Сергей Васильев
Падение Серого. Бегущая по мирам – 9
– Ой, за всем этим… Он в «У Огра». Час назад притопал гном грязный, даже не как свинья, а в… дерьме… его даже в ворота не пустили… Гор ушёл с ним пиво пить, просил тебя разыскать. Туда довольно безопасно идти, все явные агенты и топтуны императора уже в подвале у нас сидят.
– Спасибо, крошка Рика. Удачи нам всем! – я поцеловал не сопротивлявшуюся Рику с наполненными слезами глазками.
Я надел принесённую Хромым портупейную ленту с уже воткнутыми сигарами. Осмотрел шикарную маленькую лёгкую ножовочку с пистолетной рукояткой и тонким полотном с острыми зубцами, закрытыми прозрачной разрезанной повдоль трубкой, швырнул на стол метательную вилку, а на её место повесил к топору новый девайс ещё и дровопила. На левом боку теперь как ёлка новогодняя, но пофиг! Да и не особо плохо – топор вдоль бедра висит, на нём маленькая ножовка, восьмисвечник типа лопатки и рог! Ну и довольно короткая шпага почти горизонтально над довесками.
Глянул в зеркало на свою чуть красноватую, но не как с перепоя, а тёмный благородный цвет, морду, усмехнулся, нацепил очки-базильки! Сам себя не узнаю! Ну ладно, узнаю, но потянет. Окинул взглядом себя-красавчика! Супер вора. И ловеласа. И пижона, цвет золотой молодёжи. Рядом восторженно бормотал Хромой. Моё самолюбование прервал Берсерк, скинутый на пол вставшим на две ноги ослом:
– Я с тобой пойду. Прикрою.
– Я один на дело! Отдыхай, завтра будешь связным у танкистов. Послезавтра воюешь, на… Великой Битве у Фермы. Первой, ха, в новой Эре. А потом… дня через три, на второй Великой Битве у Дикого. И ты приметный, стальной кот на двух ногах, в бандане, очках, в портупее… с золотой пряжкой с изумрудами… И видели тебя все на Арене Разочарования, крупным планом… И мозгов у тебя нет, не забывай, вы со Стеллой вместе думаете, а с чего ещё ты умный такой, – пробормотал я, напряжённо размышляя о гноме-сантехнике из дворца и о Кисе, и о… многом. Хаос в мозгах я ощущаю, но сейчас как-то даже к лучшему… дикое перевозбуждение берсерка Хаоса! Вора Хаоса! И я даже чувствую всё ярче! Не ошибиться бы в таком состоянии… Но интуиция со мной!
– Мозгов у тебя нет! – нагло заявил кот, быстро снял портупею и остальное. Встал на четыре лапы, убрал стальные когти и зубы стальные скалить перестал, и действительно стал очень похож на вполне обычного растрёпанного чёрного кота, промурлыкал. – А мне ты сам вставил через задницу! И связь с хозяйкой у меня очень дальняя, она сильно прибавила сил, сам подумай тем, чего у тебя нет, кого она от тебя ждёт! Правильно, сына, вулканёнка, ха. И я вам себя показывать не буду… Чёрных котов море носится! А я и спеть смогу, и кошку отлюбить. Кошек. И, в отличие от тебя, без залётов, как раз и проверю как всё работает! Ну и вернусь, и если что, расскажу про твои похождения…
– Ладно, – усмехнулся я. – Поздравляю себя, я ещё и кота-вора сделал. А не только с горящим пуканом. И без дополнительных команд чтоб был здесь до полуночи!
– Тебя собаки задерут, такого наглого, – усмехнулся Лёха.
Берсерк показал здоровенные стальные когти, молниеносно махнул лапой, оставил нехилые зарубки на ножке стола, буркнул:
– Или я их, уже собак-зомби мочил, а этих и сожру, хотя они невкусные. В жертву себе принесу, ха!
– Собак не жрать и не калечить! Приказ. Не хватало спалиться! Мы идём отдыхать и веселиться. И приказы выполнять беспрекословно! – уже жёстко скомандовал я.
Кот хотел опять заняться демагогией, но допёр и просто кивнул. Я быстро вышел на улицу.
