Сергей Самаров
Прирожденный воин
2
Тропа идёт вверх круто. Приходится упираться ладонями в колени при каждом шаге, чтобы не позволить себе снизить темп. Хорошо ещё, что морозец в ночь ударил, не липнет снег к ногам, как вчера и позавчера. Тогда было бы вообще трудно уходить от такого цепкого преследования.
Азиз со своим опытом диверсионной деятельности сразу определил – его отряд обложил спецназ ГРУ. Так грамотно и беззвучно, обойдя все ловушки и заминированные участки, они вышли на дистанцию огневого рубежа. Ни один часовой не подал сигнала. Согласно инструкции, часовые днём выставляются по периметру базы на расстоянии трёхсот-четырёхсот метров выдвижения, днём дистанция сокращается до пятидесяти-ста метров. Дальних часовых сняли без звука. Положили и часть тех, что были выставлены по окраинам расположения. И только в непосредственной близости от лагеря случайный взгляд позволил определить опасность. Еле-еле успели организовать отход. Но Азиз – командир опытный. Он давно подготовил план экстренного прорыва, и каждый моджахед свою тропу знает так, что может бежать по ней с завязанными глазами. Плохо, что отходить пришлось под обстрелом. Потери большие.
В округе в течение нескольких последних месяцев не было замечено частей ГРУ – только пограничники и десантники, что заняли перевал, да в долине стоит усиленный бронетехникой неполный батальон морской пехоты. Старую дорогу держит, хотя в зимнее время дорога ведёт, по сути-то дела, «в никуда» – по ней не пройдешь к границе, и боевикам нет смысла пользоваться ею. Но все, кто держит пути нужные и ненужные, в горы не лезут. Эти воевать предпочитают в обороне. Тогда они, честно говоря, хорошо держатся. А скрытно подкрасться, «накрыть» неожиданно – не обучены достаточно... А теперь «накрыли»... Спецназ ГРУ – больше некому... Ещё Хаттаб, когда был жив, предупреждал – если появятся в округе «летучие мыши»[9], значит, готовят неожиданную и молниеносную операцию. Все жители окрестных сёл оповещены об этом. И должны были бы предупредить, чтобы операция не стала в самом деле неожиданной. Но никто не дал сигнала. Значит, спецназовцев перебросили так скрытно и умело, что они избежали всех возможных встреч. И это не простая операция, а тщательно спланированная, выверенная, преследующая конкретную цель. Очень хотелось бы знать – какую?
Охота персонально на Азиза?
Вариант возможный, хотя Азиз не настолько высокого мнения о себе, чтобы всерьёз в это поверить. Правда, летом он хорошо себя зарекомендовал. Но далековато от этих мест. Тогда он «гулял» то в районе Шали, то рядом с Гудермесом, то в Знаменском, то в Ачхой-Мартане или Шелковской... Везде оставил след. Фирменные ловушки! Несколько операций в окрестных сёлах – и перемещается в другое место, где его стиль ещё незнаком. А стиль характерный. Расстрелять семью предателя. И пустить дезинформацию, что следующей ночью придут ещё кого-то наказывать. Неверные в доме готовят засаду. Транспорт в стороне оставляют под охраной и со связью. Дать засаде посидеть до утра. Утром они снимаются, уверенные, что никто не придёт. Возвращаются к машинам. Расслабленные, не ожидающие нападения. Там, около машин, и устраивалась ловушка по всем правилам военного искусства. Действовало безотказно!
Хотят отомстить за это?
Конкретно сказать трудно. Хотелось бы верить, что так... Проще верить, что так и визит «гостей» – просто совпадение. Иначе это уже предполагает утечку информации и, следовательно, информированность спецназовцев о том, кого следует задерживать. И это больше похоже на правду. На ликвидацию простых зимних баз могут послать спецназ ВДВ или даже простую мотопехоту. Окружили, вызвали вертолёты, разбомбили, потом преследуют... Всё стандартно. Приятного мало, но уйти можно. Шансов – пятьдесят на пятьдесят... А здесь даже вертолётов нет, артиллерии нет, нет даже миномётов... Почему? Любой солдат знает, как тяжело воевать без огневого подавления противника. А если не давят, то действуют с определённой целью – скорее всего хотят кого-то брать живым...
