Сергей Тамбовский
Младший научный сотрудник
А Высоцкий тем временем на кассете закончился и пошёл отечественный полу- и полностью подпольный рок. «Я средний человек», запела некая рок-группа. А потом продолжила про то, как этот человек коротает свой недолгий век в рамках социальных отношений, это был Александр Монин из приснопамятной рок-группы Круиз, если мне совсем не изменяет память.
– Нравится? – спросил я у Оли, когда встал размять ноги.
– Необычно, – немного подумав, ответила она, – на нашей эстраде такие тексты очень редко бывают.
– Скорее совсем не встречаются, – добавил я, вспомнив историю Круиза. – Хотя, если вдуматься, то средний-то человек это идеальный тип для нашей системы… те, кто выламываются из схемы, долго не живут.
– Ты на что намекаешь? – спросила она, сдвинув брови.
– Да ни на что я не намекаю, Ольга Михайловна, – улыбнулся я, – а открытым текстом говорю, что усреднённый индивидуум это идеал в нынешних условиях. Не поможешь, кстати, мне с заданием? – перепрыгнул я в сторону.
– С каким заданием? – клюнула Оля.
– Да вот, Коля выдал распоряжение протестировать эту схему, а деталей не сообщил… – и я показал ей напаянную мною хрень, подключенную к крейту КАМАК.
– Тут надо бы ещё компьютер подсоединить, – сообщила мне она, мельком глянув на диспозицию, – без него ничего тут не проверишь.
– Очень интересно, – задумался я, – и где я его возьму, этот компьютер?
– Да оглянись, Петя, – рассмеялась она, – у тебя в радиусе трёх метров их штук пять лежит.
Я оглянулся и увидел залежи трудноидентифицирумого железа.
– Вот это что ли? – поднял я кусок железа с торчащими проводами?
– Да хотя бы и это – называется Электроника-60… втыкай вон тот разъем из него в крейт-контроллер…
– Ээээ, – остановил её я, – куда?
– 24 и 25 станция у крейта КАМАК это крейт-контроллер, – пояснила она, как тупому, мне. – Вон шлейф, вот разъёмы, дальше объяснять надо?
Я немного обиделся и воткнул то, что мне было сказано, без слов.
– А дальше что?
– Дальше подсоединяй дисплей, вот сюда, – и она показала куда, – включай машинку и это… программульку надо бы маленькую, в ассемблере, – пояснила она.
– Ээээ, – вторично встал в тупик я, – в чём?
– Блин, чему вас там в политехе-то учат? – спросила она, – ассемблер это язык низкого уровня, для PDP свой, для IBM немного другой.
– Ясно, – скорбно сдвинул брови я, – а не поможешь мне эту программульку задвинуть? А то я после политеха с трудом воспринимаю такие сложные слова.
Оленька пожала плечами и быстренько накатала мне эту программу, справившись предварительно, в какой порт я воткнул свою схему и что там с системой команд. А далее она отодвинулась на своё место, тоже не желая, видимо, форсировать отношения, а я сел с осциллографом замерять работу микросхем. Но долго мне просидеть не пришлось – через полчаса буквально на наши антресоли поднялся некто в сиреневом свитере и трубным голосом провозгласил:
– Ну кто тут у вас за наборами едет? Машина пришла.
Через полминуты оживлённых переговоров выяснилось, что сегодня день, когда ИППановцам выдают продуктовые наборы за август, и ехать за ними очередь нашего отдела.
– Камак пусть и едет, – сразу же сориентировался Коля, – он самый молодой, ему и дорога в гастроном.
Гастроном
– Двоих надо, – уточнил сиреневый свитер.
– Тогда пусть Аскольд ещё с ним, – добавил начальник Бессмертнов, – всё равно у него особой работы нет.
Из глубин антресоли выдвинулся этот самый Аскольд, чуть старше меня, кудрявый и с очень нехорошим взглядом.
– Я не против, – сказал он, – пошли что ли, Камак, – видимо он уже был в курсе присвоенной мне кликухи.
– Пошли, – согласился я, на второй день работы спорить с начальством себе дороже. – А сколько эти наборы весят-то?
– Кило на брата, всего в ИПП около тысячи сотрудников, итого тонна, – пояснил сиреневый.
