Сергей Викторович Ивлев
Деградация. Свои люди
Вот и сейчас из–за забора стройки доносились звуки национальных кавказских песен и танцев, по всей видимости, горцы поднимали свой боевой дух. Разговаривать с ними было совершенно бесполезно, любые переговоры означали принятие их видения вопроса как бесспорную истину, уступки принимались же за слабость противников. Это тоже стало понятно не сразу. Поэтому, старую истину про чужой монастырь приходилось объяснять силой.
Впрочем, другую старую истину про то, что далеко не национальность красит человека, а скорее наоборот, доказывал Ашот. Выросший в Москве в армянской семье, он надел косуху и без особых проблем влился в коллектив, приняв его нормы и правила без какого–либо дискомфорта для себя. Конечно, вероятно положительную роль в этом процессе сыграло детство в русском обществе и дружественные религиозные взгляды двух народов, но факт оставался фактом, хотя «соклановцы» временами подкалывали его на тему национальности, но совершенно беззлобно. Он был своим, прекрасно это знал, потому не обижался. Более того, сам кавказцев иной раз называл черными и даже более обидными производными словами, категорически отказываясь причислять себя к ним.
– Ну что, Ашот, узнаешь мотивы? – спросил Алексей.
– Нет, – ответил Ашот чуть погодя, видимо прислушавшись к тексту песен. Для всех остальных любое кавказское музыкальное творчество на слух было примерно одинаковым, но на Ашота все уставились с подозрением. Он поспешил объяснить: – На Кавказе более сотни народов и народностей. Думаете, я каждый язык свободно знаю? К тому же я даже на армянском с сильным акцентом разговариваю.
– Да какая разница, кто они, – ответил Алексей, – Ашот, если тебя это как–то задевает, можешь не участвовать, я пойму.
– Леха, я даже рад, что ты не в курсе о глубокой, многолетней дружбе между отдельными народами Кавказа, – Заметив, что Алексей совершенно не понял тонкого намека, он добавил: – В общем, если ты хочешь с ними о чем–то поговорить, прежде чем начнется махач, не стоит им до тех пор вообще меня видеть.
– Вот так? Вы же вроде одинаковые… Ты не подумай… А кто ты там сам по национальности-то?
– Мы не одинаковые. Можешь считать, что я русский в их понимании, – сказал Ашот, и улыбнулся. Впрочем, улыбнулись все, хотя мало кто из ребят вообще задавался вопросом, что такое ассимиляция, и почему второе поколение практически любых мигрантов, оторванных от своей кровной нации, уже являлось полноценными носителями культуры той страны, в которой они выросли.
– Ладно парни, хорош веселиться! – осадил всех Алексей. Из толпы же кто–то сказал:
– Может, скинов позовем? Тут они помогут без вопросов.
– На кой хрен нам эти фашисты! Сами справимся, – ответил Алексей, – да и по Ашоту у них как раз могут возникнуть вопросы.
Никто не знал, откуда вообще появились скинхеды, но крепкие бритоголовые ребята в армейских ботинках действительно встречались. Хотя конфликтов с ними особых никогда не возникало, сферы интересов явно не пересекались. Было понятно, что как явление они появились как ответ беспардонным понаехавшим. Хотя и дружескими отношения с ними тоже далеко не были. Как-то уж очень не по душе было их заигрывание с нацистской свастикой для ребят, объединившихся просто на основе музыкальных вкусов, оттого дел с ними предпочитали не иметь. Да и на Ашота действительно те поглядывали косо, впрочем обострять отношения из-за него одного него тоже не хотели. Так как прекрасно знали, чей он.
– В общем, слушайте меня, – продолжил инструктаж Алексей. – Ашот, бери себе человек десять на твой вкус, и обходите стройку вокруг к дыре в заборе. И не показывайтесь, пока не начнется махач. Остальные со мной через центральный вход пойдут. Пусть почувствуют себя в большинстве. Как начнется, подлетайте. Мы пойдем налегке, с пустыми руками, что бы они потом не сказали, что мы вооруженные до зубов пришли. Ашот, а вы можете уже хоть с палками подлетать, вы же типа на помощь слабым придете. Только больших всех оставь тут, нам их в лоб встречать.
