bannerbannerbanner
Полигон для интеллекта

Сергей Самаров
Полигон для интеллекта

Полная версия

Глава вторая

Рус Григорьевич уже мысленно просчитал два первых удара, которые сразу резко сократят число нападающих. Для этого ему самому требовалось совершить только один шаг, и точно такой же шаг требовалось совершить первому из засады. Лицо у человека было, как позволил рассмотреть свет над входом, откровенно кавказского типа. И у его ближайшего напарника тоже. Рассмотреть остальных Поленьев не торопился. Успеется…

Но не успелось. Прямо рядом с крыльцом за спиной старшего лейтенанта вдруг заскрипели тормоза, резко остановился на тротуаре микроавтобус, сдвинулась дверца салона, и оттуда выскочили два человека с автоматами наизготовку. Лица закрывали маски «ночь». Против двух автоматных стволов даже «человек-оружие» вынужден если не спасовать, то проявить осторожность и дождаться более удобного для себя момента к сопротивлению. Рус Григорьевич сначала подумал, что все это одна компания. И то, что организатор засады на старшего лейтенанта сделал пару шагов в сторону, никакой роли не играло. Но тут открылась передняя пассажирская дверца микроавтобуса, и на асфальт выпрыгнул человечек до смешного мелкого роста. Хотя вполне возможно, он только рядом со своими автоматчиками казался таким маленьким, поскольку оба они были, как говорят в просторечье, громилы. Человечек шагнул к Поленьеву и, глядя ему в глаза, спросил:

– Старший лейтенант Поленьев?

– Так точно… – привычной армейской формулировкой ответил Рус Григорьевич.

– Разрешите задать вам несколько вопросов…

– Позвольте поинтересоваться, с кем имею честь?

– Подполковник Разметьев, Военный следственный комитет, старший следователь по особо важным делам… – Подполковник показал раскрытое удостоверение, рассмотреть в котором что-то в полумраке было невозможно, и сразу же спрятал его.

– По какому поводу разговор?

– Садитесь в машину, я там вам все объясню.

– Возражения, как я понимаю, не принимаются… – кивнул Рус Григорьевич на автоматные стволы, которые смотрели на него тупо и уперто своими черными равнодушными жерлами.

– Не принимаются, вы верно заметили. Хотя я вас заранее ставлю в известность, что это не задержание. Прошу вас в машину только на несколько слов. Это во избежание различных возможных эксцессов. Конечно, мои подчиненные не верят, что офицер спецназа ГРУ сможет им противостоять, тем более безоружный. Они все-таки тоже спецназовцы. Но я видел ваших парней в действии, наблюдал однажды, как у вас тренируются солдаты, и потому не желаю никому неприятностей. Ни вам, ни своим подчиненным, ни даже себе. Попрошу в машину, Рус Григорьевич. Поговорим «на бережку»…

Поленьев оглянулся. Люди, стоявшие на крыльце, скрылись в здании вокзала. Только-только закрылась дверь за последним.

– А что, своих сотрудников здесь оставляете? – кивнул на нее старший лейтенант.

– Каких сотрудников?

– А эти вот… Восемь типов…

– Мои сотрудники со мной. Вы каких-то посторонних приняли за моих сотрудников… Это бывает, особенно когда человек знает за собой вину. Ладно, садитесь в машину…

Рус Григорьевич заглянул в салон микроавтобуса. Там никого не было. Водитель в форме сидел на своем месте. По логике, два человека в масках «ночь» должны были сейчас разделиться. Один должен первым забраться в салон, а второй с улицы обязан подстраховывать автоматом. Но они, повернувшись, оказались друг за другом. Причем передний мешал действовать заднему. Не умеют парни ситуацию просчитывать. Некому было их учить. Но старший лейтенант не собирался необдуманно нейтрализовать их, и не только потому, что его самого сильно интересовали вопросы, которые ему намеревался задать этот подполковник из Следственного комитета, а еще и потому, что никакой вины за собой не знал. Он спокойно сел в салон. Автоматчики тут же заняли места напротив, а подполковник Разметьев забрался на переднее пассажирское сиденье и многозначительно произнес:

– Итак…

– Я готов вас выслушать, товарищ подполковник.