Глава 2. Сила и слабость
Киса сидела за столиком, смотрела на дорогу за воротами, гладила огромную сторожевую и медоносную пчелу, пившую раствор сахара на блюдце. Промурлыкала, начав с как бы претензии, но ясен пень догадалась о военсовете:
– Долго ты сигары брал. И бренди. Ну хоть не напился! Я в таверне тебя лучшим вином угощу. Пошли? Но ты… в очках, лицо красноватое! Не узнать! Как полукровка краснокожих!
Я взял за ручку попытавшуюся и приобняться Кису и мы вышли за ворота. Прекрасный день! И только начинается! Полдень, но для повес самое начало! И повсюду прям пахнет всеобщим весельем! Большие Игры! Повернули к таверне. Шпиков нет!
Прогулочным шагом не спеша, под расслабленное мурлыканье Кисы и постукивание моей трости, дошли до таверны и постоялого двора «У Огра». Я рассеянно спалил шпиона имперского. Моя агенточка быстро взглянула на всех посетителей. Но только один из них посмотрел на нашу пару чуть иначе, чем другие, не вылупился как все на красавчиков, а просто скользнул взглядом. И он сидел на улице. И совсем не смотрел на сидевших недалеко, к нему боками, за довольно большим столиком с самого краю, даже на отшибе, Гора с собутыльником, к которым сидел лицом за кружечкой пива и какой-то книжкой…
Хорошо одетый… даже не упитанный, а откормленный и крепкий, плотный такой рон с немаленькими золотыми часами на руке, что уже не часто, вроде, у них, после моей-то хохмы, которую наши гномы и здесь активно продвигают. Со слегка искривлённой презрением ко всем вадам вокруг рожей, но это порой встречается у ронов, и как раз отлично маскирует агента. Но с книжкой! На Больших Играх! Хотя и это не признак шпиона, дурней везде полно во все времена. Ну а Киса развеяла все мои и так отсутствующие сомнения, поймала мой взгляд – а очки я уже снял и повесил в петельку кружева на ленте портупеи, ибо они для неузнавания зеваками на улице, да и нафига лепить из себя шпиона – на рона, улыбнулась:
– Мытарь. Пересчитывает посетителей! Делать ему нечего… – продолжила кокетливо. – Пошли в кабинет, откуда ты сбросил предыдущего хозяина. Хи! Но меня не сбрасывай. Я хорошая.
Я кивнул на Гора с собеседником, сказал:
– Сначала поговорю с Гором, недолго. Скажу, что нельзя болтать лишнее. Потом ты обещала бани. И именно бани! Ха!
– Конечно бани, и я тебя искупаю, – старательно покраснела красотка. – Ну и искупать тебя очень надо будет, ты провоняешь… Этим… приятелем Гора… Их, его, даже внутрь не пустили, и стол дали в стороне, и стул выдали без обивки, чтобы отмыть потом можно было… И стол отмыть… И посуду… Он же весь в дерьме и несёт от него… Золотарь, хотя не похож. И грязнуля принципиальный. Если бы не Гор, вообще не пустили бы… Только прошу, недолго, день проходит! Я буду в кабинете, поднимись ко мне.
Я кивнул Кисуле, проводил взглядом вертевшуюся для меня попу. Глянул на графа Восток в сияющих доспехах, посматривавшего вбок на шоу двух симпатичных полуголых поющих, танцующих и обнимающихся прекрасных груллчаночек, и смотревшего сквозь широченные раздвинутые двери на меня, Кису и Гора с собеседником. И совсем не смотревшего на агента с книжкой. Не с того самого места, где прошлый раз он сидел, забрызганный в конце едой из-под огра, а с небольшого столика у двери, за которым он полдничал с парой собеседников и небольшой трубкой.
Я подошёл к Гору со спины, услышал обрывок радостной негромкой сиплой речи имперского сантехника:
–… ничего у меня не слипнется! Сам подумай, дружище, чем я рискую! А раз ты сопротивляешься, то с твоего Серого я возьму вдвое! Две тысячи империалов, это звучит гораздо приятнее, чем тысяча! Да и то только ради нашей дружбы не втрое…
Я молча сел за стол лицом к рону-агенту, поближе к другу и подальше от засранца, благо стол был большим, пожал протянутую руку Гора. Удивлённо посмотрел на протянутую грязную длань его… хм… приятеля. Тот усмехнулся, убрал руку и сказал:
– За это ещё тысяча! Я уже в курсе, что тебе надо! И догадался ещё вчера, когда теперь пижон Гор меня пригласил пива попить. Через знакомых нашёл. Искал ведь! Меня, скромного! Сам Гор Чистый! Любимец девок! И у меня даже есть схема! Не с собой, конечно. Не надейся, Серый! Итого, с тебя три тысячи империальчиков, и даже по рукам ударять с тобой, пижонище, не буду! Денюжки у тебя же недалеко, вот и… и я быстро сбегаю… И скажи спасибо, что не больше! За то что Гор ходит с духами, а ещё недавно правильно ржал над мылом даже! И эта зараза расползается по Карсону как чума! Что скажут в Великом Вулкане, когда узнают?