Ашот кивнул, быстро перечислил нужных людей, и его группа легким бегом побежала по периметру забора, вскоре свернув за него за угол и скрывшись из вида.
Решение идти налегке не означало полного отсутствия оружия как такового, так как даже обычные «тематические» кожаные перчатки с металлическими шипами на костяшках в рукопашном бою становились серьезным аргументом, а многие не брезговали носить в карманах полноценные кастеты, сделанные кустарным способом, цепи, или даже нунчаки, скрытые от любопытных глаз косухой во внутреннем кармане. Впрочем, нунчаки были скорее выпендрежем, чем реально полезным оружием, никто толком не умел с ними обращаться. Подобные меры вошли в моду именно с появлением кавказских молодежных групп. У них «на вооружении» встречались и ножи. Поэтому столкновения с ними отличались повышенным градусом жестокости.
– Леха, а ты что же, совсем без ничего пойдешь? – спросил кто–то из ребят.
– Ну почему же, вот, – он указал на пустую бутылку пива в руке. – И кстати, есть еще Машкина, – сказал он и достал ополовиненную бутылку, отправив пустую во внутренний карман. – Держите. По глотку. Для поднятия боевого духа.
Через минуту к нему вернулась пустая бутылка. Еще раз окинув взглядом ребят, Алексей коротко скомандовал:
– Готовы? Погнали!
Открыв металлическую дверь, врезанную в забор, он первым вошел на стройку с пустой бутылкой в руке. Группа двинулась за ним в сторону молодых кавказцев, сидящих на корточках в стороне, которые показательно не обращали никакого внимания на вошедших, продолжая негромко щебетать на своем языке, и дружно встали, только когда до них осталось метров десять. Чуть в стороне, на верхней из сложенных друг на друга потрескавшихся бетонных плит, стоял магнитофон, из которого и доносились кавказские барабанные мелодии.
– Вырубите свою шарманку! – прокричал Алексей.
– А то что? – высокомерно спросил его один из кавказцев, который, видимо, был их лидером.
Не вступая в дальнейшую словесную перепалку, Алексей запустил бутылку из–под пива в магнитофон. И попал. Бутылка от удара о магнитофон разлетелась на множество осколков, сам магнитофон слетел с плит, ударился до кучи о землю, и затих.
– Ненавижу хип–хоп! – заявил Алексей, так как совершенно не представлял, к какому музыкальному направлению отнести услышанное барабанное песнопение и не прекращающийся ударный ритм на один мотив. Поэтому просто выбрал одно из наиболее враждебных направлений его музыкальной культуре.
– Ты за это ответишь! – прошипел тот же кавказец.
– За что Чижа изуродовали?
– Мы взяли то, что принадлежит нам. Вы должны нам денег.
– Кто это «вы»? Мы вам ничего не должны! Никто из наших с вами никакого дела бы иметь не стал!
– Ваш парень, Миша, взял в долг у нас. И не отдал вовремя. Точней, вообще не отдал.
– Какой такой Миша? Что ты гонишь? – с вызовом произнес Алексей.
– Куприянов его фамилия.
Алексей изменился в лице. Миша Куприянов явно искал денег на дозу, и ему все равно было, где он их возьмет.
– Ты что, не видел, кому давал? Он давно уже не наш!
– У него на лбу не написано, что он уже не ваш, да и терся он постоянно с вами. А что он торчок, так это его личное дело. Свое слово мужчина должен держать.
– И при чем тут Чиж?
– Так Мишу вашего закрыли. Должна семья за него отвечать. Он из вашей семьи, первым нам попался, и не захотел долги отдавать. Еще и дерзил. Я уже сказал, мы взяли то, что принадлежит нам. Теперь вы должны нам еще за магнитофон.
Алексей бросил взгляд, полный ненависти, на кавказцев. Типичная их логика, дальше можно не продолжать. Они тоже прекрасно понимают, что разговор закончен, и в данный момент ожидают его решения, хватит ли у него смелости пойти в неравный бой, или же он отступит с позором. Если сейчас отступить, значит, они вообще ни во что не будут ставить их в дальнейшем, так как только язык силы для них приоритетен. Поэтому, набрав полную грудь воздуха, Алексей прокричал:
– Бей чертей!
