– Мы пока точно и сами не знаем. Но у нас есть данные, что группа капитана Лосовски проходила длительное тестирование на устойчивость к диарее. Знаете, что такое диарея?
– Понос.
– Вот-вот. Из-за этого двух постоянных партнеров капитана по группе вынуждены были сменить. У них желудки оказались более слабыми, чем это необходимо. Не прошли полное тестирование. Сам капитан и еще один член его группы тестирование прошли благополучно. Да, я не сказал, что группа состоит из четырех человек вместе с капитаном. Вы тоже, Кот, получите трех помощников, но пока мы смогли только одного подобрать. Из группы самого Лосовски. Это сотрудник Службы внешней разведки. Одновременно он же – хорошо подготовленный американский спецназовец, сержант. В американской армии сержант выполняет функции нашего лейтенанта. Только, как правило, более опытный. Сержантская должность соответствует должности нашего командира взвода. Двух других будем искать среди молодых офицеров. Вполне возможно, что и не из спецназа…
Я попытался руку в гипсе поднять, словно защититься от такого предложения. Полковник мою попытку уловил, жест понял и, опасаясь, видимо, за судьбу моего гипса, проговорил:
– Понимаю, понимаю ваше возмущение. Но вам будут необходимы технически грамотные специалисты. Вы просто ничего не сумеете без них сделать.
– Проще обезьян выдрессировать, то есть научить работать с техникой, чем брать на задание технического специалиста, – сказал я. – Извините, товарищ полковник. Мне однажды навязали такого попутчика, причем имеющего спортивную подготовку, и больше половины дороги солдатам пришлось его, по сути дела, на себе нести. А если в маленькой группе из четверых будет двое специалистов, то двум другим нужно иметь особую физическую подготовку. Боюсь, такая группа небоеспособна.
– Не переживайте. Их будет кому на себе таскать. По крайней мере, часть задания вам предстоит выполнять в окружении большого числа людей.
– То есть? Кому таскать? Каких людей?
– Бандитам, к которым мы вас намерены отправить.
Еще одна новость, не самая приятная, хотя и не такая, чтобы я сразу после нее стал писать рапорт об отставке. Давно не люблю бандитскую компанию. И обычно предпочитаю рассматривать ее через прицел автомата. Но я человек военный и потому старательно подавил в себе недовольство. И даже легкую браваду показал:
– Нельзя ли чуть подробнее ввести меня в курс предстоящей операции, товарищ полковник? Может, у меня здравые мысли появятся…
– Оперативный отдел совместно в ФСБ и СВР операцию еще разрабатывает. Как только будут вырисовываться общие контуры, вас пригласят для детализации. Будьте, Кот, уверены, что ваш опыт без внимания не оставят. Все варианты вместе с вами обсудят, и вы вместе выберете наилучший. Еще вопросы есть?
– Есть.
– Слушаю.
– Татуировка. Никак нельзя без нее обойтись?
– Татуировка – это ваша идентификация. Без нее не получится.
– Жалко. Не люблю я эти штучки…
– Но и переживать, думаю, не стоит. Татуировка будет временная. Через год она сама сойдет. Может быть, отдельные штрихи на какое-то время задержатся, но позже сойдут тоже. При таких татуировках применяется особый состав краски. Это распространенный вариант. Даже в быту. Одна татуировка надоест, сделают другую. Можете, старлей, не переживать за свое тело. Через год оно очистится. Останутся только шрамы, но шрамы боевые, а не от татуировки.
– Спасибо, товарищ полковник, утешили…
– Все вопросы разрешили?
– Последний остался. Вы не могли бы попросить, чтобы позвали ко мне священника. Здесь, в госпитале, часовня есть, регулярно молебны проводятся. Пусть священника пригласят и дадут нам возможность наедине поговорить.
– Вы, Кот, разве настолько плохи, что исповедоваться желаете?
– Я, товарищ полковник, достаточно здоров, чтобы через неделю начать первый после ранения марш-бросок. Может быть, не слезая с кровати. Но у меня там, в поселке, в момент ранения была клиническая смерть. И я побывал на том свете. Не улыбайтесь. Я там кое-что увидел.
