Сергей Сергеевич Коняшин
Информационное телевидение в политическом процессе постсоветской России

Полная версия

ВВЕДЕНИЕ

В этой книге предпринимается попытка осмыслить роль и место телевизионной информации в процессе становления российских политических субъектов и институтов в первое десятилетие после распада Советского Союза – пожалуй, наиболее важный в политическом отношении период в истории современной России.

Общественная функция информационного телевидения до сих пор остаётся предметом острых научных дискуссий. В исследованиях последних лет всё чаще высказываются мысли о значительном усилении электронных и аудиовизуальных СМИ перед их традиционными аналогами. Возможно, в первую очередь это касается телевидения. Благодаря доступности восприятия, универсальности подачи материала, всеохватности и независимости от образовательного уровня реципиента телевизионные медиа приобрели, по сути своей, самостоятельную значимость в политических процессах всех стран, где успели распространиться. В исторической ретроспективе телевидение стало, пожалуй, наиболее узнаваемой чертой технической революции и превратилось в один из наиболее действенных инструментов становления постиндустриального, или информационного, общества.

С точки зрения современной науки, информация – это основа функционирования и воспроизводства биосферы, необходимая для процессов, постоянно протекающих на её различных уровнях. Для человеческого общества значимость информации, т.е. обмена сведениями, сигналами и признаками¹, многократно возрастает. Это следует из социальной и интеллектуальной основы человеческого бытия. Общность и совместная умственная деятельность людей возможна лишь в результате полного погружения на протяжении всей жизни в информационный контекст, имеющий различные уровни (межличностный, массовый и т.д.), разновидности (язык, искусство, наука и т.д.) и способы выражения (текст, изображение, представление и т.д.). Таким образом, общество можно представить в виде огромного устройства для получения, накапливания и переработки информации с целью обмена сведениями и сигналами между узлами системы.

До появления телевидения информационная картина мира формировалась преимущественно различными типами межличностного общения и – на значительно более коротком историческом этапе – печатной периодикой. Электронные СМИ с момента своего появления сразу же заявили о себе как о наиболее эффективном средстве массовой коммуникации, т.е. одновременной связи и взаимодействии миллионов людей. Современная эпоха и вовсе характеризуется отчётливой тенденцией к уменьшению межличностного общения. Многие функции и особенности, ранее присущие лишь межличностному уровню информационного контекста, к настоящему времени сдвинулись на массовый уровень (социальные сети, чаты, мессенджеры, вебинары, сетевые видеоконференции и т.д.). И в последнее время эта тенденция только усиливается.

В 1990-е гг. более 90% россиян узнавали о событиях в стране из выпусков телевизионных новостей². В этом свете становится ясна роль информационных выпусков в процессе формирования общественного сознания и влияния на него. Массированного телевизионного воздействия достаточно, чтобы коренным образом изменить социальные стереотипы и психологические установки любого человека, механизмы его мышления и восприятия действительности с тем, чтобы оказать определяющее влияние на его политическое поведение, а следовательно, и на национальный политический процесс в целом.

В данном исследовании мы старались систематизировать основные общественно-политические функции информационного телевидения, а также рассмотреть причины, благодаря которым количество и значимость данных функций неуклонно возрастают. Равно как и факторов, определяющих особенности политической роли телевидения в нашей стране.

Считаем важным отметить изменение научных представлений касательно основных политических понятий (в их числе понятие политической институционализации информационного телевидения), что, по всей видимости, может выступать формальным признаком объективных изменений, происходящих в политической сфере.

Теоретическое обоснование гипотезы, согласно которой информационное телевидение в 1990-е и начале 2000-х гг. приобрело отдельные свойства политического института, с тех пор всё чаще выступает в роли самостоятельного политического субъекта и существенно изменяет характеристики политического процесса в целом, строится по нескольким направлениям.