Я взял протянутую бледным от ярости Гором сигару, закурил от протянутого им же огнива, отхлебнул пива, принесённого знойной официанткой-орчаночкой лет 35, в очень короткой юбочке, старательно и далеко обошедшей говнюка, а уходя наклонившейся поднять внезапно оказавшийся мусором камушек, которых здесь полно было… перед моим носом, показав полуприкрытую трусиками неплохо напоротую пышненькую красивую попу. Да… хм… вернёмся к говнюку. Широко улыбнулся типа сантехнику, ну а как его ещё называть. Рассмотрел его.
Ну что сказать, неплохой когда-то сюртук, тонкая золотая цепь, других украшений нет. Лёгкая простенькая секира. Тощий кошель на поясе. Грязная борода до пупа. Сам… не толстый, но и не спортивный, явно не вояка, и точняк не сильный… Жизнь в удовольствие, под которым понимается пьянство. Морда со следами алкоголизма. Жадно пьёт пиво, но явно хочет крепкого… горестно взглянул на пустую кружку. Спалился сам и спалил своего куратора агента-рона – быстро взглянул на него и громко заказал всё-таки ещё только пива, а не бренди с пивом… да уж, алкаш ради бухла спалит всех. Перед ним полно простой хорошей еды, которую он активно наворачивает. За счёт Гора, конечно. А у самого Гора рядом с такой кучей дерьма аппетита нет, только сухарики к пиву, да и то не жуёт и их, кивнул мне угощаться, но и мне расхотелось.
Дальше… За пазухой у засранца явно топорщится стопка бумаги… врёт, что не с собой драгоценные для нас схемы канализации и сортиров дворцового комплекса. Догадался он, ха! Подсказали кураторы, один из которых и присматривает и за нами, и за ним, и вполне возможно за Кисой… Одежда… Перепачкана дерьмом, причём старым, засохшим, то есть просто грязная спецовка, в которой и ходит всегда, но не совсем уж грязная, не как руки и морда. И на поясе есть свёрнутая тряпка, чистая, и стороны различаются, одна белая, другая чёрная, наверняка без неё не пустят в омнибус, в кабак, да и на работу. Руки и морда в свежем дерьме! Для меня намазал…
Тут и Гор прорычал негромко:
– Ты что несёшь, Варабадур?! Я же тоже тебе руку не подал! Ты же специально намазал клешни дерьмом! А даже на работе моешь их, и с мылом! Кто же тебя во дворец пустит иначе, и там ходить разрешит! Одежда ладно, если не прислоняешься и не садишься где чисто! Тряпку носишь!.. И… мы же… приятели… были! Так нельзя! Я тебе предложил роскошную цену за важную информацию! Триста монет, это твой заработок почти за двадцать лет! И ты можешь просто залечь на дно, сбежать, отмыться, жениться, начать новую, нормальную жизнь, и богатым, община тебя и защитит, и с водяры снимет!
– Ты и пятьсот предлагал! – радостно просипел дерьмовый жулик и отличный засранец, поднял вверх палец-сосиску. – Деньги, ваш культ учит, это ерунда! Как там? Тлен! А добрые дела бесценны! Вот и я обменяю бесценное доброе дело на какую-то ерунду в виде трёх… да чего там, только для вас, не-стя-жа-те-лей, четырёх тысяч звонких, но тленных, ха, империалов! И хватит мне нотации читать! А то я ведь ещё придумаю, куда можно МОИ денюжки потратить!
Официантка притащила пиво. Я шлёпнул радостно взвизгнувшую и порозовевшую матёрую девицу по попе, сказал просиявшей в конце пышненькой формастой красотке:
– Принеси мне, красотка, перчатки, тканевые, новые, но для грязных дел. Лупу и тряпку плотную. Я это куплю, потом выкинешь. Люблю грязные дела! И грязно поприставать к официанточкам!