– Аскольд, – протянул мне руку новоявленный напарник.
– Камак, – ответил я, но тут же поправился, – то есть Петя. Ты тут давно работаешь?
– Второй год, – ответил он мне. – Скоро дембель.
Я непонимающе посмотрел на него, тогда он пояснил:
– Шутка. Тут все шутят. Пошли, машина ждать не будет.
Нам выделили для перевозки наборов видавший виды ГАЗ-53 с бортовым кузовом. Мы поздоровались с водилой, Аскольд для порядка спросил, куда поедем (оказалось, что на площадь Свободы). А далее мы запрыгнули в кузов и затряслись по булыжной мостовой – вот прикиньте, в этом Нижнереченске и такие улицы остались.
– Вылезай, – сказал водитель, притормозив у заднего крыльца магазина, как я успел заметить, назывался он «Гастроном №3 Нижнереченского горпищеторга».
Мы и выпрыгнули на землю размять затёкшие в дороге ноги и успокоить сотрясенные на брусчатке мозги.
– Из ИППАНа? – строго спросила нас продавщица в белом халате?
– Из него, – ответил Аскольд.
– Документы привезли?
– А как же, – и он протянул ей два листочка со списком и с сиротливой печатью в углу.
Продавщица ознакомилась с ними и махнула нам рукой, следуйте, мол, за мной. Мы и проследовали в подсобку, где с одного края высились до потолка батоны варёной колбасы, а с другого была сборная солянка из другого дефицита.
– Берёте колбасу, складываете в эти мешки и таскаете в кузов, – строго сказала она нам обоим, – в мешок по 10 батонов, всего 55 мешков. Лишнего не класть, больше ничего здесь не трогать – я проверю, – добавила она командным голосом, – если чего-то недосчитаюсь, пеняйте на себя.
– Больно надо-то, – проворчал Аскольд, а я благоразумно промолчал.
Следующие полчаса мы были заняты погрузкой и перетаскиванием колбасы любительской ГОСТ 23670-79 по 2 рубля 90 копеек за кило, как следовало и наклеенных на батонах бумажек. Так-то её в свободной продаже по этой цене никогда не было, надо было ловить или связи иметь, но в магазине типа «кооп» она вполне свободно лежала по шесть рублей.
– Перекур, – сказал через полчаса Аскольд и достал пачку сигарет «Союз-Аполлон», – замудохался я что-то.
– Я не курю, – ответил я, когда он предложил мне сигаретку, – как-то не сложилось.
– Моё дело предложить, – убрал он пачку в карман. – Значит, только что политех закончил?
– Ну да, неделю назад диплом выдали, – ответил я.
– А как в ИПП попал?
– Распределили, – отговорился я.
– Ну-ну, – усмехнулся он, – к нам просто так не распределяют – знакомые поди какие-нибудь посодействовали…
– Ну был один звонок откуда надо, – быстро соврал я, чтобы отвязаться, – а ты сам-то как сюда попал?
– Это отдельная история, – затушил он бычок, – потом как-нибудь расскажу. Давай с колбасой для начала закончим.
И мы продолжили физические упражнения с любительской колбасой. Запах, если честно, от неё стоял в воздухе не очень приятный – там наверняка пара батонов сгнило, пока они в этом штабеле лежали. Перетащили последний мешок, тут появилась директорша.
– Молодцы, быстро управились, – сказала она, пересчитав мешки, а потом прикинув на глаз высоту оставшейся кучи. – Лишнего ничего не взяли?
– Да больно надо, – повторил Аскольд свои слова, – у меня и кое-что получше есть.
– Ну я рада за тебя, – сказала ему продавщица, – на вот накладную, передашь в свой профком.
И на этом наши дела с Гастрономом номер 3 закруглились. В ИПП пришлось ещё таскать эти мешки в профком, для этого специально для нас открыли тот самый вход рядом с психушкой. И помогли нам ещё двое ребятишек из этого профкома, так что тут мы управились всего за четверть часа.
– Ну мы сейчас будем фасовать наборы, – сказал председатель профкома, – а вам, ребята, по традиции полагается двойная порция – берите любой батон, в нём около 4 килограмм, поделите пополам.