Во-первых, это исследование многогранной концепции информационного общества, согласно которой (в первую очередь, с точки зрения экономики) телекоммуникационная сфера выполняет системообразующие функции в обществе постиндустриального типа. Во-вторых, это попытка обобщения теоретических изысканий в сфере соотношения надстройки и базиса (в частности, роли средств массовой коммуникации), сделанных в течение новейшей истории политической мысли. В-третьих, это демонстрация социально-психологических последствий информационной революции, которые фактически растворяют реальный политический процесс в символической реальности телевидения.

Мы также ставили своей целью систематизировать наиболее характерные проявления политизации роли информационного телевидения, с одной стороны, и медиатизации поведения традиционных политических субъектов – с другой.

Наконец, изложение и обобщение обширного фактического материала не только служит доказательством теоретических выводов в рамках данной работы, но и само по себе является одной из наиболее важных целей исследования.

Отдельные аспекты изучаемой проблемы разработаны довольно подробно. Однако это, скорее, побочный результат исследований, которые проводились в других направлениях. Налицо необходимость отдельного комплексного изучения роли информационного телевидения в политическом процессе. Данная работа, пожалуй, одна из первых попыток исследования такого рода.

Тем не менее для общего теоретического обоснования политической роли СМИ большое значение сыграли работы отечественных авторов (М. Н. Грачёв, Г. А. Белов, А. И. Соловьёв), посвящённые современному состоянию политической науки³. Часть работ написана профессорами университета МГИМО МИД России (Т. А. Алексеева, М. М. Лебедева, А. Ю. Мельвиль,)⁴. Весьма важным для понимания современных процессов в политической науке стало ознакомление с личными взглядами на изменения в традиционной политической структуре ведущих западных учёных (Г. Алмонд, Р. Даль, С. Хантингтон, М. Дюверже, Н. Боббио, К. Дойч, П. Бингэм, К. Стром, К. Далтон)⁵. Также в ходе работы приходилось обращаться к большому количеству политологических и общих справочных пособий.

Поскольку исследования феномена информационного общества начались за рубежом, иностранных авторов, посвятивших свои труды этой теме, гораздо больше, чем российских (Д. Белл, И. Масуда, Т. Стоунер, М. Маклюэн, Э. Тоффлер, П. Дракер, М. Кастельс и др.)⁶. Работы этих учёных известны по западным изданиям и сборникам, а также по советской и российской научной периодике.

Тем не менее ещё в советские годы началось исследование данного явления российскими учёными (А. И. Ракитов, Г. Л. Смолян, Д. С. Черешкин, Н. Н. Моисеев)⁷. Их труды также публиковались как в виде отдельных изданий, так и в рамках сборников и периодических журналов.

Законодательной институционализации информационного общества был посвящён ряд статей западных и отечественных исследователей, весьма насыщенных фактологическим материалом (У. Скиден, И. Л. Бачило) в нескольких номерах издания «Информационное общество» за 1999 г.⁸

Изучение подходов различных общественно-политических, философских и культурологических школ современности к роли и месту СМИ в обществе велось путём ознакомления с трудами виднейших представителей этих направлений. Работы участников первого поколения «Франкфуртской школы» (Г. Маркузе)⁹, представителей либерализма (П. Данливи, Д. Роулс)¹⁰, консерватизма (Р. Скрутон, М. Оакшотт)¹¹ и нового поколения критической философии (Ю. Хабермас)¹², структуралистов (Р. Барт, К. Леви-Стросс, У. Эко, Ю. Лотман)¹³, постструктуралистов (Ж. Деррида)¹⁴ и постмодернистов (Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Лиотар)¹⁵ демонстрируют, как изменялось отношение к функциям СМИ в социальной структуре по мере их развития и становления.