– Нет. Это я готов вас выслушать…

– А я вам ничего не имею сообщить… Если у вас есть что спросить, спрашивайте, а то скоро за мной придет машина, и я уеду. С вашего разрешения или без него…

– Даже так! Ну-ну… Вопрос я задам. Как вы расстались вчера вечером с майором Осинцевым?

Рус Григорьевич вопросу сильно удивился. Он, честно говоря, ожидал, что вопросы подполковника будут касаться недавней полугодовой командировки на Северный Кавказ. Его попытаются заставить вспомнить какие-нибудь подробности, а скорее всего, эти подробности должны касаться трофейного оружия, что осталось во взводе. Но это общепринятая норма. Оставляют обычно себе на усиление ручные пулеметы. Пара лишних ручных пулеметов в дополнение к одному штатному – это безопасность солдат в рейде, это возможность подавления противника плотным массированным огнем, следовательно, опять же забота о жизни солдат. Но и в этом вопросе командира взвода можно было бы только упрекнуть, но никак не предъявить обвинения, потому что найти эти дополнительные пулеметы без «стукача» не сможет самая серьезная проверка. А «стукачей» у него во взводе не было. В этом вопросе Рус Григорьевич готов был руку на отсечение дать. Оказалось, разговор не о том.

– При чем здесь майор Осинцев?

– Я вопрос задал, товарищ старший лейтенант. Повторить? Как вы расстались вчера с майором Осинцевым?

– Обыкновенно расстались. Получил от него приказ, пошел в канцелярию, оформил командировочные документы, продовольственный аттестат, потом зашел к дежурному по батальону, сдал свой пистолет…

– Вот этот вопрос интересный. Вы пистолет, значит, сдали…

– Конечно. Я же не в командировку направлен. Я откомандирован в распоряжение командира другой воинской части. В этом случае табельное оружие сдается на месте предыдущей службы. Все как полагается.

– И обойма была полная?

– Так точно, товарищ подполковник. Полная. И запасная тоже полная.

– Так… Дальше…

– Забыл сообщить, что в связи со срочным отъездом не успел по правилам передать взвод ни новому командиру, который еще не назначен, ни командиру роты, как это полагается делать в подобных случаях. Но начальник штаба майор Осинцев сказал, что приемо-сдаточный акт уже отпечатан, мне следует только подписать его со своей стороны, а командир роты подпишет завтра. Майор обещал акт утвердить. Я, естественно, подписал. Потом сообщил об этом командиру роты, который на моей машине и отвез меня на вокзал в Зареченск. Ключи и документы на машину он передаст позже моей жене, когда она вернется из отпуска.

– А к майору Осинцеву вы зачем возвращались?

– Я к нему не возвращался. А что случилось?

– А с чего вы взяли, что что-то случилось? – Подполковник Разметьев резко обернулся и пристально посмотрел на Поленьева маленькими злыми глазами-буравчиками.

– Ваши вопросы дают повод, товарищ подполковник.

– Наручники на него наденьте… – скомандовал Разметьев своим спецназовцам.

– Руки давай, старлей… – рявкнул один из них, доставая уже приготовленные наручники.

Однако в этот момент кто-то сильно стукнул кулаком в дверцу салона микроавтобуса. Так сильно, что Рус Григорьевич мог бы без проблем воспользоваться ситуацией и уложить и спецназовцев, и подполковника вместе с водителем. Но что это дало бы? Поленьев считал, что стал жертвой какого-то недоразумения, и был уверен, что это недоразумение быстро разрешится, а его активное сопротивление, напротив, будет отягчающим обстоятельством. И не стал действовать на опережение.