И его группа пошла за ним в атаку. Их противники, ощущавшие свое численное превосходство, даже опешили от неожиданности и удивления, что стоило им потери инициативы, некоторые из них сразу упали, пропустив неожиданные встречные удары. Однако быстро пришли в себя. Завязалась жестокая и скоротечная уличная драка, без правил, без пощады, с добиванием упавших руками, ногами, палками и камнями что бы исключить всякую возможность их дальнейшего сопротивления. С обеих сторон уже было несколько лежавших на земле, так и не поднявшихся после лобового столкновения. Но вот из–за угла недостроенного здания показалась группа Ашота с ним же во главе, вооружившаяся палками, металлическими прутьями и прочими подручными средствами, доступными на стройке, и с воинственными криками атаковала кавказцев с тыла.
Их появление внесло решающий перелом. Не ожидавшие открытия «второго фронта» кавказцы растерялись, перестали прикрывать друг друга, были разбиты на мелкие кучки и стали терять одного за другим своих бойцов. Однако те из них, кто обернулся встречать новых противников, заметили атаковавшего их Ашота, ко всему прочему еще и кричащего что–то или на своем родном языке, или на каком–то другом кавказском диалекте, но своего он добился, его тут же приняли за приоритетную цель. Ох слукавил Ашот, знал с кем дело иметь придется. Но сейчас это было уже не важно. Как результат, Ашот, оказавшись в локальном меньшинстве, отбивался от двоих. Естественно, долго сопротивляться он не смог, пропустил очередной удар и оказался на земле. В этот самый момент Алексей как раз освободился от своего оппонента, и поспешил на помощь, и очень вовремя, так как Ашота не стали добивать ногами. Один из его противников потерял к нему интерес, оценив ситуацию на поле боя, он двинулся к другой группе, но вот второй… Присевший на одно колено кавказец держал нож и уже заносил руку для удара. Алексей в один прыжок оказался рядом, левой рукой перехватывая руку с ножом, правой опуская на голову вторую бутылку из–под пива, еще в прыжке выдернутую из внутреннего кармана косухи. Бутылка разбилась, посыпались осколки, противник сразу обмяк и выронил нож, по голове потекли струйки крови.
– Сзади! – прокричал Ашот, но было поздно. Второй кавказец, успев поднять металлический прут, по иронии судьбы потерянный Ашотом, вернулся и нанес удар Алексею по затылку. И он погрузился в темноту.
***
– У тебя сотрясение, нужно к врачу, – голос Ашота доносился издалека. – Давай Леха, вставай, отсюда надо валить. А то сча менты нагрянут…
Возвращение к реальности было неприятным. Алексей чувствовал тошноту, в глазах двоилось, зрение фокусировалось с трудом. Затылок пульсировал болью. А еще сильно горели щеки, вероятно приводили его в чувство пощечинами.
– Что произошло? Мы победили?
– Ага. По очкам. Когда ты уложил этого отморозка с ножом в руке, а потом уложили тебя рядом, они остановились. Видимо дошло до них, что оставшихся мы сомнем, а резня никому не нужна. Наши без тебя немного растерялись и тоже встали, на том и закончили. Ну поорали еще друг на друга… Ты прилично его приложил, у него вся башка в крови была…
– Где они?
– Кто знает… Собрали своих и быстро ушли. Наши тоже ушли, мы вчетвером остались тебя забрать. Думали, ты вообще коней двинул.
– Врача не надо, просто помогите до дома добраться. Значит, вы их отпустили?
– Ну не убивать же нам их, в самом деле! К нам они претензий более не имеют, это был наш ультиматум. Требовать что–то с них мы не стали, магнитофон ты им угробил капитально. Думаю, связываться побоятся впредь. Вроде нормальный результат.
– Ладно, помогите мне встать.