Проблемы влияния массовой коммуникации на массовое сознание исследуются с середины XX века, и, как уже было отмечено, кардинальных изменений политологические, психологические и социологические взгляды полувековой давности на данный вопрос не претерпели. Теория массовой коммуникации первой из дисциплин заострила внимание на силе воздействия, которой обладает информация. В первую очередь следует упомянуть работы классиков теории (Г. Лассуэлл, Б. Берельсон, У. Шрамм, Э. Катц, Д. Клэппер, Ж. Эллюль, З. Бжезинский, Г. Киссинджер)¹⁶ и современных учёных, исследующих данную проблему (Ф. Хейлиген, Р. Лифтон, Р. Фальк, Р. Куби, Р. Харрис, Д. Шенк и др.)¹⁷. Среди отечественных авторов данную проблему исследовали В. М. Бехтерев, А. К. Уледов, В. Ж. Келле, Г. М. Андреева, П. Г. Бжалава, Б. А. Грушин, В. Л. Артёмов¹⁸, Ю. А. Шерковин¹⁹; позже – Н. С. Леонов, В. А. Лисичкин, Л. А. Шелепин, С. Г. Кара-Мурза, Г. Г. Почепцов, В. Г. Крысько и т.д.²⁰

Важную роль в обосновании гипотезы данной работы играет теория «мозаичного мышления», которую начал разрабатывать французский социолог А. Моль²¹. Он стал едва ли не первым в 1960-е гг., кто поставил вопрос о коренных изменениях в человеческом мышлении под воздействием СМИ. Частичным доказательством изменения психических процессов под воздействием СМИ являются новейшие теоретические разработки представителей лингвистической философии и психологии (Д. Сирль, С. Осгуд, Т. Н. Ушакова, Н. Д. Павлова)²².

Важное место в теоретическом фундаменте исследования заняли работы по методологизации политического анализа и политических технологий – как зарубежные, так и отечественные (Р. Джослин, Л. Девлин, Д. Батлер, Д. Кавана, К. Кендалл, Дж.-П. Гуревич, Э. Мицкевич, Ч. Файерстоун, Г. Треливен, Б. Хогвуд, Л. Ганн, М. Хоксворт, С. Ф. Лисовский, В. А. Евстафьев, А. Ковлер, публикации консалтингового центра «Никколо-М»)²³.

Обращает на себя внимание крайне малое количество работ, посвящённых политическим технологиям, в отечественной научной литературе. По некоторым данным, крупные консультационные предприятия, имеющие возможность проводить собственные научные исследования, предпочитают избегать обнародования их результатов, оставляя их для внутреннего пользования. И тем не менее даже популяризованные издания, подготовленные практикующими политтехнологами (в том числе и упоминающимися в данной работе), представляют определённый интерес.

В книге высказывается гипотеза о деидеологизации политического сознания и политического процесса вследствие интенсификации информационного потока в электронных СМИ и в первую очередь транслируемого по каналам телевидения. Систематизируются наиболее характерные проявления политического поведения, в которых проявляются изменения политической роли информационного телевидения.

Теоретические выводы обосновываются с помощью фактического и статистического материала, собранного в ходе исследования новейшей политической истории России. С помощью положений выдвинутой гипотезы также представляется возможным объяснить кажущиеся противоречия в наблюдаемых процессах.

Обобщаются и систематизируются особенности экономического и правового статуса российского телевидения, которые оказывают воздействие на исполнение им его политической роли.

В рамках данного исследования предлагается один из наиболее полных на данный момент систематизированных обзоров участия российского телевидения в политическом процессе.

Обосновывается необходимость углублённой разработки общей теории информации, обладающей методологическим аппаратом, достаточным для точного измерения ценности, смысла и значения информационных сообщений. Это, в свою очередь, сделает возможным в полном смысле научное изучение воздействия информационного потока на общественное сознание.

В ходе изучения конкретного российского политического опыта (ограниченного рамками первого постсоветского десятилетия) можно прийти к выводу о наличии объективных зависимостей между различными общественно-политическими событиями и явлениями, что обусловлено в первую очередь растущей политической ролью информационного телевидения.

Чтобы должным образом сформулировать проблематику работы, исследование пришлось проводить в рамках междисциплинарного подхода – как того требует многогранная природа феномена аудиовизуальных СМИ и механизма воздействия телевидения на аудиторию. При этом рассматривалась степень формальной политической институционализации телевидения, теоретические выводы о его политической роли, а также экономические, статистические, социологические, психологические, лингвистические стороны его деятельности. Кроме того, возникала необходимость прибегать к некоторым положениям кибернетики – на данный момент единственной науки, предложившей точные (хотя и односторонние) способы измерения информационной ёмкости телевизионных сообщений.