И известно кого...
Если бы сейчас прилетела парочка «Ми-24» или «Ми-8» и переворошила НУРСами весь склон, Азиз чувствовал бы себя легче. В этом случае они бы просто оторвались от преследования и рассредоточились в горах. Пусть ищут... Но вертолётов нет... То есть они были... Не пешком же забрались спецназовцы в этот район, куда ни одна дорога не ведёт – только тропы. Но вертолёт, вероятно, выбросил их где-то в стороне. И направление движения они умышленно показали другое... Иначе было бы донесение наблюдателей. А потом где-то в необжитых, безлюдных горах бойцы свернули в сторону, может быть, даже в противоположную, скрытно выдвинулись в будущий район действий и в результате обложили отряд Азиза.
И скорее всего не просто так обложили. Знали, что только два дня назад через Грузию привели к Азизу гостей, которых следует сегодня днём переправить дальше. Переправить целыми, здоровыми, даже не побитыми, чтобы они могли выполнить важное задание. Даже Азиз не знает – какое. Но его предупредили: за срыв операции – смерть, за выполнение – солидная награда. И теперь приходится пожертвовать значительной частью отряда, чтобы этих «гостей» вывести из окружения. Было бы хоть ради кого жертвовать!.. В отряде три палестинца-добровольца. Эти при виде гостей просто руки с автоматов убрать не могут. Нервничают. Но приказ был жёсткий. «Гости» нужны... Какие-то мальчишки... Два еврея и один русский. До русских палестинцам нет дела. На русского у чеченцев руки чешутся, хотя чеченцев в отряде меньше половины. Палестинцам дай с евреями расправиться. И евреев они упустить не хотят. Сложная ситуация и без спецназа. А тут ещё это... И потому Азиз принял решение, оставил палестинцев в заслоне – подальше...
Бой за спиной идёт яростный. Но долго продержаться группа прикрытия не сможет. Будь там простые солдаты, их можно было бы даже отбросить и уничтожить. С «летучими мышами» обыкновенные выверенные действия результата не дают. У них подготовка не та... Это Азиз знает отлично, потому что ещё восемнадцать лет назад в составе группы молодых офицеров иорданского королевского корпуса спецназа проходил стажировку в спецназе ГРУ СССР. На эту стажировку отправили лучших офицеров. Отбор был очень жёстким. Азиз приложил всё своё старание, чтобы попасть в группу. И попал. Сам тренировался, сам пытался стать таким же бойцом, как русские парни, но понимал, как и другие офицеры понимали, что двухнедельная стажировка недостаточна. Спецназовца готовят много лет, и ни в одной стране мира не готовят так жёстко, как в тогда в СССР, а теперь в России. Они только пытались тянуться за русскими парнями... Хотя далеко не все бойцы были русскими, но русскими их звали по привычке.
В отряде Азиза есть два правоверных мусульманина-алжирца, что раньше служили во французском иностранном легионе в Джибути. Отличные бойцы. Они гордятся своей подготовкой. Но Азиз смотрит на них со стороны, как на равных. Они ничуть не лучше его самого, потому что и он отличный боец, к тому же профессиональный диверсант. Но как раз собственная подготовка даёт Азизу право рассуждать, сравнивать и делать выводы. Против простой армии, даже против десанта, бывшие французские легионеры годятся. Воюют на равных, а в чём-то и превосходят.
Но не против спецназа ГРУ...
* * *
Тогда, восемнадцать лет назад, двухнедельная стажировка заканчивалась трёхдневными совместными учениями в долине Кафернигана в Таджикистане. Азиз до сих пор вспоминает с отвращением своё поведение. Где-то должен был быть оставлен пакет с маршрутом следования. Точка указана на карте. Четверо советских бойцов и с ними иорданский лейтенант Азиз точно вышли на место. Большая поляна в тугаях. Посреди поляны три пирамидальных тополя, как часовые на посту. План должен быть спрятан под этими тополями. Приблизились. Между деревьями лежит наполовину сгнившая туша дикого кабана. Кто-то пустил ему очередь в голову и вспорол ножом брюхо, вывалив наружу кишки. Над кабаном кружат тучи мух и всяческой мошкары. Приблизиться к туше противно.
