Сергей Самаров
Имя приказано забыть
Взгляд Виктора Викторовича наконец-то остановился на журнале. И это вызвало новый приступ удивления и непонимания. Журнал явно предназначался не для скучающих клиентов. Это было какое-то научное издание со сложными чертежами, и Виктор Викторович, считающий себя знатоком и ценителем машин, вернее, сначала ценителем, а потом уже знатоком, не сразу даже понял, что этот журнал по автомобильной механике. Но самое неожиданное обнаружилось тогда, когда большой толстый человек вытащил из барсетки очки и попытался прочитать мелкий текст, поскольку крупные заголовки были набраны не русским шрифтом. Текст тоже оказался на иностранном языке. Будь здесь китайские иероглифы, это не удивило бы – китаец все-таки… Но это были не иероглифы. Скорее всего, на английском языке, хотя Виктор Викторович не встречался с английским со школы, и прилично все подзабыл. Настолько подзабыл, что не мог отличить написанный по-английски текст от немецкого или французского, или даже польского…
Вскоре приехал Доктор Шин. Вошел улыбаясь. Поздоровался, как здоровался обычно, не протягивая руку, чуть склонив голову и прижав руки к животу, словно полы своего халата придерживал. Китаец и в город ездил в этом халате.
– Что привез? – недовольно спросил Виктор Викторович, не ответив на приветствие.
– Программки… Клиент сама предложил, – Доктор Шин кивнул на компьютер, объясняя, для чего ему эти программки понадобились.
Большой толстый человек не забыл былых милицейских привычек – доверяй, но проверяй, сразу протянул руку и просто взял у Шина коробки с компакт-дисками.
– Игрушки? – посмотрел на коробку и с трудом прочитал по-русски английское название. – А… «Автокад»[12]… Ладно, автомобильные программы нам нужны… Действуй… Кстати… Ты это, – Виктор Викторович взглядом показал на журнал. – Читаешь, что ли?
– Шин картинки смотрит, – вежливо улыбнулся китаец. – Понять хочет…
Такая наивная откровенность вернула Виктору Викторовичу уверенность в себе, хотя он и не осознал еще до конца, что настроение его портилось оттого, что недавний клиент психиатрической лечебницы выглядел лучшим хозяином, чем он, и вообще во многом настоящего хозяина превосходил. Если бы китаец сознался, что читал иностранный научный журнал, Виктор Викторович почувствовал бы себя совсем плохо, а так… Ничего страшного не произошло.
* * *
В следующий раз большой толстый человек Виктор Викторович приехал в мастерскую в день, когда у Доктора Шина был выходной. Надобности в этой поездке не было, но дома еще с вечера жена «заела», и потому наутро показалось необходимым посетить несколько близко одна к другой расположенных мастерских. Приехал и в Приволжский. Потолкался среди слесарей, занятых своим делом, в мойку зашел, шампунь понюхал и поморщился, потом заглянул на диагностический стенд, где только что закончили проверку узлов двигателя чьей-то машины. В помещении диагностического стенда было жарко, и Виктор Викторович открыл окно.
– Какую погоду обещают, слышал кто-нибудь? – поинтересовался он у рабочих.
– В Интернет загляните, – посоветовал из смотровой ямы молодой автослесарь со сложным и красивым татарским именем, которое Виктор Викторович никак запомнить не мог.
– В какой Интернет, – не понял большой толстый человек и вопросительно поднял брови, готовый уже к какому-то очередному сюрпризу.
– Вон, в компьютере…
– Здесь что, Интернет подключен?
– Доктор Шин еще месяц назад подключил…
Сообщение опять показалось обидным. Компьютер подключен к Интернету, а хозяин даже не знает об этом. Что, его мнением никто не интересуется?