Разработанное гипотетическое решение поставленных проблем было соотнесено с фактическим и статистическим материалом в рамках структурно-функционального анализа. Важнейшим методом изучения последовательных этапов политического процесса стал интент-анализ. Особое внимание уделено темам, которым – в силу их сохраняющейся политической ангажированности – до сих пор не даны однозначные оценки и которые пока ещё не получили полного отражения в научной литературе. Среди таких, например, политическая борьба в электронных СМИ в ходе предвыборной кампании 1999 г., передел информационного рынка после 2001 г. и т.д. При этом давалось описание участников тех событий и явлений, раскрывались причины, предпосылки и особенности политического процесса, анализировалась их связь с последующим развитием ситуации. С другой стороны, относительно подробно описанные в научной литературе эпизоды (например, информационные войны 1997–1998 гг.²⁴), излагались в общих чертах.

В качестве фактологической основы исследования использован ряд иностранных и отечественных источников: монографии, социологические обзоры и исследования, маркетинговые исследования, материалы периодической печати, статистические данные. В частности, информационно-аналитические материалы университета МГИМО и Дипломатической академии МИД РФ²⁵, обширный материал, собранный западными исследователями психологии массовых коммуникации²⁶, результаты исследований российских социологических компаний и т.д.

Важным источником информации стал интернет. Многие фактические данные и результаты различных частных исследований взяты с тематических электронных страниц. Среди них сайты социологического агентства «Гэллап»²⁷, агентства «Интерньюс»²⁸, Национальной ассоциации телерадиовещателей²⁹, фонда «Общественное мнение» и т.д.

В ходе исследования автор также использовал собственный опыт работы на информационном телевидении: 2005-2006 гг. – телеканал «Звезда», корреспондент Центральной телевизионной и радиовещательной студии Министерства обороны России (информационно-аналитические программы «Служу России» и «Камуфляж»); 2006-2010 гг. – ОАО «Первый канал», редактор службы эфира Дирекции информационных программ (информационные выпуски «Новости», информационная программа «Время», информационно-аналитическая программа «Воскресное время»).

ГЛАВА I. ПОЛИТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ИНФОРМАЦИОННОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ

§ 1. Политическая институционализация СМИ: динамика научных представлений и понятий

Постоянное обновление политической науки – объективное явление. Оно отражает безостановочное развитие политического процесса. Обновление понятийного и методологического багажа в политологии постоянно ускоряется вслед за усилением динамики развития остальных сфер социальной жизни. В последние несколько десятков лет одним из ключевых факторов динамики трансформации политической науки являются СМИ. Формальный признак, свидетельствующий в пользу данного утверждения, – изменение содержания политических понятий. Обновление политической науки в свою очередь является прямым следствием образования нового, постиндустриального общества.

Первая предпосылка политической институционализации СМИ (т.е. превращения их в организованное политическое учреждение – формализованный, системно упорядоченный механизм с определённой структурой отношений, иерархией власти различных уровней и другими признаками организации: дисциплиной, правилами поведения и т.п.³⁰) заключается в максимально широком определении явлений политики, политического процесса, политической системы и политического субъекта.

Понятие «политика» вплоть до конца XIX века ограничивалась исключительно рамками государства. В XX веке оно было расширено конфликтной парадигмой (к примеру, теорией о сущности политики как взаимодействия групп по поводу завоевания, удержания и использования государственной власти³¹). Развивались также функциональный и телеологический подходы.

В настоящее время политику определяют как «всеобщее организационное начало общества и его конкретную регулятивно-контрольную сферу или систему, направляющую жизнь, деятельность, отношения людей, общественных групп, классов, наций, народов и стран»³². Похожее определение С. Хантингтон дал ещё в 1968 г. в работе «Политический порядок в меняющемся обществе», где он писал: «Политическая организация… является средством поддержания порядка, разрешения споров, отбора авторитетных лидеров и содействие единству двух или более социальных сил»³³.

