Сергей Тарасов
Сказочные фантастические небылицы
Забавный кристалл
Занятия по минералогии проходили в нашей группе очень интересно – мы изучали новые минералы, знакомились с приемами и методикой определения совершенно незнакомых минералов с помощью простейших справочников, способы работы с паяльной трубкой, а на одном занятия нам поставили задачу вырастить кристалл.
Обычно для этого использовали сахар или медный купорос. Сахар выращивать никому из нас не нравилось – вдруг оказывалось, что сахара в студенческой комнате нет, а без сахара какое чаепитие, – приходилось опускать в стакан выращенный с таким трудом большой кристалл сахара, и тогда можно было пить сладкий чай.
Чтобы не допустить съедания с таким трудом выращенного кристалла сахара, никто из моих друзей не хотел связываться с сахаром, а гораздо было выгодней выращивать кристалл медного купороса – его точно никто не съест, и если он вырастет достаточно большой, то можно было смело рассчитывать на пятерку.
Я растил голубой кристалл из медного купороса у себя дома несколько дней – из простой затравки, и он после несколько дней уже не мог покидать стакан, где он рос – такой он был крупный. Он был крупный, красивый, с многочисленными ровными гранями, но я понимал, что долго он не протянет: он был довольно мягкий, и долго он бы просто не прожил – рассыпался бы через месяц на воздухе.
Мне его было заранее жалко, и я подумал, что надо было вырастить красивый, разноцветный, вечный, с красивыми гранями кристалл. На это я готов был потратить не два-три дня, как на кристалл из медного купороса, а больше, допустим, неделю. Главный вопрос теперь у меня был, из чего его вырастить.
Конечно, хорошо было его вырастить из углерода – тогда получился бы алмаз, который бы потом можно было продать любому коллекционеру за очень большие деньги, но требовалось большая температура, давление и время. Я ходил и целыми днями размышлял, из чего можно было вырастить красивый и прочный кристалл, но пока мне в голову ничего не лезло. Учебники химии помочь мне тоже не могли.
Наконец мне надоело ломать голову над этой проблемой, тем более срок предъявления выращенного кристалла на кафедру минералогии близился, а мне надо было успеть показать свой кристалл до начала зачетной недели. Время для этого у меня оставалось мало.
Как раз на следующий день староста нашей группы выдал нам стипендию, и я с деньгами пошел в химтовары. Там я долго ходил, смотрел, выбирал и накупил на половину своей стипендии солей, которые можно было растворить в воде. С полным рюкзаком химреактивов я пришел домой и на следующий день, в воскресенье, начал химичить, так это мое занятие назвала моя мама.
Я умыкнул у нее целую кучу стеклянных банок разной емкости, приволок рюкзак с химреактивами, и заперся в бане, в которой стоял большой чугунный котел. После банного дня там было много горячей воды, и я стал готовить перенасыщенный раствор из всех купленных мною реактивов.
Среди них были растворимые соли железа, никеля, меди, хрома и еще другие химические элементы, которые я уже забыл,– так было их много. Готовить перенасыщенный раствор было очень трудоемким процессом, и он требовал много стеклянной тары. Я устал мешать и размешивать все свои купленные соли химических элементов. Спустя два, или три часа передо мной стояло десятка три стеклянных банок, в которых был перенасыщенные растворы солей металлов. В каждой банке было примерно по четыреста миллилитров, а для того, чтобы вместить все содержимое всех банок требовалось стеклянная емкость не меньше большого ведра. Такой емкости у моих родителей не было.
Она была у деда, который в ней ставил брагу. Я решил, что за неделю-вторую дед не будет ставить в ней брагу, и арендовал у него эту емкость, без спроса, естественно. Единственный недостаток у этой емкости был в том, что горлышко ее было узкое. Но самое важное для меня было вырастить кристалл, а о том, как его оттуда потом достать, можно было решить позже, когда он вырастет.
Теперь можно было приниматься за выращивание моего уникального кристалла. Я перелил в дедову бутылку из-под браги все содержимое своих банок с растворами солей, хорошенько перемешал и опустил туда крепкую нитку. Мне надо было подождать, когда вырастет затравка кристалла.
На следующее утро я достал нить и посмотрел, что на ней выросло. Там был небольшой, но очень красивый кристалл. Цвет у него был как у радуги – небольшие разные по цвету полоски. Все было пока нормально, и я опустил нитку обратно – процесс кристаллизации пошел, и я отправился в институт на занятия.