– Я тоже, – осклабился Варабадур.
Официантка удивлённо глянула на горе-клиента, презрительно фыркнула:
– Если только прикоснёшься ко мне, то я тебя отметелю дубиной! Помойся, урод, подстригись, потом приставай к девочкам! Алкаш обосравшийся!
Я и Гор облизнулись вслед отчаянно вертевшейся попе, мой друг хмыкнул:
– Сегодня она твоя, а завтра я сюда приду…
– А я её на МОИ денюжки куплю! – просипел засранец. – Не пожалею даже четверть золотого! Сама прискачет, как покажу!..
– Идиот, ты даже в рабство и даже за сто монет её не купишь, она тебя замесит дубиной! – яростно прошептал нескладную чушь Гор, но потом исправился. – Орки рабство не признают! Её раса тебя выпотрошит! Но Серому она подарит всё! И за так! Даже в нормальный бордель тебя не пустят, вернее помоют сначала! Помойся, засранец! Стань нормальным гномом! А нормальные гномы, это чистые гномы! Быть грязным, это не… хорошо! Мы можем подарить тебе шанс стать достойным вадом! А ты…
– А я хочу ещё твою цепь! Раз ты позволил себе меня оскорблять! – зло просипел Варабадур.
– Эта цепь моего героически погибшего брата! Последняя воля! Он до битвы приказал взять цепь, а я часы! Он теперь в Вальхалле! Да я тебя за такое требование разрублю напополам! И суд гномов меня не только оправдает, но и объявит героем! – Гор схватился за секиру.
– Тогда твои часы! – поспешно поправился выродок. – Я же не знал! Извини.
– Остынь, Гор, – усмехнулся я, надевая тёмные очки. – Предлагаю тебе, сантехник Варабадур, за схемы и информацию пять золотых. И больше ничего. И я проверю схему, поверь, я смогу отличить подделку. Я очень тщательно рассмотрю бумаги, даже полученные из твоих рук. Как думаешь, для чего я заказал перчатки и лупу? И тряпку, чтобы стол не пачкать.
Гор удивлённо уставился на меня, готового даже не сорвать, а просто растоптать сделку, ибо моя цена даже больше чем издевательство. Затем почти понял и расхохотался. А я внимательно через очки смотрел на агента и его завербованного. Грязный гном похлопал пастью, затем бросил мгновенный взгляд на рона. Он как бы спрашивал, а МОЖНО ли ему прекратить переговоры и уйти! И скрестил, видимо куратору, мизинец и безымянный палец левой руки. Рон сделал рожу чуть надменнее. Перелистнул три листа книги. Варабадур дёрнулся. Всё! Он обязан отдать бумаги мне хоть даром! Но поторгуется, а он любит задирать цену. Но я тоже поторгуюсь! И я не обязан совершить сделку. Моя совесть не заикнётся и из-за просто отнять драгоценные схемы, да и информацию выбить. Сделка стала тривиальной, но не я виноват.
Рон надменно уставился на меня… Зря ты так. Можно тебя и наказать… Вопрос, стоит ли отпускать… Отпустить можно, раз он не понял, что спалился. Если их обоих кокнуть или запереть, то их кураторы поймут, что я взял бумаги. Или мы. И что мы их раскололи. И переменят планы. Наверняка усилят охрану, сменят пароли… А если отпустить, то они продолжат игру. А мы про неё знаем. И можем переиграть… Как в песне – я оглянулся посмотреть не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли я, чтоб посмотреть не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли я… Бесконечное переигрывание… Но это лучше просто провала двойной тайной операции. А в тройной игре я поиграю…
Но, чёрт возьми, хочется наказать рона! И развеселить друга Гора! И я это сделаю… Как там говорится в силе тоже искусства, раз звёзды зажигают, значит это кому-то надо?! Раз роны носят часы, а я придумал хохму, то это кому-то надо?! Надо! Гору! И мне! И всем! Я показал таращившемуся на мои очки рону язык. Быстро, но он не мог не заметить. И сделал поглаживающее движение, как будто я глажу по голове стоящего рядом кого-то невысокого, росточком метр тридцать! Ну типа я просто решил подшутить над коротышкой, который пялился на пижона в очках, что вполне оправдано любопытством. И за наезд на агента это не сойдёт, слишком примитивно для птиц высокого полёта, а мы обе не низкого! Обычная шутка в таверне обычного повесы над обычным роном. Побелел!