– Я и не улыбаюсь. У меня нет оснований вам не верить.
– Вот. И хочу обсудить это со священником. И исповедоваться тоже хочу.
– Не знал, что вы верующий. В вашем личном деле ничего об этом не сказано.
– А вы – атеист?
– Когда я в вашем, Кот, звании летал в Афган, нас перед посадкой в самолет тщательно обыскивали. Так мы нательные крестики под обложку партбилета прятали, чтоб не нашли. И только в Афгане надевали их на шею. Я попрошу, чтобы священника позвали…
Костер горел большой и высокий. Те, кто развел его, не экономили дрова, такие редкие в этой горной местности. Местные жители предпочитали вместо топлива использовать верблюжий навоз. Тепла он давал гораздо больше, чем любые дрова, а в большом пламени местные жители удовольствия не видели. Но военнослужащие сил НАТО любили большие костры. Может быть, им казалось, что так безопаснее. Хотя безопасность эта была лишь видимой. Инстинкт пещерного человека, глубоко-глубоко сидящий в каждом из людей, пробуждался и подсказывал, что большой костер сродни спасительному свету. Однако в действительности костер освещал только незначительное пространство. И люди у костра видели мало вокруг себя, зато их видно было хорошо. Может быть, для пещерного человека костер и был спасительным средством от хищников. Но к современным людям у большого костра вполне мог подойти хищник гораздо более опасный, нежели дикий зверь, – другой человек.
У костра сидели трое унылых афганских полицейских. Унылость в рядах полиции и армии чувствовалась уже давно, со времени объявления о скором бесславном выводе из Афганистана сил НАТО. Все помнили, что было с полицейскими и с армейскими офицерами правительства, когда вывели советские войска. Тогда общее население страны резко уменьшилось с одновременным увеличением количества сытых ворон. И легко было допустить повторение ситуации. Каждый из полицейских думал о своей участи, об участи своей семьи и искал возможность стать перебежчиком. Мысленно искал. А как не искать, когда жить хочется…
Еще несколько человек у костра явно не афганцы. Четверо носили форму United States Marine Corps[5] и гордо называли себя словом «марины». Двое были в камуфлированных костюмах, но без погон. Между собой они разговаривали по-итальянски. Эта парочка представляла собой итальянское отделение Интерпола. И еще двое были английскими вертолетчиками, чья грузопассажирская машина стояла неподалеку в темноте, охраняемая еще одной парой полицейских и механиком ВВС Великобритании.
Костер развели в стороне от глинобитных дувалов[6] кишлака. Понимали, на открытом месте вроде бы находиться опасно. Талибы вообще словно бы из-под земли возникают. Словно на запах врагов слетаются.
Но во дворе любого дома еще опаснее. Талибы могут подойти незаметно со всех четырех сторон. И использовать дувал вместо бруствера. Уложат на глину стволы автоматов и попросту расстреляют. Потому расположиться на ночлег решили за пределами кишлака, который не считался спокойным. Когда затронуты важные финансовые вопросы, местные жители будут поддерживать ту сторону, которая им выгодна. Но талибы, если захотят прийти, никого из местных жителей и спрашивать не будут, просто придут, и все. И дело свое сделают, независимо от того, где расположится группа, в кишлаке или за его пределами. Единственное, что может талибов смутить, это большой костер. Как все партизаны, они боятся ловушек. И считают, что натовцы должны вести себя предельно скромно, чтобы никому свое присутствие не демонстрировать. И костер должны развести маленький, незаметный издали. А если костер такой большой, что его с соседнего хребта видно, то это очень похоже на умышленное привлечение внимания. На ловушку… Талибы могут в такую ловушку не пойти.