Как можно заметить, границы содержания понятия «политика» раздвинуты максимально широко, и главный критерий причисления той или иной группы к числу политических является её участие в организации общества. Ограничения минимальны, что подразумевает множественность политических субъектов. Можно сказать, что политика в её нынешнем понимании достаточно открыта для участников, чья политическая роль ранее была немыслимой (что актуально, в частности, для информационного телевидения).

Правительство и прочие властные (или стремящиеся к власти) структуры, привычно понимаемые как политические, оказываются дополнены великим множеством новых игроков на политической сцене, движимых как общественными, так и собственными интересами.

Ещё в 1964 г. профессор Йельского университета Р. Даль в своей книге «Современный политический анализ» убедительно показал расширение понятия политики: «Лассуэлл считал политическим и то, что Вебер и Аристотель таковым не считали. Фирма или профсоюз, например, с его точки зрения, могут содержать в себе “политические аспекты”. Современные исследователи-политологи действительно изучают политические аспекты фирм, профсоюзов и других “частных” ассоциаций, наподобие Американской медицинской ассоциации. Современный политический анализ склоняется, таким образом, скорее к широкому определению сферы политического, чем к зауженному, по Аристотелю»³⁴.

Похожий вывод встречается и у С. Хантингтона: «Модернизация приводит в значительной мере к росту числа и многообразия социальных сил³⁵ в обществе. Расовые и религиозные группы дополняются профессиональными, классовыми и квалификационными»³⁶.

Ещё одно свидетельство размывания традиционных представлений о политике – международные отношения, которые отражают общую тенденцию. Существенно убывает авторитет суверенных государств, которые со времён Вестфальского мира (1648 г.) являлись основными творцами и участниками мировой политики: «После Второй мировой войны власть начала растекаться из государственного сектора по двум направлениям – к муниципальным и региональным властям, а также к наднациональным государствам»³⁷.

К похожим выводам приходят и отечественные исследователи: «Мир современной политики значительно усложнился по многим параметрам: в частности, участниками международных отношений сегодня являются не только государства. Во второй половине XX столетия (и особенно в его конце) на мировой арене всё более активно начали действовать так называемые нетрадиционные акторы международных отношений – транснациональные корпорации (ТНК), неправительственные организации, различного рода общественные движения, средства массовой информации и т.п.»³⁸.

В настоящее время СМИ выступают сразу во многих качествах: и как средство влияния власти на общество, и как средство обратной связи (т.е. влияния общества на власть), и как самостоятельный игрок на политическом поле. Таким образом, средства массовой информации одновременно отражают политические реалии и сами участвуют в их формировании.

Имеет место как прямое участие влиятельных персон медийного бизнеса (особенно телевизионного) в государственных структурах и общественно-политических объединениях, так и давление на власть со стороны крупных собственников средств массовой информации с целью принятия выгодных для них решений. То есть фактически речь идёт о вмешательстве в процесс политического управления страной.

Либерализация понятий отражает либерализацию явлений, которые они обозначают. Даже в рамках прежней трактовки, ограничивавшей понятие политики сферой государственной власти, всё больше исследователей говорят о смещении акцента во властных взаимодействиях из области доминирования в область влияния. Это результат расширения поля политической субъектности³⁹.

Некоторые исследователи, в частности М. Дюверже, рассматривали власть как влияние ещё в конце 60-х гг. XX века: «Термин “власть” должен быть зарезервирован для выражения особого рода влияния или господства – такого влияния или такого господства, которые соответствуют нормам и ценностям данной группы и которые поэтому считаются законными»⁴⁰.

Утверждение М. Дюверже подчёркивает сложность и многообразие механизмов влияния по сравнению с механизмами прямого принуждения. В частности, поскольку любой тип воздействия может осуществляться через систему ценностей, политическая власть может быть предметом изучения не только права, но и аксиологии. Это значит, что СМИ – как основная движущая сила развития ценностного механизма в современном обществе⁴¹ – фактически наделяются монополией на данную ипостась власти.