Я без слов выбрал наиболее свежий на вид батон, засунул его в один из мешков, и мы с Аскольдом вернулись в свой зал управления.
– Бери всё себе, – сказал он мне по дороге, – я такое есть не могу.
– Многовато будет, – заметил я, – мы с матерью вдвоём живём.
– Ну родственникам отдашь или там знакомым, – хмуро буркнул Аскольд и скрылся за занавеской, а я засунул мешок под свой стол.
– Быстро управились, – сказал Коля, – обычно на час больше это дело занимает.
– Мы старались, – ответил я, а потом задал волнующий меня вопрос, – а этот Аскольд он чего, из мажоров что ли? Колбасу брать отказался…
– А ты не знаешь? – ответил вопросом на вопрос Коля, – фамилия Букреев тебе ничего не говорит?
– Да вроде ничего, – ответил я.
– Дед у него герой аж гражданской войны, а потом был предсовмина РСФСР, если не ошибаюсь.
– Как же он в сталинских чистках-то уцелел? – задал я логичный вопрос.
– Не знаю, – ответил Коля, – как-то уцелел. И даже не сидел ни разу, как говорят. А отец с матерью у него в КГБ работают. И живёт он на улице Сусанина.
– В первом доме? – восхитился я.
– В третьем, кажется, но всё равно круто.
– Выходит, что мажор, – вздохнул я, – как уж там в песне-то говорится… «откройте рты, снимите уборы, по улицам едут мальчики-мажоры».
Викуся
Вечером я вышел из проходной НИИППа, помахивая пакетом с разрезанной пополам колбасой и свернул налево – так ближе было до остановки 60-го автобуса. Таким образом, я и сам не заметил, что дорога моя пролегла аккуратно мимо здания отдела кадров, а из него именно тогда, когда я там передвигался, выскочила девочка Вика. В босоножках на босу ногу и весёленьком платьице выше колена.
– О, – остановился я, – на ловца, как говорится, и зверь бежит.
– Это кто тут зверь? – нахмурила она брови. – Я что ли? Волк или заяц?
– Пантера, – не растерялся я, – хищница семейства кошачьих.
– Ну тогда ладно, – смягчилась она, – ты на остановку?
– На неё, – не стал отпираться я, – пошли вместе. Дорога легче, когда встретится добрый попутчик, как говорил этот…
– Абдулла, – закончила она за меня, – в «Белом солнце пустыни». Что в пакете?
– Аааа, это колбаса, – ответил я, – из гастронома.
– Наборы же завтра выдавать будут, – наморщила она лоб, – почему у тебя она сегодня?
– А я грузчиком подрабатывал, – признался я, – вот мне и выдали пораньше. Кстати тут двойная порция, напарник отказался – могу тебе презентовать половину.
– Думаешь, откажусь? – весело сказала она, – давай.
И я без слов переложил вторую половину батона в её пакет.
– А ты где живёшь-то? – спросил я, закончив делёжку.
– В кольце 60-го, на Брусилова.
– Так это ж рядом со мной, – обрадовался я, – я на Кирова.
Автобус подкатил достаточно быстро и наполовину пустой, так что через полчаса мы выгрузились в нашем Заводском районе.
– Удачный сегодня день был, – сказала она мне на дорожку, – и колбасой разжилась, и с хорошим человеком познакомилась.
– Так это… – пришло вдруг мне в голову, – можно продолжить приятное знакомство…
– Ну… – затуманилась она, – что-то больно быстро ты меня так склеить решил…
– Ты всё неправильно поняла, – парировал я, – а просто приходи в девять вечера в наш двор… да, в девятый дом по Кирова… там у меня намечены разборки с местным хулиганом. Поболеешь за мою победу…
– Надо подумать, – ответила она, – если надумаю, подойду… а что за хулиган-то, здоровый?
– Приличный, – ответил я, – метр девяносто роста и девяносто же кг веса. Звать Димоном.
– Живёт в твоём дворе? Так я его, кажется, знаю, – задумалась она, – могу помочь – твоя колбаса, моя помощь в решении проблем, будем квиты.