Относительно большого костра распорядился Marine First Lieutenant[7] Грофф. И с присущим ему фатализмом дремал, сидя у костра. Неспокойно себя чувствовали только английские вертолетчики. Они вообще ничего не боялись в воздухе, но на земле демонстрировали свою неуверенность и даже не стеснялись этого. Неуверенность выражалась во множестве вопросов, задаваемых афганским полицейским. И все вопросы касались талибов …
Полицейские английским языком владели слабо и объясняли англичанам весьма сбивчиво и неуверенно.
Итальянские офицеры Интерпола были более спокойны. Они уже несколько раз до этого летали сюда в командировки, знали, как их обманывают, и молча соглашались с этим обманом, потому что предпринять ничего не могли, а отчетность им тоже требовалась.
В середине ночи, когда у костра уже все если не спали, то просто дремали, к Гроффу пришел местный житель, с которым лейтенант общался еще днем. Они отошли в сторону и около пяти минут беседовали. Потом местный житель удалился, а Грофф вернулся к костру и улегся на свое нагретое место на потертом одеяле. Объяснять и рассказывать, о чем он говорил с местным жителем, не стал. Хотя итальянские международные полицейские, когда Грофф вернулся к костру, сели и смотрели на него, ожидая каких-то слов.
Но уж этим полицейским лейтенант Грофф тем более ничего говорить не собирался, разговор шел именно о них…
Группа прилетела в кишлак с конкретным заданием. Командование должно было вскоре отчитаться о своей борьбе с местной наркомафией, как громко именовались в документах обычные дехкане, выращивающие мак и перерабатывающие его в героин. Впрочем, если по справедливости, назвать простых дехкан наркомафией было сложно. Героин они, конечно, производили и свои маковые поля готовы были отстаивать с оружием в руках, но считать их настоящей мафией было смешно любому, кто имеет понятие о том, что такое мафия. Однако в отчетах командования дехкане именовались именно так, хотя от этого не стали настоящей мафией и не собирались, кажется, ею становиться. Они понятия не имели о взаимоотношениях людей в том большом мире, откуда пожаловали натовские войска, и жили просто своей обычной жизнью, выращивая то, что давало им возможность прокормить семью. Хотя, по большому счету, эти дехкане и были первым и основным звеном международной наркомафии, питающим ее своей продукцией, вызывающим целые войны между мафиозными кланами, картелями и наркополицейскими.
Война с владельцами маковых полей, конечно же, давно назрела, и большой мир требовал этой войны, желая защититься. При этом никто не желал считаться с тем, что американскому командованию невыгодно было устраивать войну с местными производителями героина.
В войне против талибов натовцы получали от производителей героина поддержку. А сами в ответ на это закрывали глаза на многие дела местных жителей. Лейтенант Грофф уже в третий раз вылетал на такую операцию. И все должно было пройти по отработанному сценарию. Он был только конечным исполнителем, из тех, кто не задает лишних вопросов. А это значило, что у командования Грофф на хорошем счету. Сама операция была предельно проста. Кто-то договаривался с жителями кишлака. Те готовы были пожертвовать одним отдельно взятым и отдельно стоящим маковым полем. Как правило, самым хилым и малоурожайным. Владельцу поля за это выделяется компенсация другими владельцами полей. И это поле подлежало уничтожению в присутствии наркополицейских из Интерпола. Именно это предстояло выполнить группе с рассветом. Вертолет снаряжен ракетами с напалмом. Поле будет расстреляно этими ракетами и полностью сгорит. В напалме даже верхний слой земли сгорает. Трудно сказать однозначно, как это повлияет на урожайность в следующем году, но в текущем на сожженном поле даже трава расти не будет…
Парни из Интерпола проснулись и сели. Закурили.
– Сейчас бы кофе. Утро скоро…
Готовить кофе на костре лейтенант Грофф не умел, хотя кто-то из его солдат, кажется, умудряется какую-то гадость варить. Но запах костра забивает аромат кофе. И потому Грофф всегда предпочитал пользоваться термосом. И в этот раз он вытащил из своего рюкзака термос и протянул итальянцам. У этих ребят из Интерпола оказались при себе маленькие раскладные стаканчики, которые они тут же наполнили и вернули термос Гроффу.
