Подростки всегда сбиваются в группы. Улица становится для подростков второй школой. Улица – это не территория, а определённая среда. Здесь всегда царили свои порядки и правила, существовал своеобразный кодекс пацана.
Пацан – этакий рыцарь улицы, который был обязан «отвечать за базар», не допускать проявления трусости и быть всегда готовым к драке и жизненным трудностям.
Право называться пацаном, надо было заслужить. После этого обладателю подобного титула уже нельзя было совершать поступки, которые делать «западло». И если в начале становления пацана однократное нарушение им правил могли простить, объяснив, что так делать нельзя, то за повторный «косяк» изгоняли из общества, что лишало его многих возможностей.
Сам пацан должен был одеваться опрятно. Неряшливость во внешнем виде не приветствовалась. Также пацан всегда должен был держаться уверенно, говорить значимо, вести себя с некоторым вызовом. Если подросток не обладал такими качествами, боялся драки или вообще на улицу выходить, его считали «лохом». «Трясти лоха» для пацана было обычным способом добывания карманных денег «на ход ноги», силой или угрозами отбираемых у «лоха». Если лох жаловался родителям, дело доходило до милиции и у пацана начинались проблемы, такое поведение именовалось «стукачеством» и каралось презрением, избиениями и унижениями. Постоянно унижаемый лох назывался «чмо». У лоха был только один способ стать пацаном – поумнеть, научиться драться и в деле доказать, что он больше не лох.
Каждая уличная группировка имела свою территорию, и её охрана была одной из главных задач кампании. Если пацан, оказавшись на «чужой» территории, становился объектом нападения, он мог рассчитывать на помощь и отмщение соратников. «Чужакам» либо «забивали стрелку», то есть указывали место и время драки, либо устраивались вылазки на вражескую территорию с целью застать обидчиков врасплох. При этом атаковать одиночек, было не принято. Правда, одиночку могли взять в заложники, чтобы остальные члены группировки пришли ему на выручку, и завязалась драка.
Сами драки проходили без применения оружия, типа палок, кастетов и ножей. За их использование наказывали даже свои: бойкотировали и били. Ещё больше наказывали за трусость, трусов и вовсе могли выкинуть из группировки и начать презирать.
Каждая группировка имела своего вожака, выполнявшего роль руководителя и судьи. Свой статус вожаки получали разными способами. Самый распространённый – доказать, что ты самый сильный. В этой связи первенство принадлежало самому старшему члену группировки.
Другой типаж лидера в пацанской среде дипломат, не обязательно самый сильный и не мастер в драке, но умеющий договариваться и урегулировать конфликты как внутри своей группировки, так и с другими группировками.
Ну и третьим типажом были агрессивные парни, не выделяющиеся ни силой, ни хоризмой, однако не боящиеся проявлять агрессию, причём делать это «красиво» и с «выдумкой». Возглавляемые такими ребятами кампании любили «наезжать» даже на взрослых или «разводить лохов».
Строго запрещалось бить девушек, также нельзя было трогать пацана, если он шёл под руку с девушкой. Не трогали Казанову, даже если он дерзил пацанам, но вот на обратном пути ухажёра поджидали неприятности. Если же девушка, идущая с парнем, грубила и дерзила пацанам, отвечать за её слова приходилось её спутнику.
Неприемлемым для пацана считалось грубое и неуважительное отношение к матери. Как бы мать ни ругала, пацан никогда не должен был её оскорблять и жаловаться на неё друзьям.
Какие были интересы в уличных кампаниях? Считалось нормальным бухать, курить как сигареты, так и «травку». Колоться же, глотать «колёса», нюхать клей или бензин считалось зазорным. Впрочем, бывали и исключения. Поскольку главными критериями являлись смелость и готовность к драке, то пацан, способный драться даже под «кайфом», обнюхавшись, наглотавшись или уколовшись, мог рассчитывать на терпимое к себе отношение.
