Сергей Самаров
Пуля для ликвидатора
Глава первая
Ближний Восток. 2013 год
Стемнело быстро. За окном уже стоял темный вечер.
– Как же вы умудрились так неудачно засветиться?
– Мы не умудрялись, товарищ полковник. Мои люди вообще в стороне были. Но мы в точности выполняли ваш план согласно вами же утвержденному графику. Минута в минуту. Это ваши люди, которые готовили операцию, прозевали ситуацию и не узнали о наличии дополнительных скрытых камер видеонаблюдения. Все видимые камеры были нами заблаговременно блокированы. Они не могли меня заснять.
– Каким образом вы их блокировали? – недовольно морщась, спросил полковник.
Ему откровенно не нравилось, что этот майор спецназа ГРУ упорно не желает брать на себя вину. Смирения в майоре нет и уважения к старшим по званию, пусть даже офицерам совсем другого ведомства, но ведомства, которое сам полковник всегда предпочитал считать главенствующей силой среди всех силовых структур страны. В его понимании, это ведомство требовалось уважать и трепетать при одном произнесении аббревиатуры из трех всем знакомых букв, как раньше трепетали при произнесении другой аббревиатуры, которое это ведомство носило. Тогда сомнений ни у кого не возникало в могуществе организации. Сейчас какой-то майор армейской разведки пытается «перевести стрелки» на это ведомство.
– Видимые камеры беспроводные, работают посредством радиосигнала. Сканер легко определил волну для каждой отдельно взятой камеры, и мы выставили на этих волнах «глушилки» радиосигнала. Три камеры вообще являются муляжами. Или просто неработающими. Это без разницы. Их и глушить не требовалось.
– А скрытые камеры?
– Скрытые камеры, насколько я понимаю, имеют проводную систему связи с компьютером охраны, и потому мы повлиять на них можем, только повредив сам кабель связи или же полностью обесточив систему электропитания домовладения. Впрочем, последнее, скорее всего, невозможно. Вернее, возможно, но толку не будет. Обычно в таких домах стоит дизельный или бензиновый генератор с автоматом. В случае аварийного отключения сетей энергопитание с генератора подключается быстрее, чем успеет выключиться телевизор.
– Почему же эти камеры не вызвали у вас беспокойства? Я говорю про кабель связи охраны и камер. Просто сам кабель повредить, и все. Дел-то…
Полковник разговаривал брезгливо, оттопыривая нижнюю слюнявую губу.
– Во-первых, потому что мы работали не по собственному плану, товарищ полковник, а по плану, разработанному вашими сотрудниками, и с той аппаратурой, которую нам ваши сотрудники предложили. Честно говоря, я сразу возражал против того, чтобы работать по чужому плану, и даже предлагал командованию выполнить задание своими силами. Меня не поддержали благодаря вмешательству вашего руководства. И вот результат. Во-вторых, это ваши люди должны были вычислить наличие скрытых камер. У нас такой возможности не было. В-третьих, каким образом мы могли обесточить систему охраны или хотя бы камеры, не засветившись в них? Даже если бы мы знали, где установлены камеры, даже если бы мы знали, где проложен кабель, мы в любом случае сначала попали бы в поле зрения охраны. И что тогда следовало бы делать? Принимать бой? Но мы, как вы знаете, приехали даже без оружия. Я считаю, что в данном случае мне пришлось попасть в объектив скрытых камер только потому, что ваши люди поверхностно продумали задание и не обеспечили мою группу необходимой информацией.
Этот майор совершенно не испытывал смущения, и это полковнику совсем не нравилось. Полковник не любил, когда с ним общаются почти как с равным. Он не желал быть равным с армейскими офицерами, которые по сути своей только инструмент в более опытных руках разработчиков. Однако как поставить на место этого майора с забавной фамилией Плешивый, полковник ФСБ не знал. Но сделать это хотелось.
– И как будем исправлять ситуацию? Что нам теперь делать? Вы же все дело завалили.