«Заглядывать в Интернет» Виктор Викторович не стал. Но за компьютер все же сел и стал просматривать все последние материалы, сохраненные в памяти. В первую очередь его удивило большое количество чертежей и формул. Наверное, они имели отношение к автомобилям – к чему же еще! – но ему почему-то показалось, что это чертежи каких-то странных, чуть не инопланетных летательных аппаратов. Вроде бы и самолет, а не самолет. Но и на гоночную машину смахивает. Все чертежи выполнены в линейном рисунке, и разобрать трудно.
Пожав плечами, Виктор Викторович вернулся в программу диагностики автомобиля и выбрался из-за компьютера в недоумении. Неужели Доктор Шин может со всем этим разобраться?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Военно-транспортный «Боинг-747» – с грузом, обозначенным в документах как «материально-техническая помощь грузинской армии, осуществляемая в соответствии с межправительственным соглашением», – вылетающий чартером в Тбилиси, терпеливо ждал полковника Доусона на военном аэродроме неподалеку от города. Но вот пассажиры, которые летели тем же самолетом, два генерала с целым штабом, добирающиеся только до Португалии, где предстоит промежуточная посадка, терпением не отличались. Когда Доусон наконец занял свое место в пассажирском салоне, он услышал тихое ворчание офицеров, на которое, впрочем, внимания совершенно не обратил и даже не удостоил ворчунов извиняющейся улыбки. Он в гражданской одежде, и от гражданского человека его отличить трудно. Его, похоже, приняли за гражданского федерального чиновника, воспользовавшегося помощью армии. А армия всегда считает, что имеет право претендовать на порядок. И тот факт, что порядок нарушается и рейс задерживается по вине этого самого гражданского чиновника, офицеров раздражает. Все естественно, и раздражение – их проблемы. Доусон же оставался спокоен. Даже тогда, когда один из пилотов нашел его, и сообщил, что самолет опять задерживается, поскольку сейчас прибудет один человек, который летит вместе с полковником, и другой, который желал бы поговорить с Доусоном до отлета. Полковник, соглашаясь, кивнул пилоту.
Что-то пилот объяснил и другим пассажирам, так нетерпеливо торопящим вылет, и в ответ выслушал новую порцию ворчания. Доусон же раскрыл ноутбук, чтобы прочитать содержимое дискеты, полученной в канцелярии, до того, как прибудет человек, летящий с ним. По всей видимости, генерал Хант выполнил обещание, и нашел для полковника помощника и консультанта. Ломать голову над тем, кто еще желает до вылета переговорить с ним, Доусон не стал. Прибудет, все станет ясно.
Занятое полковником место – у самой перегородки между пассажирским и грузовыми отсеками – вполне позволяло заняться секретной информацией, не опасаясь, что найдется желающий заглянуть в монитор через плечо. И плевать на то, что кресло последнего ряда не откидывается, как другие, и не дает возможности выспаться в полете на неделю вперед. Маленькие неудобства не могут пересилить привычку никогда не оставлять никого за спиной. И рядом оказалось свободное кресло – попутчиков в самолете мало.