Дружить с нормальной девушкой мог любой пацан, но часто бывало, что в кампаниях были общие девушки. Как правило, это были «пацанки», агрессивные и недалёкие девахи, не привыкшие никому отказывать и видевшие в этих пацанах реальную силу. Бывало, что такие «пацанки» сами могли отлично драться и «разводить лохов».
Что ждало пацана по мере взросления? Если он не попадал в тюрьму, то шёл в армию. В армии самые дерзкие и драчливые пацаны обычно давали отпор «наездам» «дедов» и после считались «непугаными духами», а став сами «дедами», устраивали для «молодых» порядки, не отличающиеся от тюремных. Если такие «деды» не оказывались в дисбате, то шли на дембель.
После армии пацан либо вливался во взрослую ОПГ, либо отходил от дел, шёл работать и заводил семью. Иногда, но очень редко, бывший пацан после армии «перекрашивался», то есть шёл служить в милицию и становился для бывших друзей отверженным. Но и это не всегда, если мент не прерывал связи с бывшими дружками и помогал им, оставаясь «своим»…
Сколько себя помнил Антон Бессонов, которого во дворе называли Бес, он всегда дрался. В детсаду за игрушки, в школе за уважение. Из-за драк у него были проблемы с поведением, а из-за прогулов – и с успеваемостью в школе. Когда его приняли в пионеры, то уже на другой день он явился на уроки без пионерского галстука и заявил, что его у него украли. Больше галстука Антон не надевал… Разумеется, в четырнадцать лет, когда весь класс вступал в комсомол, вопрос о его принятии просто не стоял… Потихоньку Антона дотянули до выпуска и выперли из восьмого класса в профтехучилище, именуемое в народе «фазанкой». Впрочем, он об этом не жалел по трём причинам. Во-первых, порядки там были более демократичными, чем в школе, требования менее жёсткими, да и преподы общались как с почти равными. Во-вторых, учили его на автомеханика с перспективой получения водительских прав, что показалось ему весьма необходимым в дальнейшей жизни, и к удивлению многих он стал в учёбе стараться. Ну и в-третьих, здесь Антон встретил своих бывших дружков с Военного Городка и обрёл новых. Дело в том, что до переезда с родными с Лермонтова на Чичерина он состоял в пацанской банде, державшей в страхе округу, и даже одно время её возглавлял как самый сильный и прошаренный. После переезда старые связи прервались, а на новом месте такой банды не было, и сколачивать другую оказалось не из кого. Теперь же рядом с ним снова были его прежние дружбаны: Витёк Косой, Толян Мухомор и Генка Мирон. Плюс к ним добавились новые кореша: Жэка Макар и Вадька Белый. Вшестером они подмяли под себя «фазанку», осадили «старшаков», обложили поборами лохов и заимели связи с «крестами», приехавшими учиться из деревень и поставляющими им «химку» в неограниченных количествах…
Проучившись почти три курса, Антон возмужал и посуровел. С ним считались многие. Дрался он уже редко, чаще по делу. Теперь на него работал его авторитет. Он мог решить многие вопросы. Этому способствовало, в том числе и знакомство с одним бродягой, известным в определённых кругах как дядя Коля, который активно «приобщал» молодёжь, в том числе и Антона, к «общему делу». Также уже в шестнадцать лет Антон смело мог навалять и взрослому, что он и сделал однажды, когда одному поддатому мужику не понравился его «борзый вид». Оставив мужика валяться с разбитым в хлам лицом, Антон тогда удалился, подумав про себя, что, кажется, стал взрослым.
Впрочем, имелись и минусы, негативно повлиявшие на нынешнее положение Антона. Умер отец, человек, давший ему жизнь наряду с матерью, а также любивший его, своего младшенького, за всё время ни разу не поднявший руки ни на мать, ни на детей. Антону было искренне жаль отца, хорошего человека, ушедшего рано и так и не дождавшегося внуков… Эта потеря терзала парня, он чуть замкнулся в себе, хотя старался, чтобы окружающие люди этого не замечали…
Другим нехорошим моментом было то, что сейчас, перед окончанием «фазанки», Антон остался фактически без поддержки друзей. Витёк и Вадька загремели в колонию, Толян и Генка практически отсеклись, оставался один Жэка Макар, но и тот в последнее время что-то не горел желанием «трясти лохов», находя всякие отмазки, зато был готов всегда на шару бухнуть и курнуть. Антон сделал вывод, что он, как и Толян с Генкой, фонарно боится подсесть… А посему Бес оказался перед необходимостью искать новых союзников.