Каждое утро я спускался теперь в баню и контролировал рост моего необычного и забавного кристалла. Он рос достаточно быстро, и однажды я понял, что если он будет расти такими темпами, то мне придется разбить емкость, чтобы его достать. Огорчать деда мне не хотелось, и я перелил раствор в бак из нержавеющей стали. Кристалл уже был большой, около пяти сантиметров в поперечнике и сверкал всеми цветами радуги.
Мне было интересно, до какого размера он может вырасти, и я опустил его обратно. Теперь он может расти почти до полуметра, но я надеялся, что до этого не дойдет. Через несколько дней он вырос до размеров собачьей головы, и я решил, что этого мне хватит. Пришлось мне его достать, обрезать нитку, на которой осталось несколько небольших затравок. Выливать с таким трудом раствор мне было жалко, и я опустил нитку с маленькими кристаллами обратно.
Разглядывать его в бане мне было неудобно, и я пошел в свою комнату, где расположился со всеми удобствами за своим письменным столом и стал его разглядывать. Сингонию я так и не смог у него определить – у него была странная комбинация различных кристаллических форм, и он был не похож на известные мне кристаллы. Цвет у него варьировался от типа освещения – он мог под дневным светом стать то ярко-красным то изумрудно-зеленым, то фиолетовым, а под электрической лампой мог быть желтым, или голубым. Красивое было зрелище. Мне очень нравилось. Но понравиться ли кристалл моему преподавателю, это было мне пока непонятным.
До начала зачетной недели осталось несколько дней, и я решил, что пора его нести в институт. Положил его в пластиковый пакет и понес.
На кафедре я нашел своего преподавателя, сказал, что вырастил странный, удивительный, но красивый кристалл, и хочу, чтобы мне поставили зачет, после чего я вытащил его из пакета. Мой преподаватель чуть не упал со своего стула от изумления. Кристалл при неоновом свете сверкал всеми цветами радуги и еще светился изнутри. Посмотреть на это удивительное зрелище прибежали все сотрудники кафедры, и, разинув рты от удивления, столпились вокруг меня, с этим забавным кристаллом в руках.
Мне тут же поставили в зачетку пятерку с плюсом и отпустили с миром. Помахивая зачеткой, я отправился на занятия. Но через минут двадцать дверь аудитории открылась, и меня позвали на выход. Привели обратно на кафедру минералогии, где уже собралось несколько профессоров и которые тут же мне устроили допрос – из чего я вырастил такое чудо. Пришлось мне все им рассказать. Но так, как я уже не помнил все ингредиенты, то начал путаться в своих показаниях, и умолк на середине рассказа.
Оказалось, что кроме необыкновенного внешнего вида, этот кристалл обладал странными, уникальными физическими свойствами, – он был очень твердым, светился в темноте и менял форму и расположения своих граней.
На всякий случай я умолчал о том, что у меня дома растет его брат – близнец. Но, по-моему, и этого кристалла хватило бы профессорам и доцентам кафедры – им теперь можно было его изучать очень долго, ездить с докладами в академию наук и, возможно, за границу.
Но мне это было уже неинтересно – я получил свою пятерку и теперь заинтересовался новой своей идеей. А кристалл, хоть и был красивым, забавным и обладал необычными свойствами, меня уже не интересовал.
Зимняя диета
По небу плыли угрожающего вида облака серо-черного цвета. Выйдя из дома поздним вечером после бани, чтобы отдышаться и покурить, я разглядывал подозрительные облака, и, в конце концов, пришел к выводу, что бабье лето закончилось, и мне надо было готовиться к наступающим холодам и к сильным осенним ветрам. У меня не было никаких сомнений, что возможно, завтра, что так оно и будет, – холод и ветер. Подышав вредным для некоторых врачей никотином, я с тяжелым чувством отправился смотреть фильм, и на время забыл об угрозе.
Фильм был очень интересный, несмотря на то, что он был российского производства. Российские фильмы я никогда не смотрел, но для этого сделал исключение. Он по идее был фэнтези, и в нем было перемешаны сюжеты всех народных сказок:– русские богатыри, русалки, избушки на курьих ножках, Змей Горыныч, Кощей Бессмертный и так далее. На всякий случай я отключил звук и стал смотреть этот русский шедевр. Но он был очень длинный, а мне надо было лечь в постель, чтобы посмотреть почту и узнать последние новости. Когда я с этим управился, было половина двенадцатого: – как раз в это время я засыпал, – под музыку из смартфона и свет светодиодного светильника.