Подполковник Разметьев опустил стекло в своей дверце и высунулся, явно желая окрикнуть кого-то, но как-то вдруг весь сжался и стал похож на перепуганного мальчишку. Он очень вежливо поздоровался в окно и бросил через плечо:

– Откройте дверь…

Один спецназовец все так же держал в руках наручники, а второй, опустив ствол автомата в пол, протянул руку и открыл дверцу. Она сдвинулась до упора и зафиксировалась в открытом положении. Рядом с машиной стоял человек в гражданской одежде, высокий, сухощавый, с тяжелым суровым взглядом.

– Иван Афанасьевич, я думал, вы правильно поняли мое недавнее к вам обращение… – с укором сказал он, обращаясь к подполковнику Разметьеву.

– Товарищ полковник, я просто произвел задержание главного подозреваемого в убийстве, и все. Несмотря на ваше предупреждение, я обязан так поступить…

– Вы суетесь в дела, которые вас не касаются и к которым у вас по вашему служебному рангу просто нет доступа. Я вас предупреждал. А вы продолжаете упорно мешать проведению операции ГРУ, о которой вам даже знать не положено. Короче говоря, так, Иван Афанасьевич, я забираю у вас старшего лейтенанта Поленьева, освобождаю его и попрошу вас впредь не мешать ему выполнять свой служебный долг.

– Я вынужден буду написать рапорт в ваше Управление собственной безопасности, товарищ полковник. И обоснованно докажу, что вы старательно не позволяете нам вести следствие. Не понимая, чего вы добиваетесь, я могу предположить только меркантильные соображения.

– Генерал-полковник Безверхний[7] объяснит соседнему управлению суть. Он в курсе. А вы, товарищ подполковник, можете по этому поводу даже президенту писать… Вам и там укажут на ваше место. В вашем возрасте пора уже понимать, что есть темы, которые вас не касаются. Ростом не вышли. Пойдем, старлей, за тобой уже машина пришла.

Рус Григорьевич приподнялся, чтобы выйти из машины, но подполковника Разметьева, похоже, какая-то змея в ягодицу укусила. Наверное, сухощавый полковник зря про рост упомянул, карлики всегда это болезненно воспринимают.

 

– Я не могу допустить такого самоуправства! Майор! – грозно прикрикнул он, и спецназовец открывавший дверцу салона, вытянул ногу, как шлагбаумом перекрывая выход, а его напарник, не выпуская из руки наручники, попытался ухватиться за свой автомат. И даже сумел ухватиться, но сразу выронил его на пол, получив от старшего лейтенанта удар локтем в челюсть. А вытянутая нога выполнить незавидную роль шлагбаума не смогла, потому что имела слишком слабое, к тому же открытое для удара каблуком место – коленный сустав. Каблук ударил резко, «шлагбаум» упал под человеческий стон. Полковник в штатском стоял за дверцей с пистолетом в руке и недобро усмехался.

– Подполковника можешь не бить, старлей. Его женщина плевком перешибет – он у нас такой нежный. А тебе сейчас совсем не нужно, чтобы на тебя убийство повесили. Иди к машине.

– Автоматы… – напомнил Рус Григорьевич.

– Иди к машине. Уедешь, я их через пять минут отпущу. В меня они стрелять не посмеют. Да и я сам успею на опережение пулю послать.

Старший лейтенант покинул салон микроавтобуса и сразу увидел, где стоит «уазик» с военными номерами. Подбежав, открыл заднюю дверцу и буквально упал на сиденье. «Уазик» сразу сорвался с места и переехал на встречную полосу, начиная движение в обратную сторону.

Только после этого разворота Рус Григорьевич обратил внимание, что кроме водителя в машине на переднем сиденье находится и пассажир. То есть, говоря точнее, пассажира этого он увидел сразу, но только сейчас сумел рассмотреть немолодого мужчину в очках.

– Помнишь адрес? – спросил тот водителя.

– Конечно, – ответил солдат за рулем, включил сигнал поворота и повернул куда-то на боковую улицу.