– Извините, товарищ полковник, я снова возвращаюсь к той же теме – дело завалили не мы, а ваши сотрудники, не сумевшие до конца проработать вопрос. Не знаю, кто вам утверждал такой безграмотный план. Наверное, тоже человек, мало смыслящий в подобных операциях.
– Кто утверждал, это уже вопрос не вашей компетенции. А мои сотрудники не позволили бы себе засветиться в такой простой ситуации.
– Они и не смогли с этой ситуацией справиться и именно потому пригласили нас, – упорно стоял майор на своем. – Они самое начало просчитать не сумели. Что же было бы дальше – могу предположить. Их бездарная работа закончилась бы крупным международным скандалом…
Разговор пошел, что называется, на встречных курсах. Этот майор, кажется, слишком возомнил о себе. И явно переоценивает себя и свою группу. Такие обычно не живут долго. Особенно когда высказывают в чужой адрес обвинения.
В принципе, мнение этого майора, даже если оно и будет отражено в рапорте, едва ли дойдет до верхов, и оно не сможет повредить полковнику и его команде. Хотя может и дойти, если будут серьезные разборки. И потому этого офицера следует додавить каким-то образом. Или же заставить выполнить задачу.
Но пока майор Плешивый нажиму не поддавался и всю ответственность перекладывал на команду полковника Страгника. При этом сам почти деликатно стремился самого Страгника не задевать. Хотя и без того любому понятно, что ответственность за выполнение несет не кто иной, как руководитель операции. А руководил ею именно полковник ФСБ Страгник.
– Это все бессмысленные препирательства, попытки обелить себя и свои действия. Мне же важен результат. А результата сейчас, после вашего практически провального мероприятия, добиться невозможно. Писатель сейчас настороже. Охрана наверняка стоит на ушах. И не допустят ни одного момента риска, когда вы сможете произвести ликвидацию. Потому я повторяю вопрос – что мы будем делать? Вы в состоянии предложить что-то конкретное? Вы – командир расхваленной на самых высоких уровнях группы.
– Я никогда не хвалю себя сам, товарищ полковник. Но у меня не было в картере ни одной провальной операции подобного рода. В данный момент я предлагаю полностью передать решение вопроса нам. При карт-бланше мы, возможно, и сможем выдать на-гора необходимый результат. Несмотря на все допущенные ошибки в первоначальном плане мероприятий.
– У вас есть вариант? – с сомнением спросил полковник.
– Мне нужно посоветоваться с моими людьми. Может быть, мы и сумеем сделать. Мысли, по крайней мере, у меня есть. Мы обсудим и попытаемся их воплотить. И даже ситуацию исправить. Не бывает в природе таких ситуаций, которые невозможно было бы исправить, а большинство из них можно и в свою сторону повернуть.
Страгник на несколько секунд задумался. Но он всегда умел быстро просчитывать ситуации. Просчитал и в этот раз. По большому счету, если у военной разведки что-то получится, заслуга все равно будет принадлежать ему, полковнику Страгнику. Так всегда бывает, что заслуга принадлежит тому, кто составляет отчет о проделанной работе. А если случится провал, то все можно списать на самоуправство спецназовцев, решивших действовать на свой страх и риск. Вовсе не обязательно документально отражать этот разговор в отчетных документах. Но возможность группе предоставить стоит. И даже стоит помогать по мере сил и необходимости. И отбросить личную антипатию. Полковник всю жизнь прослужил там, где необходимо уметь управлять своими эмоциями.
– Я не совсем понимаю, что вы подразумеваете, майор, под карт-бланш? – все же Страгник решил себя хоть таким образом обезопасить. – Вы имеете в виду, что будете действовать вместе со своей группой в автономном режиме, не опираясь на нашу поддержку? Или вы будете творить, что хотите, наплевав на все местные и международные законы, и тем скомпрометируете наше посольство, к которому в этой стране и без того отношение, мягко говоря, не очень хорошее.
– Ну, возможно, какая-то поддержка нам все же понадобится, – заявил майор Плешивый. – Хотя я пока не готов к тому, чтобы сказать, какая именно. Скорее всего, разговор может идти об информационном обеспечении. И о том, что вы взяли на себя сами – об оружии.