У него был на примете один парнишка. Антон знал его плохо, тот жил в другом районе, возле ДОСА, но, по слухам, никого не подставлял и вообще трусом не был. Звали его Максим Старовойтов. После школы Макс не смог поступить в УВВАКУ, сейчас работал где-то со своим отцом и три раза в неделю ходил на бокс. Пару раз Антон звал Макса прогуляться, но в деле не видел. А прощупать парня было желательно.
Сегодня последнюю пару отменили, препод заболел, и Антон сорвался с «фазанки» даже раньше, чем ожидал. Закинув домой сумку с тетрадками, сходил к матери в магазин, собираясь спросить рубль на сигареты (как обычно, у самого денег не оставалось перед стипендией), но мать стала жаловаться, что потратилась на праздник, и он ушёл пустым. Идти к Максу было рановато, Антон прогулялся по Некрасова до «России», никого не встретив, там вспомнил, что давно не заходил в комиссионку, и пошёл по Плеханова в сторону Ленина. «Комок» располагался в первом этаже девятиэтажки. Этот магазин совсем не был похож на другие. Здесь никогда не было толкотни, зато было уютно, чисто, тихо играла музыка, а продавщицы были молодые, красивые и вежливые. Ну и, конечно же, товар… Сплошь «фирмовые» вещи, японские маги, итальянская косметика, французкие духи, джинсы «made in USA»…Цены, правда, кусаются… Так хоть поглазеть…
Неожиданно кто-то тронул Антона за плечо. Он резко обернулся. Перед ним стоял массивный охранник.
– Чё? – Антон вскинул подбородок.
– Попробуешь что стащить, урою… Втыкаешься?
У Антона перехватило дыхание. Он зло сощурил глаза, не сказал, а выплюнул:
– А ты лучше паси…
– Чё ты там вякнул?
Охранник двинулся вперёд, но Антон, не дожидаясь, пока будет схвачен и скручен в бараний рог, резко ударил того с головы в нос. Охранник отшатнулся и схватился руками за лицо, на его одежду брызнула кровь, а Антон рванул прочь…
Дверь открыла мама Макса.
– Ой, ты что, подрался? Лоб весь в крови…
– Можно я умоюсь?
– Конечно… Максим, к тебе пришли!
Из кухни, что-то дожёвывая, вышел Макс.
– Прошвырнёмся? – предложил Антон, смывая кровь охранника со лба.
– Только соберусь…
Парни спустились с третьего этажа на улицу и стали возле подъезда, разглядывая японскую иномарку.
– Сосед пригнал с Находки, – сказал Макс, – знаешь, сколько стоит? Как пять « жигулей»…Так это «камрюха» … «Краун» вообще как десять, полагай…
– У меня будет «краун», – уверенно произнёс Антон.
Макс посмотрел на него, потом спросил:
– Куда двинемся?
– К «Юности» пошли…
Парни обошли по Суханова парк ДОСА и вышли на Горького. Возле кинотеатра «Юность» тусовались незнакомые пацаны лет по шестнадцать-семнадцать. Чужаков проводили неприязненными взглядами, но подходить не стали.
– Чё, Макс, подрался бы? – Антон кивнул в сторону парней.
Макс пожал плечами. «Какой-то нерешительный, – подумал Антон, – а ещё боксёр».
Вскоре они подошли к дому номер тридцать «а» по Горького, в первом этаже которого находилась столовая. Антон знал, что сюда часто ходили студенты из педовской, совхозовской и гидровской общаг. Ходили, правда, толпой, в одиночку редко. И даже если долбить одиночку, был риск, что могут появиться его товарищи…
Но сегодня им явно везло. Антон увидел парня в чёрной «аляске», появившегося из-за угла пятиэтажки, и подтолкнул Макса.