– Я подумаю, – повторил я её слова, – а пока пусть всё идёт так, как идёт…
А дома я сначала вручил матери честно заработанные 2 кило колбасы (вот смотри, сказал, уже начал добывать пищу), а потом битый час вспоминал свои тренировки по ушу, стиль «длинный кулак» – когда-то я года три посвятил этому делу. Кое-что вспомнил, но тело, мягко говоря, это не мозги – чтобы начало получаться что-то похожее на ушу, надо минимум месяц…
– Что это ты делаешь? – спросила мама, заглянув в мою комнату.
– Гимнастикой занимаюсь, – отговорился я, – надо бы физическую форму поддерживать в норме.
– Влюбился что ли? – усмехнулась она.
– Ну и это тоже, – отмахнулся я, – не мешай, а то я собьюсь.
И она закрыла дверь, а я продолжил махать конечностями, приседать и перекатываться, пока тело конкретно не заболело. А тут и время плавно подошло к девяти – точность в таких вещах большое дело, опоздал на стрелку на минуту, считай что проиграл. Надел свободные тренировочные штаны и растянутую майку с логотипом почему-то общества Динамо, на ноги кеды какие-то, матери крикнул, что на десять минут вышел, но тут заметил на столике в прихожей колоду карт и резко решил сменить программу и прихватил еще тетрадку с ручкой…
Всё общество, включая Димона, сидело рядком на бортике песочницы. Я огляделся кругом – Вики видно нигде не было, видимо не надумала.
– Уложился, – посмотрел на часы Димон, – молодец. А теперь давай озвучивай, чего там надумал.
– Озвучиваю, – я остановился в метре от всех них, – предлагаю нулевой вариант, как на этих… на переговорах с Рейганом.
– Чего? – рожа у Димона, и так довольно продолговатая, вытянулась окончательно. – Какой ещё Рейган?
– Мы с тобой играем второй тур в карты. Кто выигрывает, тот и получает всё.
– Что значит всё? – это прорезался один из его свиты, Валерыч кажется.
– То есть если выигрывает Димон, я у него в обязаловке буду. А если я – то долг прощается, и я ничего и никому не должен. Годится?
Димон вполголоса посовещался с соседями и объявил:
– Не, не пойдёт. Если я выиграю, то тогда ты и бабло отдаёшь, и в обязаловке будешь ходить.
Я пораскинул мозгами и кивнул – всё равно у меня сейчас обратной дороги нет.
– Только ещё 2 условия – колода моя и играем не в очко, а в преферанс.
– Какой ещё преферанс? – недовольно переспросил Валера.
– Обычный, лениградка, вист джентльменский, распасовка по 2, заканчиваем при 20 в пуле, – пояснил я, – не слышал что ли про такое?
– Прямо и не слышал, – буркнул Димон, – играл я в него, но давно… там же трое должны садиться?
– А вот Валеру третьим и возьмём – если он выиграет, тогда я тоже проиграл… годится или зассал?
С таким предположением Димон уже согласиться никак не мог, поэтому кивнул головой, и мы втроём уселись за пустой по вечернему времени доминошный столик. Играли они плохо, и Дима, и Валера, мне даже жалко стало раздевать их за десять минут, поэтому я поддался немного… выиграл, но не с разгромным счётом.
– Ну всё, – сказал я, – у всех по 20 в пуле, но у меня вистов вдвое больше – так что извините, но вы оба проиграли.
Димон некоторое время анализировал ситуацию, а потом решил таки форсировать конфликт – видимо впадлу ему стало уступать неизвестно кому из своего подшефного двора.
– Я тя щас урою, – сообщил он мне, вставая со скамейки.
– Не-не, – ответил я, – мы так не договоаривались.
– А мне пох, – добавил Димон, снимая накинутый пиджак.
– Хорошо, – согласился я, видя, что отступать всё равно некуда, но давай ограничения оговорим – по яйцам не бить, посторонние предметы не применять, бой останавливается после первой крови… или если кто-то крикнет «сдаюсь» – нормально? – спросил я у них всех. – И это, может отойдём куда-нибудь, а то на виду у всех нехорошо, ментов ещё вызовут.
Эти условия возражений не вызвали и мы откочевали в дальний угол двора, где стояли два жестяных гаража, за ними как раз подходящая площадка имелась, закрытая от посторонних глаз.
– Ну держись, Петя, – сказал Димон, сняв свитер и выплюнув бычок в сторону, – щас я из тебя котлету буду делать.