Примерно через час шатающегося Алексея доставили домой и сдали на руки Маше. Оставшись наедине, она, прикладывая намоченное полотенце к опухшей ране на голове, выговаривала ему:
– Вы идиоты! Друг друга калечите, не задумываясь. Так и поубиваете…
– Маша, не мы начали…
– Обещай мне, что прекратишь это! Хватит! – она не удержалась и заплакала. – Я к тебе пришла, что бы не видеть этого, а ты… Зачем…
– Не плачь…
Алексей где–то в глубине души понимал, что она права. Кроме того, женские слезы в любом нормальном мужчине порождают чувство вины, независимо от реальной картины. Но как он мог отказаться?
Следующие два дня он провалялся в постели. На утро третьего, собрав силы в кулак и взяв, скрепя сердцем, оставленные Машей двести долларов, он отправился в институт. Но прямо на выходе из подъезда к нему подошли милиционеры.
– Чернов Алексей? Вы задержаны, пройдемте с нами.
После чего его доставили в районное отделение, где ничего не объяснив, посадили в камеру на пару часов. Затем ему предъявили обвинение и рекомендовали признаться во всем чистосердечно, заодно назвав соучастников, дабы смягчить свою вину. Оказывается, что он, совместно с неизвестной группой лиц, руководствуясь какими–то своими мотивами, напал на гражданина Мамедова, мирно общавшегося с друзьями, нанес ему удар по голове бутылкой, что подтверждалось показанием еще нескольких свидетелей. Гражданин Мамедов получил сотрясение мозга и множественные резаные раны от осколков бутылки, и сейчас находится в больнице в тяжелом состоянии. Однако это тяжелое состояние, как ни странно, не помешало ему дать показания и вспомнить детали.
Изложить же иную версию происшедшего означало назвать тех, с кем он был на стройке, а их дела безобидными назвать нельзя. Поэтому Алексей молчал. Но его мнения особо никто и не спрашивал, по всей видимости, доказательной базы хватало и так. Более того, какие–то новые факты могли только запутать дело, и это никому не надо было. Его просто отправили назад в камеру.
Просьбу Алексея позвонить никто не исполнил, потому ночь он провел там же в полном неведенье о ситуации дома. Конечно, Маша наверняка подняла тревогу, но нашли его только на следующий день. Утром дверь камеры открылась и его снова повели по коридорам. Но вопреки ожиданиям об очередном допросе, привели его к кабинету начальника криминальной милиции отдела. После чего сопровождавший его сержант постучал в дверь, открыл ее, доложил о доставлении задержанного, услышав «заводи задержанного», подтолкнул Алексея в кабинет.
В кабинете несколько разномастных потертых столов, составленных вместе, образовывали букву «Т». Во главе этой конструкции сидел мужчина лет 45 в костюме, по всей видимости и являющийся начальником криминальной милиции. На гостевых местах находился отец Алексея, и его тетка, Филатова Людмила Владимировна, сестра его матери. Пока была жива мать, он часто видел ее в гостях, или сам бывал у нее с мамой, где он проводил время со своими двоюродными братом и сестрой, хотя это ему не сильно нравилось, так как они были сильно младше. В целом, у него складывалось впечатление, что она к нему относилась доброжелательно. Впрочем, после смерти матери общение с ней ограничивалось ее звонками по праздникам и взаимными поздравлениями с оными. Так же ему было известно, что она имела какое–то отношение к милиции. Милицию Алексей не любил, поэтому этот вопрос не выяснял. Сейчас при его появлении все бросили на него беглый взгляд, затем снова повернулись к начальнику КМ, который сказал:
– Ваш?
– Мой, – подтвердил отец.
– Почему ты никому не позвонил? – сразу спросила Алексея тетка.
– А как? – удивился Алексей. – Телефон у меня отобрали.
– Тебе не разрешили позвонить? – уточнила она.
– Ну да…
– Товарищ майор, вам не кажется, что вы допустили некоторое нарушение…
– Ну допустили, и? Людмила Владимировна, вы же понимаете, что это мелочь! Да и какое отношение это имеет к делу? – ответил он, улыбнувшись ей.
– Что за шишка на голове? – спросила она Алексея.
– Друг потерпевшего железякой заехал, – угрюмо ответил он. Людмила Владимировна снова обратилась к милиционеру:
– Это отражено в деле?
– Нет, – равнодушно ответил он, – он мог получить травму где угодно, свидетельских показаний нет на сей счет. И я бы вам рекомендовал прекратить искать подвох в нашей работе. Или эта беседа прекратится немедленно.