Также трактовка власти как влияния позволяет расширить количество научно систематизированных форм правления. В частности, итальянский учёный Н. Боббио кроме явной, видимой, формы выделяет ещё две разновидности⁴².

Первая – полускрытое, или теневое, правление. Это либо приоритетное влияние на формирование политических целей каких-либо отдельных структур (отдельных органов государства, лоббистов), либо доминирование в процессе принятия решений различных неформальных элитарных группировок. Данный тип правления гораздо менее формализован и предполагает, как минимум, несколько центров власти, а следовательно, отсутствие исключительной монополии на власть со стороны одной группы.

Второй неформальный тип властвования – скрытое правление, или криптократия. В общих чертах – это ситуация, когда государство превращается в марионетку отдельных структур, не предназначенных к государственному управлению, например: военных, спецслужб или криминальных группировок.

Политическая ситуации в постсоветской России имела характерные черты обоих этих типов. Об этом, в частности, свидетельствовала фактическая несамостоятельность центральных органов власти, их зависимость от действий крупнейших финансово-промышленных и даже криминальных группировок (в том числе и в сфере СМИ), а также периодическое усиление влияния силовых структур.

Не стоит упускать из виду и то, что само по себе понятие власти как основы политических отношений – традиционная, но вместе с тем и одна из многих альтернативных трактовок. Например, правые и левые радикалы обвиняют государства в неспособности решать социальные проблемы, фактически намекая на бесполезность этого политического института: «Анархисты и коммунитаристы утверждают, что львиную долю функций федерального правительства могут выполнять гораздо более мелкие, локальные и децентрализованные правительственные комитеты, а то и добровольная кооперация в условиях отсутствия какой бы то ни было политической власти. С другой стороны, либертарианцы и экономисты-рыночники… настаивают на том, чтобы роль государства была ограничена обеспечением безопасности, защитой прав личности и поддержкой коммерции… Либертарианцы уверены, что большую часть проблем, которые на первый взгляд кажутся порождениями рынка, можно решить без государственного вмешательства»⁴³.

Ясно, что в социальном образовании, в котором государство отсутствует или не выполняет системообразующую функцию, на первый план автоматически выходят альтернативные структуры, в том числе СМИ. Рассмотренное выше информационное общество – как раз тот случай, когда системообразующую нагрузку несут на себе средства массовой коммуникации.

Политическая наука рассматривает четыре основных типа политических субъектов⁴⁴: а) индивид; б) элита, включая институт лидерства; в) социальные группы, участие которых в политике отражается в системе социального представительства; г) нация.

Благодаря информационному телевидению коренным образом изменяется соотношение возможностей политических субъектов. В частности, многократно возрастает политический потенциал индивида. Если, конечно, индивид хотя бы приблизительно представляет себе «правила поведения» в эмоционально-символическом пространстве, формируемом телевидением. Зная эти законы и имея должное желание, теоретически любой гражданин в состоянии перевести свои личные политические устремления в публичную плоскость, привлечь к ним внимание широких масс: «Коммуникационная конъюнктура разогревается постоянно растущим количеством новых коммуникаторов, которые вынуждены добиваться внимания к себе через использование сенсационных событий»⁴⁵.

В качестве примера можно привести случай, произошедший 2 ноября 2005 г. во время прямой трансляции выступления вице-президента США Дика Чейни. В результате технического сбоя в кадре время от времени появлялась чёрная фигура в виде буквы «X», перекрывавшая изображение политика. Один из эфирных режиссёров в разговоре с телезрителем, который позвонил в студию с жалобой на неожиданную помеху, выдал технические неполадки за намеренные действия редакционного персонала. Он заявил, что таким образом журналисты протестовали против войны в Ираке и дезинформации из официальных источников – и был уволен за нарушение корпоративной дисциплины. Этого режиссёра можно рассматривать как генератора политического события. Тем более что его заявление на волне разгоревшегося скандала было растиражировано мировыми СМИ, в том числе и российскими телеканалами⁴⁶.

