора, решил он. В битве наступило то равновесие, когда даже песчинка на одной из чаш перевешивает весы в ту или иную сторону.
Сигнал заметили не сразу, но вот среди войск Локхера прошло оживление, потом раздалось громовое «ура», и солдаты, словно получив новые силы, бросились в атаку. Противник еще некоторое время пытался сдержать этот порыв, но волна атакующих захлестнула их, сметая с дороги. Для родезцев это оказалось последней каплей, и первоначальное организованное отступление превратилось в бегство.
– Только не упусти их, Конрон, – прошептал Володя. – Только не упусти…
Но Конрон в подсказках не нуждался и тут же организовал энергичное преследование – он не хуже Володи понимал, насколько важно сейчас закрепить успех и не дать врагу прийти в себя.
Володя облегченно вздохнул и с трудом оторвал от лица бинокль. Удивленно глянул на предательски дрожащие руки, потом прикрыл глаза и постарался расслабиться, прогнав все мысли. Получилось! Как ни смешно это звучит, но у них действительно получилось. Он даже самому себе боялся признаться в успехе. До последнего думал, что что-то может пойти не так, что они не предусмотрели какую-то мелочь, которая полностью разрушит все их планы. Но нет. В городе уже все закончено, за стенами, похоже, тоже. Подробнее можно будет узнать, когда вернется Конрон, а это случится не раньше вечера. Еще до атаки, обговаривая варианты действий в случае успеха, они с рыцарем пришли к единогласному выводу, что надо нанести как можно больший урон вражескому отряду. Значит, пока все всадники Конрона не начнут валиться с коней от усталости, ждать возвращения латной конницы не приходится. И, кроме того, это также означает, что он остается командующим всеми вооруженными силами города. Проклятие.
Убедившись, что он может твердо стоять на ногах и руки перестали дрожать, Володя осторожно оттолкнулся от стены и медленно повернулся. На него смотрели все, кто находился в этот момент на стене. Ожидающе, встревоженно, с надеждой… Князь поднял голову и взглянул на небо, потом снова повернулся к солдатам.
– Мы победили, – устало произнес он. – Почему до сих пор нет сигнала?
И только после этого, словно все ждали подтверждения, солдаты на стене взорвались радостными криками, которые через мгновение подхватили и те, кто находился внизу и не мог видеть бой за пределами города. Крики катились дальше и дальше – город праздновал победу…
Володя слушал их, улыбался, но при этом четко понимал, что выиграна на самом деле только первая битва.
Глава 2
После горячки боя, когда порой действовать приходилось по первому велению сердца, но отнюдь не разума, Володя начал понимать, что иногда поступал не самым лучшим образом. Раздавая приказы о действиях после сражения, он имел возможность временно отвлечься от не очень приятных размышлений. Возможно, именно поэтому пока не стремился остаться в одиночестве, бродя по недавнему полю битвы и наблюдая, как конвоируют пленных, как складывают тела погибших. Володя остановился у аккуратно выложенных в ряд тел защитников Тортона и минут пятнадцать стоял, рассматривая трупы, словно стараясь запомнить каждого. Никто отвлечь его не посмел.
Тяжело вздохнув, он отвернулся и понуро побрел дальше. Но тут его внимание привлек смех, показавшийся здесь жутко неуместным. Обогнув груду бревен и мешков, мальчик замер, пытаясь понять, что происходит. Оказывается, несколько ополченцев, которых привлекли к разбору мертвых, оттащили один из вражеских трупов в сторону и теперь отрабатывали на нем удары копьем. Один из них, судя по всему, заводила, уже примеривался топором, чтобы отрубить голову.
Это оказалось для мальчика последней каплей. Он и так находился на грани срыва, а тут… Волна ярости накрыла его с головой. Он налетел на ополченцев, с ходу отвесив несколько ударов. Потом свалил на землю заводилу и несколько раз со всей силы пнул, стараясь причинить как можно больше боли.
– Вы… вы… – Перемешивая русские и локхерские слова, он высказал все, что думает об этих вояках и их происхождении.