Пока Варабадур хлопал пастью и заливал мою наглость пивом, у нас с роном пошла игра, которую заметил и удивившийся моей легкомысленности при судьбоносной сделке Гор. Рон быстро и ловко свернул из вырванного из конца книги листка бумаги маленький топорик, достал из лежавшей на соседнем стуле сумки, наподобие портфеля с лямкой, ножницы. Ого! Вырезал из следующего листа силуэт человечка. Вставил ему между ног карандаш, показал, как человечек взмахнул топором и отрубил себе письку. Просиял.
Я снял очки, мило улыбнулся. Показал двумя руками рядом с собой высоту от пола метр тридцать, и метр тридцать пять. Затем изобразил целование и похлопывание по попе воображаемой ронки. Усадил её себе на колени и сделал простое, но очень понятное движение бёдрами. Ну и указал на фигурку в трясущихся лапах побелевшего рона, без письки, конечно. Развёл руки в стороны и скорчил рожу, сочувствуя бедолаге.
Граф Восток упал мордой на поставленный на стол кулак, дёргаясь от спазмов безмолвного ржача. Его собеседники послушали, что с трудом, размазывая слёзы, сказал сиятельный, оглянулись и уставились на нас, тоже начав ржать. Заключили с графом пари. Рядом со мной Гор, давясь от смеха, облился пивом, начал, продолжая и ржать, вытирать салфеткой бороду и бывшую белой рубашку, хотя чего ей, из кожи хлопкового аспида, сделается. Моя официанточка билась в истерике, обнимая, чтоб не упасть, удивлённого и обрадованного небогато одетого пожилого орка, шедшего внутрь таверны, и едва успев плюхнуть поднос с пивом на стол ворковавшей парочки гномов. И ещё несколько посетителей начали сползать под столы, добавляя бешенства рону. Кто-то уже показывал не видевшим друзьям пантомиму с отлюбливанием ронки. И даже начали придумывать своё!
На нас с Гором пялился непонимающий Варабадур, для которого недавно нежданно засиявший роскошью мир внезапно сжался до наших наглых рож и его испачканных в дерьме задрожавших клешней, просипел:
– Это оскорбление! Так дела не ведут! Я ухожу!
Пару минут я смотрел на рона, который смог придумать и исполнить сценку, веселя и радостно пялившуюся публику, как маленькая фигурка из бумаги писала книгу, а рядом пара больших прыгали по дереву, вполне сносно изображая первородство малой расы. Затем я три раза манерно неслышно хлопнул в ладоши даже поклонившемуся мне и публике криво улыбавшемуся недомерку. Потом отхлебнул пива и удивлённо глянул на сантехника-мастера проваливать сделки. Улыбнулся:
– О! Ты не ушёл? Значит пять монет всё-таки лучше чем ничего? Ну? Не по рукам, но вербально совершаем сделочку?
– Три тысячи! – тихо завопил неплохо скинувший цену оппонент.
– Ну раз ты решил торговаться, а перед этим отменно увеличивал свою же цену. И торговаться хочешь даже не от изначально названной расточительным нестяжателем Гором цены, которую я, конечно, не стал бы оспаривать, ибо очень уважаю благородного друга. И даже не от твоей первой, как я понял, цены в тысячу. То я тоже поторгуюсь… Четыре монеты. Соглашайся, цена отличная, – медленно проговорил я.
– Две пятьсот! – просипел несчастный.
– Три, – откровенно усмехнулся я под выпученными шарами обоих гномов.
– Тыща! – простонал Варабадур. – Ты не правильно торгуешься!
– Ты тоже. Два.
– Пятьсот! Это Гор предлагал!
– Один.
– Триста, это Гор с самого начала сказал, – уже чуть не плакал несостоявшийся набоб.
– Пятьдесят сребреников.
– Так нельзя! – тихо взвыла жертва.
– Ладно. Раз нельзя. Тогда тридцать сребреников! И это окончательная цена, в моих… знаниях символическая для кое-кого. И всё! Поверь мне, тридцать сребреников, это очень хорошая цена! И покушал на халяву в приличном, даже слишком приличном для тебя месте.
Жертва ошарашенно уставилась на куратора, но уже вполне легитимно – на сияющего кланявшегося рона уже пялились все сидевшие на улице, часть зала, куча зевак, и толпа побросавших работу официанток. Ну и, ожидая моего хода, на нас посматривали. Варабадур громко, слышимо шефу, взвыл:
– Тридцать сребреников!