В комнате было тепло, но не жарко. Но через час я проснулся от духоты:– это сказывалась баня, в которую я сходил вечером. Тело мое было еще горячим от бани и требовало, чтобы я выключил отопление. Я послушался, выключил газовый котел и уснул. Спалось мне хорошо, снились какие-то странные сны, но не кошмары. Окончательно я проснулся в семь часов. Судя по серому рассвету на улице, собирался дождь, или он только что прошел. Наступило воскресенье, – мне никуда торопиться было не надо, и я несколько минут полежал под теплым одеялом, прежде чем встать, убрать постель, умыться и позавтракать.
Завтрак был у меня обычный – каша с маслом и вареньем, бутерброд и чай. Все, как обычно. Но уже через полчаса я почувствовал, что замерзаю на ходу. Пошел, включил отопление, надел теплую рубашку и уселся на диван с текстом на английском языке. Я никак его не мог понять, так как он был на английском, а во вторых, мне было прохладно и некомфортно. Вдобавок за окном начался ливень, и меня тут же стало клонить в сон. Мне было одновременно холодно и тянуло спать. Но у меня были грандиозные планы на день, и поэтому я сходил на кухню, напился крепкого чаю, потом надел джемпер, теплые брюки и шерстяные носки, а потом снова принялся за английский.
В конце концов, я понял, что если не посплю еще хотя бы час, то буду бороться со сном и своим организмом целый день. Он желал, чтобы я поспал еще. Я смирился, – принес плед и улегся на диван. Перед тем, как уснуть, понял, в чем дело: началась перестройка моего организма с летнего режима на зимний. Организм мой требовал, чтобы я завтракал лучше и чаще, и спал побольше: – он чувствовал приближение зимы. А летний завтрак его не устраивал.
Короче, мне надо было переходить с летней диеты на зимнюю, в которой было больше жиров, мяса и меньше фруктов и овощей. За долгие годы жизни я узнал эту особенность своего организма: – летом он сбрасывал лишний вес, чтобы мне было легко двигаться, а зимой набирал, чтобы мне было тепло. Я работал геологом, и таскать на себе лишний вес мне было ни к чему, – и так таскал на себе в маршрутах тяжелые приборы, пробы и образцы, а мой организм был против лишнего веса, и в принципе, против любой работы. Но маршруты в основном были только летом, а зиму я обычно проводил в конторе, – обрабатывал свои материалы, писал главы в отчеты. В общем, сидел и писал. Организм теперь был не против лишнего веса и заставлял меня есть зимой больше. Бороться с ним было бесполезно, и я ел за двоих.
Правда, в этом было единственное неудобство, – летняя одежда становилась мне зимой тесной, а зимняя летом болталась, как на вешалке. Однажды я посмотрел фильм, снятый моим приятелем жарким летом в тайге, и поразился своим видом: – у меня было видно все ребра, но я чувствовал себя при этом отлично. В другой раз я перед выездом поздней осенью на работу на Полярный Урал начал шить джинсы, но немного не успел их дошить, и после того, как приехал обратно, уже зимой, решил их закончить. Перед этим я решил их примерять, и какое было мое удивление, когда они просто решили свалиться с меня, – они не держались и были настолько свободные, что не держались на моей тощей заднице.
Я поделился этим открытием на работе и услышал от женщин толковый совет: – мне следовало побольше есть, и тогда, когда наберу свой нормальный вес, они будут мне как раз. Я последовал этому совету: – начал есть пряники с газировкой, и через две недели пришел в норму. Дошил джинсы и вот уже несколько лет их ношу: – летом и зимой.
Так что мне было пора набирать вес и отказываться от летней еды. Но морально я еще не был к этому готов, – лето было какое-то странное, и для меня оно еще не закончилось. Инстинкт мне говорил, что теплые дни еще будут, и есть по утрам больше мне не нравилось. Но разве поспоришь с моим организмом?
Спорить с ним я не стал, но утром стал класть в кашу побольше масла, а вечером стал есть пельмени, которые мне нравились, – это было дешево, сытно и быстро. Организм сначала обрадовался этому, но через неделю заявил протест: – ему это не нравилось. Причем когда я ел пельменя в квартире, он был не против, а в частном доме упрямился. Мне лень было готовить вкусный ужин из других продуктов, и он пытался переломить мое это нежелание и лень. Мы с ним сошлись на том, что я буду варить пельмени через день, или два, а в остальное время буду готовить ему яичницу с колбасой, или ужинать бутербродами.