– Ладно. – Страгник скривился, словно с большим трудом заставил себя пойти на поводу у этого майора. – Оружием обеспечим. Это вопрос решенный. Я уже говорил вашей группе, что оружие плывет морем и вот-вот прибудет. Не сегодня, так завтра. А какое конкретное информационное обеспечение вас интересует? Что мы можем вам дать?
– Я бы предпочел воспользоваться вашим компьютером, выйти в Интернет и запросить свою службу. Их данным я привык доверять больше, чем вашим и вашего ведомства.
– В любое время. Только не через компьютер. Это равносильно явке с повинной. Просто заходите и пишите. Я прикажу отправить шифротелеграммой. У нас нет адреса вашего ведомства, отправим в наше, оно с вашим свяжется напрямую. Это будет быстро, без задержки, несмотря на переадресацию. Мне тоже будет интересно посмотреть, насколько ваше ведомственное информационное обеспечение отличается от нашего. И чем отличается.
– Хорошо. Я подумаю. Если можно будет без этого обойтись, обойдемся. Если возникнет необходимость, я набросаю текст и принесу.
– Исключено. Только в моем кабинете, только на бланке из блокнота для исходящих шифротелеграмм. Каждый бланк – строгого учета. Иначе нельзя. Вы в военной разведке должны были научиться понимать, что означает гриф секретности. Печально, если не понимаете…
– Хорошо. Я просто продумаю, а потом зайду к вам и напишу. Конечно, если у меня возникнет необходимость и я не смогу без этого обойтись.
– Действуйте. Если будет возможность, держите меня в курсе дела. С меня тоже ведь руководство может спросить, как обстоят дела. Я же должен хоть что-то отвечать?
– Отвечайте, что спецназ ГРУ работает…
* * *
Майор спецназа ГРУ Виктор Сергеевич Плешивый прибыл в эту крохотную арабскую страну тоже не с пустыми руками. Хотя, конечно, все необходимое оборудование, как и оружие, было им предоставлено командой полковника Страгника. Но, например, миниатюрный сканер – поисковик прослушивающей аппаратуры и скрытых видеокамер – он привез с собой. И привез со вполне определенной целью. Внешне сканер был ничем не отличим от обычного смартфона и исполнял тоже функции трубки, правда, только самые простейшие – с его помощью можно было позвонить, отправлять и получать sms-сообщения, использовать «записную книжку» с номерами, и все. Ни выхода в Интернет, ни каких-то других функций смартфона сканер не выполнял. И с помощью прибора майор сразу определил, что комнаты, которые были выделены в гостевом домике посольства для группы из трех спецназовцев, полностью и прослушивались, и просматривались. Но поскольку в посольстве обязательно существовала собственная служба безопасности, состоящая из опытных технических спецов, трудно было предположить, что вся эта система контроля установлена местными властями страны пребывания. Местные власти, естественно, установили бы такую систему с удовольствием, если бы не экстерриториальность дипломатической миссии. Это понятие незыблемо в международных правовых отношениях. Значит, контроль за жителями гостевого домика осуществлялся как раз собственной службой безопасности. Едва ли, конечно, систему контроля устанавливали именно для спецназовцев. Скорее всего, она была поставлена там задолго до того, как стало известно об их приезде, на всякий случай. Но, естественно, «всякого случая» ждали и от группы спецназа, и потому система безопасности считала своим долгом за ними присматривать тоже. И руководил всей системой безопасности посольства человек, о котором майора Плешивого заранее предупреждали еще перед командировкой. Виталий Борисович Страгник официально назывался третьим секретарем посольства, хотя все знали, что он к дипломатии никакого отношения не имеет и в действительности носит погоны полковника ФСБ. Человек с большими амбициями и самомнением, имеющий большую протекцию, потому что некогда, еще во времена КГБ, помогал в служебных делах отдельным лицам, которые впоследствии заняли высокие государственные посты. Но майор Плешивый не привык зацикливаться на личности того, кто им командует. Во время службы часто случалось, что спецназ ГРУ включали в качестве составной части в чью-то проводимую операцию. И командовали этими операциями