Рус Григорьевич почти не знал эту часть Москвы, не ориентировался, где они едут, тем не менее легко запоминал и дорогу, и приметы: повернули направо около аптеки, затем через три квартала прямолинейного движения за небольшим сквером последовал поворот налево и так далее. Наконец «уазик» заехал во двор большого многоэтажного дома, стоящего буквой «П», и человек с переднего сиденья выпрыгнул еще до того, как машина остановилась, показав, что он не так стар, как могло показаться из-за его короткой бороды с проседью. «Уазик» остановился рядом с металлическим гаражом-«ракушкой».

– Выходите, – потребовал водитель. – Дальше поедете с профессором. Меня на выезде обязательно тормозить будут. А я вас не видел, я командира части домой отвозил. Ошиблись те типы с номером, и все. Командир даже время подтвердит…

Старший лейтенант Поленьев не стал спрашивать, кто и по какой причине будет тормозить «уазик» на выезде из Москвы. И так все понятно. Он молча вышел из машины, и она сразу уехала.

Тем временем из гаража с чиханием выбрался старенький запыленный «Москвич», водитель, который оказался, ко всему прочему, еще и профессором, потянулся и изнутри открыл переднюю дверцу, приглашая старшего лейтенанта сесть. Поленьев сел, давно уже забыв, что такое «Москвич» и какие звуки он издает при движении. Профессор не поленился закрыть гараж-«ракушку» на тяжелый висячий замок. И – поехали.

Неподалеку от проезда под МКАД идущая позади машина неожиданно мигнула ярким светом фар.

– Полковник нас страхует, – посмотрев в зеркало заднего вида, объяснил профессор и тут же включил правый сигнал поворота, стал прижиматься к бордюру. – Опять сигналит. Остановиться, наверное, просит…

«Москвич» скромно остановился. Старший лейтенант вышел из машины первым. Позади притормозил ярко-синий «Форд Мустанг» с двумя черными полосами на капоте и такими же полосами на крыше. Из мощной спортивной машины вышел полковник, освободивший старшего лейтенанта от домогательств старшего следователя по особо важным делам Военного следственного комитета. В руках он держал большую двухлитровую пластиковую бутылку пива и камуфлированный армейский бушлат без погон.

– Скоро пост будет. Всех, думаю, будут тормозить, кто город покидает. Куртку надень, погоны свои прикрой. И пиво пей. Прямо при ментах. Ты же не за рулем, тебе можно. Пьющего с утра пиво никто не заподозрит… Поезжайте чуть быстрее, а то мне приходится ехать неприлично медленно для моей машины. Если что, я прикрою… И еще… – Полковник назвал фамилию, имя-отчество, год рождения, место работы, должность и адрес регистрации.

– Запомнил?

Рус Григорьевич без заминки повторил.

Оставалось надеяться, что полковник «прикрывать» намеревается не с помощью пистолета. Новые эксцессы старшему лейтенанту, и без того ничего не понимающему в происходящем, казались лишними.

Как и предположил полковник, сразу за МКАД стояли три патрульные машины ГИБДД и останавливали всех, выезжающих из Москвы. В каждой машине сидели по два дорожно-патрульных инспектора и по два омоновца. Естественно, остановили и «Москвич».

Подошел инспектор, козырнув, представился, попросил документы. Профессор протянул их, а старший лейтенант на глазах инспектора приложился к уже початой бутылке пива. Половину содержимого он вылил еще по дороге. Инспектор заглянул в салон, потянул носом.

– Кого везете? – поинтересовался, словно бы между делом.

– Муж дочери… Все время забываю, как это называется… Зять, что ли?..

– Зять… – подтвердил инспектор, возвращая документы. – Куда направляетесь?

– На дачу. Всю зиму там не были. Глянуть хоть, что творится… А то у соседа в прошлом году в доме всю зиму бомжи ночевали. Загадили все…

– Бомжи попадутся, лучше не стреляйте в них, – шутливо посоветовал инспектор, – а то потом другие могут дом сжечь. Продолжайте движение. Счастливого пути… – Он еще раз аккуратно козырнул.

Омоновцы за время проверки в сторону «Москвича» даже не посмотрели. Вместе со вторым инспектором они стояли возле красивого «Мустанга», то ли проверяя что-то, то ли просто любуясь машиной.