Чтобы приготовить яичницу с колбасой и бутерброды, требовалось чаще ходить в магазин. Это мне было неудобно, так как нормальный продуктовый магазин был в полчаса ходьбы от дома, а тот, который был рядом, отличался высокими ценами и отсутствием выбора. В него я заходил, когда у меня вдруг кончалась соль или хлеб. Домашняя работа у меня обычно заканчивалась поздно, и бежать в хороший магазин уже было трудно из-за усталости или лени. Тогда мне приходилось варить пельмени, вопреки всем договоренностям.
В один вечер, когда мне надо было кровь из носу закончить покраску, а в холодильнике были только пельмени, организм не захотел их есть и сам отправился вечером за продуктами. Выглядело это так – моя фигура из плоти надела одежду, взяла кошелек, рюкзак и отправилась в магазин. Мой дух остался на домашней работе, и было странно наблюдать со стороны, как какое-то привидение, вооружившимся кистью красит двери и забор. Когда он принес все продукты, мне оставалось закончить работу и заняться ужином. Такое раздвоение мне не нравилось, – оставаться без тела и быть призраком, и я старался как можно реже допускать походы моего организма в магазин.
Но это было только начало разлада меня,– моего духа с организмом. Скоро я заменил, что ему была нужна любовь, женщина, тепло, отдых, машина, развлечения и так далее. Не во всем я был с ним согласен: – где, допустим, я ему найду женщину ночью? или утром? А машина, – с ней же одни хлопоты… Надо было сдавать на права, ухаживать за ней…С отдыхом и теплом можно было согласиться, а какие может быть развлечения? Словом, беда.
Я начал уговаривать организм, что можно было прожить без любви, женщин, машины и развлечений. Тогда он мне заявил, что если они мне не нужны, тогда он найдет сам, не прибегая к моей помощи. Я представил, как это будет выглядеть на практике – мой дух будет смотреть, как организм сдает на права, спит без меня с какой-то женщиной ночью, развлекается в ночном клубе без меня и мне стало тошно. Мой несгибаемый дух останется без моего организма, и что он будет делать? Наблюдать? или время от времени будет принимать участие?
Вопросов у меня было больше, чем ответов. Но перспектива остаться привидением или призраком мне не нравилось. С другой стороны, организм может помереть, допустим, от истощения, в постели с какой-нибудь женщиной, или попасть в ДТП на машине, тогда мой дух освободится от тела, и будет развлекать туристов или знакомых в родительском доме еще долгие годы, а может вечно.
Идти у моего организма на поводу я не хотел, но и признаваться в своей неправоте мне не хотелось. И я выбрал наименьшее из зол, – пошел на уступки в каких-то спорных вопросах, но потребовал от организма безоговорочного подчинения в духовных и принципиальных вопросах.
И мы начали с моим организмом новую совместную жизнь. Со стороны казалось, что я изменил свою жизнь, но это было не так, – просто мне пришлось, как говориться, смирить гордыню и изменить свой стиль жизни.
Искусство самореализации
Дни службы в армии шли своим нескончаемым чередом. Я вставал в шесть утра, делал зарядку, завтракал, занимался строевой подготовкой, стрелял на стрельбище из автомата, ходил в наряды и ездил в Москву на службу – регулировал на перекрестках нашим колоннам. Почти уже привык к тревогам – они были по нескольку раз в неделю: днем и ночью.
После боевой и строевой подготовки, у нас после обеда было личное время – на то, чтобы подшить очередной свежий подворотничок к форме, написать письмо домой, почитать книгу или послушать новую пластинку на электропроигрывателе, который наш командир поставил в красном уголке казармы. Мои друзья, свободные от нарядов, занимались в это время своими делами – кто писал письмо, кто рисовал, а один из новобранцев собирал цветомузыкальную установку, чтобы на экране наблюдать разноцветные всполохи от музыки. Паша, который был моим земляком, делал маски из дерева, а другой мой приятель занимался чеканкой.
Когда вышел приказ о демобилизации, мы все начали считать дни и делать дембельские альбомы. Все военные, которые умели хорошо рисовать, или фотографировать, были заняты этой важной работой, и делали ее не только для себя, но и для тех, кто не умел ни рисовать, ни фотографировать.