Дискета, слава богу, раскрылась без проблем. Он стал читать, но войти сразу в курс дела не удалось, поскольку полковник был далек от данной тематики и чаще работал в компании с флотскими, чем с летчиками. Хорошо, что генерал Доусон приказал сотруднику, готовившему материалы, дать обширную вводную часть, чтобы полковник уловил суть вопроса. И Доусону не понравилось сразу, что слишком тесно переплелись в этой истории русские и американские имена. Началось с того, что руководитель фирмы «Локхид», создавшей первый «Стелс[13]«, Бен Рич признал, что „отцом“ их самолета-невидимки является советский ученый Петр Яковлевич Уфимцев, еще в 1966 году опубликовавший в одном из научных журналов свои разработки относительно отражения радиолокационного луча от кромок различных поверхностей не в обратную сторону, а просто в произвольную или заданную сторону, так, что локатор этот обратный луч уже уловить не может. К работам Уфимцева в Советском Союзе, занятом тогда какими-то иными проблемами, отнеслись с прохладцей, чем автора сильно обидели. Но его тут же взяли в обработку американцы, и из этой обработки, грубо называемой „полем зрения“, физика не выпускали пару десятилетий и даже пригласили на работу в Штаты. Впрочем, к тому времени сама идея уже была прочно „оседлана“ американскими учеными и интерес к Уфимцеву проявлялся только по инерции. Еще в 1974 году управление по перспективным исследованиям Министерства обороны США приступило к изучению средств снижения эффективной поверхности рассеивания, основного критерия оценки радиолокационной заметности. В основу работы положили высчитанную на ЭВМ модель определения эффективной поверхности рассеивания, созданную математиком фирмы „Локхид“ В. Шрейдером в рамках программы „Эхо-1“. При этом опять же использовались теоретические выкладки П. Уфимцева. Теоретические выкладки вселяли обоснованные надежды. Уже год спустя конгресс выделил ВВС США требуемые суммы на заключение многомиллиардных контрактов с фирмами „Локхид“ и „Нортроп“ по исследованию и разработке самолета-»невидимки». Первоначально был опробован легкий одноместный самолет и опробован сам принцип, положенный в основу разработки. В дальнейшем фирмы-исследователи представили заказчику макеты летательных аппаратов, установленные на специально смонтированном стенде, имитирующем поисковые радиолокационные лучи. После сравнительных испытаний за основу был взят проект фирмы «Локхид», с которой и был в 1976 году заключен контракт на создание самолета-»невидимки».
В рамках секретной программы «Хэв Блю» на лабораторном полигоне ВВС США «Флейт Дайнемик» под руководством Бена Рича были построены два самолета, один из которых и стал прообразом будущего стратегического бомбардировщика «F-117». Первый полет 1 декабря 1977 года совершил летчик-испытатель Билл Парк. Многогранная пирамидальная конструкция самолета получила высокую оценку всех наземных служб, но отрицательную оценку пилота – аэродинамические свойства нового самолета требовали существенной доработки. Но в этом и состояло главное противоречие проекта – с улучшением аэродинамических свойств терялась бы «невидимость» самолета, а при существовании «невидимости» невозможно было улучшить аэродинамические характеристики. Тем не менее, основываясь на испытаниях экспериментальной модели, в США была развернута широкомасштабная и дорогостоящая программа по созданию новых самолетов-»невидимок». И первый «F-117А» был поднят в воздух 18 июня 1981 года летчиком-испытателем Хейлом Фарлеем. А еще через два года самолет был запущен в серию.
Разговоры на трапе не дали полковнику Доусону прочитать до конца подготовленный для него материал. Явно, появился опоздавший пассажир и еще тот человек, что хотел с полковником переговорить. Если из-за этого разговора задержали вылет, то, следовательно, догадаться нетрудно, разговор предстоит конфиденциальный. Доусон встал и шагнул к выходу на трап. В самолет как раз заходили моложавый и очень жилистый мужчина неопределенных лет и довольно молодая негритянка.
– Прошу, вот и сам полковник, – сказал бортмеханик самолета, встречающий вновь прибывших.
Доусон перевел взгляд с мужчины на негритянку и обратно.
– Я лечу с вами, полковник, – неожиданно сказала негритянка. – Меня зовут Клер Такуа.
– Что? – непонимающе переспросил Доусон.
– Я лечу с вами по просьбе генерала Ханта, – повторила Клер.
– Можете возвращаться, – холодно ответил Доусон.
– Не поняла? Почему?
– Во-первых, потому, что вы представительница, как это называется, слабого пола. Во-вторых, цвет вашей кожи, мэм, не позволяет вам принять участие в нашем мероприятии.
– Мы же летим в Грузию? – переспросила она.
– Да.
Клер сухо улыбнулась, блеснув ослепительно белыми, как у генерала Ханта, но, в отличие от генерала, не вставными, а своими зубами.
– Я наполовину грузинка. И хорошо владею грузинским языком в отличие от вас…
Доусон хмыкнул и, подумав, принял решение:
– Ладно, проходите в салон.