– Курсант Азиз, – сказал, осматриваясь, командир группы старший лейтенант Разин. – Где может быть спрятан пакет?
Азизу почему-то захотелось посмотреть вверх, к вершинам тополей.
– И как вы думаете туда забраться?
Иорданец понял, что это проверка результатов стажировки.
Не старший лейтенант ставит ему оценку, но доклад старшего лейтенанта Разина будет решающим. А высокая оценка – это карьерный рост, это признание высокой квалификации, это, в конце концов, престиж. Это шанс, которого многие ищут, но не каждому удаётся его получить.
Азиз отмахнулся от мух, которые норовили сесть на лицо, подошёл к стволу тополя, обхватил руками, попробовал. Бесполезно. Не имея специального оборудования, нужно быть медведем с его когтями, чтобы суметь взобраться. У Азиза не хватило сил даже для того, чтобы подняться на метр. Слишком толст ствол, и нет близко ни одной ветки, за которую можно ухватиться.
– Не знаю.
– Думайте... Где пакет?..
Азиз отошёл чуть в сторону, ухватился за тяжеленный камень-валун, наполовину вросший в почву, и попытался перевернуть его. Это тоже оказалось выше человеческих сил. Но, если попробовать всем вместе, камень можно и своротить.
– Пакет под камнем, – уверенно заявил курсант.
– Нет. Никто не будет прятать его туда. Неизвестно, сколько человек подойдёт за пакетом. Думайте...
– Не знаю...
Разин пальцем указал на тушу кабана:
– Это верная примета. Логически стройте мысль. Кабана убили автоматной очередью. Четыре пули в голову... Видите... Это слона убьёт... Какой смысл был вспарывать ему брюхо? Понимаете? Только для того, чтобы спрятать туда пакет... Действуйте!..
Азиз широко раскрыл глаза. Шагнул к кабану, увидел, как среди кровавых кишок ползают черви и опарыши, и отвернулся.
– Я не могу... Я правоверный мусульманин... Мне нельзя прикасаться к свинье...
Сам себе Азиз отдавал полный отчёт. Он не к свинье прикоснуться побоялся. Если бы была необходимость, он стал бы даже есть свинину. Но копаться в кишках, среди червей и крови... Тошнота подступила к горлу даже от одной мысли об этом.
– Талгат тоже мусульманин... – спокойно возразил Разин. – Талгат...
Лейтенант-чеченец выступил вперёд с невозмутимым лицом.
– Достать?
– Азиз?..
– Нет.
– Талгат.
Лейтенант запустил руку во внутренности туши и достал завёрнутый в целлофан окровавленный пакет. Вытер его о траву, снял целлофан и засунул назад, чтобы не оставлять следов. Пакет передал командиру группы. Разин вскрыл пакет и вытащил карту. Смотрел на неё только несколько секунд.
– Вперёд! – дал направление рукой.
На Азиза даже не посмотрел.
Иорданец понял, что высокую оценку ему не получить. Это значит, что рассчитывать на хорошую должность по возвращении он не может... И, расстроенный этим, он совсем потерял силы и волю. Маршрут Азиз заканчивал на чужих плечах, а в конце маршрута предстояло вступить в рукопашную схватку.
Появление Азиза в Чечне есть прямое продолжение того дела восемнадцатилетней давности. Военную карьеру он не сделал. Засиделся в лейтенантах до той поры, когда стало стыдно носить погоны младшего офицера. И тогда ушёл в отставку... Но дело ему нашлось. Подготовка диверсанта у Азиза в самом деле хорошая...
Здесь, в Чечне, он встретился с Талгатом Абдукадыровым, оказавшись с ним по одну воюющую сторону. И вскоре должен встретиться с ним снова. Именно Талгату нужно сдать с рук на руки «гостей», которых следует оберегать...
Хотелось бы и с Разиным увидеться. Хотелось, хотя такое свидание вызывало опасения.