– Я его видел, – сказал Макс, всмотревшись в лицо парня, – он из общаги. Тем летом наши с общаговскими на дискаче в парке ДОСА сцепились. Этот самый залуп.стый был…Точно, он…
– Них. я у тебя память…
– Да такой клюв трудно не запомнить…
Когда парень подошёл ближе, Антон рассмотрел его длинный нос. «Конкретный клюв», – подумал он,а вслух сказал:
– Чё, закурить дашь?
Парень тормознулся, оглядел незнакомцев и, видимо не почуяв опасности, дерзко ответил:
– А если не дам?
– Слышь, ты… – Антон начал входить в роль, – у тебя нормально спросили… Чё борзеешь?
– Кто борзеет? Чё вообще надо?
Студент сжал кулаки и исподлобья смотрел, как к нему приближаются двое. Антон понял, что придётся драться.
– Карманы выворачивай! – потребовал он.
– Нах. й пошёл! – носатый взъярился и нанёс «колхозный» удар.
Голову Антон закрыть успел, но удар был силён, так что ему едва удалось устоять. Студент замахнулся опять, но тут уже подоспел Макс. Хук слева, и чувака как ветром смело. Он тут же подорвался, и снова упал, в этот раз прилетело от Антона. Подскочив, Антон добавил с ноги, с оттяжечкой, будто по футбольному мячу пнул.
– Стоп! – крикнул Макс, – ему хватит…
Антон остановился. Противник был повержен. Надо было убегать…
– Берём «аляску»… – сказал Антон.
– Чё? – удивился Макс.
Антон уже стаскивал с обмякшего студента куртку. Тот сопротивлялся.
– Помогай!!! – заорал Антон.
Макс будто очнулся, стал помогать. «Аляска» была уже почти снята, когда недалеко истошно закричал женский голос:
– Вы чё творите?!!
Времени не оставалось. Антон сдёрнул куртку и побежал, уже второй раз за сегодня. Он обнаружил, что Макс бежит впереди его. Ни тот, ни другой не оглядывались. И остановились лишь через пару сотен метров.
– Уходим, уходим… – сказал Антон, чуть отдышавшись. И пошёл дальше в глубину дворов.
Уговаривать Макса было не нужно.
Юра пришёл в начале девятого вечера. Увидев, что он начал мыть коридор, Рита подошла к нему и поздоровалась. Парень прям расцвёл. Они поболтали немного и Рита спросила:
– Чё, домоешь, посидим? Танькин Костя придёт…
– А ничё что на работе?
– Да мы немного… Кстати, ты ничё не забыл?
– Да прихватил бутылочку… Ты ж намекала…
– Ладно, пойду… Подтягивайся…
– Хорошо…
Костя пришёл к десяти, и сразу в отделении стало шумно. Для посиделок выбрали пустую палату-двухместку. Костя вытащил водку и объявил:
– Банкет начинается!
Расселись на койках: на одной Рита с Юрой, на другой Таня и подошедшая с травматологии Люба, а Костя сел во главе «стола», роль которого играла тумбочка. Выпили по первой, по второй, языки развязались.
– Ты же с армейки недавно? – Костя смотрел на Юру, – ну и чё там? Где служил?
– В Саратове, в мотострелках…
– А я в авиации…
– Лётчик что ли? – прыснула Рита.
– Налётчик… А по чесноку, то стрелок-радист…
– Не знала, что ты у меня стрелок… – добавила Таня.
– Ещё какой… Так чё там, Юрец, армия стоит? Шакалы звереют, прапора тупят? Абреки как, борзеют?
– Абреки ваще офигевают в последнее время… Служить у нас не хотят, домой рвутся… На нас, на русских, зло срывают… – Юра сжал кулаки, – особенно на молодых… Я, когда с карантина пришёл, ко мне двое подходят азеров, ну и давай грузить… Короче, я им навалял, они ещё двоих притянули… Навалял и им… Всё, стали стороной обходить…
– Какой ты, однако… – сказала Рита.