– Но, милорд, – посмел кто-то слабо пискнуть. – Это же враг…
– Враг? Враг?! Это?! – Володя ткнул пальцем в сторону трупа. – Это уже не враг! Враги там, за стеной! А вы! Вы, которые даже не участвовали в бою, простоявшие в резерве… Вы теперь вздумали показывать свою храбрость тому, кто уже и ответить не может?!
Вокруг собралась толпа, кто-то смотрел заинтересованно, кто-то испуганно. Чуть в стороне стояли и пленные родезцы. Володя заметил их.
– Так, я гляжу, у вас у всех высокий боевой дух, силы девать некуда, бросаетесь с копьями даже на мертвых. Полагаю, вам стоит потешиться. Вон там пленные стоят, можно дать им оружие и тогда сразитесь на равных. Что притихли? С живыми не так безопасно воевать, как с мертвыми?! Ну?!
Володя уже немного успокоился, но остатки ярости еще клокотали в нем. Ополченцы испуганно пятились. Князь прикрыл глаза, вдохнул и выдохнул несколько раз.
– Кто ваш командир?
Вперед несмело вышел какой-то дядька в летах.
– Теперь ты рядовой. Дела передашь заместителю и считай, что легко отделался. Остальным участникам сего храброго действия по двадцать ударов плетьми. Этому зачинщику – пятьдесят! Все!
– Милорд, – попытался кто-то возразить. – Пятьдесят…
– Исполнять!!! – Володя развернулся к одному из получивших наказание и, сощурившись, изучил его с ног до головы. – Хочешь избежать порки? Могу отменить, но при одном условии. Впереди еще много битв, и не факт, что после одной из них ты останешься живым. Так вот, с твоим телом поступят так же, как ты сейчас поступал с этим. Согласен?! Что же ты так?
Володя развернулся и зашагал по улице, уже мало обращая внимания на окружающих.
– Пятьдесят ударов плетьми… Милосерднее было повесить, – вдруг услышал Володя за спиной шепот охраны.
Те явно не хотели, чтобы милорд их расслышал, но как раз в этот момент на мгновение наступила тишина, и мальчик все прекрасно услышал. Позади испуганно замерли, ожидая новой вспышки гнева и новых наказаний.
Володя замер, словно на столб налетел. Пятьдесят… Что он вообще знал о наказании плетью? Даже не видел ни разу. Знал только, что его применяют, но сколько ударов много, а сколько мало? Значит пятьдесят – это равносильно смерти… Или нет?.. Скорее это равносильно инвалидности для наказанного, что, собственно, в этом мире та же смерть, только более отдаленная. Что же делать? Что? Отменить наказание? Смягчить? Володя прикрыл глаза. Отменить… Но отмена решения командиром… после этого его никто слушать не будет. Что за командир, у которого семь пятниц на неделе и который свои решения меняет каждые пять минут.
– Кто-нибудь, – попросил Володя, не оборачиваясь. – Сходите, передайте, чтобы удары были не в полную силу – защитники городу еще понадобятся. Пусть на стенах отработают свою вину.
Судя по раздавшемуся за спиной топоту, кто-то отправился исполнять приказ. Володя вздохнул и зашагал дальше.
Как добрался до кабинета в магистрате, где обычно проходили все совещания, он помнил плохо. Долго сидел за столом, разглядывая какую-то точку над дверью. Потом вспомнил, что Конрон всегда где-то тут прячет кувшины с вином. Разыскал их, хлебнул из одного. Вопреки надежде, облегчения это не доставило, наоборот.
– Что, феодалом себя возомнил?! – вопросил Володя с яростью у самого себя. – Уже казнить и миловать начал?
Володя говорил еще много, с каждым словом распаляясь сильнее и сильнее. Понимал, что надо остановиться, понимал, что такое его состояние чревато бедой, но с ужасом осознал, что остановиться не может. Он метался по кабинету, расшвыривая попадающиеся по пути скамейки и стулья. Заглянувший в комнату Филипп едва не схлопотал кувшином с вином по голове. Хорошо, Володя промахнулся, и кувшин разбился выше головы вассала, окатив того вином. Филипп выскочил за дверь.