В этом же ключе характерен резонанс в СМИ на заявление гражданина Украины Илько Кучерива о подаче заявки на персональное вступление в НАТО в 2003 г.⁴⁷. В данном случае налицо пример умелого использования индивидом телеэфира для выхода на массовую аудиторию. Человек оказался прочно включён в контекст большой политики – как внутренней, так и международной (личные встречи с бывшими генеральными секретарями НАТО Хавьером Соланой и Джорджем Робертсоном, а также британской принцессой Анной, упоминание о директорской должности в фонде «Демократические инициативы», созданном при участии лидера «Народного руха» В. Чорновила, поддержка со стороны двух бывших министров правительства Украины и т.д.).

Элиту в соответствии с упомянутыми тенденциями следует понимать, скорее, не как «верхушку господствующего класса (или социальной группы), которая непосредственно осуществляет политическое руководство обществом и стоит у руля государственного управления»⁴⁸, а как любую группу лиц, имеющую возможность оказывать влияние на характер и направление политического процесса. Последний можно понимать и в качестве формы функционирования эволюционирующей в пространстве и времени политической системы, и в качестве конкретного – т.е. с конечным результатом – процесса определённого масштаба (например, проведение выборов)⁴⁹. Подобную возможность – и, что не менее важно, желание её реализовывать – американский социолог А. Гоулднер называет отличительной чертой гуманитарной интеллигенции. Её социально-политическая функция заключается в манипулировании словами, идеями, абстрактными символами, а капиталом служат культурные ценности: «Существует по крайней мере две элиты в новом классе: первая – интеллигенция, чьи интересы преимущественно “технические”, и вторая – интеллектуалы, чьи интересы изначально критические, эмансипаторские, герменевтические и, следовательно, часто политические»⁵⁰.

А. Г. Стариков рассматривает элиту СМИ (социальные группы или отдельные лица, владеющие средствами массовой информации или занимающие наиболее высокие позиции в них и обладающие широкими возможностями влияния на общество⁵¹) как объединённую критическим дискурсом группировку внутри описанной А. Гоулднером интеллектуальной элиты, говоря также и об относительной самостоятельности этой группировки в системе государственной политики.

Относительная самостоятельность СМИ – основной мотив, проходящий красной нитью через целый ряд научных работ. О. В. Мухина утверждает, что электронные СМИ в реальной жизни «достаточно самостоятельны, имеют собственные, часто не совпадающие с потребностями общества цели деятельности и используют различные методы для их достижения»⁵². О «конфликте между обществом и всей системой массовых коммуникаций, зачастую не отвечающей жизненным запросам общества»⁵³, пишет Н. Н. Трефилова. Она также отмечает: «В начале 1990-х гг. учёные заговорили о том, что коммуникационный процесс подчиняет себе все сферы человеческой жизни… В период борьбы за внимание общественности политика представляет собой калейдоскопическую смену событий, становясь сугубо коммуникационной деятельностью, не имеющей реальных содержательных последствий». Впрочем, данная цитата, скорее, имеет отношение к социально-психологической основе медиатизации политического процесса⁵⁴. В контексте политических возможностей и политической роли элиты СМИ весьма важной представляется классификация моделей политического взаимодействия, разработанная А. Г. Стариковым⁵⁵:

модель патронажа, предполагающая административный диктат власти над СМИ;

модель партнёрства между элитой СМИ и политической элитой, предполагающая ведение диалога и помощь друг другу. СМИ поддерживают политику местной или федеральной власти, которая в свою очередь оплачивает услуги СМИ в рамках договора об информационном обслуживании или другими способами (предоставлением всевозможных льгот, кредитов и т.д.). Необходимым условием взаимодействия СМИ и власти в рамках этой модели является наличие политической фигуры, пользующейся поддержкой среди представителей политической элиты, в СМИ, деловых кругах и в глазах широкой общественности. Характерный пример – сотрудничество элит в 1995-1996 гг. во время предвыборной кампании президента Б. Н. Ельцина;