– Хотя и среди них пацаны нормальные попадаются… – продолжал Юра, – я уже когда «дедом» был, с одним скорешился даже… грузин, Гоги зовут…
– Я тоже с ними повоевал, было дело… – признался Костя, – особенно в дисбате…
– Ты там был? – удивился Юра, – а за что?
– За «дедовщину»… В дисбате с узбеком в кочегарке схватился… Он за лопату, я тоже… Заеб.шил его, короче…
– Них. я себе…
– Ну а чё делать?.. Потом в топке сжёг… В части кипеш, узбека ищут… В итоге решили, что сбежал…
– Ну, ты и Терминатор, Костян…
– Ладно, давайте выпьем и покурим, наверное, да? Девчонки, чё приуныли? Бухаем?
– Мы не приуныли, мы тебя слушаем…
Бутылку добили, открыли вторую, ту, что Юра принёс. От темы в армии перешли к теме молодёжи.
– Молодняк сейчас наполовину отмороженный, – сказал Костя, – недавно соседа, мужика взрослого, малолетки толпой отмудохали… Он побои снял, заяву на них написал… Тех менты взяли… Ну а дальше прикол… Звонят менты соседу и говорят, мол, на вас встречная заява… Дескать, вы в парке девочкам свой писюн показывали, а эти парни, как дружинники, за честь девочек вступились… Короче, менты говорят, мы пока ход делу не даём, думайте сами… Ну, сосед подумал да и забрал свою заяву…
– Это им по любому старшие подсказали, ну, малолеткам, – раздался голос, и в палату вошёл милиционер Саня, – а вы чё отмечаете?
– Да так сидим… – ответила за всех Рита, – давай к нам…
– Охотно… Пока напарник посторожит…
Налили и Сане. Девчонки к нему пристали, мол, расскажи ты прикольный случай.
– Да было тут недавно, – Саня заулыбался, – смешного мало, но тем не менее… В общем, два прапорщика снимали комнату у бабушки одной… Как-то раз приносят пойла, девку приводят, нажираются… Потом один прапор с девкой к себе в конуру, а другой бабушку давай напаивать… Утром просыпается этот второй в койке, голый, вся койка в кончине, а рядом и бабушка, тоже голая… Да только не дышит…
– Фу ты, – произнесла Таня, – не смешной прикол…
– И чем закончилось? – спросил Костя, – посадили прапора?
– Конечно… Десяточка, как за убийство…
– Да, синька до добра не доводит… – задумчиво сказал Юра и предложил, – чё, народ, может, перекурим это дело?
– А потом мы с Ритой сходим, да, Рит? – улыбнулась Таня.
– Если ты про спирт… то нет…
– Ну, немножко…
Был уже первый час ночи. Костя засобирался.
– Вы как хотите, а мне пора… Пойду, пока ветер без камней… Тань, проводишь?
– Пошли, – поднялась и Таня, – Рит, всё-таки сходим…
Девушки принесли стакан спирта, разбавили водой, вышло два стакана водки. Один выпилиСаня, Люба и Таня, второй разделили Рита с Юрой. Юра скривился.
– Уф, как торкает…
– Ну, чё, пойду и я, – сказал Саня, глядя на Риту, – спокойной ночи всем…
– Я тоже пойду, пожалуй, пойду, – произнесла и Люба, – хорошо идти на этаж ниже, а то я чего-то пьяненькая…
По взгляду Сани Рита видела, что нравится ему, но рядом с ней сидел Юра и приобнимал её.
– Спокойной ночи, – ответила она, отводя взгляд.
Все ушли. Остались Рита и Юра. Рита встала, погасила с коридора свет, прикрыла дверь… Юра уже лёг. Девушка сняла халат, прилегла рядом. Они обнялись, стали целоваться… Внезапно Рита вспомнила что-то и спросила:
– У тебя часы есть?
– Есть… «Командирские»… А чё?
– Если усну, в два разбудишь, ладно?
– Зачем?