* * *
Восход стремительно надвинулся на вершины, чётко высветив их контуры. Скоро и на склонах станет совсем светло. Тогда их смогут засечь наблюдатели. При той цепкости, с которой работает спецназ ГРУ, это очень опасно. Но Азиз знает, куда идёт. Даже за те две недели – восемнадцать лет назад – он научился тому, чего не знали спецназовцы его страны и чем в совершенстве владели советские спецназовцы. Только бы дойти до места раньше, чем их настигнут. Но заслон должен суметь продержаться. Если бы не задерживали «гости», не было бы вообще никаких проблем.
Азиз оглядывается. Он разделил отступающих на пять джамаатов[10], приблизительно по пятнадцать человек каждый. Два джамаата оставил в прикрытие. Потом, сверху, необходимо будет прикрыть отступление заслона. С пяти разных направлений. Отступающие идут разными тропами. Но все тропы утоптаны. Трудно будет определить, по какой моджахеды отступали, какой пользовались раньше. Только бы восход не поторопился, и дал уйти из пределов видимости.
В первом джамаате в дополнение к основному составу идут гости с двумя сопровождающими и сам Азиз. Отличаясь численностью, они становятся самыми заметными. Спецназовцы могут обратить на это внимание. И потому следует торопиться. Радует, что снег стал на морозце жёстким, – легче идти, но морозец принёс и чистое небо, следовательно, более ранний рассвет. Это внушает опасения, хотя ветер, кажется, крепчает, и может принести тучи. Быстрее бы... Тучи рассвет всегда задерживают...
Вперёд!
3
Первым приезжает не Доктор и даже не ментовская группа захвата, а возвращается Тобако.
С молчаливым любопытством оглядывает компанию. Принимает из рук Пулата рисунок и удовлетворённо сверяет с оригиналом.
– Значит, этот урод сам и пожаловал...
– Ничего... Ничего... Скоро я посмотрю, кто из нас уродом окажется... – «Гоблин», должно быть, с самого детства доволен своей внешностью и потому слегка обижается. – Наши приедут, тут много уродов заведётся... Это я вам обещаю твёрдо...
– Не суетись... – говорит Андрей. – И не хами старшему... Сейчас сюда поднимется специалист по акупунктуре, будешь с ним разговаривать очень вежливо. Это я тебе обещаю твёрдо. Впрочем, он сам тебе всё объяснит... У него после «срока» к ментам особое пристрастие...
Фраза прозвучала, и она вроде бы сообщает «гоблину», что он имеет дело с простыми уголовниками и людьми околоуголовного круга.
– А я вам обоим обещаю, что сам допрашивать вас буду... Лично... Хотя это и не моё дело...
Должно быть, «гоблин» верит, что он связался с какими-то обычными бизнесменами, имеющими офис в жилой квартире. Уголовные или не уголовные – это ситуацию не меняет. Он привык к власти, даваемой погонами, и совсем не привык к посторонней власти над собой.
– Для допроса интеллект следует иметь. А какой у тебя интеллект?
– Сохатый приехал? – не обращая внимания на «гоблина», спрашивает Пулат, знающий, кто такой специалист по акупунктуре.
– Они добрались за десять часов. Ангел не жалел машину. Свои крылья, похоже, на капот приладил...
– Добро... Доктор тебе дозвонился?
– Поздно, я уже уехал оттуда...
На улице раздаётся голос сирены.
– Вот-вот... Наши уже едут... Будьте готовы... – не может уняться «гоблин», грозит, самодовольно усмехаясь.
Тобако выглядывает в окно.
– Это не ваши... – отвечает с ленцой. – Это «Скорая помощь»... И тоже не к вам... Я думаю, врач вам не понадобится. Скорее, могильщик...
Приходит в себя громила. Старается сесть прямее. Он откровенно не понимает, что с ним произошло, и озирается недоуменно. Его, вероятно, давно не били, и он с трудом смог сообразить, что творится вокруг и почему он не может вытащить из-за спины руки. А когда, наконец, соображает, решает дожидаться продолжения молча, в надежде, что молчаливых бьют меньше. Другое дело – его напарник... Этот ещё пытается сам себя успокоить, и старается выглядеть грозно.