«Москвич» скорость набирал медленно, и скоро мимо него стремительно пролетел мощный «Мустанг». Полковника тоже надолго не задержали…

Дальше по шоссе ехали недалеко, по подсчетам Руса Григорьевича, около двадцати километров. Задние огни «Мустанга» уже давно потерялись из вида, когда «Москвич» начал поворачивать направо. Около двух километров ехали по укатанной проселочной дороге, даже какую-то просыпающуюся деревню миновали, после чего профессор снова повернул. Уже светало. Впереди показались бетонный забор и ворота, которые при приближении машины открылись сами собой, видимо, за воротами их уже ждали. Два солдата с повязками помощника дежурного на рукавах придерживали створки. «Мустанг» стоял на небольшой площадке сразу за будкой КПП. Рядом с ним поставил свой «Москвич» и профессор. Из «Мустанга» вышел полковник, которому Рус Григорьевич сразу отдал пластиковую бутылку с остатками пива. Сам он после проезда поста ГИБДД к пиву не притронулся. Не был любителем этого напитка…

Глава третья

– Пойдемте ко мне в кабинет, – предложил профессор и, не дожидаясь согласия, двинулся по дорожке в сторону двухэтажного корпуса. Полковник молча пошел за ним. Старший лейтенант Поленьев, понадеявшийся было получить какие-то объяснения, вздохнул и двинулся следом за полковником.

Кабинет профессора располагался на первом этаже корпуса. Прошли мимо дежурного подполковника, который пытался что-то доложить профессору, но тот остановил его движением руки. Хозяин открыл дверь своим ключом, включил свет, хотя за окнами было уже светло, и сразу же задернул на окне плотные шторы.

– Присаживайтесь… – предложил он, почесал бороду и шумно перевел дыхание. – Стар я стал для таких переживаний. Нервничаю…

– А что вообще случилось-то? – Старший лейтенант решил, что подошло его время задавать вопросы. Как ни суди, а вся заваруха произошла именно вокруг его персоны.

– Если бы кто-то мог сказать, что случилось, подполковник Разметьев не интересовался бы твоей особой, старлей, – жестко ответил полковник. – Да, я же не представился. Полковник Самородников, третье управление ФСБ России. Надеюсь, удостоверение тебе показывать не нужно, так поверишь?

– Поверю. Военная, значит, контрразведка… Не понимаю, чем я мог вас заинтересовать…

– Если бы только нас, это было бы еще не так страшно, – серьезно заметил Самородников, дожидаясь какого-то дополнительного вопроса со стороны Руса Григорьевича. И вопрос прозвучал:

– А кого еще?

– Начнем по порядку? – Полковник посмотрел на профессора, тот согласно кивнул, предоставляя военному контрразведчику право вести разговор. Но и сам слушал внимательно, глядя на Руса Григорьевича умными глазами.

– Если по порядку, то сначала твоей личностью заинтересовался профессор Безбородов, вернее, некоторыми отдельными способностями старшего лейтенанта Поленьева. Правда, вышел профессор на него не сам, он только составил заявку на офицера, отвечающего необходимым для его экспериментов качествам, и в ГРУ предложили несколько кандидатур. Заочно познакомившись с каждым, профессор выбрал, старлей, тебя. Ты подходишь по нескольким основным параметрам, тогда как остальные в большинстве своем подходили не больше чем по одному или двум.

– Можно спросить, товарищ полковник, какие параметры интересовали профессора… Безбородова? – При произнесении фамилии профессора Поленьев невольно бросил взгляд на профессорскую бороду и поймал в ответ ухмылку со стороны обладателя этой бороды. – Может, какое-то из этих качеств прольет свет на интерес, который проявляет ко мне подполковник Разметьев.

– Все вместе, в совокупности, твои качества и проливают свет. Но профессора интересовала в первую очередь твоя компьютерная подготовленность, боевая подготовка и умение одновременно выполнять несколько задач. По крайней мере, одновременно наблюдать за несколькими, скажем так, событиями.