– Укол надо сделать…
– Ну, хорошо…
Они продолжили, пока Рита не поняла, что Юра спит. «Вот обломил», – с досадой подумала она. Сбросив с себя его руки, девушка отвернулась к стене и закрыла глаза. И не заметила, как заснула.
Было начало десятого, ещё не поздно, но на плохо освещённой улице прохожих почти не было, а те, что встречались, с опаской поглядывали на крепкого парня с сумкой, шагающего им навстречу. Рома их понимал: мало ли на кого нарвёшься на тёмных улицах, мало ли наркош и отморозков, желающих обобрать одинокого прохожего? Сам Рома никого не боялся, каратэ напрочь убило в нём страх. «Пусть только сунутся, мигом башку снесу», – думал он.
До «Горизонта» оставалось пройти пару кварталов, когда впереди послышались какие-то вопли. «Чё там за ху. ня? Бьют что ли кого-то?», – мелькнуло в голове. Рома ускорился и через минуту увидел девушек, которые были ему совершенно незнакомы. Их было две, высокая и пониже. Обе взволнованны, та, что пониже, готова вот-вот разрыдаться.
– Что случилось? – спросил Рома.
– С Нади шапку сорвали, – ответила высокая, – какой-то наркоман… Туда побежал…
Она показала рукой в сторону Краснознамённой. В этот момент Рома увидел, что девушка очень хороша собой. Встретив такую на улице, мужчины оглядываются.
– Как выглядит? Одет во что?
– Ну… В пуховике таком светлом…
– Посторожите… – Рома бросил к ногам девушек сумку со своим кимоно, – не уходите…
И сорвался с места, как спринтер, в указанную сторону.
Аллея, по которой бежал Рома, была скользкой, и больше всего не хотелось на ней грохнуться. К тому же под ноги смотреть было некогда. Он рыскал глазами, высматривая беглеца, но если тот свернул или, отбежав, затаился, то догонять его бесполезно. Рома покрыл уже метров триста и понял, что проиграл. Он остановился. Решив возвращаться, бросил взгляд в сторону ближней девятиэтажки. И увидел того, кого искал.
Парень в светлом, видимо, решил, что угроза миновала, и стоял под окном дома, разглядывая в тусклом свете свою добычу. Рома пошёл к нему, стараясь не шуметь. Но когда оставалось шагов десять, парень резко оглянулся, на его лице мелькнул страх.
– Шапку верни и разойдёмся…
– Отвали! – выкрикнул парень, – убью!
Рома подошёл вплотную и приготовился бить, но вор опередил его и сам ударил ногой. Не ожидавший удара, Рома почувствовал боль в голени и разъярился. Стал бить с силой и остервенением, пока вор не осел. Вырвав из его рук формовку голубой норки, он пошёл прочь, не оглядываясь, и только отойдя шагов на сто, услышал полный ненависти хриплый крик:
– Пи..рас! Суч. ра еб.ная! Что б ты сдох, козёл вонючий!
Девушки ждали его. Надя, увидев свою шапку, подскочила, бросилась на шею, радостно завизжала. А Рома смотрел на вторую девушку. Именно она ему понравилась.
– Спасибо огромное, – наконец отстранившись, сказала Надя, – если б не ты… Меня дома точно б убили…
– Резинку пришей, сорвут, а шапка, а на месте…
– Пришью…
Подняв свою сумку, Рома понял, что не может просто взять и уйти.
– Может вас проводить? Вдруг кто-то ещё нападёт?
– Ну, проводи… – сказала, улыбаясь, высокая девушка. В её глазах Рома видел симпатию, – впрочем, нам уже недалеко… До «Дворянского Гнезда»…
Рома знал, что так называют два высотных дома дальше по Ленина, рядом с кинотеатром «Горизонт», в котором жили сплошь начальники.
– По пути… Я дальше живу, рядом с цирком… Да, забыл представиться, я Рома…
– Я Надя…
– Валерия… – назвалась высокая.