И повернулся к мужчине. Тот, прежде чем представиться, кивнул застывшему у трапа бортмеханику, намекая на желание говорить без свидетелей. Бортмеханик оказался человеком сообразительным, понял ситуацию без слов и спустился к рабочим, осматривающим шасси.
– Слушаю вас, – сказал полковник, когда бортмеханик был еще на середине трапа.
– Я ваш однофамилец, полковник… Я тоже Доусон… Френсис Доусон, ФБР. – И он показал значок с номером. Значок, посмотреть со стороны, похож на полицейский, и сам полковник не отличил бы его от полицейского, если бы обладатель значка не представился.
– Слушаю вас, – повторил полковник.
– У меня к вам всего несколько слов. В конце девяностых годов я работал в АНБ[14] и курировал вопросы безопасности по известной вам теме. Именно тогда мы начали проверку человека, имеющего доступ ко всей, практически, технической информации по программе «Хэв Блю». Это был американец колумбийского происхождения, чистокровный индеец, по имени Хуахин Шинкуа. Не спутайте, пожалуйста, с профессором Клер Такуа. Фамилии созвучны.
– Она профессор? – переспросил полковник.
– Да, и известный человек. Насколько я понимаю, именно ее отправили с вами потому, что только у нее были готовы документы для вылета в Грузию. Иначе ее могли бы просто не отпустить. «Золотой фонд», так сказать. Она работает по той же теме, по которой работают русские, но они ее слегка обогнали. И хорошо знакома с нашими разработками, так сказать, конкурирующими с ее темой… Но я вернусь к своей теме. Итак, мы начали проверку Хуахина Шинкуа в плановом порядке, как проверяли время от времени всех сотрудников, и натолкнулись на несколько «темных мест», требующих уточнения. Однако уточнить ничего не смогли. Мистер Шинкуа попал в автомобильную катастрофу. Не слишком сильную. Тем не менее совершенно потерял память. Почти полная амнезия. Естественно, его устроили сначала в военный госпиталь, но там врачи ничего не смогли сделать, и через месяц колумбийца перевели в государственную клинику, где он и должен был бы находиться по сей день.
– И что же?
– По документам, он там и находится. Но только позавчера меня попросили, как человека, знающего мистера Шинкуа лично, навестить его, и показать несколько фотографий в надежде, что память частично вернулась к нему.
– Что за фотографии?
– Алексей Еремин, про которого вы, вероятно слышали…
– Русский математик?
– Да…
– И что? Память вернулась?
– Дело в том, что в клинике содержится совсем другой человек с аналогичным диагнозом. Хуахин Шинкуа исчез бесследно.
– И что же?
– Просто информация к размышлению. Началось следствие… АНБ и ФБР действуют параллельно. Но времени с момента обнаружения пропажи Шинкуа прошло слишком мало. Я же сказал, что это было только позавчера… А со времени подмены времени прошло слишком много. Приходится отслеживать многие документы, и искать многих свидетелей, которые давно вышли из нашего поля зрения. Но мы натолкнулись на давний интерес к колумбийцу со стороны непонятных людей, предположительно, русских и китайцев. Вы же летите в Россию… Мое руководство посчитало, что вы должны быть в курсе дела. Мало ли что… Кроме того… Ваша попутчица… Профессор Шинкуа был руководителем проекта, в котором работала Клер Такуа.
– Зачем русским или китайцам мог понадобиться человек, полностью потерявший память? – полковник Доусон отнесся к сообщению с пониманием.
– Этого нам знать не дано. Пока не дано… Гипотетически рассуждать бесполезно…
– Теоретически, мог этот человек быть русским или китайским разведчиком? – невзирая на очевидное возражение, полковник продолжил задавать вопросы.
– Точно так же, как вы или я, или Клер Такуа… Только теоретически…
– Тогда я поставлю вопрос по-другому. Мог ли человек симулировать амнезию?
– Имея некоторую подготовку, без проблем…
Полковник Доусон несколько секунд думал, формулируя вопрос и одновременно прокручивая в голове сценарий операции, которую он сам разработал бы для подобного случая.