– А я тебя предупреждал, – невозмутимо заметил Джером, сидевший на подоконнике и что-то рассматривавший во дворе. Он повернулся на звук захлопнувшейся двери, глянул на солдата и хмыкнул. – Считай, что повезло.
– Что на него нашло? – пробурчал Филипп, стряхивая вино с волос и одежды. Выглядел он, несмотря на происшедшее, не сердито, а скорее растерянно.
– Да кто ж их, благородных, поймет? Он уже пришел в таком состоянии. Дальше только хуже, будто специально себя накручивает. Думал, успокоится немного погодя, но, похоже, только хуже становится, а мне ведь еще о деле поговорить надо. Еще какой-то офицер на меня наседает, говорит, что милорд отдал приказ по поводу пленных… Тут Рокхон к милорду рвался, хотел получить дальнейшие указания. Приходил и тир Роухен, чуть ли не мечом у меня перед носом размахивал. А что я могу сделать?
Филипп опасливо покосился на дверь:
– Так не пойдет, я тоже не ради развлечения пришел. Джером, постарайся успокоить милорда.
– Я похож на самоубийцу? – возмутился тот. – Если так хочешь, иди и успокаивай.
Филипп нервно прошелся по коридору, потом остановился рядом с Джеромом и тоже выглянул в окно. Тут, опасливо косясь на них, показался какой-то слуга, подошел к двери. Филипп открыл было рот, чтобы предупредить его, но Джером в последний момент удержал и стал с интересом прислушиваться к тому, что происходит в комнате.
Слуги не было уже минуты две, и все оставалось спокойно.
– О! – Джером поднял палец и шагнул к двери, но та вдруг распахнулась перед ним, и слуга выскочил наружу, словно за ним гнался демон. – М-да… – Джером вздохнул и вернулся к своему наблюдательному посту у окна. – Слушай, да не мельтеши ты, уже голова кружится.
Филипп замер и гневно посмотрел на Джерома:
– А ты, я гляжу, очень спокойный!
– Я думаю.
– И как успехи? – ядовито осведомился солдат.
– Придумал. Не хотелось бы прибегать к этому средству, но, видно, другого выхода нет.
– Э-э-э… ты о чем?
– О том, как вернуть нашему господину разум. Вот что, оставайся тут и никого к милорду не пускай… ради их же блага. Я скоро буду.
И Джером поспешно удалился.
Отсутствовал он минут сорок. За это время Филиппу с трудом удалось отбиться от офицеров, стремившихся получить какие-то новые приказы.
– Милорд думает и просил пока его не беспокоить.
– Что значит не беспокоить? – напирал кто-то.
– А вот то и значит, – раздался вдруг спокойный голос Джерома.
– Наконец-то, – облегченно вздохнул Филипп.
Рядом с Джеромом, держа его за руку, стояла Аливия и растерянно озиралась. Испугавшись такого количества шумных людей, она спряталась за спиной Джерома. Еще дальше топтался Руперт.
– А этого-то зачем привел? – поинтересовался Филипп, уже сообразив, в чем заключается план Джерома.
– А он отказался отпускать сестру со мной почему-то.
– Удивительно – почему? – буркнул Филипп. – Ладно. Э-э-э… девочка, иди к милорду.
– Ты всегда умел обращаться с детьми, – усмехнулся Джером и присел рядом с девочкой. – Аливия, твоему другу сейчас нужна помощь, и я думаю, что, кроме тебя, ему никто не поможет.
Девочка несмело кивнула, а потом осторожно открыла дверь.
– Какого… – попытался возмутиться один из офицеров. – Вы хотите сказать, что мы войти не можем, а какая-то девчонка…
Аливия слушать не стала, а просто вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Кого там еще несет?! – услышала она разъяренный голос, в котором с трудом узнала голос Володи.
Первым ее порывом было убежать, но, поборов страх, она все же шагнула дальше.
– Это я, Володя.
– Я… Кто я? – Мальчик с трудом выбрался из-за стола. – Ленка? – изумился он. – Ты откуда здесь?
Аливия вздохнула – некоторые вещи совершенно не меняются.
– Опять ты мое имя путаешь.