Они пошли вместе. По пути Рома рассказал, что учится в пединституте и что у него есть брат и сестра, и, подумав, добавил, что сейчас идёт с тренировки по каратэ.
– Теперь ясно, почему ты такой смелый… – со значением сказала Валерия.
– А у Лерки ухажёр боксёр, – заметила Надя, – я про Сергея.
– Правда что ли? – с ревностью спросил Рома, глядя на Валерию.
– Ну… я ещё не решила, ухажёр или нет… А тебя, Надя, за язык кто тянет?
– Ладно, ты… Обиделась что ли? – смутилась Надя.
Наступила неловкая пауза. Рома решил исправить положение.
– А вы где учитесь?
– Я в ПСХИ, на лесфаке… – сказала Надя.
– А я во Владике на юрфаке, только заочно, – ответила Валерия.
– Заочно? А так работаешь, наверное?
– Нет… У меня папа хорошо зарабатывает…
Рома промолчал. Он вспомнил, где девушки живут… Можно было и не спрашивать…
– Мы пришли, – объявила Валерия.
Они остановились возле первой высотки красного кирпича. Рома вздохнул.
– Ну… тогда я пошёл…
– А хочешь, приходи в гости… – вдруг предложила Надя, – мама с папой рады будут… Я им расскажу, какой ты герой… Моя квартира девятнадцатая…
– Приду непременно… – ответил Рома, а сам смотрел на Валерию.
– Ну, тогда мы пошли, да, Лер? Пока, Ром. Ещё раз спасибо…
– Да не за что… Увидимся…
Валерия кивнула и пошла, увлекаемая подругой, но потом оглянулась, будто хотела что-то сказать, но промолчала. Рома помахал ей вслед и отправился домой.
Подойдя к своей пятиэтажке, он глянул на окна, но светилось только зальное. «Наверное, мама телек смотрит, – решил Рома, – Ритка на сутках, а Антон шлындает, как всегда».
В последнее время, как не стало отца, сестра практически жила у них. Хотя у неё и была своя общага, ночевала Рита там крайне редко, стараясь больше быть рядом с матерью.
Поднимаясь на этаж, Рома увидел возле окна целующихся малолеток, девчонку с верхнего этажа и паренька из другого подъезда. Они отпрянули друг от друга и засмущались. Рома улыбнулся сам себе. Года четыре назад и он так целовался с Викусей с соседнего дома. Теперь Викуся, говорят, живёт с каким-то кооператором и вроде как родила…
Дверь открыла мама. Из зала доносились звуки знакомого сериала «Семнадцать мгновений весны», маминого любимого.
– Ром, я ужин приготовила…
– Хорошо, мам… Только руки умою…
Он прошёл в ванную, поднял штанину, на голени темнел синяк. «Ворюга х.ев, – со злостью подумал Рома, – правильно я его отп.здил»
Умывшись, он поужинал в кухне и пришёл в зал с кружкой чая, сел в кресло. На экране разведчик Штирлиц вёз радистку Кэт к швейцарской границе. Звучала трогательная музыка. Оглянувшись на мать, Рома увидел, что глаза её увлажнились.
– Ты чего, мам?
– Папе очень нравилась эта музыка… Он говорил…
Рома вздохнул. По сути, он ещё сам не отошёл после смерти отца. А что про маму говорить…
Досмотрев серию до конца, Рома пошёл к себе, пожелав матери спокойной ночи. Раздевшись и погасив свет, он забрался под одеяло и задумался. Перебрал в памяти весь сегодняшний день, но так, вскользь. Его больше волновала встреча с девушками, а именно с Валерией. Интересно, понравился ли он ей, как она ему? Почему она не позвала его в гости, как Надя, или хотя бы не намекнула, что хочет его увидеть ещё? Скорее всего, постеснялась. Но ведь оглянулась, когда Надя потащила её к дому. Возможно, это и был намёк? Нужно обязательно сходить и попытаться увидеть её. Тогда всё станет ясно…
Рома уже спал и не мог видеть и слышать, как мама вошла к нему, постояла у кровати, глядя на спящего сына, а потом так же тихо вышла.