– Насчет последнего я не совсем понял. Но, надеюсь, мне объяснят, что это такое.

– Это ваша одновременная прицельная стрельба с обеих рук, – кратко сообщил профессор Безбородов. – Признаться, меня интересует не сама стрельба, а возможность одновременно наблюдать за событиями на нескольких мониторах. Но это похоже… Мы имели возможность проводить сравнительные испытания. Дело было несколько лет назад. И испытания показали, что одно, как правило, бывает связано с другим. Это особое свойство человеческого мозга.

– Такой навык больше присущ охранникам, работающим с системами видеонаблюдения.

– Но у охранников нет вашей боевой подготовки и вашего умения компьютерщика, – возразил Безбородов. – А это для нас очень важно.

– А меня, скажу честно, – перебил профессора полковник Самородников, – как офицера, и сам метод стрельбы интересует. В запросе, насколько я помню, указывалась одновременная прицельная стрельба сразу с обеих рук. Я просто только на свой опыт опираюсь и потому не представляю, как можно одновременно прицеливаться двумя глазами…

– Этот метод, товарищ полковник, не предполагает использование двух глаз для прицеливания. Это ковбойский метод стрельбы.

– Я понял, – сказал Самородников. – Знаком с ним только понаслышке. Однако мне кажется, что такая постановка вопроса, возможно, и не устроит нашего уважаемого профессора.

– Что меня не устроит? – не понял Безбородов.

– Так называемый ковбойский метод стрельбы, хотя я сомневаюсь, что его породили действительно ковбои, поскольку он не может использоваться при стрельбе из револьвера, а классические ковбои пользовались как раз револьверами. Пистолет увидел свет позже.

– Мне это все равно ничего не говорит, – признался профессор.

– Это просто… – Поленьев постарался говорить доходчиво. – Когда вы показываете на кого-то или на что-то, вы чем это делаете?

– Пальцем чаще всего. Указательным. Хотя иногда и простым кивком пользуюсь.

– Кивок здесь не годится. А вот указательный палец потому и называется указательным, что он указывает. И, как выяснили физиологи, достаточно точно. У человека два указательных пальца. При стрельбе палец ложится вдоль ствола так, чтобы не мешать затвору передвигаться и стреляной гильзе вылетать. Стрелок показывает на цель указательным пальцем, а средним пальцем нажимает курок. Вот и вся премудрость.

– А что меня может в этом не устроить, товарищ полковник? – спросил Безбородов. – Я лично, скажу честно, вполне удовлетворен ответом старшего лейтенанта.

– Ну как, вас же интересовала синхронность выстрелов, способность следить сразу за двумя целями…

– А чтобы указать на цель пальцем, за ней разве не обязательно следить? – резонно возразил профессор.

Полковник Самородников промолчал.

– Но мне перечень некоторых моих боевых качеств никак не объяснил ситуацию с попыткой задержания, – постарался вернуться к изначальной теме Рус Григорьевич. Понятно было, что она волновала его больше всего.

– Да-да, я продолжу, – с некоторым интересом посмотрел на Поленьева полковник. – У меня вопрос по существу. Как ты, старлей, расстался со своим начальником штаба майором Осинцевым?

 

– И вас, товарищ полковник, этот же вопрос интересует… Меня о том же спрашивал подполковник Разметьев. Разрешите узнать, чем вызван интерес к майору Осинцеву?

– Так ты, старлей, вообще не в курсе того, что случилось?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Тогда рассказывай все по порядку, вплоть до встречи со мной. Даже с мелкими незначительными моментами. А потом я тебе объясню суть…

В армии старшему по званию не возражают только ради того, чтобы побыстрее удовлетворить свое любопытство. Пришлось начать с самого начала, с того, как командир роты неправильно положил трубку на телефонном аппарате, в результате чего в ротную канцелярию пришел дневальный и передал приказ начальника штаба срочно явиться к нему. Рассказал и о том, что майор Осинцев в момент появления командира взвода занимался отжиманием от пола, поставив к двери изнутри стул. Передал всю суть разговора с начальником штаба, хотя в основном своими словами. Потом поведал в полной последовательности о своих действиях в штабной канцелярии и о том, как сдавал пистолет дежурному по батальону. Этот момент почему-то особенно заинтересовал полковника Самородникова.