Мальчик потряс головой, потом испуганно покосился на доску в руке, которой уже приготовился запустить в вошедшего… к счастью, сдержался.
– Э-э… Аливия, что ты тут делаешь?
– Меня Джером привел. Сказал, что я тебе нужна.
– Хм… трус несчастный.
В голове прояснилось, и гнев куда-то исчез. Володе неожиданно стало стыдно. Стыдно за то, что предстал в таком виде перед Аливией, да еще и наорал на нее. Господи, до чего дошел! Самому противно. Он взглянул на девочку, испуганную, но отчаянную, стоявшую напротив него… непонятного чудовища, от которого неизвестно что ждать.
Плюхнулся на стул и устало протер глаза.
– Опять я тебя напугал и опять предстал не в лучшем свете. И куда делась моя знаменитая невозмутимость, которая так поражала всех на Базе?.. Как же это все выматывает…
Аливия осторожно подошла к нему, подлезла под руку и забралась на колени.
– А ты сказку расскажи.
Володя нервно хмыкнул, потом расхохотался.
– Ох, Аливия, ну, ты молодец. Слушай, ты бы слезла, тяжелая все-таки.
Девочка надулась:
– Хочешь сказать, я стала толстой, да?
– Что? – Володя снова расхохотался. – Нет, я хочу сказать, что ты повзрослела.
– Ага, значит, я тебе нравлюсь? Ты возьмешь меня в жены, когда я стану совсем взрослой?
– Эй, это откуда у тебя такие мысли? Поверь, ты найдешь мужа намного лучше меня. Ну, все! Слезай давай, все ноги мне отсидела.
Аливия перебралась на соседний стул и сочувственно повздыхала.
– Устал, наверное?
– Устал? Хм… Физически нет. – Володя встал и подошел к окну, долго что-то высматривал на улице. – Я скорее разозлился. На себя разозлился, а потом сорвал злость на других. Стало намного хуже. Впервые приговорил человека практически к казни… пятьдесят ударов плетьми. – Володя снова вздохнул и посмотрел через плечо на Аливию.
Та слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Перебивать или как-то комментировать услышанное она явно не собиралась. Мальчик отвернулся. Как ни странно, но оказалось, что именно такого вот слушателя ему и не хватало. Человека, которому можно, грубо говоря, поплакаться и который не осудит и всегда поддержит. Не перед подчиненными же душу выворачивать? Вот только нужен ли девятилетней девочке такой груз?
Но та решила все сама. Встала, подошла сзади к Володе и обняла.
– Ты хороший.
– Хороший? – нервно хмыкнул Володя. – Оказывается, все, что я могу, – так это только других поучать. Как умно рассуждал, что командир должен находиться в стороне от битвы, чтобы вовремя подмечать все нюансы и перемещать резервы. И что я сделал в первом же бою? Носился по всем оборонительным сооружениям как сумасшедший. Каким мудрым себя чувствовал, заметив прорыв и вовремя подведя туда резервы… Только позже сообразил, что если бы я не носился по укреплениям, то заметил бы его намного раньше и намного раньше сумел бы направить свежие силы. Сейчас вот думаю: сколько по моей вине погибло там?..
Вряд ли Аливия много понимала из того, что говорил Володя, но этого и не требовалось. Мальчику нужен был просто сочувствующий слушатель, чтобы выговориться, а девочка могла его подбодрить, и не понимая всего того, что ей рассказывают. Она всем сердцем чувствовала, что сейчас важно не то, понимает она или нет, а ее поддержка и сочувствие.
– А ну, хватит хныкать! – вдруг громко сказала девочка. – Конечно, ты ошибаешься! Но если хочешь никогда не ошибаться, то и не делай ничего.
Володя замер, потом развернулся и подхватил девочку на руки. Рассмеялся.
– Уела! Ну, уела. Надо же, запомнила, что я тебе тогда сказал. Я ведь думал, мимо ушей пропустила, как обычно.
– Я ничего не пропускаю мимо ушей, – надулась девочка.