всегда разные люди. Как всякий кадровый военный, Виктор Сергеевич хорошо знал, что такое дисциплина и субординация, и одинаково ровно воспринимал и толкового вдумчивого руководителя, и самодура, каких тоже в любой силовой структуре хватает, и самовлюбленного дурака с надутыми красными щеками, что тоже не редкость в современной действительности. Виктор Сергеевич привык делать свои дела и всегда старался делать их хорошо. Два офицера его группы, капитан Никодимов и старший лейтенант Щетинкин, уже два с половиной года служили вместе со своим командиром и за это время успели сработаться так, что хорошо чувствовали один другого даже тогда, когда нельзя было общаться с помощью слов. Они умели понимать друг друга по взглядам и жестам, и майор всегда мог полностью положиться на своих сослуживцев. Он и полагался, зная, что они его поддержат, когда трудно, и не постесняются сказать командиру, если тот не прав…
* * *
Просторный и ухоженный, подковой опоясывающий основное здание посольский двор имел собственный небольшой фонтан в саду и скамейки рядом с ним. Фонтан работал даже зимой, поскольку настоящей зимы здесь никогда не было. При этом один из старейших работников посольства вспоминал, что однажды на его долгой памяти даже на этом южном берегу Персидского залива выпадал снег. То есть зима и здесь была зимой, но она долго, естественно, продержаться не могла. Даже в тот снежный год у зимы не хватило выносливости, чтобы противостоять привычному климату. Выключали ли фонтан во время снегопада и, естественно, сопутствующих ему пусть небольших, но морозов, майор Плешивый не знал. Может быть, в те годы и фонтана во дворе не было. Но это и не являлось каким-то жизненно важным вопросом. Потому и узнавать, спрашивать не стоило. Тем более, предстояло решить более важные, насущные вопросы.
Капитан Никодимов и старший лейтенант Щетинкин ждали своего командира на скамейке рядом с фонтаном, как и договаривались. Майор подошел своей широкой, вразвалку походкой кавалериста, доставшейся ему в наследство от многих поколений предков – кубанских казаков, воинов и наездников. Подошел и тяжело сел на скамейку. Тяжело – не потому, что устал, а потому, что был сам тяжелым. Высокий и необыкновенно широкоплечий, длиннорукий, Плешивый производил впечатление очень сильного от природы человека, каковым вообще-то и был в действительности. И проверять его физические способности находилось не много желающих.
У фонтанчика можно было разговаривать спокойно. Смартфон-сканер не находил в пределах нескольких метров своего действия подслушивающих устройств, хотя инфракрасные видеокамеры наверняка контролировали территорию. Но эти камеры, даже если они и оснащены дистанционными микрофонами, едва ли в состоянии что-то уловить при постоянном шелесте воды в фонтанчике. Да и дистанционные микрофоны чаще всего бывают настроены на прослушивание разговоров в замкнутых пространствах, где колебания голоса передаются на внешние предметы, которых на открытом месте не бывает. А микроколебания воздуха дистанционные микрофоны обычно считывают только при полной тишине вокруг.
– До чего этот полковник докопался? – спросил капитан. – Чем мы ему не угодили?
Плешивый вздохнул.
– Не мы не угодили, а вину он пытается на нас свалить. Свои погоны он сильно уважает и потому ищет виноватых на стороне. Короче говоря, дело обстоит так… У полковника есть «крот» в местной полиции или в службе безопасности, я так и не понял точно где. Информация от «крота» пришла. Когда мы вчера осматривали место, нас засекли камеры. Не знаю, как вас. Вы в машине сидели. Пока разговор шел конкретно обо мне. Меня камера зафиксировала, компьютер идентифицировал и зарегистрировал, что я четырежды проходил через охраняемый периметр. И тогда стали выяснять мою личность. На это ушли вчерашний и сегодняшний дни. Но выяснили-таки. Не могу не отметить хорошую работу спецслужб. Хотя иностранца найти, конечно, легче, чем местного жителя. А предположить, что жилищем Писателя интересуется кто-то из России – это в первую очередь. Проверили всех, наверное, кто приехал в страну в последние дни, и определили. Теперь проявляют ко мне повышенное внимание.