– Ты сам видел, как дежурный убрал пистолет в оружейный сейф?

– Не в оружейный, товарищ полковник, а в свой, в дежурный. Оружейный сейф находится в оружейной горке. Нужно несколько печатей вскрывать, открывать несколько замков. А тут мы просто оформили сдачу по акту, который был уже заготовлен, и все.

– Патронов сколько было?

– Полная обойма. Я обойму перед сдачей вытащил и приложил к пистолету отдельно, вместе с запасной. Дежурный так по отдельности и убрал это в свой сейф.

– А ключи от сейфа?

– Точно не помню. Кажется, он их со стола брал, а потом туда же и положил. Нет, – наморщил лоб старший лейтенант, сосредоточенно вспоминая, – положил в ящик стола. В верхний ящик. Точно.

– Еще вопрос касательно майора Осинцева. Когда ты пришел к нему, сейф у начальника штаба был открыт?

– Никак нет. Закрыт. Майор Осинцев на моих глазах вытащил из ящика стола листок бумаги, сообщил мне, что пришла шифротелеграмма относительно меня, прочитал ее, задал несколько вопросов, после чего встал, открыл сейф и убрал туда шифротелеграмму. Сейф у него за спиной у стены стоит, чуть справа от кресла.

– Да. Я видел. Я не был там, но уже после твоего отъезда в кабинете проводили видеосъемку, и мне переслали через Интернет видеосюжеты. Тогда вопрос такой. Где Осинцев держал ключи от сейфа?

– Когда открывал, вытащил их из кармана. Потом сейф закрыл и… Минутку, я попробую восстановить в памяти этот момент… – Рус Григорьевич закрыл глаза и снова сосредоточился. – Да. Он положил ключи в карман шинели. В двух шагах от сейфа вешалка стоит. На ней висела шинель товарища майора. Он шагнул к вешалке и сунул ключи в карман шинели. Я, помню, еще подумал, что майор домой собирается. Но он снова сел за стол…

– В карман шинели… – Полковник вытащил трубку смартфона с большим экраном, нашел нужный номер и одним нажатием вызвал абонента. Потом сразу убавил звук, чтобы разговор никому не был слышен. – Анатолий Николаевич, да-да, это я… Я в курсе. Мы с ним как раз и беседуем. Не столь суть и важно где… Я про сейф Осинцева. Ты еще на месте? Ладно. Тогда позвони местному сотруднику, пусть посмотрит ключи от сейфа в кармане шинели. Там же, на вешалке висит… Да. Пусть посмотрит… И мне сообщи…

Он убрал трубку в карман и посмотрел на Поленьева равнодушным, ничего не выражающим взглядом.

– Так что все-таки случилось? – не выдержал Рус Григорьевич.

– Случилось то, что майор Осинцев после твоего, старший лейтенант, ухода от него застрелился. Причем застрелился из твоего пистолета, с которого почему-то были стерты все отпечатки пальцев. В том числе и твои. При этом совершенно непонятно, почему, имея свой собственный наградной пистолет, майор Осинцев предпочел воспользоваться твоим. И как он вообще его получил? Дежурный вместе со своим помощником, сержантом-срочником Анваром Киреевым, в один голос уверяют, что начальник штаба к ним в дежурную часть не заходил. При этом дежурный помнит, что положил твой пистолет в сейф, и даже продемонстрировал следствию акт приемо-сдачи оружия. Правда, акт, так и не утвержденный начальником штаба. А об исчезновении пистолета ничего вразумительного сказать не может.

– Разрешите вопрос, товарищ полковник?

– Разрешаю.

– Сначала подполковник Разметьев, потом вы спрашивали меня о количестве патронов в обойме. Чем этот интерес вызван?

Полковник Самородников поморщился. Он, похоже, не любил давать расплывчатые ответы.