– Могильщика приготовили... Напугать захотели... Да вас сегодня же придавят всех, не выкрутитесь! Адрес известен... Ждать недолго...
– Уважаемый, я попрошу вас не мешать мне смотреть картинки, – вежливо просит Пулат. Это фирменная вежливость. Ангел не однажды рассказывал, как «маленький капитан» извинялся перед тем, как круто поломать человека. И с поломанным разговаривал точно так же. – Помолчите хотя бы минут десять...
– И картинок насмотришься... Насмотришься!.. Все скоро насмотритесь... Кхе-кхе...
«Гоблин» попытался изобразить смех.
– Вы, молодой человек, просто вынуждаете меня встать и помочь вам молчать громче... – Виталий вздыхает и поднимается с кресла.
«Гоблина» спасает звонок в дверь.
– Вот-вот... – радуется «гоблин». – Открывайте сразу. Всё равно дверь вышибут...
– Пожалуй, я его послушаю...
Тобако, усмехнувшись, идёт открывать, а Пулат садится на место. Возвращается Андрей с Ангелом и с Сохатым. Спецназовцы приводят с собой ещё одного человека. Тут же вытаскивают у нового члена компании из заднего кармана брюк наручники и сцепляют руки за спиной.
«Гоблин» теряется. Он откровенно надеялся, что третий «подельник» приведёт подмогу.
– Не суетился? – спрашивает Тобако.
– Он мудрый... – Ангел хлопает мудрого сзади по плечу и лёгким движением колена помогает ему сесть на пол. Мудрый мудро не возражает.
– Доктор приехал, – сообщает Дым Дымыч. – Ждёт внизу Баранова. Просил временно не уродовать задержанных. Возможно, с ними кто-то пожелает поговорить...
– Куда уж больше уродовать... – сидя по-прежнему в кресле, пожимает плечами Пулат. – Природу не перепрыгнешь... Она сама постаралась!
– Я сам вас всех в бараний рог согну... – опять грозит «гоблин». – Своими руками...
– С полковника Баранова и начнёшь... – соглашается Сохатый. – Тебя как, урод, зовут?
«Гоблин» задумывается. Или звание Баранова заставляет его зашевелить мозгами, или он безуспешно пытается вспомнить собственное имя.
– Вениамин... – читает Пулат в удостоверении. – Жалко тебя, Веник... Никогда тебе не быть уже даже старшим сержантом... Долго тебе камеру придётся подметать...
– Ничего вы мне не предъявите! – После тугих раздумий разговор меняет направление.
– А мы бы ничего и не предъявляли... Поднимать много шума не в наших интересах. Просто поговорили бы с тобой по душам, – говорит Тобако, – и, может быть, отпустили. Наш специалист по акупунктуре умеет убедить человека говорить душевно и по существу... Но, поскольку приезжает полковник Баранов, тебе придётся, видимо, пройти по всем инстанциям следствия. Попытка ограбления – это минимум. По предварительной договорённости с группой лиц – срок, считай, почти удваивается. Наскребут и ещё что-нибудь... Будь уверен... ФСБ в отличие от ментов работает аккуратно и все факты умело подбирает. Если фактов не хватает, их можно организовать... Здесь они большие мастера, опять же, в отличие от вас... Не какой-то пакетик с наркотиками, который ты достал из своего кармана... Тебе по полной программе влепят, чтобы скучно не было. Лет десять гарантировано, чтобы не мешал серьёзным людям работать.
«Гоблин» начинает прислушиваться и даже голову боком поворачивает, словно настораживает уши. И уже не угрожает, понимая, что, возможно, в самом деле влип основательно. И, как каждый червь, начинает искать нору, в которую можно уползти.
– Кто такой полковник Баранов?
– Когда он тебя будет допрашивать, обязательно представится по всей форме...
– Может, – голос «гоблина» вдруг меняется, становится грубовато-просящим, – я и вам на что-то пригожусь? Подумайте... У нас тоже ребята не лыком шиты... И «крышей» могут быть, и в другом деле...