– И что они таки выяснили? – Капитан с силой почесал сжатым кулаком свой похожий на картофелину нос. Это была старая привычка капитана, и майор Плешивый знал, что, если капитан Никодимов усердно чешет нос, значит, он нервничает, хотя старается этого не показывать. У капитана Никодимова не было привычки недооценивать противника. Это его командир знал хорошо и знал, как серьезно Юрий Владимирович относится к любому делу, которым занимается. А нервничать может любой человек, даже обладатель самых крепких нервов. Только все это по-разному показывают. Кто-то с мрачным видом молчит, кто-то в истерику впадает, а кто-то свой нос кулаком чешет.
– Выяснили, что я – российский бизнесмен, приехал для изучения возможных рынков сбыта. И, вероятно, уверены, что я не просто так, а с бизнес-целями прибыл. Если конкретнее, я попал в круг подозреваемых лиц, интересующихся неоднозначной личностью Писателя. Если с ним что-то случится, они будут знать, кого и где искать и за какое место меня хватать.
– Подожди, командир, – вступил в разговор старший лейтенант. Черноволосый, большеглазый, с красивой восточной внешностью покорителя женских сердец, Николай Валерьевич обычно сразу замечал любые несоответствия ситуации и часто высказывался по ним с некоторой излишней горячностью. – А что, приборы наши не сработали? Я зря, получается, облучался, таскал с собой «глушилку»?
Вообще-то современные переносные «глушилки» уже совсем не те, которые раньше занимали целую специальную машину и пускались впереди президентского кортежа, чтобы перебить все радиосигналы и не допустить активации радиоуправляемого взрывного устройства. Те – да, действительно служили сильнейшим источником облучения для тех, кто с ними работал, и, помимо всего прочего, для людей, случайно попавших в сектор работы глушилки. Современные же основаны совсем на ином принципе, более компактны и удобны и не требуют задействования большого количества специалистов, и не несут в себе опасности облучения. Тем не менее старые легенды об опасности аналогичных приборов по-прежнему живы в народе и в армии, из народа состоящей. И каждый, кто с такими приборами работает, этими легендами напичкан по самые уши и любит об этом напомнить.
Майор объяснил конкретно:
– Приборы сработали и создали помехи в системе наблюдения открытыми камерами, теми, которые работают на радиоволне. Это здесь частое явление. И на наши помехи внимания бы не обратили. Помехи обычно идут с американской вертолетной базы, когда там что-то включают. Оборудование какое-то особое, дающее мощный электромагнитный фон. Но на нашем объекте, оказывается, есть еще скрытые камеры кабельной связи. Они меня и отметили. Об этих камерах помощники полковника Страгника не знали, потому и заставили меня засветиться. Подставили, если говорить современным русским языком. И теперь мне, да и всем нам тоже, думаю, необходимо быть предельно осторожными и ждать возможной проверки. Это может быть любого рода провокация. Что они должны проверять? В первую очередь, нашу боевую и физическую подготовку. На ликвидацию государственного и уголовного преступника дилетантов не пошлют. Это понимает каждый охранник и сотрудник службы безопасности. Это, как говорят в народе, даже ежу понятно. Устроят какую-нибудь подставу, чтобы определить наши способности. Будем готовы ко всякому развитию событий. Демаскироваться нельзя. И, в первую очередь, это касается меня, поскольку засветился именно я.
– Хреново, – сказал Никодимов. – Тебе, Виктор Сергеевич, туда соваться больше определенно нельзя. Еще больше внимания привлечешь. Сами охранники и попытаются тебя побить. Это и будет проверка.
Майор широко улыбнулся.
– С одной стороны, могу согласиться. С другой – категорично не соглашусь, – Виктор Сергеевич повторно улыбнулся своему нечаянному каламбуру. – А теперь будем думать и гадать, какая из противолежащих сторон интереснее с точки зрения выполнения задания. С задания нас никто, к счастью, не снимал. И потому надо искать пути к его выполнению. И я такой путь вижу, пока только один, хотя подозреваю, что путей может быть и несколько.