Рон только плечами пожал и руки развёл – для всех типа победил и оппонент в нокауте, а для завербованного, что сам пролетел из-за жадности, заканчивай сделку, и пора идти.
Дальше была маленькая трагедия. Моя официанточка получила золотой и просьбу разменять, принесла монетки. Тридцать монеток по одному сребренику я составил тремя жалкими после грёз роскоши столбиками посреди стола. Отдал сдачу от размена офонаревшей официантке. А как офонарел втоптанный в дерьмо и так бывший в дерьме сантехник-шпион.
Я указал пальцем на грудь Варабадура, надел перчатки, расстелил тряпку, взял стопку перепачканных старым дерьмом разных оттенков и разной грязью и ржавчиной бумаг. Полистал, посмотрел, для виду поводил лупой. Но смотрел я больше на рожи шпионов. И на грязь, не свежую. И интуиция моя подсказывала, и разум, что бумаги настоящие! Я спросил и узнал с какой периодичностью и как чинильщик сортиров ходит во дворец. Узнал словесный пароль для всех ремонтников сортиров, да и водопроводов, и кое-чего похожего. Несложный, «Река из говна».
Ожидаемо не получил пайцзу на вход во дворец, но увидел как она выглядит. Позеленевший медный кругляш с надписями и рисунками, но он был в коробочке, с выдвижной полочкой, откуда его мог взять слишком брезгливый, чтобы прикасаться к ремонтнику, стражник. Отлично! Значит и обыскивать не будут, если марафет правильный навести! И я снял перчатки и взял пайцзу, рассмотрел, почувствовал вес…
Официантка принесла мешочек. Два мешочка. В один я затолкал бумаги, отдал Гору. Он небрежно затолкал добычу в подсумок, что и правильно – мы же, ха, ничего ценного не купили. Да и что ценное стоит тридцать сребреников? Терпила отправился восвояси, звеня в кармане мелочью на омнибус, фигурально выражаясь. Я хмыкнул:
– Но он успел побыть богачом! Ведь он это ОСОЗНАВАЛ! Переживал!
– Ты как всегда невероятен, ПРОХОДИМЕЦ… И мне его не жалко… – пробормотал Гор. – Но как ты понял, что он согласится?!
Я не ответил другу сразу. Сначала посмотрел, как радостный, что победил в такой пантомиме, рон расплатился монеточка в монеточку с нашей же официанткой. Затем я поднял руку вверх, призывая внимание. Действовать решил без изысков, но и без промаха. Показал рона и ронку. Дал кулаком в морду рону. Уложил воображаемую подёргивающуюся тушку на край стола, стянул воображаемые штаны. Взял вполне реальный окурок сигары и затолкал, даже ввинтил в воображаемую задницу! Что тут началось! Даже не ржач! Вой, плач, стоны! Граф Восток протянул руку для выигрыша в пари, но я с улыбкой помотал ему, хотя как бы всем, пальцем, это только НАЧАЛО! Сказал негромко Гору, пережидая весёлый бедлам:
– Он завербован, а скорее всего сам пришел в Тайное Агентство. А тот рон агент имперский. И засранец не мог не отдать нам карту! Хоть даром, иначе с него за срыв операции просто сняли бы шкуру. Ну и ещё маленький плюсик, они могут решить, что не так нам и нужна эта карта! И пароли. Ну типа пусть будут, но что с этим делать, мы не знаем. Да и не будем особо рисковать туда, в задницу дьяволу, лезть. Они операцию не отменят, но… посмотрим.
– Даже жаль их отпускать, – пробормотал Гор.
– И не надо, Варабадур наказан вполне жестоко. Для жлоба, уже бывшего богачом, стать опять бедным забулдыгой, страшнее трудно придумать кару, ты же не думаешь, что мне за эти бесценные бумаги денег жалко. Да и жить завербованным будет в страхе. Ну а рон… У тебя иголка с нитками с собой? И часы у него есть! А я его уже разогрел нереально, на пари согласится! А сейчас последний штрих, и я пойду.
Я указал на бумажных человечков на столе рона и показал ему кукиш! Всё! Горемыка вскочил на стол и заорал, перекрикивая ржач:
– Вы все ничтожества! Недоделанные расы! Рассчитывающие на грубую силу! Только мы, роны, правильные вады! Живём и побеждаем умом! И наша раса появилась первой! Потом уже мы создавали себе больших и сильных рабов! Так было! И так будет! Уже скоро! Ты! – он указал на меня пальцем. – Никчёмный довесок к яйцам!