«Гоблин» сам обозначает, что действует не по собственной инициативе. Невнятно, но обозначает, хотя его об этом даже не спрашивали. Значит, следует дальше давить. Качать, пока горяченький...
– С этого надо было и начинать... Попробуем договориться...
– Так кто такой Баранов?
– Начальник отдела федерального управления. Полковник ФСБ.
– «Крыша»?
– «Крыша».
– Это серьёзно. Но наши с ним общий язык найдут...
Андрей усмехается:
– Сомневаюсь... Баранов сам на «стрелки» не ездит. Обычно во избежание непонимания он посылает группу захвата... Тебе лучше объясниться с нами.
«Гоблин» ориентируется правильно и коротко переглядывается со своими товарищами. Тобако именно этого ждёт. Сам с товарищами переглядывается.
– Ладно, разговаривать будем с каждым по отдельности. Ангел... Выведи эту парочку в коридор. Возьми какой-нибудь половик. Там пол холодный... Мочевой пузырь застудят, лужу сделают... Саньке не самая приятная работа, и нам не самые приятные ароматы...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
«Мерседес-500» Доктора Смерть пристроился на дворовой стоянке рядом с милицейским «уазиком». Сам Доктор открывает дверцу, выставляет на снег одну ногу и так курит, не спешит подняться в офис. И даже двигатель машины оставляет включённым. Он хорошо знает, что там сейчас начинается «прокачка» задержанных ментов, роли распределятся, как обычно бывает, сами собой, и исполнители будут импровизировать на ходу, подстраиваясь к действиям коллег. И потому желает задержать полковника Баранова, который тоже должен вскоре подъехать, чтобы не помешал процессу. Допрос неофициальный, принятый в спецназе, обычно осуществляется в тылу врага и обязан давать моментальный результат. Там не признаются адвокаты и слюнявые законы – только лишь психологическое давление и физическая боль, умело перемешанные и направляемые. Появление полковника ФСБ само собой предрекает прекращение такого активного разговора и несёт запрет на применение нестандартных методов. Следовательно, это может помешать добиться результата. Сам полковник тоже знает положение вещей и потому не спешит. Сказал Доктору, что сначала заедет вместе с человеком из отдела борьбы с незаконным оборотом наркотиков своего управления в отделение милиции, попытается узнать что-нибудь относительно Басаргина и только потом пожалует в офис.
Между делом Доктор рассматривает трубку телефона спутниковой связи. В НЦБ ему в самом деле пытались всучить «дипломат» с оборудованием. Доктор категорично потребовал трубку. После десятиминутного препирательства он своего добился. Сейчас проверяет и сам аппарат, и систему подключения кабелей к нему. Кабелей в упаковочной коробке оказалось много, и сразу показалось невозможным разобрать, какой для чего предназначен. С техническим английским языком Доктор не слишком дружит, хотя свободно общается и с англичанами и с американцами на бытовом и военном уровне, но прочитать сразу инструкцию не может. И откладывает это занятие до того, как освободится Тобако...
* * *
Дым Дымыч зачем-то задёргивает шторку на окне. В комнате полумрак, который кажется слегка зловещим. И даже сам звук – скрежетание колец по металлической трубе гардины проходится по нервам «гоблина», заставив его передёрнуться, как от озноба.
– Зачем вы, друг мой, пожаловали на эту квартиру? – добрым, предельно вежливым голосом задаёт вопрос Пулат, не вставая с кресла и не выпуская из рук портрета допрашиваемого. Очевидно, образ «гоблина в мундире» ему очень приглянулся. Несравненно больше, чем оригинал.
«Гоблин» осклабливается и выдаёт откровенное признание:
– По сусекам поскрести...
Должно быть, ему нравится пользоваться своей внешностью и играть роль дурака. Но Виталию почему-то кажется, что перед ним дурак не совсем абсолютный. По крайней мере иногда с проблесками сознания...
– А почему вы выбрали для прогулок именно данную местность?
– Случай подсказал...
Тобако, должно быть, разделяет мнение «маленького капитана», потому он и продолжает, делая вид, что наивно верит «гоблину»:
– Лапшу нам на уши не вешай... В детский сад мы все уже давно не ходим. Да и тебе пора бы детсадовские привычки забыть... На квартиру идут по наводке. Сюда никто навести не мог...