– Знаешь, ты права… Только вот цена моих ошибок – человеческие жизни. Это тяжелее всего принять. – Володя подошел к столу и усадил девочку на него. – Да, ты права. Можно забиться в угол, испугавшись, а можно усвоить урок… Спасибо тебе, Кнопка. Опять ты меня спасла… вправила мозги старому идиоту.
– Какой же ты старый? – удивилась Аливия.
– То есть с тем, что я идиот, – ты согласна? И откуда у тебя столько мудрости?
– Ты научил, – бесхитростно отозвалась девочка, доверчиво глядя на него своими пронзительно синими глазами.
Володя поперхнулся и поспешно отвернулся, замахал руками.
– Кнопка, прекрати меня смешить. Вот помру сейчас от смеха, что делать будешь?
– Позову на помощь дядю Джерома.
– Дядю… Гм… С каких это пор он тебе дядей стал? Ой, не отвечай! Это был риторический вопрос.
– А что такое ри… рито… рита… ну, этот самый вопрос?
– Такой вопрос, ответ на который не требуется.
Аливия задумалась.
– А зачем тогда его задавать?
– Вот и я над тем же думаю. Вот что, посиди-ка пока вон в том углу. Я тут сейчас быстро закончу и попрошу, чтобы… хм… дядя Джером тебя обратно отвел, как только он перестанет мне быть нужен.
– А со мной еще брат пришел.
– Вот как? Великолепно.
Володя выглянул за дверь.
– Руперт! Зайди на минуту.
Когда юноша вошел, Володя махнул в сторону Аливии:
– Вот что, забирай это сокровище и отвези домой, Филипп обеспечит охрану. – Володя снова выглянул в коридор. – Филипп, найди кого-нибудь, чтобы проводить Аливию и Руперта до дома, а сам займись тем, о чем я просил. Остальных тоже касается: сегодня вечером совет. Все! Все вопросы к тиру Роухену! Меня до вечера нет! Джером, заходи, ты мне нужен.
Дождавшись, когда все разойдутся, Володя закрыл дверь и повернулся к Джерому:
– Говори.
– Обыскали дома всех выявленных шпионов. Золото, как и договаривались, забрали себе люди Крейса, а все бумаги и книги, как вы и приказали, свезли к вам в дом. Все прошло тихо.
– Да… И почему в сутках так мало часов? Похоже, сегодня до совещания я не успею переговорить с ними – надо для начала с пленными разобраться… Обещал тут одному офицеру… Но вот с Раймондом переговорить придется. Кстати, Гирона не видел?
– Гирона, милорд?
– А, ты его не знаешь. Куда же он пропал?
Тут в дверь осторожно постучали.
– Ага, наверное, это он. Гирон, ты?
– Я, милорд.
– Ну так заходи.
Гирон вошел, слегка пошатываясь, с рукой на перевязи. Володя минуту изучал его, потом поморщился.
– Плохо. Очень плохо, Гирон. У вас все преимущества были, а вы умудрились дать себя ранить. Погибшие?
– Слава богам, нет, милорд. – Офицер опустил голову. – Виноват, милорд. Мы не ждали такого сопротивления.
– Кто-нибудь ушел?
– Нет. Мы взяли всех.
– Что ж, это хорошо. Но подготовка ваших солдат оставляет желать лучшего… Неделю на исправление, потом проверю. Что нашли в домах?
– Как вы и предполагали, милорд, оружие. В основном арбалеты… и очень неплохого качества. Множество болтов для них, копья.
– Вот так? То есть это все не для профессиональных солдат готовили. Ну, мы знаем, кому предназначалось оружие – арбалеты для них в самый раз. Куда дели?
– Я пока приказал все свезти в тюремные склады под надежную охрану.