Я с улыбкой развёл руки, ну типа аз есмь, затем глянул на Гора, переведя и взгляд рона на него. И гнев! А он с Гором не ссорился! И Гор его не задевал! А что ещё мне и Гору надо?! Рон завопил:
– А ты, недогном, даже без бороды нормальной, да у меня на жопе волос больше! Да у тебя морда похожа на мою задницу! А рот! Ха! Ой, сейчас помру от смеха!
– Помрёшь, но не от смеха! – радостно прорычал Гор, с неожиданной для зевак прытью подлетев к понявшему, что очень сильно перегнул палку, затрясшемуся бедолаге. Ну а Гор уже начал строить настоящую ловушку, моя школа, и неидеально пока, но напором возьмёт: – Я тебя изобью до полусмерти! И сигару воткну тебе! Не в пасть! Ты что о себе вообразил?! Но ладно! Я весёлый и добрый, и день прекрасный! Игры идут! Все веселятся! Я готов с тобой поспорить, что если хоть один вад здесь, кроме ронов, конечно, скажет, что роны первая раса, и что он был создан ронами и рабом для ронов… То с меня! Тысяча золотых! И я прощу тебя за оскорбление, ну просто извинишься, но уйдёшь отсюда на своих ногах! А с тебя… твои часы! И две тысячи империалов! Ну?
Я ещё посмотрел минутку как перепуганный рон бьётся за свои часы и за деньги, которых у него и нет столько, и уже услышал, что можно и деньги скостить до нескольких монет на угощение всем посетителям, и часы оставить, но…
Подозвал официантку, оплатил еду и пиво, посуду говнюка, стул, чистку стола, перчатки и остальное, ещё и чаевые отличные оставил, вернее выдал золотой без сдачи. Надо и к Кисе топать. Но официанточка проказливо вызвалась меня проводить… Быстро толкнула в каморку под лестницей, ведущей наверх в нависающий кабинет, задрала юбочку… Вертеться начала… Да уж, как тут отказаться, да и девицу обижать нельзя. Взял, конечно. Но ещё решил и разузнать кое-что между делом, любовь болтовне не помеха, спросил вспомненной фразой Деники:
– Кто тебя так отлично напорол?
– Кисонька, кто же ещё, – промурлыкала жертва хозяйки.
– Злая?
– Нет, что ты! Она очень добрая, хорошая, справедливая… Умная. Но как с нами иначе?.. Я же сама её и обучила всем тонкостям работы и официанткой, и танцовщицей, я знаешь как плясала, да и сейчас танцую… Ну и как только Киса стала хозяйкой… вот повезло… и ей, и нам… Она нас собрала, сказала, что оплату всем нам повышает вдвое! Фантастика!.. И ты, и зарплата… К нам теперь все рвутся работать… – шептала радующаяся жизни неунывающая из-за пустяков красотка. – Но попросила не пошаливать, не подворовывать, не жульничать… И с клиентами в подсобках не уединяться… Делать что положено для хорошего заведения… Ну а я, дура, не сдержалась, сбежала на полчасика посмотреть выступление фокусников рядышком, девочки прикрыли, но клиенты ждали лишних десять минут… А Киса же всё знает это, и видит, я сама её и учила… и как смыться потихоньку ненадолго… Да и она три года отпахала… Так моя малышка, добрая и справедливая, но строгая, предложила или увольнение, или штраф, или порку! Невероятно!.. И твоя любовь и предложение выбора наказания!.. А я дура что ли?.. У меня дочка на выданье… Сын учится… Да и деньги всегда нужны… Но неплохо получила… Навизжалась вволю!.. Но пока шалить не хочется… Если не с тобой, конечно…
Я вышел из каморки вслед за поправлявшей гардероб раскрасневшейся официанткой, размышляя, что она получила за мелкую проделку… слегка слишком сильно, судя по результатам. Не мне судить, хотя… это и как бы моя таверна, да и я себе право дал во всё нос совать, пастух я! И добрая, хорошая и справедливая Киса перебарщивает со строгостью… Нет, не то чтобы проказливая официантка чрезмерно пострадала, она абсолютно в порядке… Более чем, и даже готова ещё озоровать… Но я пытался понять Кису…
Хорошая, добрая, справедливая… И готова отправить на смерть кучу наших бойцов… Но тут, как говорится, работа такая… Я тоже отправляю их бойцов не на гулянку с девицами… И девиц-монашек впарил Лёхе, и фактически приказал ему их… не то чтобы насиловать… но… На войне как на войне! В конце концов, их не в библиотеке поймают… Хотя… Что хотя? Хватит мозгами скрипеть! Я вад действия! Не философ! Философ вон, домашним чёртом у Сестры теперь работает! И тоже из-за моих проделок! Стоп! Но неслабо Хаос мне мозги прочистил… или загадил… Стоп! Хреново, блин, много думать!.. А кто сказал, что нам, Десницам, легко будет?..