– Если мы, командир, без тебя все сделаем, а ты будешь только сторонним наблюдателем, все равно сцапают тебя, а потом и нас, потому что мы прилетели втроем одновременно и с одинаковым прикрытием, – сказал старший лейтенант. – Мне лично не очень хочется провести остаток жизни где-нибудь в здешнем зиндане[4]. Зимой, я слышал, там холодно, а летом слишком жарко. И пить не дают вовремя. И фонтана там нет. Нет, это определенно мне не по вкусу. Но дело даже не в зиндане. Если случится провал, тогда наш вопрос перейдет на уровень международных скандалов. И мне хочется спросить – это кому-то нужно?
– Тебя в этом случае задевает персонально личность полковника Страгника? Кстати, при латинском написании его фамилии ее можно прочитать и как «стражник». Так что здесь он на месте, руководство его действиями довольно. Но вот недоволен Николай Валерьевич. Есть на то веские причины?
– Нет, я безотносительно личности. Хотя возможно использование конкретной личности в каких-то определенных действиях, направленных сугубо против спецназа ГРУ. Некая межведомственная возня, в которой мы можем оказаться крайними. Стоит такой вариант рассматривать, Виктор Сергеевич?
Плешивый пожал плечами. При общей ширине его плеч со стороны казалось, что майор размахивается, желая кого-то ударить.
– У нас нет конкретных данных, кроме ошибки, которая могла бы оказаться значительной и даже значимой. Но это тем более должно мобилизовать нас на выполнение задания. Несмотря на все происки недоброжелателей с фамилиями вертухаев[5]. Хотя полностью отметать свои ощущения тоже не стоит. И потому в общении будем проявлять осторожность.
– Кажется, командир, у тебя конкретная дорога просматривалась, – напомнил капитан Никодимов. – С одной стороны и с другой…
Майор, соглашаясь, наклонил голову на крепкой шее.
– Еще не дорога, а, как у нас в России положено, направление. Наши внутренние русофилы и либерасты говорят, вездеходы придуманы русскими для того только, чтобы не строить дороги, хотя сами ни одной дороги не построили. Значит, и мы, как люди русские, обязаны уметь двигаться без дороги, ориентируясь по направлениям. Это и будет наш путь. По сути дела, нам придется идти на ощупь.
– А конкретно?
– А если конкретно, то следует оправдать перед местными спецслужбами и перед охраной Писателя мое появление в пределах его дома.
– Хорошая мысль. Но такое оправдание – это что? Если мы «уберем» все же его, это значит, что ты оправдался? Так? – Юрий Владимирович не понимал, что предлагает майор.
– Примерно так… Если вы «уберете» его…
– То есть? – капитан требовал конкретики. – Объясняй, если начал…
– Я хочу запросить в Москве все данные на Писателя. Нашу картотеку, чтобы было без «биологически-активных добавок» ФСБ. Полную подноготную, если возможно, с психологическим портретом. Обязательно должно быть что-то такое, на что его можно зацепить. Он не вел праведной жизни. Воровал там, скорее всего, ворует и здесь. От дурных привычек избавиться трудно.
– Что конкретно нужно? – спросил капитан. – Я участвовал в охоте за ним еще во времена, когда Писатель жил в Грозном. Помнится, в две тысячи втором году. Я тогда только начинал службу. Получил взвод под командование, и пришлось «подчищать» дела предыдущего погибшего командира взвода. Напрямую против Писателя работали. И я внимательно изучал досье. Что-то в памяти сохранилось, хотя, конечно, немного.
Во времена, когда Писатель жил в Чечне, когда он был одним из идеологов отделения Чечни от России, майор Плешивый еще не работал со своими нынешними подчиненными. И каждый из них в те времена был занят своим делом. Капитан Никодимов тогда, наверное, в лейтенантах ходил. А старший лейтенант Щетинкин вообще, судя по датам, тогда только в училище спецназа поступил и не представлял еще, что ему предстоит, и слыхом ни о каком Писателе не слыхивал.