– Что ж, хорошо. Потом подумаем, кого этим вооружить, и выпьем за здоровье его величества Эриха, снабдившего нас таким хорошим оружием. Кстати, его ведь наверняка привезли в город задолго до начала осады, скорее всего на каком-нибудь корабле. Видно, этот удар по Тортону планировался давно. Но раз оружие бандитам не досталось, значит, восстания можно не опасаться… пока. – Володя снова задумчиво оглядел офицера, стоявшего перед ним. – С заданием вы справились, хотя и не скажу, что великолепно, тем не менее за одного битого двух небитых дают. Надеюсь, урок вы усвоили. Вот что, офицер, с сегодняшнего дня вы будете исполнять кое-какие специфические поручения, вроде недавнего. Соответственно, учите людей штурмовать дома и сражаться в тесных помещениях. Учтите это в тренировках, я потом более подробно объясню, что от вас требуется. Наберите человек пятнадцать ловких парней, умеющих обращаться с коротким оружием. Учтите сегодняшний печальный опыт, уясните ошибки и занимайтесь. С Конроном я, как и обещал, переговорю.
Гирон поклонился, потом, медленно пятясь, покинул комнату. Володя еще минуту изучал закрывшуюся за офицером дверь, покачал головой.
– Не знаю, выйдет ли из этой затеи что-нибудь, но подготовленный отряд для штурма домов иметь под рукой не помешает. Потом можно расширить их деятельность. По крайней мере, в будущем не придется обращаться за помощью к разного рода бандитам… Не очень-то мне это по душе.
Отдав Джерому новые распоряжения, Володя спустился вниз, где столкнулся с Нинроном Вартом.
– Милорд, – с ходу начал тот, – я выполнил ваше распоряжение, но держать благородных в тюрьме, когда я им пообещал относительную свободу и сохранение оружия…
– Вот как раз этим мы сейчас и будем заниматься. Я к воротам, а потом в тюрьму. Вы же вот что сделайте… идите сразу в тюрьму и разыщите палача, пусть он там все приготовит. Я, как освобожусь, подойду.
– Палача?!
– Не волнуйтесь, работать ему не придется. Послушайте, Нинрон, давайте не будем спорить. Я же обещал, что не будет ничего, что противоречило бы условиям капитуляции. Да еще отыщите несколько бочонков вина. Сколько там благородных в тюрьме у нас оказалось?
– Около сорока человек. Остальные простые солдаты.
– Хорошо. Вот и приготовьте два бочонка лучшего вина… человек на сорок их должно хватить.
– Вина? Палача?
– Нинрон, полагаю, нам не стоит тут выяснять, что и для чего нужно. Просто сделайте, как я говорю.
– Да, милорд!
У ворот по-прежнему царила неразбериха. Сновали врачи, с площади убирали убитых и засыпали кровь песком, благо его тут в мешках море. Стену тоже начали потихоньку разбирать. Володя встал чуть в стороне и наблюдал за работой людей, выискивая кого-нибудь из старших руководителей. Первым ему на глаза попался Вайнер Розен. Володя послал за ним одного из охранников. Вайнер быстро подошел:
– Вы хотели меня видеть, ваше сиятельство?
– Я вас не задержу надолго, вижу, что много работы. Хотел выяснить о потерях, хотя бы приблизительно. Точные-то я узнаю вечером.
– У нас около сорока убитых, – ответил Розен. – Родезцев много больше, но это и понятно – их расстреливали как куропаток. Человек двести уже отнесли в сторону и все еще носят.
– А сколько всего прорвалось в город?
– Около восьмисот.
– Хм… выходит, погибших у них примерно половина будет.
– Примерно да. А вот благородных погибло каждые восемь из десяти… – Розен вздохнул. – Настоящее побоище для офицеров Эриха.
Володя вспомнил свой приказ лучникам на башнях и кивнул. Что ж, по крайней мере, эти поработали на славу.
– А барон?
– Вы имеете в виду барона Розентерна? Пройдемте со мной, милорд, – пригласил Розен.
Володя кивнул и зашагал следом. Розен привел его к телеге, стоявшей в стороне, и откинул мешковину. На телеге лежал мужчина лет сорока в великолепных латах, правда, изрядно помятых. В его волосах уже пробивалась седина, а рука крепко сжимала меч, не выпустив оружие даже после смерти.
– Это Розентерн?
– Да, милорд. Мы нашли его среди тех погибших, что атаковали нашу оборону в лоб. Он лежал под грудой тел недалеко от катапульты. Похоже, погиб одним из первых – выбили из седла, его завалило телами, и барон задохнулся. По крайней мере, я так думаю, поскольку не вижу серьезных ран. Латы помяты, но вроде бы ничего опасного.