А вот то, что Киса не может не знать про предназначенную для жертвоприношения тысячу юных и невинных, как ни крути, девственниц, тут работой уже не оправдать… А знает точно! Она явно тянет не меньше, чем на агента второго ранга. Я уже даже готов поставить на спор свой… не топор, и не шпагу… вот вилку с рукояткой ножа могу поставить – а с нами, ворами высшей квалификации, действительно важное нельзя ставить – что она второго ранга! Но в принципе может не знать про Чуму, тут уже вопрос тонкий, я-то уверен, интуиция, а вот… в моём первом мире цивилизации, творя чудовищное, порой и дольше жили, но всё равно плохо кончали. Но я на месте горячих подружек заклятых, Равновесия и Чумы, мог бы и эксперименты ставить, до какой глубины может пасть одна раса, ещё и странная, в целом мире без вечных законов, да ещё и тестировать насылаемые бедствия, раз те сопротивляться эффективно не могут, да и мало ли ещё что.
По лестнице навстречу мне медленно спустился, прихрамывая и кряхтя, гном-повар с короткой бородой и с расцветающим на морде здоровенным фингалом. И бормотал про жестковато. Я поднялся, открыл новую дверь, толстую, звукоизолирующую, зашёл в мирок новой хозяйки, чистый и вылизанный. Очень красивый умеренной красотой, когда только успела такой ремонт провернуть, умница! И наполненный визгом! Издаваемым вертевшейся на красивой, даже прям изысканной, скамейке молодой и, как водится у них, толстопопой гномкой-поварихой, в колпачке, красивых сандалиях и задранном чуть не до шеи халатике.
Киса приостановила довольно жёсткое наказание, положила розгу, подошла ко мне, поцеловала и промурлыкала:
– Повара… украли соль. А я ведь всех просила… не шалить…
Я посмотрел на лежащие на столе неплохую дубину и перчатку с деревянными пластинами, которыми явно и получил встреченный гном, усмехнулся, отложив объяснение соразмерности наказаний на потом:
– Она уже раскаялась. И я пришёл. Давай…
– Ты не хочешь ей всыпать? – перебила меня довольная добрая Кисуля. – Или давай я закончу, а ты полюбуешься! А то ты долго общался, и наверняка как всегда натворил невероятное… Ну а я пока занялась делами.
Я решительно отвязал несчастную гномку, воровку, ха, соли. Но она не встала, пока Киса не хихикнула и не махнула когтистой ручкой. Несчастная с благодарностью глянула на меня, пискнула, поправила гардероб и пулей вылетела из кабинета.
Я смотрел на Кису. В глаза. Размышлял. Она воровка, и неплохая. И она, похоже, не знает, что я знаю это. Пока я опять погрузился в размышления, Киса не терялась, быстро стянула платье через голову, оставшись в коротких чулочках и туфельках, кинулась целоваться и обниматься. А я решил выяснить очень важное:
– Ты же собиралась стать герцогиней Мехвод?
– Я передумала! – горячо шептала напористая нахалка. – Теперь, когда ты мне просто так фактически подарил огромную, хорошую, а теперь ещё больше процветающую таверну! Четверть подарил, но и это очень много! Я теперь не то чтобы очень богата, но про деньги можно больше не думать… Вернее, на работе надо думать, но… Мне хватит! Ну и я решила, что… Петя, которому ты меня, хи, отдал… для своих делишек… В общем, мне это больше не надо! Я хочу быть трактирщицей в Карсоне! И быть с тобой, невероятным, опасным и чертовски притягательным! Ну хоть иногда, я же не совсем дура, чтобы хотеть тебя всегда рядом!.. Но этой ночью ты мой!