– Я тоже за ним охотился. Правда, без досье. И было это на три года позже. Я пытался не допустить его уход за границу. Но сил было мало. Я со своим взводом отряд Писателя встретил в засаде. Многих положили, но часть прорвалась к границе. В том числе и сам Писатель. А досье нужно обширное, отражающее все, что можно добыть. Чтобы я имел возможность выбора.
Капитан Никодимов пожал плечами.
– Так в чем проблема? Запроси. Думаю, пришлют. Вопрос серьезный.
– Осторожность, про которую я говорил… Я не отметаю до конца предположения Николая Валерьевича. Не уверен, но могу допустить промахи в работе помощников Страгника не простым неумением работать, а конкретной направленностью против спецназа ГРУ. Мне нужно сделать это так, чтобы материалы не попали в руки полковника Страгника и чтобы он не знал, что я задумал, иначе могут опять появиться какие-то обстоятельства, которые мы втроем предвидеть просто не можем. Не очень верю я полковнику. Надо свои пути искать через военную разведку.
– Резидентура? – спросил Никодимов.
– Да.
– Есть выход на резидента?
– Откуда? Кто мне даст такой выход.
– Тогда о чем говорить?
– Говорить стоит о том, как сделать так, чтобы резидент сам вышел на меня. Пусть даже не лично. Пусть даже с какой-то оказией, через своих помощников. Но – вышел.
– Да, наверное, это единственный вариант, который нам позволят осуществить, – согласился капитан. – Карты перед нами в полном объеме никто раскрывать не будет, но информацию могут передать. Только как отправить запрос?
– Проще простого, – вмешался в разговор старший лейтенант Щетинкин. – Просто позвонить. Открытым текстом, но без подробностей.
– Слишком большой риск. Это вариант возможного провала резидента. По крайней мере, в Москве это могут расценить именно так и сразу откажут, без раздумий. А нам надо, чтобы они подумали. К тому же я не уверен, что у местных спецслужб еще нет номеров наших телефонов. Наши трубки проверяли на таможне без нашего присутствия. Могли определить номера, хотя тогда необходимости в этом не было, но тем не менее. Эта страна традиционно не входит в число дружественных России, и ко всем к нам пристальное внимание, я бы даже сказал, враждебное. Трубки могут прослушивать. Надо думать, как можно осуществить запрос. Всем думать надо. Может, что и надумаем.
– Извини, командир, но я так и не понял главного, – стоял на своем капитан Никодимов. – Что тебе даст даже самое полное досье?
– Я разве не объяснил? Мне нужна зацепка, с которой я могу прийти к Писателю. Любая, чтобы иметь возможность хоть шантажировать, хоть предупреждать. Даже предупреждать об угрозе… Любая зацепка. И убьют Писателя… Убьете, то есть Писателя, у меня на глазах и в присутствии других людей. Но так, чтобы в этот момент с ним рядом был я. Тогда будет оправдание моим прогулкам рядом с его домом – я искал контактов с ним по делу. И уже не будет подозрения, что я готовил на него покушение. Можно даже ранить меня, просто за компанию. А еще кого-то убить, из его людей. Я не сильно обижусь, если рана будет несерьезной. Юрий Владимирович у нас стреляет так, что может просто по касательной меня задеть. Его и попрошу…
– Возможно, это вариант, – согласился Никодимов. – Честно говоря, я из прошлого досье мало какие мелочи помню, но, кажется, были там моменты, связанные с адатом. У Писателя есть «кровники». Их он опасается, наверное, больше, чем российского суда, который уже вынес ему заочный приговор. Давайте будем соображать. А что касается выстрела, то я однажды уже держал Писателя на прицеле «винтореза». Но тогда не было уверенности, что это именно он. Не хотелось убивать другого, непричастного к делу, и я не стал стрелять. Теперь я в него выстрелю без сомнений и обещаю, что не промахнусь. Давайте соображать…
– Будем соображать, – согласился майор.
– Но я попробую хоть что-нибудь вспомнить…