Проснулся один из афганских полицейских. Вытащил сигарету и зажигалку. Попытался закурить, но в зажигалке, видимо, кончился газ. Она громко щелкала в ночной темноте, но пламя не появлялось.
– А разве Коран разрешает мусульманам курить? – спросил один из итальянцев, протягивая афганцу свою зажигалку.
– Скажи: «Поистине, запретил господь мой только непристойные поступки, как явные, так и тайные». Коран, сура «Аль-А’раф», тридцать третий стих, – хмуро ответил афганец, цитатой показывая знание Корана. – Скажите мне, в какой суре есть запрет на курение? Где курение называется непристойным поступком? Я лично такого не встречал.
Он прикурил от зажигалки итальянца, а свою бросил в костер, встал и быстро пошел в темноту. Никто не спросил, куда полицейский направился. Мало ли по какой нужде человеку отойти нужно.
Грофф налил себе кофе в крышку термоса и успел сделать глоток, когда услышал, как внизу, в районе вертолета, разрывая темноту и тишину, раздалось несколько хлестких автоматных очередей. И почти тут же увидел, что со стороны, в которую удалился афганский полицейский, что-то прилетело и упало прямо в костер. Тут же в костре раздался взрыв. Взорвалась, конечно, не зажигалка афганского полицейского, хотя она тоже могла, наверное, взорваться остатками газа. Этот взрыв был такой силы, что разметал по окрестностям горящие головешки и угли. И людей отбросил от костра в разные стороны. Те, кто сидел – итальянцы и Грофф, так и не поднялись. Не поднялся и лежащий рядом с костром второй афганский полицейский. Но остальные, кто лежал чуть дальше, остались невредимыми и вскочили на ноги. Но тут же автоматные очереди заставили их залечь. Одновременно ожесточенно стреляли и в стороне, причем даже из крупнокалиберных вертолетных пулеметов. Видимо, нападение было совершено и на английский вертолет. Два афганских полицейских и английский механик приняли бой.
Сержант Прицолла, главный помощник Гроффа, дважды оглянулся на своего командира, ожидая, что тот хоть какую-то команду подаст. Но Грофф лежал на спине, раскинув в стороны руки, молчал, не шевелился и вообще признаков жизни не подавал. Тогда опытный сержант, по национальности мексиканский индеец, от природы хладнокровный и никогда не теряющий присутствия духа, громко рявкнул:
– Слушай мою команду. Ползком сдвигаемся к вертолету. Может, успеем, его еще не захватят. За мной!
И дал две короткие очереди в фигуры, что из темноты бежали в сторону костра. Очереди оказались точными. Фигуры на бегу сложились и ткнулись в землю.
Трое морских пехотинцев за секунды выбрались из зоны, освещаемой остатками костра. Правда, легкое освещение в ночи давали разлетевшиеся в разные стороны головешки, однако этого света было недостаточно, чтобы показать, куда натовцы сдвигаются.
А вот у английских вертолетчиков не было навыков передвижения ползком. И один из них, высоко задиравший увесистый зад, тут же получил туда пулю, если не несколько. Второй вертолетчик слышал его вопли, но не остановился. Опасность заставила его просто вжаться в землю и ползти не по-пластунски, как ползают все спецназовцы в мире, а извиваясь, как змея. При этом полз англичанин на удивление быстро. Неумело и быстро. Страх заставил его, видимо, научиться ползать так, как человеку ползать не дано от природы.
– Сержант, сэр, что с лейтенантом? – спросил рядовой Рейциг, замерший рядом с Прицоллой, когда стрельба на какое-то мгновение стихла.
– Что бывает с человеком без бронежилета, если в пяти футах от него граната взрывается. Хочешь вернуться, посмотреть?
Они отползли уже на добрые два десятка шагов.
Сержант говорил грубо и с насмешкой. Он вообще был человеком недобрым. И рядовой промолчал. Желания вернуться к разбросанному взрывом костру он не испытывал. Хотя там еще один человек оставался живым. Второй английский вертолетчик извивался по земле и визжал по-бабьи.