– Я далек от этих проблем… Поэтому, возможно, спрошу что-то не то… Что вписывается в научные рамки… Есть ли какие-то способы искусственного введения человека в состояние амнезии? Возможно ли отнять у человека память на какое-то конкретное время, а в нужный момент вернуть ее?
– Мы с вами мыслим в одном направлении, – усмехнулся Френсис Доусон. – Не зря мы с вами однофамильцы.
Он достал из кармана большой бумажник и вытащил из него газетную вырезку.
– Это вам для ознакомления… Сейчас наши люди плотно изучают вопрос. И пытаются найти дурака, который передал информацию для публикации в прессе. Добавлю, что это данные из нашей страны. Но есть и косвенные данные о том, что русские еще много лет назад занимались той же проблемой, и весьма успешно. Можно предположить, что и китайцы чем-то подобным интересуются. У них такие разработки всегда были в почете и имели достаточное финансирование. У меня все, полковник.
– Спасибо.
– Удачного приземления. Вы же летите не на «Стелс», и русским радарам будет вас хорошо видно…
– Сбить «Стелс» они не постеснялись бы, а вот мы для них представляем мало интереса. Это они представляют интерес для нас.
* * *
Полковник вернулся в салон самолета под новую порцию ворчания офицеров, теперь уже более откровенное, хотя по-прежнему и не имеющее конкретного адресата. И, как и прежде, не обратил на него никакого внимания. Профессор Такуа заняла место через проход от места полковника и на ряд сидений впереди. Но хотела было пересесть, когда он стал устраиваться на свое место.
– Подождите. Я скоро закончу работу и поговорю с вами.
Клер, придерживая рукой юбку, чтобы не измялась, села на свое место, и полковник невольно отметил, как она изящно изогнулась, и как сквозь блузку обозначилась тонкая талия. Фигурой профессора бог не обидел.
Таким образом, она совсем не помешала Доусону прочитать в первую очередь газетную вырезку, чтобы войти в курс дела более основательно. Там сообщалось, что ученым из медицинского центра «SUNY Downstate» в Бруклине удалось открыть молекулярный механизм, отвечающий за сохранение информации в человеческом мозге – «носитель памяти», как они его назвали.[15]
Полковник вспомнил изгиб талии и невольно бросил новый взгляд на Клер. Она сидела спокойно и не смотрела в его сторону. И он стал читать дальше.
Ученые утверждали, что человеческая память работает по тому же принципу, что и жесткий диск компьютера, и с помощью разработанного ими механизма возможно «стирать» долговременные воспоминания простыми в применении биохимическими методами. Причем они дают гарантию, что способны регулировать процесс стирания во временном масштабе на срок от суток до месяца. При этом человек, с которым проводится операция «стирания», совершенно не теряет навыков, полученных в процессе обучения, и способен вести полноценную жизнь.
В процессе исследований удалось установить, что долговременная память сохраняется за счет синаптических связей между нервными клетками, за что отвечает фермент, называемый «протеин кинас М-зет». Ингибирование препарата позволяет лечить многие болезни, связанные с сильным стрессом, амнезией, старческим слабоумием и другие. При этом разработки ученых позволяют открыть новые перспективы в применении прямого, не опосредованного контроля человеческих масс, и дают возможность зомбирования как отдельных людей, так и целых групп.
Полковник отложил вырезку из газеты на соседнее кресло и поднял взгляд на Клер.
– Профессор! – окликнул он громко, потому что двигатели идущего на взлет самолета гудели громко и натужно.
Она обернулась сразу и вопросительно подняла брови.
– Что такое «ингибирование»? – Доусон членораздельно произнес незнакомое слово.
– В какой области?