«Гоблин» доволен. При разговоре по крайней мере не бьют.
– Это профессионалы так работают. Профессионалы... «Домушники»... А я же... Перекреститься могу – первый раз! Бес попутал... Обыск вчера был у соседей. Ключи подвернулись... Я и сообразил, что ключи от этой квартиры... Поговорил с ребятами, и поехали...
Интерполовцы переглядываются.
– Кстати, насчёт обыска... По какому поводу такое знаменательное событие состоялось?
– Капнул кто-то... Наркотиками там торговали...
– Так вы, милый мой, – Пулат по-прежнему остаётся вежлив, в нём всегда пробуждается чрезвычайная вежливость при экстремальных обстоятельствах, – работаете в отделе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? В ваших документах значится, что вы из патрульно-постовой службы... Не успели «ксиву» сменить?
Нет, такими пустяками «гоблина» не смутить и с толку не сбить. Тем более если он имеет возможность говорить почти правду.
– Нас привлекают иногда... Когда народ нужен...
– А остальные, значит, были из оного отдела?
– Да нет... – «Гоблин» даже усмехается недогадливости оппонентов.
– Так – «да» или «нет»?
– Нет. Бывает, что оперативность важна. И выезжает, кто свободен...
– Кто пока свободен... – уточняет Пулат. – То есть кого пока ещё не посадили...
«Гоблин» пожимает в ответ плечами.
– И вы, значит, решили воспользоваться своими воровскими привычками и похитить ключи... С детства, наверное, руку набили... Так и тянется в чужой карман...
– В первый раз... Покойной мамой клянусь!
– Не стесняйтесь, рассказывайте... – добро настаивает «маленький капитан». – Предварительно вы выяснили, что дети ушли в школу, хозяйку квартиры вы вызвали на допрос в отделение... Это же естественное продолжение вчерашнего – вызов на допрос... А сами...
– Ну... – не видит «гоблин» расставленные «сети». – Сюда поехали...
– А по какому поводу хозяйку квартиры допрашивают? – Тобако «сети» замечает и начинает гнать «рыбку» туда. Не очень назойливо, без нажима, но целенаправленно.
– Как свидетеля...
– Майор Шерстобитов, значит...
«Гоблина» даже не удивляет тот факт, что называют фамилию майора. Значит, Виталий существенно ошибается. Сообразительностью сержант блистать не научился.
– Да.
– И майор, значит, вам доложил, что хозяйку он займёт надолго, а вам приказал ехать на квартиру?
– При чём здесь Шерстобитов?.. У него свои дела, у нас свои...
Начальство сразу не сдают... Его сдают постепенно, с уважением...
– А сам майор сюда не пожелал показаться? Или он думал присоединиться к вам позже?
– Он на допросе... «Дело» раскручивает...
– Ему сейчас накрутят... Больше, чем вам накрутят... Я так думаю.
Звонок сотового телефона мешает Андрею задать следующий вопрос. Тобако смотрит на определитель. Звонит Доктор.
– Слушаю.
* * *
Доктор устал сидеть в машине и теперь прогуливается вокруг неё, легонько попинывая широкую резину колёс. Ему только что позвонил Баранов, сообщил, что возвращается вместе с Басаргиным, которого удалось вытащить. Доктор попросил полковника ехать осторожно, поскольку дороги скользкие. Баранов понял. После этого Доктор набрал номер Тобако.
– Когда закончите? – интересуется.
– Не могу точно сказать. Беседуем... Дым Дымыч ещё отдыхает.
– Приступайте. Надо форсировать. Баранов вот-вот будет... Александра с Александрой везёт...
– Как вытащил?
– Я не в курсе. Приедет – расскажет.
– Задержи их. Я тебе позвоню, как освобожусь.
– Постараюсь. Хотя Басаргин, наверное, домой рвётся... Ночь в «обезьяннике» просидел, там не отдохнёшь...
– Задержи... Или пусть сначала в квартиру пройдут... Чайку попьют... Душ после «обезьянника» принять просто необходимо и всё прочее...