Володя подошел ближе и долго изучал лицо погибшего. Потом аккуратно закрыл тело мешковиной.
– Вайнер, распорядитесь, чтобы тело доставили в ближайший храм… в общем, сделайте, как положено. Среди родезцев наверняка есть жрецы, разыщите кого-нибудь.
– Вы хотите…
– Он был воином, Вайнер. Думаю, он заслуживает нормальных похорон.
– Конечно, милорд. Я распоряжусь…
– А вообще, знаете… не спешите его хоронить, если есть такая возможность. Может быть, тело удастся передать его товарищам и те захотят доставить его на родину и похоронить там.
– Тогда придется бальзамировать, милорд.
– Ну так сделайте это.
Вайнер с плохо скрываемым удивлением поклонился.
– Все сделаю, ваше сиятельство.
– Если я зачем-то срочно понадоблюсь – я в тюрьме. Полагаю, сейчас, пока вражеские солдаты не очухались от поражения, самое время побеседовать с ними.
Володя вскочил в седло и направился к огромному серому зданию городской тюрьмы.
У ворот его встретил Нинрон Варт в компании могучего человека. Володя соскочил с коня и уперся этому человеку взглядом в живот. Поднял голову, оглядел здоровенную фигуру и попятился.
– Гм… э-э-э… с кем имею честь? – немного растерянно поинтересовался он, судорожно размышляя, не перебежал ли он где дорогу этому человеку. Вроде бы нет – такую гору он бы точно не забыл.
– Я местный палач, ваше сиятельство. Господин передал, что для меня есть сегодня работа.
– Ах, вот оно что… – Володя снова оглядел человека с ног до головы. – Однако… Нет, работать вам сегодня не придется. Вы нужны для создания нужной психологической атмосферы.
Палач наморщил могучий лоб:
– Простите, ваше сиятельство?
Володя вздохнул.
– Будете находиться в… как там эта комната называется? Пыточная? Так вот, будете находиться у себя в пыточной, и пока я разговариваю с вражескими солдатами, перебирайте инструмент, калите металлические прутья… В общем, делайте вид, что готовы по первому требованию приступить к работе. Нинрон, сядете со мной, но сначала подыщите пару охранников телосложением вот как этот господин – в дверях встанут. И еще пару мелких клерков для поручений. Как вас звать?
Тыкать этому богатырю Володе почему-то совершенно не хотелось, хотя он уже почти привык к местной манере говорить «ты» всем, кто находится ниже по социальной лестнице. Однако продолжал периодически путаться в этих «ты» и «вы». Порой ему становилось интересно, что думают о нем его подчиненные в такие моменты. Хорошо еще, в локхерском различие между «ты» и «вы» весьма условно, и употребление этих местоимений сильно зависит от контекста. Так что, возможно, все его ошибки пока списывают на плохое знание языка.
– Все зовут меня Бортон, ваше сиятельство.
– Вот что, Бортон, проводите нас в свой… гм… рабочий кабинет.
Чтобы дойти до пыточной, пришлось спуститься в подвал, а потом долго идти по коридору, тускло освещенному факелами. В каменном подземелье было сыро. Предусмотрительный Нинрон протянул Володе теплую куртку. Мальчик благодарно кивнул ему, снял накидку и облачился в куртку, а поверх нее снова надел накидку.
В пыточной, оказавшейся весьма просторной комнатой с высоким потолком, их дожидались два помощника палача, хоть и не такие гиганты, как их начальник, но вполне ему под стать. Володя увидел разложенные на столах инструменты, поежился и поспешно отвернулся. Глянул на горн, в котором ревело пламя, покосился на лежащие в нем щипцы разных размеров. Ага, а вот и стол для следователей. Очень удобно – в стороне, чтобы не мешал палачу, но в то же время расположен так, чтобы следователь мог видеть все, что происходит в пыточной. М-да… с точки зрения следователей, может, и удобно, но Володя предпочел бы не видеть всех этих инструментов и механизмов. Чего только не придумали люди, чтобы калечить себе подобных.