И он решительно шагнул мне навстречу, подняв кулаки в подобие боксёрской стойки. А я в ответ расслабил всё тело и принял позу всадника… ну попытался, как я ее помнил из занятий 20-летней давности – ноги чуть шире плеч, бедра параллельно земле, руки сжаты в кулаки на поясе.
– Эээ, – заметил сзади Валерыч, – это он чего, каратэ что ли сейчас применять собрался?
– Не, Валерыч, – ответил я ему, мягко покачиваясь из стороны в сторону, – это не каратэ, а ушу.
– В смысле? – не понял Димон, он даже приостановился в задумчивости. – Какое нахер ушу?
– Китайский стиль борьбы такой, – любезно пояснил я ему, – переводится, как «боевое искусство».
– Ща я тя уделаю вместе с твоим ушу, – взревел Димон, сделал два быстрых шага и нанёс удар с правой… сильный, но не очень быстрый, я ушёл нырком влево и опять встал в ту же стойку.
– Ах же ты сука какая, – продолжил реветь он, молотя воздух перед собой… один раз почти попал, вскользь по левому уху мне пришлось.
А я продолжил свои танцы влево-вправо-назад-вперёд, плавно уходя от его бестолковых ударов. Наконец наступил момент, когда Димон выдохся и опустил руки, тяжело дыша, тут я и нанёс единственный удар, который помнил, как делать. Это был толчок раскрытой ладонью, он же туйчжан, в подбородок ему – быстро и тут же отпрыгнул на всякий случай. Но предосторожность оказалась ненужной, Дима лязгнул зубами и завалился на спину. Я тут же взял его правую руку на излом и потянул на себя.
– Сдаюсь, – прохрипел он через пять секунд и замолотил левой по земле.
Я помог ему подняться, посмотрел в глаза – зрачки в норме вроде, сотрясения нет.
– Ну чего, бой закончен? – спросил я даже не у него, а у секундантов.
– Закончен, – выдавил из себя Валерыч.
– Очень хорошо, никто значит и ничего не должен – я пошёл, – и я медленно вышел из этого укромного места, держа, впрочем, в поле зрения парней, мало ли что он там надумают… но нет, ничего они не надумали.
А по дороге к подъезду меня ждал небольшой сюрприз – с липы, которая росла примерно посередине нашего двора, спрыгнула Викуся со словами:
– Ну ты на все руки мастер, и в карты играешь, как профессионал, и боец восточных искусств – не ожидала. Моя помощь тебе не понадобилась?
– Тебе правда понравилось? – не нашел спросить ничего другого.
– Ваще класс – как это называется-то?
– Ушу, китайская борьба, – ответил я, – а кстати, что это ты там намекала на свои возможности? Как ты с этим Димоном связана?
– Учились когда-то в одном классе, и он за мной даже ухаживал… лет пять назад.
– Ясно, – ответил я, вздохнув, – зайдёшь может, чаем напою?
– Да поздно уже, – ответила она, – родители волноваться будут.
– Тогда я тебя провожу, а то мало ли что…
Советские компьютеры
Шутка такая была во времена второго пришествия КВН на голубые экраны – «советские микросхемы самые большие в мире», а к ней довесок «советские микросхемы снабжаются восемью ножками и двумя ручками, для переноски». Так к чему я это… советская компьютерная техника (в 82 году они еще назывались ЭВМ, модное слово «компьютер» утвердилось в перестройку) была очень большая… ну может не самая большая в мире, но где-то возле этого.
– Камак, ты вот чего, – сразу же объявил мне начальник Бессмертнов, когда я переступил порог антресолей, – есть такое мнение приставить тебя к обслуживанию двух СМ-4. Вон в этих экранных комнатах которые стоят.
– Да я не возражаю, – автоматически вылетело у меня, дополнил только это одним вопросиком, – а до меня их кто обслуживал, если не секрет?
– Не секрет, Антоша обслуживал, Артюхин, его стол рядом с твоим стоит.
– Аааа, – открыл я рот, чтобы задать следующий логичный вопрос, но начальник опередил меня:
– Его передвинули в соседнее направление, к гидрикам, так что СМки остались бесхозными.