* * *
Тобако убирает «сотовик», делает два шага и останавливается прямо перед «гоблином», насмешливо рассматривая его сверху.
– Похоже, твоему Шерстобитову уже основательно дали по рогам... Арестованного освободили.
– Не может этого быть... – откровенно беспокоится «гоблин». Но тем не менее верит. Есть в тоне Тобако что-то такое, что уверяет в его правдивости сильнее, чем удар кулака Пулата. Да и то, как обращаются хозяева офиса с ментами, уже показывает, что за спиной у них кто-то стоит – более значимый, чем мелкое ментовское начальство.
Тобако продолжает, не реагируя на реплику:
– Но прежний вопрос меня не перестаёт волновать... И потому я продолжу разговор: кто и по какому поводу, говоришь, на Басаргина «капнул»?..
– Откуда я могу знать? – нервно возмущается «гоблин». – Я человек маленький. Меня не спрашивают.
Странно, отчего он вдруг так занервничал? От сообщения об освобождении Басаргина? От мыслей о своей участи? Или от чего-то ещё, вызванного вопросом Андрея? Простая теория постановки допроса говорит, что следует обращать особое внимание на моменты, когда допрашиваемый начинает нервничать. И Тобако решает на своём настоять.
– А мы на всякий случай спросим... И тебе придётся ответить...
– Спросим... Отчего ж не спросить... – с другой стороны кабинета медленно приближается Сохатый. – Не захочешь, а ответишь... Когда очень просят, отвечать надо... Поверь, это даже приятно... Ответишь, и сразу боль проходит. Дышать можешь полной грудью...
– Какая боль?..
– Физическая. Есть люди, которые больше страдают от нравственной. С теми работать труднее. Они любят прогуливаться на собственную Голгофу. Но ты, слава богу, не из них...
Чувствуя в голосах угрозу, «гоблин» пытается отодвинуться подальше, толкаясь одной ногой и одной рукой. Палас в кабинете оказался малоприспособленным для подобного фигурного катания. А тут ещё с третьей стороны дорогу перекрывает Пулат, расставшийся с любимым креслом.
– Мы же вроде договорились пообщаться... мирно... – «гоблин» по-прежнему гнёт свою линию. – Я откровенно не советую вам обострять отношения... Никакая «крыша» потом не поможет...
Он продолжает отодвигаться, пока не упирается спиной в ноги Дым Дымыча. Сохатый наклоняется, берёт мента за мизинец и поднимает руку, заставив того упасть боком на пол. Руку при этом не выпускает, только перехватывает второй рукой запястье, и рассматривает сначала, словно цыганка, ладонь.
– Линия жизни у тебя короткая... Не иначе, под трамвай попадёшь...
– Какой трамвай... Какой... – «Гоблин» кажется испуганным. Похоже, он не любит физической боли.
– А вот номер трамвая у тебя на ладони не написан...
Углубляться в хиромантию Дым Дымыч не желает и резко переворачивает кисть вверх тыльной стороной. Коротко осматривает и нажимает согнутыми указательным и средним пальцами на какие-то одному ему известные точки. «Гоблин» коротко взвывает.
– Что делаешь?..
Сохатый сохраняет невозмутимость.
– Проверяю реакции нервной системы. Раздражаю твой зубной нерв. Если я захочу тебя сейчас убить болью, то нажму на нужные точки на десять секунд. Ты не выдержишь шока... Впрочем, при твоей тупости ты можешь и двенадцать секунд протянуть... Может быть, даже тринадцать... Больше самые тупые не выдерживают. Но зачем нам здесь такой вонючий трупняк... Поэтому я буду просто нажимать раз за разом, с маленькими перерывами на отдых. Вот так...
«Гоблин» взвывает снова.
– Будем говорить?
– Будем...
Он оказывается сговорчивым парнем, склонным к восприятию ненавязчивого постороннего мнения. И вообще в характере «гоблина» начинает просматриваться что-то чисто журналистское: он внезапно обретает страсть к распространению новостей... А через минуту, после нового нажатия Сохатым на нужные точки, уже желает заменить собой целое информационное агентство. Просто фонтанирует интересной информацией...