Володя заглянул под стол.
– А где вино?
– Сейчас принесут, милорд, – отозвался Нинрон. – Я велел захватить еще кружки.
– И пусть принесут бумагу и чернила.
У Володи были и свои чернила, но их он решил приберечь для других случаев, а здесь и местные сойдут. А вот ручку он предпочел использовать свою – основа из твердого пластика и железное перо, – намного удобнее гусиных, не говоря уже о том, что долговечней. И править периодически не надо.
– Уже здесь, ваше сиятельство. – Подскочивший к столу невзрачный человек положил перед мальчиком стопку бумаги и поставил банку с чернилами.
– Спасибо. А вы кто?
– Я писарь, ваше сиятельство. Писарь допросной канцелярии. Веду допросные листы. Я узнал, что вызвали палача для работы, и поспешил сюда…
– Вот как? Отлично. В таком случае, занимай свое место и записывай. Полагаю, твои записи лишними не будут – я их потом перечитаю.
– Конечно, ваше сиятельство.
– Нинрон, где вино?
– Сейчас узнаю, милорд…
– Ладно, оставь. Пошли кого-нибудь, а сам садись. Все равно вино пока не нужно – мы начнем с солдат. – Володя повернулся к одному из тюремщиков: – Давайте кого-нибудь из рядовых. Когда я закончу с ним – отправите в лагерь, где собирают всех пленных.
– Не в камеру, милорд?
– Нет, конечно, они же военнопленные, а не преступники. Камеры нам для других пригодятся. Давайте первого.
Им оказался латник первого десятка, как он сам представился… когда чуточку пришел в себя. Войдя в пыточную, он сразу увидел палача с огромными щипцами. Нервно сглотнув, латник осторожно поднял взор, встретился с ласковой улыбкой Бортона и плавно осел на пол. Володя дождался, когда не в меру впечатлительного солдата приведут в чувство, и приглашающе махнул на стул. Он специально попросил собрать в тюрьме тех, кто знает локхерский, так что проблем с языком не возникло.
– Ну, не стоит так переживать, – подбодрил латника Володя. – Уверяю, что сей очень добрый господин, который вас так напугал, не имеет к вам никакого отношения. Вы же военнопленный, а не шпион какой-нибудь. Ну, а то, что с вами беседуют именно здесь… так я человек занятой, а допросить многих надо. Так что потерпите немного.
Бортон загремел своими инструментами у печи, и солдат тут же заверил, что готов ответить на все вопросы.
– Ну-ну. Поверьте, я человек чести, поэтому не буду призывать вас нарушить присягу. Просто хотелось бы кое-что уточнить… внести ясность. Вот вы говорите, что служили в первом десятке, а что это значит? Этот десяток первый по счету или первый – потому что лучший?
– Наш десяток всегда был лучшим! – возмутился солдат, забыв даже о палаче и о том, где находится.
– О! – Володя чуть привстал и кивнул. – Очень рад приветствовать такого храброго солдата. А как вы определяли, что именно ваш десяток лучший? Вы у себя соревновались?
– Да. У нас всегда проводили соревнования.
– Вот как? Интересно-интересно. А в чем заключались эти соревнования?
Казалось бы, невинные вопросы, но ответы постепенно проясняли для Володи структуру и организацию родезской армии. Причем сами вопросы были настолько невинные, что солдат никак не мог понять, зачем этот милорд тратит время и интересуется такими пустяками. Он думал, его будут выспрашивать о каких-то секретах, которых он знать не знает, а тут… Искренний интерес к соревнованиям, к тем приемам, которые лучше всего получались именно у него. Странный милорд даже попросил кое-что продемонстрировать, после чего восхищенно цокал языком. Спрашивал, чем и как они питаются. Согласился с ним насчет воров-интендантов и что им надо руки рубить. Ну и дальше в том же стиле. После получаса такой беседы солдата отпустили. Володя минут пять что-то писал, выделяя главное. Те выводы, к которым он пришел, но которые еще требовали уточнений, помечал вопросительными знаками. Если вывод был важным и требовал обязательного уточнения – ставил еще восклицательный знак.