– Да, Людмила, достаточно, – снова подал голос отец. – Мы должны искать пути выхода из положения, а не скандалить.
В этот момент дверь открылась, в нее заглянул сержант:
– Товарищ майор, вас вызывает начальник отдела.
– Хорошо, – кивнул он сержанту и отправился на выход, у самой двери он обратился к посетителям: – Вы тут можете обсудить пока сложившуюся ситуацию и прийти к решению, – сказал он, и вышел из кабинета.
– Ну что, допрыгался? – сразу напал отец на сына. – Но ничего, тюрьма тебе на пользу пойдет!
– Федя, какая на хрен тюрьма, о чем ты?! Хочешь сына потерять?
– Ты знаешь, он уже давно потерян…
– И кто в этом виноват? – спросила она отца, и уставилась на него.
– Кто? – с вызовом спросил он.
– Иру со свету сжил, теперь и за сына взялся? Что ты за человек! Думаешь от ребенка откупиться можно? Ребенку нужно уделять время!
– Этому ребенку?! – он ткнул пальцу в Алексея. – К тому же, я должен был работать! Что бы…
– Что бы по бабам шляться? Думаешь, никто не в курсе? Объясни мне, пожалуйста, чего ты уперся, когда я его забрать хотела? Отцовские чувства взыграли вдруг резко? Или просто: «мое – не отдам»?
– Ты хотела меня забрать?! – воскликнул молчавший до этого Алексей, для которого эта новость стала полной неожиданностью.
– Хватит! Стоп! Знаете что, с меня действительно хватит! Я в двадцать лет уже себя сам обеспечивал и решения принимал, а ему даже больше! Его сегодня вытащишь, завтра он себе новый геморрой найдет. Я сюда ехал, думал хулиганка очередная мелкая, а тут криминал откровенный. Я не считаю, что мое вмешательство что–то принципиально изменит. Если ты думаешь иначе, возись с ним сама. Более препятствовать тебе я не намерен. Хочешь его забрать – забирай! – Он достал из кармана конверт, положил на стол. – Здесь тысяча долларов. Больше у меня нет. На дальнейшую мою поддержку можете оба не рассчитывать, – затем, повернувшись к Алексею, он добавил: – Обеспечивай себя сам, большой мальчик уже. Удачи.
Он встал из–за стола, дошел до двери, перед дверью задержался, обернулся, хотел что–то добавить, но в итоге просто махнул рукой, вышел из кабинета и захлопнул дверь.
– Ты правда хотела меня забрать? – повторил свой вопрос Алексей, глядя на тетку.
– Хотела. И мужа убедила. Только он уперся, – она кивнула на дверь. – В этой ситуации я ничего не могла сделать. Он отец, у него прав больше. – Она вздохнула, покосилась на конверт. – Ладно, Алеша, лирику в сторону. Что мы имеем… Я попробую тебе помочь, но запомни, сделаю это один раз. Тысяча баксов маловато, но… Твое дело в прокураторе развалить стоит десять. Что ж, значит, здесь попросят минимум пять. Придется давить с позиции силы. – Заметив, как у Алексея округляются глаза, она добавила: – Ну а как ты хотел, это уже не мелкая хулиганка. Только если он упрется, – она указала на кресло начальника, – я ему смогу только кровь попортить в лучшем случае, тебя это не спасет. Но это маловероятно. Расскажи хоть, что произошло. Только правду.
Алексей рассказал ей все. Но в конце добавил:
– Я все равно не могу дать никаких показаний. Я своих ребят подставлю.
– Вот вам заняться нечем! Ты прав, им запросто тяжкие телесные раздадут! Да и тебе, причем в группе по предварительному сговору… А это плохо! Чего тебе спокойно не живется? А всего–то надо было вам первым заявление принести. Тогда бы ситуация развернулась на 180 градусов и крайними стали бы зверьки!
– Кто? – не понял Алексей.
– Гости с Кавказа, к которым вы отнеслись с теплом и радушием, – уточнила тетка.
Дверь открылась, в кабинет вернулся начальник криминальной милиции и, проследовав на свое место, плюхнулся в кресло.