– Так он должен сдать мне это хозяйство, если я всё правильно понимаю в бюрократии, – продолжил задавать вопросы я.
– Должен, значит сдаст, – отрезал Бессмертнов, – скоро появится, там и договоритесь.
А я тем делом навёл справки у Коли и Шурика – Артюхин этот оказался тоже не совсем простым сотрудником, для начала он числился действующим чемпионом области по шахматам. А для конца… для конца он только что женился на сотруднице параллельного отдела, коя так же, как и Аскольд, проходила по разряду мажоров… мажорок то есть, папа у неё ну очень большим человеком в обкоме был.
А тут и сам Антоша пожаловал – оказался он маленьким, щупленьким, с большой чёрной бородой и чрезвычайно язвительным. Поддевать и задевать окружающих это для него жизненным кредо, похоже, было.
– Здорово, Камак, – так начал он наше общение, из чего я понял, что моя кликуха уже широко расползлась по институту, – а ты модуль или сразу крейт Камак?
– Я блок питания, – угрюмо отговорился я, – если сдохну, вообще всё остановится.
На это он не нашёлся, что пошутить, сделал суровое лицо и предложил принимать у него хозяйство.
– Это вот, – похлопал он по чёрному боку здоровенный ящик, – электронная вычислительная машина серии СМ, расшифровывается, как Серия Малая, в отличие от ЕС, Единой Серии. В девичестве это был компьютер американской компании DEC, назывался он PDP, расшифровывается оно…
– Я знаю, – перебил я его, потому что он мне очень быстро надоел – бывают такие люди, с которыми и 5 минут общения это уже много, – Диджитал Эквипмент Корпорейшн и Программед Дэйта Процессор.
Он с некоторым уважением посмотрел на меня и продолжил:
– Состоит эта штука из нескольких стоек, куда задвигаются составные части – собственно процессор (он выдвинул одну из составляющих где-то в середине), вот это память, это дисковые накопители Изот, по 2, 5 мегабайта на диск (он показал здоровенный белый круг с ручкой вверху), там магнитофон, здесь ввод с перфоленты. Периферия – дисплей Видеотон, принтер Роботрон и графопостроитель без имени, мы его сами сделали. Связывается вся эта музыка с бункером через крейт имени тебя, Камаком зовут… – и он сделал пару гыгыков.
– Здоровое тут всё какое-то, – заметил я, предпочтя не заметить его острот, – поменьше-то у вас ничего нет?
– Есть, но для работы с бункером имеется распоряжение использовать только это дело, – ответил Антон, – связываются все составные части СМ-4 с помощью так называемой Общей Шины (Юнибас), – он откатил очередную составляющую часть и показал мне шлейфы в задней части устройства. Что ещё забыл… а, операционная система у неё РАФОС, вообще-то RT-11, но у нас её так русифицировали.
– Ломается часто? – уточнил я главный вопрос.
– Один-два раза в неделю, – лаконично отвечал Антон, – иногда чаще. Как чинить, интересно?
– Конечно, – ответил я, но сказать он больше ничего не успел, потому что сверху выкрикнули его имя.
– Меня зовут, кажется, – сказал он, – продолжим попозже, – и скрылся из глаз.
Опять Камчатка, 31 августа 83 года
– Переводи, – сказал мне лысый начальник, – КАЛ-007, КАЛ-007, ответьте Елизову.
Я послушно взял в руки микрофон и сказал туда:
– Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, дабьён Елизово, – и оглянулся назад… все молчали и напряжённо ждали какого-нибудь ответа.
Динамики на пульте затрещали и выдали такую длинную фразу:
– Йоги Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, нуга муднейта?
– Ну? – подтолкнул меня начальник, – чего он там?
– Он интересуется, кто задаёт вопрос, – ответил я.
– Скажи, что это служба управления полетами аэропорта Елизово, а он уже полчаса летит в воздушном пространстве СССР.
Я откашлялся и как мог, перевёл эту сложную конструкцию. В ответ динамик помолчал немного, а затем сообщил, что они летят согласно курса, заложенного в автопилот и сейчас находятся в 500 километрах от границы СССР.
– Чё он там гонит? – вышел из себя начальник, – какие 500 километров? Он только что прямо над нами прошёл… скажи ему, что его приборы врут… и ещё, что на перехват подняты советские истребители… что там полсотни первый говорит? – задал он вопрос оператору за радаром.
– Говорит, что наблюдает боинг в километре справа по борту, – ответил тот.
– И добавь, что сейчас будет предупредительная очередь с нашего МИГа.
Я вздохнул и как сумел, постарался донести ситуацию до пилота боинга.
– Не наблюдаю никаких истребителей в радиусе десяти километров, – сообщил мне пилот.
Я перевёл…
– Отдавай приказ полсотни первому, – скомандовал начальник, – очередь трассирующими перед носом этого хера.
– А ты переведи этому херу, – обернулся он ко мне, – что это последнее предупреждение. Следующая очередь будет по корпусу.
Я ещё раз вздохнул и перевёл, как сумел, и про эту, и про следующую очередь. Ответом мне было глухое молчание примерно секунд в десять, потом пилот сказал:
– Не вижу никаких очередей… мы следуем курсом… текущие координаты у нас такие… проверьте…
Лысый начальник похлопал глазами, потом бросился к огромной карте, которая висела справа, занимая практически всю стенку.
– Ещё раз повтори цифры, – приказал он мне, я повторил, – ты ничего не перепутал?
– Уж чего-чего, – обиделся я, – а цифры на корейском я назубок знаю – хана, дул, се, не, дасо (1,2,3,4,5)…
Тот взмахом руки остановил меня, а сам сказал в пространство:
– Если он не врёт, то действительно этот грёбаный КАЛ-007 летит по своему курсу в 550 километрах от Петропавловска… а кто же тогда над нами пролетел сейчас? Дай связь с полсотни первым, – сказал он оператору, тот протянул ему микрофон.
– Доложи обстановку, – сказал начальник туда.
– Очередь только что дал, – отозвался микрофон, – шесть снарядов выпустил, всё видно очень качественно.
– Реакция боинга? – задал следующий вопрос начальник.
– Никакой реакции, – ответил лётчик, – продолжил полёт прежним курсом. Через полторы минуты он выйдет из нашего воздушного пространства, – добавил он.
– Окраска у него точно Корейских авиалиний, это не РС-135? – продолжил спрашивать начальник.
– Обижаете, товарищ полковник, – отозвался лётчик, – что я, не знаю, как американские борта выглядят, зелёные они… а тут верх голубой, низ серый, на хвосте их символ… на инь-янь похож.
– Что будем делать, товарищи? – задал самый главный вопрос начальник, оказавшийся полковником.
Товарищи набрали в рот воды, сидели и не отсвечивали – понятно, что никому не хотелось принимать на себя таких решений.
– Может запросим Владивосток? – сказал наконец один из товарищей.
– Не успеем, он выйдет из нашей зоны, – ответил полковник, а потом неожиданно обратился ко мне, – ну ты вот, Петя, как человек со стороны, как думаешь – что здесь надо делать?
– Он же повторно войдёт в наше пространство, – осторожно начал я, – из Охотского моря другого пути в Корею нет…
– А парень верно говорит, – оживился давешний майор, – может перекинем этот вопрос сахалинцам, пусть они и разбираются?
– Ага, – трагически откашлялся полковник, – а нас всех после этого снимут с должностей…
– Не должны, – опять подал голос я, – вы же все по инструкции действовали…
– Тоже верно, – задумался начальник, – дай ещё раз связь с полсотни первым…
Экранная комната, 1982 год
А Антоша отлучился совсем ненадолго, я даже не успел внимательно осмотреть тут все углы.
– Я вернулся, – сообщил он, открыв кремальерный запор (двери тут именно так запирались), – давай продолжим… о чёс мы там говорили?
– Что тут чаще всего ломается и как это чинить, – напомнил я.
– Тут всё ломается, – с ухмылкой продолжил он, – но чаще всего почему-то процессор. А чинится он очень простым способом – в соседней комнате стоит точно такая же дура, вынимаешь из неё половину процессорных плат и заменяешь ими местные. Если неисправность осталась, значит, дело не в этой половине… тогда заменяешь половину из оставшихся на хорошие… дальше продолжать?
– Не надо, – отозвался я, – принцип понятный. А когда локализуется дохлая плата, тогда что?
– Ну тут уже надо включать осциллограф и замерять сигналы… кстати, иногда и невооруженным глазом можно найти неисправность, если что-то изменило цвет или там вспухло.
– А с жёсткими дисками тоже так же поступать? – уточнил я.
– Не, с ИЗОТами отдельная песня – у них там главная беда это плавающие магнитные головки – когда диск крутится, то головки приподнимаются вверх экранным эффектом и как бы плавают в паре миллиметров над пластиной, а вот при остановке механизм отвода головок иногда не срабатывает. Это ты сразу услышишь, если оно не сработает – головки садятся на диск со звуком циркулярной пилы. Тогда их и этот диск можно сразу выбрасывать, ставить новые головки (вот в том шкафчике запас большой) и юстировать их.
– Юстировать? – не понял я.
– Ну это я тебе потом покажу, когда сломается… ещё вопросы?
– Пока нет, – задумался я, – а на том стеллаже что?
– О, – оглянулся Антон, – там импорт лежит, не трогай, с ним лично Бессмертнов работает.
– Ну хоть посмотреть-то можно? – попросил я.
– Смотри конечно, за просмотр денег не берут, – ответил он, – это вот рубиновый лазер, а это микро-ЭВМ в формате КАМАКа, по мощности примерно как СМка.
– А чего мы её не используем вместо этих шкафов? – показал я на чудовищные чёрные бока СМки.
– У нас как в армии, приказы не обсуждаются, – ответил Антон. – Ну если других вопросов нет, я побежал к гидрикам.
А я поднялся на свою антресоль и тихо поинтересовался у Шурика:
– Слушай, а чего это Артюхин сбежал к гидрикам – там мёдом что ли намазано?
– Во-первых, там нет рентген и СВЧ, – ответил Шурик, одновременно смотря на экран осциллографа, – а во-вторых, у них каждое лето бывают экспедиции в тёплые моря, они же гидрики, им гидросферу изучать надо – понятен вопрос?
– Да уж куда понятнее, – усмехнулся я, – это лето уже прошло практически, а на следующий год куда они там поплывут, если не секрет?
– Не секрет, – отозвался Шурик, – там два основных маршрута – первый из Питера в Атлантику, стоянки обычно бывают в Роттердаме, на Кубе и где-то в Африке. Второй из Владика – Сингапур, Цейлон, Иокогама.
– Неплохо, – ответил я, – а ты тогда почему не сбежал к гидрикам?
– Потому что у меня нету тестя, – усмехнулся он, – третьего секретаря обкома.
Вечером я Вику не дождался, она почему-то раньше ушла, махнул рукой и отправился домой один на полупустом 60м автобусе.А там, когда я поглощал свой дежурный ужин, меня сильно удивила мать своими красными глазами – видно же было, что недавно плакала.
– Случилось что? – поинтересовался я, – так ты не молчи и расскажи, сразу легче станет.
И я таки вытащил из неё подробности её неприятностей… всё оказалось не просто, а очень просто – физрук ей прохода в школе не даёт, пристаёт, если коротко.
– Так влюбился же наверно, – предположил я, – если у тебя что-то ответное к нему есть, так ты не сдерживай себя… ты ж ещё молодая, можно сказать, я всё пойму.
Но оказалось, что ничего ответного у мамы не нашлось.
– Он всегда небритый ходит, одет чёрт-то знает как и ещё это… изо рта у него постоянно пахнет нехорошо… – пояснила она.
– Ну тогда понятно, – ответил я, – если изо рта воняет, это не вариант. Давай я с ним поговорю что ли – если не совсем тупой, должен понять. Он не тупой?
– Мозги у него, кажется, есть, – не стала отрицать мама, – но он на голову выше тебя и тяжелее килограмм на десять.
– Это не беда, – развеселился я, – чем тяжелее соперник, тем громче он будет падать, как сказал один восточный мудрец.
– Я даже не знаю, – задумалась мама, – давай я сама попытаюсь справиться в ближайшую неделю, а потом уж посмотрим… да, хорошая новость есть, – вдруг добавила она.
– Вот с неё бы и начинала, – немного попенял ей я, – какая?
– Нам телефон согласовали, завтра-послезавтра поставят… надо аппарат купить.