– Не люблю англичан, – сказал, глянув через плечо, сержант Прицолла. Сам он, как всякий индеец, был равнодушен к собственной боли и всегда считал, что другие должны к ней относиться точно так же. А если не относятся, то это только из-за хлипкости характера. – Перебежками по одному, вон за тот бугор, потом к вертолету. Остальные прикрывают. Рейциг, вперед!
Рядовой побежал, пригибаясь и меняя направление бега. Несколько автоматных очередей из темноты все же пытались его выбросить из жизни, но Рейциг дистанцию преодолел и благополучно залег среди камней на бугре, о чем и сообщил сразу:
– Я в порядке, сэр. Следующий! Прикрою…
Сам сержант Прицолла успел дать две очереди из своей автоматической винтовки по вспышкам, когда стреляли в рядового. Кажется, одну из вспышек он погасил навсегда.
– Сержант, может, лучше в кишлак, за заборы? – предложил английский вертолетчик.
Голос англичанина откровенно дрожал, и слова вибрировали в ночном воздухе. По его испуганным движениям, суетливым и ненужным, только выдающим его присутствие в этом месте, сержант без труда догадался, как сильно хочет жить этот английский офицер и из-за своего желания не в состоянии понять, что может ему продлить жизнь, а что может отнять ее. Прицолла понял, что англичанин уже готов вскочить и бежать в сторону кишлака, не сознавая, что тут же получит в спину несколько автоматных очередей. Человеку свойственно бояться не самой смерти, а ожидания ее. Пример вертолетчика наглядно демонстрировал эту старую истину.
Но вертолетчик, хотя бы один, был нужен живым. Иначе и сам смысл прорыва к вертолету пропадает. А там, внизу, идет бой. И отчетливо слышна стрельба с двух сторон. Если удастся прорваться, может быть, удастся и улететь. Сам сержант Прицолла когда-то обучался летать на вертолете. У него получался полет. Не очень умелый, но получался. Единственное, чему он так и не смог научиться, это совершению посадки. Когда сержант при посадке разбил вторую машину, его просто с занятий сняли под благовидным предлогом. Посадка ему никак не удавалась. Конечно, можно рискнуть. А там уж, что случится при посадке вертолета, начиненного ракетами с напалмом, сказать трудно. Хорошо бы нашлась какая-то водная гладь, куда можно было бы приводнить вертолет, если придется самому лететь. Но те две горные реки, что лежали по пути от кишлака до базы, гладью не смог бы назвать даже слепой от рождения человек. Речки были бурными, шумными и даже камни ворочали. А уж вертолет-то сразу закрутили бы, как пустую консервную банку.
Значит, вертолетчик был нужен живым. Хотя бы для того, чтобы подсказал, как напалм сбросить перед полетом. Хорошо бы сбросить на головы талибам. А надеяться на то, что там, внизу, возле вертолета, останется живым механик, не приходилось. Может, и останется. Наверное, это он стреляет из крупнокалиберных пулеметов. Прямо с вертолета, должно быть, стреляет. У вертолета пулеметы мощные, спаренные. И стрелять можно, даже не поднимаясь в воздух. И запас патронов в вертолете такой, какой на своих плечах не унести. Такими пулеметами вполне возможно сдержать противника. Правда, темнота в этой ситуации не помощница. А темнота подступила уже густая, какой она всегда бывает перед рассветом. Продержалась бы группа там, внизу, до рассвета, было бы легче. С рассветом противника будет видно. Тогда появится возможность стрелять прицельно. Пока же длинные пулеметные очереди говорили о том, что это скорее сдерживающая стрельба, чем прицельная.
– В кишлак… – снова предложил англичанин. – Там можно будет спрятаться…
– Там с вас, сэр, местные жители сразу с живого шкуру снимут. Чтобы талибам угодить и себя обезопасить. Только к вертолету! Перебегайте. Быстро. Мы прикроем…
Сержанту хотелось выложить пару-тройку крепких словечек в придачу, но он сдержался. Все-таки этот английский вертолетчик – офицер, кажется, майор. Прицолла привык в армии к субординации и уважал звания даже в рядах союзников.