– Прошу прощения, служба, – сказал он, улыбаясь. – А мы тут, как я погляжу, уже несем потери?
– Да, но убывший оставил взнос, – сказала Людмила Владимировна, указывая на конверт.
– Что это? Взятка?
– Ага, – как ни в чем ни бывало, подтвердила тетка. – Товарищ майор, не ломайте комедию. Я же кухню тоже прекрасно знаю.
Он покосился на сумочку, намекая на устройства записи аудио и видео, но Людмила Владимировна тут же успокоила его, впрочем, достаточно своеобразно:
– Ну, допустим, посажу я вас, дальше что? Как это ему поможет? – она ткнула пальцем в Алексея. Начальник хмыкнул, затем, усевшись на свое место, сказал:
– Что ж, хорошо, что мы друг друга понимаем. Тем лучше. Дежурный мне сказал, что вы тоже сотрудник. А сколько тут?
– Тысяча долларов.
Майор скривил кислую гримасу. И даже не стал скрывать своего разочарования:
– Людмила Владимировна, вы же понимаете, что это не серьезно. Мне же с операми делиться, и чем же прикажите? Вы знаете, какая заработная плата у обычного опера? Вы вот кто по должности?
– Зарплата опера мне известна. Я по должности заместитель начальника информационного центра по кадрам. Моя зарплата не сильно отличается от вашей.
– Ну вот видите, вы же зна… – но в этот момент до начальника дошел смысл сказанного, и он тут же изменился в лице: – Погодите, вы заместитель начальника чего…? Но дежурный сказал что…
– Ваш дежурный идиот. Инстинктивно среагировал на орла на ксиве, когда я его от пасьянса на компьютере отвлекла. Я ему даже не открывала удостоверения, а просто показала корочку, сказала, кто мне нужен, он тут же стрелки перевел. Впрочем, вижу, вы сомневаетесь? Что ж, смотрите. – Она развернула свое удостоверение перед его лицом. Некоторое время он внимательно читал. Затем, уже серьезным тоном, спросил:
– И что вы предлагаете?
– А как вы думаете? Развалите дело. И примите небольшую компенсацию в качестве благодарности, – она снова указала на конверт. – И дальнейшие взаимовыгодные дружеские отношения между нашими службами.
Однако майор встретил это предложение даже возмущенно:
– Не слабые у вас просьбы, знаете ли! А если я скажу нет? Что нам ваш информационный центр сделает-то? – усмехнулся он.
Однако, Людмила Владимировна тоже скривила улыбку. И начала планомерное наступление:
– Не забывайте, ваш отдел передает в нашу контору сведения о своей деятельности. Вдруг он резко просядет в показателях?
– Будет неприятно. Но правдивые сведения все равно всплывут, и все станет на свои места. Ваши люди пойдут на это? Они же себя подставят.
– Не себя, что вы. Технические сбои бывают, мы элементарно все спишем на старую технику, выработавшую свой ресурс. А вот вам придется тоже много бумаги измарать, – спокойно парировала она выпад, перейдя к следующему пункту: – Но не забывайте, что к нам обращаются за информацией абсолютно все службы московской милиции. В том числе собственная безопасность и инспекция по личному составу. Да и прокурорские, бывает, захаживают. Они же проверять начнут прежде, чем что–то всплывет про технику. А уж если им что–то нужное пообещать…
– Вот так вот они сходу взяли и вписались в вопрос по вашей просьбе! Ага! Что вы несете!
– А вы рискните и попробуйте мне возразить, – повышая голос, продолжила Людмила Владимировна. – Да, вот еще что. Я его сейчас заберу, – она указала на Алексея, но, заметив вскинутые брови начальника, уточнила: – ладно, может и не я, у меня же полномочий таких нет. Пусть мои друзья его заберут, а они заберут, не сомневайтесь, и отвезут в медицинское учреждение. Где ему осмотрят голову, и признают его травму опасной для жизни. Вы говорите, он ее получил не в драке? Показаний таких нет? А где? Уж не ваши ли опера на допросе постарались? Мне свидетелей поискать, что его абсолютно здоровым забирал наряд? Так ведь я найду! Вот ведь неприятность будет! Служебное расследование, нервотрепка… А хотите ваш же наряд и подтвердит, что целым и невредимым его вам на руки сдал? Так как действовать будем? Может, все же нормально поговорим?