У меня был фотоаппарат Смена 8М, и я умел не только с ним обращаться, но и делать фотографии. Половину дембелей я точно обеспечил фотографиями в дембельские альбомы, работая по ночам и печатая их в больших количествах. Но рисовать я не мог. Рисунками в дембельские альбомы занимались несколько ребят, которые были нарасхват. У них был талант, которого у меня не было. В нашей роте по рукам ходили их удачные рисунки, и я делал с них копии через копирку. На некоторых из них были маски, на других красивые девушки и простые пейзажи. С этими рисунками я и приехал домой. Они лежали долго в моем дембельском альбоме, но когда началась мода на чеканки и маски, я их достал и принялся за работу.
После посещения лекций в институте я шел в мастерскую, делал маски или стучал молотком, делая очередную чеканку. Один мой друг развлекался тем. что делал всякие фантастические морды, зверей или фигурки из капа. Но когда я попробовал вырезать что- либо из капа, мне это занятие не понравилось: слишком тяжело, и всегда можно было пораниться от остро наточенного инструмента. Березовый кап. который я нашел в лесу, я приволок домой. и отец из него потом понаделал множество ручек для долот.
В одном магазине я купил приспособление для выжигания и для гравировки. Работать с этим аппаратом было одно удовольствие, и я много времени посвятил выжиганию и гравировке. Особенно мне удавалось выполнять гравировку на своих охотничьих ножах. Их после этого можно было помещать в музей, так они хорошо выглядели. Эта мода на изготовление своими силами разных поделок, а потом развешивание их по стенам квартир – масок, чеканок или просто красивых безделушек из ткани, меха, дерева продолжалось лет десять, и постепенно сошла на нет.
Чеканки, куски фанеры с выжженными на них картинками и маски постепенно исчезали со стен, переезжали в чулан или на чердак, но мысли о том. чтобы их выкинуть, у меня не было.
Прошло несколько десятков лет. В своих путешествиях по стране я ходил по музеям и выставкам, смотрел на экспонаты, которые были там выставлены. В один прекрасный день, когда я был в музее современного искусства – смотрел на картины, маски и чеканки, которые сделали известные художники, мне пришла мысль, что и мои изделия – маски и чеканки могли бы висеть в этом музее, взамен некоторых, сделанных, по-моему, недостаточно хорошо. Я приехал из Ленинграда домой, залез на чердак, побывал в чулане, и все свои поделки и работы занес в дом.
Я почистил их, разложил в самой большой комнате, и устроился перед ними на стуле поудобней. У меня появилась прекрасная, сулящая мне большую сумму денег, мысль: выдать эти произведения за творения великого мастера и продать на аукционе за сумасшедшие деньги. Самые большие деньги за такие произведения искусства можно было получить на престижных аукционах, например, Сотби.
Я написал туда письмо и приложил фотографии бесценных моих изделий – маски, которые были вырезаны из сосны, но потом обожженные под паяльной лампой, выжженные пейзажи и несколько кухонных ножей с гравировкой на лезвиях и несколько чеканок.
Через несколько дней получил ответ из этого торгового дома. Они очень заинтересовались этими раритетными произведениями и предложили продать их на очередном аукционе. От меня требовалось только приложить оценку эксперта и отправить их посылкой.
Я зашел к своему приятелю, показал фотографии этих моих поделок и он написал официальную бумагу, в которой было сказано, что это изделия народных промыслов и они стоят совсем ничего, просто даром. Это было то, что мне и надо.
Все свои поделки, прошу прощения, гениальные творения, я упаковал в почтовые ящики, написал адрес и отправил в Англию. Посылка шла целую неделю, но когда пришла, я получил приглашение на очередной аукцион. В визовом центре прочитали это приглашение и пообещали как можно скорее выправить мне визу. Но дело с визой длилось долго, и я не успел ее получить. Аукцион прошел без моего участия, я только получил от устроителей очередное письмо, в котором было написано, что все маски, гравировки и выжженные картины были проданы за большие суммы. В этом письме был каталог, и рядом с каждым произведением искусства стояла цена, за которую он была продан – там были цифры с шестью нолями …
Пришлось мне указать свой банковский счет в Сбере, на который мне перечислялась пенсия, и через несколько дней на него пришла сумма, причем в рублях – с девятью нолями. Я снял со счета свою пенсию, а остальное пока оставил на своем накопительном счете.
Мне надо было привыкнуть к двум важным мыслям,– что я, во-первых богач, а во-вторых, что я талантливый великий мастер.
Чтобы ненароком не зазнаться, я пошел в мастерскую, открыл один из ящиков и долго смотрел на лежащие в нем долото, резцы и молотки. Мне надо было продолжать работу…