Вертолетчик, видимо, свою шкуру сильно уважал. А представление о том, как ее снимают с него живого, его подхлестнуло так, что он понесся вдогонку за рядовым Рейцигом так, как ни один спортсмен-спринтер никогда не бегал.
Пригибаться во время перебежки и менять траекторию самого бега, чтобы мешать противнику сделать прицельную очередь, англичанина не учили. Летчики и вертолетчики вообще плохо владеют наземной военной наукой, давно знал сержант Прицолла. Но пули, что свистели вокруг англичанина, только добавляли ему скорости. Он сам бежал как пуля, подгоняемый собственным адреналином, и попасть в него было крайне сложно. И потому вертолетчик благополучно достиг пригорка, за которым уже залег рядовой Рейциг. И тут же присоединился к рядовому, отвечая выстрелами на выстрелы талибов…
– Солиман! Вперед! – дал сержант команду последнему, оставшемуся рядом с ним рядовому «марину». И тот, ожидая этой команды и приготовившись заранее, сразу сделал стремительный рывок. Солиман бежал, пригибаясь и виляя, все выполняя по всем классическим правилам перебежки под обстрелом. Тем не менее пуля настигла рядового в момент приближения к позиции Рейцига и англичанина. Солиман как бежал, так и упал лицом вперед. И темнота не позволяла рассмотреть, шевелится ли он. Прицолла ругнулся, дал несколько коротких злых очередей в сторону талибов, но только лишь в сторону, потому что он не видел, в кого ему стрелять. Талибы, видимо, достаточных сил не имели и потому не атаковали в открытую, а вели обстрел с закрытых позиций.
– Прикрывай! – рявкнул Прицолла, и сам начал перебежку.
В него, казалось, стреляло вдвое больше стволов, чем во всех других вместе взятых. Но так казалось, наверное, каждому, кто перебегал под пулями. Сержант стволы не считал и пытался на бегу рассмотреть, насколько темнота позволяла, пространство перед собой, чтобы не споткнуться и ногу не подвернуть. И так он благополучно достиг упавшего рядового Солимана. И залег рядом, положив на спину рядовому ладонь. И сразу понял, что Солимана уже нет, есть только его тело, закончившее свой земной путь. А к талибам, видимо, подкрепление подоспело. Прицолла отчетливо услышал, как заговорили новые автоматы и вместе с ними ручной пулемет. Пули свистели над его головой, не давая подняться. И слабый заградительный огонь автоматической винтовки рядового Рейцига и пистолета английского вертолетчика не могли создать необходимую плотность огня для возможности завершения перебежки.
Сержант думал недолго. Приноровившись, он забрался под тело рядового Солимана.
– Извини, Джек… – только и сказал.
Взвалив тело рядового себе на плечи, Прицолла вскочил и побежал. Пули били в безжизненное тело рядового, но насквозь его не пробивали, хотя и Солиман, и сам Прицолла были без бронежилетов. И хотя каждый удар пули в тело грозился сбить с ног и самого сержанта, тем не менее он на ногах держался и преодолел дистанцию до конца. Благо, бежать уже было недалеко. Подоспей к талибам подмога на тридцать секунд раньше, сержант не успел бы до Солимана добраться. При увеличившейся плотности огня его обязательно достали бы талибские пули. Опоздай подмога на тридцать секунд, Прицолла добежал бы и без прикрытия телом погибшего рядового. Убитый рядовой Солиман спас своего сержанта. Теперь оставшиеся в живых три натовца собрались вместе, чтобы соединиться с двумя афганскими полицейскими и механиком английского вертолета, что вели активный бой внизу. Бой там в самом деле был активным. Наверное, талибы подошли близко, несмотря на пулеметный обстрел. Но пулеметы вертолета могут контролировать на земле только фронтально взятый сектор. Талибы, похоже, этим воспользовались…