– Тем, что в обойме все патроны на месте. Пистолет валялся рядом с креслом начальника штаба. Он застрелился, если застрелился, сидя в кресле. Но обойма была полная.

– Патрон мог быть в патроннике, – предположил старший лейтенант.

– А то мы не догадались… Но в этом случае после выстрела следующий патрон из обоймы ушел бы в патронник. А он не ушел… И что это может значить?

– Это может значить только одно, – категорично заявил Поленьев. – Майора Осинцева застрелили. А после этого вставили обойму в пистолет. Хотя и непонятно, зачем это было сделано. Может быть, специально, чтобы напустить тумана и запутать следствие. Иначе это все никак в одну систему не складывается. Но при чем здесь я? Дежурный по батальону может подтвердить, что я не возвращался и не брал пистолет у него из сейфа.

– Тут есть небольшой нюанс… Мне переслали показания помощника дежурного по штабу. Этот сержант сообщил, что дежурный задремал, а ему приспичило в туалет сходить. Туалет в другом конце коридора. Он разбудил дежурного, тот разрешил ему отлучиться, но когда сержант вернулся, дежурный снова спал. Но вот что интересно. Когда сержант шел обратно, он видел, как кто-то вышел из дежурной части и сразу поднялся по лестнице. По фигуре этот неизвестный издали походил на тебя, старший лейтенант. Но точно утверждать это сержант не может. Коридоры в вечернее время не освещены, и он плохо рассмотрел неизвестного человека. Тебя сержант раньше видел, но лично с тобой не знаком, и потому его показания только предположительны. Неизвестный человек поднимался по лестнице. А кабинет начальника штаба находится, если ты не забыл, на втором этаже в правом крыле. Что на это скажешь?

– Ничего не скажу, товарищ полковник. Надеюсь, что следствие разберется. Но, если бы там был я, зачем мне нужно было вставлять после выстрела обойму в пистолет? И зачем потребовалось отпечатки пальцев стирать? Там и без того были только мои отпечатки. Мои и еще дежурного по батальону, который убирал пистолет в сейф. Но палец на спусковой крючок он не клал.

– Ну, с отпечатками все просто. Если бы остались только твои отпечатки, никаких вопросов не оставалось бы. Виновен, и все! А если отпечатков нет, то преступник мог стереть свои. Ты все равно под подозрением и можешь не обижаться на подполковника Разметьева. Он только хотел по горячим следам раскрыть преступление. И не вмешайся я… Разметьев прилетел в Москву служебным вертолетом. Хотя я специально звонил ему и просил не вмешиваться в ситуацию, которую мы раскручиваем. Я, к сожалению, сам вести следствие не уполномочен, но на месте Разметьева вел бы себя точно так же…

– Точно так же неумело?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если бы я знал, какие обвинения мне предъявляют, я не позволил бы посадить себя в машину. Сразу после того как подполковник Разметьев отпустил восьмерых помощников, я мог бы уложить на месте его парней и водителя и уехал бы на их машине. А потом сам искал бы убийцу.

– И сорвали бы мне всю работу… – вступил в разговор профессор Безбородов. – Не для того вас из бригады вытаскивали, чтобы вы следствие вели. И хорошо еще, что товарищ полковник поехал с нами на вокзал, чтобы в машине обговорить с вами эту ситуацию. Когда мы остановились, он сразу узнал машину Военного следственного комитета и, заподозрив недоброе, пошел разбираться…

– Одну минутку, профессор… – подняв руку, прервал его полковник. – Старлей, про каких восьмерых ты говоришь? С Разметьевым было только два спецназовца и водитель, тоже, кстати, парень не хилый и чего-то стоящий.

Пришлось старшему лейтенанту рассказать и про объявление на вокзале, и про то, как он увидел и просчитал засаду у дверей. И про то, как люди из засады сразу ушли, как только Разметьев предложил Поленьеву сесть в машину для разговора.

7Генерал-полковник Александр Безверхний, начальник управления военной контрразведки ФСБ России.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru