Так уж сложилась моя судьба – вместо того, чтобы сидеть весной в уютной, тесной и душной квартире, я сижу в двухэтажном, огромном и просторном частном доме. Всех моих родственников на Земле не стало, и лишь изредка ко мне приезжали старые друзья, а дети просто звонили и присылали сообщения. Каких-то два дня назад я маялся за уборкой внезапно выпавшего большого количества снега и после этой тяжелой работы еще не отдохнул, а только начал свой отдых. Зима постепенно сдавала свои позиции и вместо стойкой минусовой температуры днем и по ночам, вплотную подобралась к абсолютному для этого время года нолю.
После того, как я полдня помахал лопатой, мне как минимум надо было отдохнуть недели две, – я на это твердо рассчитывал, потому что прекрасно помнил, что в это время вовсю катался на лыжах и одновременно загорал под ярким весенним солнцем. Это было в юности: – каких то несколько десятков лет тому назад. Но я отлично это помнил, как будто это происходило вчера, или на той неделе. Но этот день или неделя так быстро пролетели, что погода успела измениться, и я ее сейчас просто не узнаю.
Вместо того чтобы дать лыжникам немного время на то, чтобы покататься по свежевыпавшему вчера пушистому снегу, весна решила покончить с долгой зимой и установить свое господство над городом и его окрестностями. Никакого переходного периода она решила не устраивать – просто, когда пробила полночь, температура на улице стала расти, и когда я проснулся, на улице уже было плюс десять, а в моей спальне было так жарко, что я начал раздеваться – сначала снял пижаму, потом трусы с майкой, а потом, когда этого оказалось мало, мне пришлось снять свою искусственную кожу и остаться в чем мать родила, – в чешуе и слизистой оболочке.
Я уже и не помню, когда я раздевался до такой степени: – в моей жизни это было всего несколько раз, когда мне становилось до такой степени жарко и душно. Последний раз это было, по-моему, в Помпее, когда лава и пепел от проснувшегося вулкана устроили всем жителям самую настоящую баню. Мне пришлось спасаться в море, где тоже было жарковато. Но это было попрохладней, чем на суше. Тогда я быстро сбросил свою накладную кожу и остался в чешуе.
Мне было в ней удобно плавать, и я провел в океане пару столетий, пока вновь не выбрался на сушу. За годы, которые я провел в океане, моя чешуя превратилась в твердый панцырь, на моем хребте вырос гребень, а на ногах и руках образовались когти и шпоры. Врагов в океане у меня не было – все меня боялись и уважали за мирный мой нрав. Но меня постоянно тянуло на сушу, и в один прекрасный день я вылез из воды и остался на континенте, чтобы продолжить свою жизнь на суше.
Несмотря на то, что я был довольно крупной особью, несколько раз я впадал в оцепенение и, проснувшись после такой оздоровительной спячки, начинал свою жизнь с ноля – сначала с эмбриона, покрытой слизью и чешуей, а потом мой организм принимал ту форму, в которой мне было удобно жить. В последний раз мой организм принял форму человека и я, спрятав свое первоначальное, с чешуйками тело под накладной кожей, дальше развивался как обычный человек: – провел детство и юность с моими друзьями, потом поучился в средней школе и сходил в армию.
Прежняя моя жизнь в теле ящера вспоминалась мне очень редко, и мне ее было, совсем не жаль. Наоборот, в обличье человека я чувствовал себя очень уверенно и свободно. Превращаться снова в ящера с другой планеты мне не хотелось: – я бы оставался человеком на несколько сот или тысяч лет. Свою настоящую родину я совсем не помнил, лишь несколько рассказов моих родителей. По их словам, на планете, откуда они прилетели, был огромный теплый океан, а суши было совсем немного. Что их заставило построить звездолет и улететь в другую галактику, мне непонятно – это для меня осталось тайной. И когда после нескольких сотен лет они погибли, я остался совсем один и почти не вспоминал своих настоящих, биологических родителей.
Быть человеком было в основном нормально – кроме некоторых случаев. Особенно меня донимала перемена климата: – после некоторых периодов небытия, по-моему, просто спячки, я с трудом приспосабливался к погоде. Разные в ней были перемены, как, допустим сегодня, – когда вдруг весна наступала так неожиданно и стремительно. Хорошо, что я сейчас жил один – ни одна подруга бы не вынесла моего тела в слизи и чешуе. Когда у меня была жена, как и у многих особей мужского пола, я скрывал свою истинную кожу, и она до самого развода не подозревала, кто я на самом деле.
Сейчас у меня не было повода опасаться кого-либо, и я спокойно мог оставаться в своей чешуе. А может у меня на носу очередное обновление? Черт его знает… Сейчас меня больше беспокоила весна, которая наступила очень быстро. Снег, который выпал два дня назад, стал таять с такой скоростью, что за один день от него осталось пара снежинок в тени. Зато половодье всем моим соседям, а также мне, доставило кучу хлопот – несмотря на то, что в общем-то снега зимой выпало мало, на первом этаже вдруг выступила вода, и мне пришлось убирать ее тряпкой. Никому не выгодна такая быстрая смена зимы на лето, и мне пришла в голову отличная идея – поймать эту симпатичную, юную красавицу весну и поговорить с ней, как мужчина с женщиной. В конце концов, и мне иногда хотелось оставить потомство…
У меня, в отличие от настоящих теплокровных особей на этой планете, было отличное качество – я мог рассмотреть любую жизнь на Земле и пообщаться с ней. Весна также была одной из проявления жизни: – такой как зима, лето, осень. Если с осенью и зимой я не общался, то с весной такая надобность, наконец, настала. Отличные потомки у меня будут! – сильные и крепкие.
Вечером я вышел из моего дома и направился в свой огород. Остановился на дорожке, уже свободной от снега и стал смотреть. Глаза мои изменились, пришло внутреннее и внешнее зрение и мне стали видно то, чего не видно ни одному человеку на земле, – в одном диапазоне нановолн я заметил сидящую на заборе совсем юную и симпатичную особу. Я тотчас ей свистнул и помахал ей рукой. Она сначала не поверила тому, что я ее увидел, но я продолжил махать рукой и она, наконец, поняла, что я ее вижу. Это для нее было совсем неожиданно. С изумленным видом она слезла с забора и направилась к источнику свиста. Не доходя нескольких метров, она остановилась, и когда до нее дошло, что я ее вижу, тотчас улыбнулась и подошла ближе. Я не стал рассказывать ей, как я ее нашел и подозвал – просто поднял и понес в дом.
Там, в тепле и домашнем уюте мы расположились на просторной кровати и занялись делом. А когда под утром она устала после ночи непрерывной любви, я сказал, что с ее стороны невежливо так поступать со всеми обитателями этого земного региона. Потом я стал учить, как она должна себя вести – постепенно и плавно, чтобы у старых особей не обострялись болезни, а у юные вели себя степенно при общении с женскими особями. Она после моей краткой проповеди уснула на моем плече, а когда я проснулся, ее уже не было.
Я накинул на себя куртку и вышел во двор. Начинался рассвет. Было свежо, но мороза и тепла я не чувствовал:– был твердый ноль, – отличная, с моей точки зрения, погода. Она продолжалась целую неделю. Больше таких скачков температуры до десяти градусов тепла, не было. Остатки снега постепенно таяли, ночью был небольшой мороз, а днем небольшой плюс. Все пришло в норму, и я до своей родной кожи с чешуей больше не раздевался.
Но потепление на планете Земля продолжалось – я это чувствовал всей своей кожей. У меня было три выхода – дождаться очередного обновления на земле, в своем доме, переехать поближе к океану, чтобы вновь стать обитателем океанских глубин и третий – это ждать прибытия своих родных с далекой планеты, которая находилась в другой галактике. В принципе я мог это сделать в любой момент: – они и так знали, где нахожусь и как живу, но не делали ничего, чтобы помешать мне жить, как я хочу. У меня был выбор, но я его оставил на утро. Посмотрим…
В тайге заканчивался июнь и начинался июль. Все сугробы около наших палаток растаяли, и дело оставалось за снегом, который еще лежал в тайге. Мы, геологи и геофизики расхаживали по маршруту, который проложили от вагончика до кухни, а дальше к большой штабной палатке. Делать пока было абсолютно нечего: мы приехали в свой лагерь несколько дней назад и все эти дни занимались уборкой. Медведи, которые проснулись после своей зимней спячки, оставили нам после своего визита настоящий бардак: – сломали все наши палатки и каким-то образом залезли в вагончик, где мы оставили пару ящиков с рыбными консервами.
Не знаю, как это им удалось – окна были такие маленькие, что пролезть в них мог только ребенок. Но им удалось приникнуть в него и обнаружить ящики с консервами. Банки с сайрой были плотно запечатаны еще на рыболовецком траулере, но, тем не менее, мишки учуяли, что в них находиться вкусная рыба и хорошо потрудились, чтобы ее достать: можно только догадываться, как они в тесном пространстве открывали сначала ящики, а потом банки. Подавляющая часть банок была просто расплющена, а остальные носили на себе следы зубов. Наверное, у них не было консервных ножей, и они пользовались своими когтями и зубами.
Мы потратили несколько дней, чтобы привести наш летний санаторий в порядок – поставили палатки, навели порядок в вагончике и сейчас днем ходили между кухней вагончиком. Геофизики сидели со своими приборами, а мы, геологи, выучили геологические карты района наизусть, днем с утра до вечера завтракали, обедали и ужинали, а перед сном играли в карты и курили. Весь алкоголь был нами уничтожен в первые дни, и сейчас мы, все, как один, бросили пить – магазин, в котором можно было купить водку, находился в трехстах километрах и сходить за ней и рисковать своим здоровьем никто не хотел.
Можно конечно часть пути пройти по реке, но она готовилась освободиться ото льда, и это было рискованное занятие – пройти сто пятьдесят километров на лыжах. Кроме того, медведям был нужен белок и они рыскали везде, чтобы съесть все, что удастся им найти. Быть пищей для медведей никто из нас не желал, и мы все держались вместе: – держали наготове ракетницы и карабины, – на всякий случай.
В один прекрасный солнечный день я плюнул на отдых, надел сапоги и по колено в снегу побрел к скалам. Там где-то находилась рудная линза, и я хотел проверить свой концентрометр. Мы с одним геологом ее нашли, и я приступил к заклинаниям, без которых прибор никак не хотел работать. В конце концов, я вспомнил, что кроме заклинаний и проклятий надо было проверить батареи, и когда я их все заменил, то прибор оживился и сказал мне, что здесь никакого урана нет, один торий с калием. Так и должно быть, – но я все-таки надеялся на уран…Возня в тайге с прибором продолжалась часа четыре и под вечер я почувствовал, что стал мерзнуть: – несмотря на июль, кругом был снег и ночью температура опускалась до минус десяти градусов.
Поэтому, после того, как следует замерзли, мы с приборами сразу побежали на кухню, а потом сразу в вагончик, где уже топилась печка и, попив горячего чая, сразу достали карты – игральные. Геологические же карты лежали в наших полевых сумках и ждали, когда снег изволит растаять. Это произошло через день: на улице уже наступило настоящее лето, и температура в тайге достигла максимума – двадцать пять градусов. Этого конечно не мог выдержать ни один сугроб, а река, через которую нам надо было переправиться, вздулась и начала освобождаться от своего ледяного панциря.
Нам по идее надо было подождать еще неделю, чтобы все в тайге успокоилось, но нам так надоело сидеть в лагере, что я, посмотрев карту с геофизическими полями, придумал себе работу: пройти по прибрежным скалам вверх по течению до хребта, проверить в горах несколько аномалий, а потом на плоту сплавиться до лагеря. Это была замечательная идея – на плоту я плавал когда-то, и кроме того, не надо было тащить на себе образцы и пробы целых семь километров. Я с рабочим буду сидеть на плоту, а река вмиг домчит нас до лагеря. Красота…
Начиналось все прекрасно – мы с рабочим взяли продуктов дня на три и утром вышли в свой маршрут. Мы шли по узкой тропинке вдоль реки, и смотрели, как по ней с огромной скоростью плывет всякий мусор – кусты, стволы деревьев и остальное, что река нашла по дороге. Все перекаты скрылись под бешеным напором воды, и мы были этому очень рады. Мы были молоды и не обращали на предстоящий, экстремальный сплав по весенней горной реке – если мы были уверены, что все пройдет хорошо, то так и будет на самом деле.
Я шел впереди с включенным радиометром, с наушниками на голове и несколько раз натыкался на радиометрические аномалии. Судя по показаниям прибора, содержание радиоактивных элементов в них было маленьким и мы, накопав проб, шли дальше. Река, которая по своей дороге лишилась нескольких притоков, немного успокоилась и в нескольких местах были видны перекаты, которые, однако, были скрыты под водой. Начались отроги высоких гор, на которых находились наши радиометрические аномалии.
Мы перешли реку, сделали затес на березе и поклялись ей, что через несколько часов вернемся, срубим несколько сухих сосен и поплывём обратно. Главное для нас быстро найти наши объекты, разобраться с ними и благополучно вернуться, нагруженными образцами и пробами.
Начался склон, но по нему было удобно идти – никаких деревьев и курумника. Когда мы взобрались на вершину, то пред нами открылась величественная и суровая картина Уральского хребта – везде были горы, и кроме гор пред нами ничего не было. Здесь мы пообедали, напились чаю и принялись кружить по округе. Накануне вечером я забил все аномалии в память навигатора, и теперь мы обходили их по длинному эллипсу, чтобы вернуться на место, где мы отобедали, и спуститься к нашей березе.
Благодаря своему опыту, мы достаточно быстро обошли несколько аномалий, нашли у них эпицентры, наколотили множество образцов и отобрали целый рюкзак проб на анализ. Я писал в своей полевой книжке мало, так как это дело отнимало много времени, а я надеялся, что когда буду в лагере, напишу целую повесть о своем путешествии – где, что как увидел. А сейчас я записывал только координаты, номера проб и значения гамма-поля в эпицентрах.
На часах уже было часа четыре, когда я завершили свою работу и вернулись на место, где обедали. Отсюда мы по своим следам спустились до березы и начали рубить сосны. Нам надо было как минимум шесть или семь стволов длиной метра по семь. Потом мы вырубили в них пазы и засунули в них по палке. В принципе, плот был готов. Мы с рабочим столкнули его в реку, привязали свои рюкзаки и, взяв в руки шесты, отправились в путь. На реке не было ни водопадов, ни перекатов, ни поворотов – идеальная ложбина среди каменистого склона, которая была заполнена водой. Семь километров мы должны проплыть часа за полтора, чтобы потом нас поймали и пришвартовали к кухне – вот и все путешествие.
Мы проплыли какие-то полкилометра, а потом с нашей рекой началось что-то непонятное: вместо того, чтобы течь по своему прямому руслу, она вдруг свернула на девяносто градусов и помчалась на север. Я тут же достал карту и удивился – никаких поворотов не должно быть, но вместо того, чтобы плыть на восток, мы плыли на север. Это было невероятно!
Мы с рабочим стояли на плоту и готовились к неприятностям – так не бывает, чтобы вдруг река свернула к – черту на рога. Она должна течь прямо, – к нашему лагерю, а не к северному полюсу.
Через пару минут река все равно повернула – на восток. Но это меня только насторожило – что это за повороты… Я уже не верил этой реке и оглядывал ее берега, которые сильно изменились: на них гуляли какие-то жирафы со слонами и росли бананы с пальмами. Может я заснул?
Я посмотрел на своего рабочего и понял, что я не сплю – он также заинтересовался пальмами и жирафами. Один сон не может присниться двум людям одновременно. Я крикнул рабочему, чтобы он причаливал к берегу – а то мы уплывем к чертовой матери, и что нас там ждет, одному богу известно.
Мы пристали к берегу, покидали на берег все свое имущество и привязали на всякий случай плот. Дальше у нас был один выход – добраться до поворота и посмотреть, куда делась наша настоящая река. Мы с проклятиями взвалили рюкзаки и пошли по берегу. Я на всякий случай загнал в карабин обойму и шел, оглядываясь на каждом шагу.
Скоро мы дошли до какой-то розовой завесы, которая перегородила реку. Я засунул в нее руку, потом ногу и шагнул вперед. Рабочий последовал моему примеру и через несколько метров мы, миновав этот розовый туман, очутились в родной тайге, на берегу реки, по которой неслись кусты, палки и бревна. Это место я хорошо помнил – по прошлому году. Но тогда никакого розового тумана не было, и я свободно ходил по берегу.
До лагеря мы усталые, как две собаки, добрались только вечером. Поужинали, достали пробы с образцами и уснули. Когда проснулись, все происшедшее с нами показалось сном. Может, это и было сном??