– В медицине…
– Угнетение… В разных областях науки это слово имеет сходное, хотя и слегка различное значение. Но в медицине – именно угнетение…
– Спасибо…
Полковник вздохнул, потому что Клер не встала и не подошла к нему, как он надеялся, а разговаривала из своего кресла. Впрочем, он сам попросил ее подождать, пока он не закончит работу. Да, сначала надо закончить работу, а потом уже любоваться фигурой Клер…
Полковник переставил на колени ноутбук.
2
– Видишь их, командир? Я их вижу, а тебя найти не могу, – сообщил по «подснежнику» подполковник Сохно. – Хоть очки поверх бинокля напяливай! Куда ты, на ночь глядя запропастился?
– Ага… До ночи еще добрых десять часов, – возразил в эфире Кордебалет.
– Это неважно, время – понятие относительное. Ау-у, командир…
Боевики долго стояли на одном месте слишком близко от полковника Согрина, чтобы он мог рискнуть и ответить своим офицерам даже шепотом.
– Командир, слышишь, или как? А. Понял. Можешь даже не кашлять. Я и так понял, – Сохно сохранял присущее ему в особо опасные моменты своеобразное и непонятное посторонним чувство юмора. – А мои на том склоне повертелись, как собаки, когда ищут, где присесть, и назад, паразиты, двинули. Спускаться не решаются.
– Али Обейда им головы за такой осмотр снимет, – предположил Кордебалет. – Он, говорят, строг, как ротный старшина.
Наконец-то троица боевиков устала от долгого и бессмысленного рассматривания пространства под ногами. Обменялась несколькими неслышными фразами, и неторопливо, уже не так тщательно продолжая наблюдение, двинулась дальше. Согрин теперь уже смог общаться с группой без опасения быть услышанным:
– Бандит, они сделают круг и выйдут тебе в спину. Будь осторожнее!
– Пусть хоть по спине пройдут, но меня не заметят, – отозвался Сохно. – Надеюсь, не сильно затопчут, хотя я с трудом выношу запах вонючих портянок.
– Мне твое место хорошо видно, – подсказал Кордебалет. – Я подстрахую.
Тем временем первая троица, что занималась разминированием схрона, работу завершила, выбралась на открытое место, отряхнула руки и по переговорному устройству связалась с самим Али Обейдой. Тот приближаться к опасному месту сам все же не стал – осторожностью он издавна славился, а послал туда еще троих боевиков. Начался процесс загрузки. Но из всего имеющегося вооружения, как удалось разведчикам рассмотреть, боевики взяли только все пять «Стингеров», ракеты к ним, и некоторый запас пулеметных патронов в жестяных банках. Но чтобы перенести даже это, всем шестерым пришлось сделать два рейса. И опять в ожидании потянулось время, потому что Али Обейда не торопил свои дозоры, дав им возможность внимательно осмотреть все окрестности. Еще один признак осторожности, рассчитанной на будущее. Но любой осмотр не может продолжаться вечно, дозоры скоро вернулись, ничего подозрительного, кажется, не обнаружив, группа собралась вместе, но уже уставшим от пребывания на одном месте спецназовцам опять пришлось ждать – бандиты решили перекусить здесь же. Должно быть, дорога им предстояла дальняя, и, перед тем как отправиться в долгий путь, им необходим был отдых. Тем более пришли они, судя по всему, издалека. Ноги по колено в грязи, а в ближайших районах дождя не было уже давно. Но, судя по тому, в какую сторону группа сдвинулась для отдыха, направление движения боевики выбрали только одно возможное, и спецназовцы, загодя хорошо изучившие местность, без проблем определили его.
– Пойдут по правому склону вдоль долины, – решил полковник Согрин. – Бандит переходит на противоположный склон, Прыгун наблюдает сверху, я, в должности собаки, двигаюсь по следу.
– Понял, – довольным тоном откликнулся Бандит, которому давно надоело сидеть на одном месте. – Я пошел, командир.
– Мне тоже пора, – ответил и Танцор.
– Двигайте. Далеко не забирайтесь, чтобы не потерять связь.
* * *
Подполковнику Сохно интуитивно хотелось побыстрее выбраться поближе к свету. Место, где он сидел в засаде, было в самом низу урочища, рядом с ручьем, прикрытым свисающими к самой воде кустами, и застоявшаяся без сквозняка сырость надоела быстро. Потому он и поторопился покинуть свое убежище и сразу стал взбираться по крутому склону. Именно там, где не решились спуститься боевики. Но, оглядываясь, подполковник прекрасно понимал, что спускаться намного сложнее, чем подниматься. Сейчас склон для боевиков был невидим, и потому Сохно выбрал прямой и кратчайший путь, не обращая внимания на трудности подъема. Не зная, когда боевики снимутся с места, он хотел зайти вперед, чтобы наверху, где склон не такой голый, спрятаться среди кустов и деревьев и контролировать передвижение группы без опасения быть замеченным.
Лес здесь был средней густоты, и прокладывать тропу через бурелом и завалы не приходилось. Деревья и кусты не представляло сложности обойти. Путь подполковнику указывала муха. Самая обыкновенная, каких и в лесу, и в поле множество. Сначала Сохно чуть не наступил на нее. Но муха успела перелететь на несколько шагов вперед и снова села. Когда человек оказался над ней и поднял ногу, муха полетела дальше. Причем летела она строго в ту сторону, куда Сохно намеревался двигаться, словно путь знала или читала мысли полковника. Летела и садилась. Но едва нога в очередной раз поднималась над ней, муха улетала. И так раз за разом на расстоянии метров тридцати. Может быть, это и дальше бы продолжалось так же, но совсем не характерный для лесных чащоб звук заставил Сохно замереть на месте с поднятой для шага ногой. Муха тоже замерла, и не улетала, но смотреть на нее уже интереса не было. Что это за звук, Сохно, как человек, всю свою сознательную жизнь посвятивший войне, понял сразу – кто-то забросил автомат за плечо. Автомат едва слышно звякнул. Как ни плотно набиты патроны в магазин, они при движении все равно издают звук. Как ни пригнаны одна к другой детали автомата, они тоже при легком ударе о плечо глухо звякают. Этого не избежать…
Нога опустилась медленно, а обе руки подняли по пистолету – Сохно обычно предпочитал вместо автомата носить с собой два АПС.[16] Первый – в штатной деревянной кобуре, присоединив которую к пистолету можно получить удобное оружие для ведения автоматического огня. Но согласно штатному расписанию кобуру положено носит на поясе, а Сохно вместо пояса крепил ее к бедру, на ковбойский лад. Так ему было удобнее пистолет выхватывать. Второй вообще носил, как самурай меч, за плечом. И сам придумал приспособление – спереди открытая кобура крепилась к поясу ремнем, сзади к тому же поясу широкой резиной. Потянешь за ремень, кобура переваливается через плечо, и пистолет падает в руку.
Сохно внимательно слушал. Звук не повторился, но это не удивило, поскольку в перебрасывании автомата с плеча на плечо каждую секунду смысла нет. Но другой звук подполковник все же уловил. Хрустнула под чьей-то неосторожной ногой ветка, и тут же чуть в стороне хрустнула другая, только уже не под ногой, а, скорее всего, под плечом.
Сохно резко свернул в сторону, не пытаясь даже рассмотреть, кто на склоне находится и чем занимается. Это можно сделать и позже. Но этот «кто-то» в состоянии увидеть на противоположном склоне спецназовцев, когда они будут перемещаться. И потому следует предупредить своих.
Двадцати шагов в сторону, если учесть, что люди, встретившиеся подполковнику на склоне, двигались в противоположном направлении, вполне хватило, чтобы стать неслышимым.
– Рапсодия, Танцор, я – Бандит. Тут кто-то, кроме меня, ползает. Старайтесь не показываться, пока я не выясню…
– Я – Рапсодия. Понял. Выясняй.
– Я – Танцор… Ищу их в прицел. Пока не вижу. И тебя не вижу.
– Тут – «елки-палки, лес густой». Днем с огнем никого не увидишь. Включи тепловизор.
– Аккумулятор слаб. Здесь не подзарядишь.
– Включи, – не подсказал, а приказал, полковник Согрин.
– Вижу. – Кордебалет прибор включил. – Так… Не меньше, похоже, десятка… Боевики… Наблюдают… Крадутся… Это явно не люди Абу Обейды.
– Толя! – скомандовал Согрин. – Бери их под постоянный контроль. Обейду вместе с Абу надо защитить… Так приказали…
– Понял. – Сохно согласился почти покорно. – Я всегда, если ты помнишь, очень любил этого Обейду вместе с Абу… И на завтрак, и на обед, и даже на ужин, хотя на ужин меньше…
– Когда ты отучишься засорять эфир! Работаем.
3
Большой толстый человек Виктор Викторович, до того как стать бизнесменом, никогда нигде, кроме милиции, не работал, но, как милиционер, он обладал одним ценным профессиональным качеством – никому, даже при наличии доказательств, не верил, даже собственной жене и родным детям, и был всегда бесконечно подозрителен. Это, разумеется, не то качество, что красит людей не прнадлежащих к милиции, но, однажды обретя его, уже трудно от него избавиться. И еще Виктор Викторович умело и со знанием дела вербовал себе «стукачей». В том числе и в автосервисах, которыми он владел. И, естественно, не обошел вниманием автосервис в Приволжском, где бизнес обещал стать со временем, может быть, самым успешным. И потому Виктору Викторовичу быстро доложили, что уже после окончания рабочего дня сам Доктор Шин постоянно остается на работе один. За компьютером сидит сосредоточенно и с невероятно умным видом. Раздумывая, Виктор Викторович выждал несколько дней, но ни к какому мнению не пришел и ничего не надумал, кроме как провести по всем правилам допрос. И потому просто сел в машину и поехал вечером в Приволжский.
Пристальное внимание к Доктору Шину со стороны владельца автосервиса было вполне объяснимо. Большой толстый человек, еще будучи начальником местной милиции, естественно, был хорошо и тесно знаком со всей местной, так называемой, элитой. И потому главный врач психо-невралогической лечебницы, еще когда Виктор Викторович в первый раз разговаривал с ним относительно Доктора Шина, согласился за небольшую ежемесячную плату – двадцать процентов от зарплаты Доктора Шина – выпустить своего бывшего пациента из-под тесного контроля. Но и то с непременным условием – если Доктор Шин будет вести себя нестандартно, Виктор Викторович должен немедленно сообщить об этом главному врачу и дать возможность провести с пациентом короткий курс лечения.
– А кто он вообще такой? – спросил Виктор Викторович.
– Этого нам знать не дано, – философически изрек главный врач. – Он сам не знает, и мы не знаем. Знаем только, что китаец. Знаем, что человек образованный… И все… О его состоянии запрашивают из Москвы… Из КГБ…
– Из ФСБ, – поправил отставной начальник милиции, любитель точных формулировок.
– Из ФСБ, – охотно согласился главный врач. – Раз в год я отправляю подробнейшую справку… Так и буду писать, что он дворником работает. Не то, посчитают, что он «проснулся», и тогда его заберут.
Потому Виктор Викторович к Доктору Шину и присматривался с такой основательностью. Очень не хотелось, чтобы китаец «проснулся» и его забрали бы парни из московского ФСБ. И любое «просыпание» казалось большому толстому человеку угрозой.
Впрочем, даже при наличии реальной угрозы он готов был сразу же связаться с главным врачом, чтобы поставить того в известность.
* * *
Виктора Викторовича не обманули. В окне диагностического центра автосервиса горел свет. Дверь была закрыта. На стук не сразу, видимо, торопиться не привык, вышел дежурный слесарь – шиномонтаж работал круглосуточно, поскольку местные дороги изобиловали наличием гнутых гвоздей, которые словно кто-то специально рассыпал, и дежурного выгодно было держать здесь постоянно.