– Ладно, успокойтесь. Мы же свои люди, договоримся, – пошел на попятную начальник. – Только выбросить заявление я тоже не могу. Оно зарегистрировано, и…
– …оформлено как этнический конфликт? Журналистов позвать? Интервью дадите?
Начальник замолчал, сверля женщину взглядом. Та и сама была не рада, что не удержалась, и добавила эту фразу, когда майор уже пошел на попятную. Но держалась спокойно и уверено, вдобавок, идти с ней на конфликт ради кого? Кавказцев обиженных? Поэтому через минуту он прервал молчание:
– Хорошо. Пусть это будет мелкое хулиганство. Переквалифицируем дело. С представителями другой, негритянской музыкальной субкультуры во мнениях разошлись. Удовлетворены?
– Так точно.
Начальник снял трубку, дождался ответа.
– Личные вещи Чернова ко мне в кабинет. Пусть дежурный принесет! – сказал он кому–то в трубку, затем обратился к Алексею: – Тебя вызовут через пару дней. Придешь. Подпишешь протокол, возьмешь квитанцию, штраф в течение месяца оплатишь. И можешь быть свободным. Пока. С твоим взглядами на жизнь мы еще встретимся. Я не сомневаюсь.
В кабинет вошел дежурный, принеся с собой вещи Алексея, затем зачитал с протокола досмотра, перебирая вещи:
– Мобильный телефон, ремень, кожаная папка, ручка, тетрадка, связка ключей, кошелек, денежные средства в размере трехсот сорока рублей. Все на месте?
– Они двести долларов прикарманили. Я в протоколе не расписывался, подпись нарисована, – сказал Алексей, обращаясь скорее к тетке, чем начальнику криминальной милиции. Мелочевку вроде сигарет он упоминать не стал.
– Значит, не было их при досмотре, – равнодушно сказал дежурный. – И подпись его.
– Я смотрю, тут кто-то подставляется не по-детски, – прокомментировала ситуацию тетка. – А вы, товарищ майор, смелый начальник. Графологическая экспертиза покажет подделку, и привет.
– Если вас этот вопрос так волнует, можете рассказать это начальнику милиции общественной безопасности. Его люди отличились при досмотре, – равнодушно пожал плечами майор. – Я только за оперов отвечаю.
– Разбирайтесь сами в вашей богадельне, – сказала Людмила Владимировна, взяла со стола конверт, открыла его, достала две стодолларовые купюры, отдала Алексею. После чего положила конверт с оставшейся суммой обратно на стол и с улыбкой добавила: – Эту пропажу, или, если быть точнее, кражу, вы в состоянии раскрыть сами.
Начальник усмехнулся, отпустил жестом дежурного, наблюдавшего эту картину и теперь в свою очередь старательно сдерживающему улыбку. Дождавшись, когда тот покинул кабинет, он бросил конверт себе в выдвижной ящик стола, и сказал:
– Ну что, давайте закончим с формальностями?
***
– Так ты и есть Маша? – улыбнувшись, сказала Людмила Владимировна, только переступив ее порог.
– А вы что, знакомы? – удивился Алексей, но Маша, только его увидев, сразу бросилась на него и застучала своими кулачками ему в грудь:
– Ты где был?! Еще раз пропадешь неизвестно куда, то меня здесь больше никогда не увидишь! – но быстро выдохлась и повисла на шее Алексея, постоянно всхлипывая.
– Между прочим, девушка права, – поддержала Машу тетка, – вот представь, допустим, через лет пять– шесть завели вы ребенка, мама его накормила, уложила спать, а папка в это время кавказцев гоняет или в ментовке сидит, а то и вообще срок мотает. Как, нормально?
Возразить Алексею на это замечание особо было нечего.
– Вообще, гордился бы своей девушкой, – продолжала тетка, – среди ночи на уши подняла всех. Ради тебя, дурака.
– Кстати, а как? – спросил Алексей. Маша, все еще уткнувшись ему в грудь, сказала:
– У тебя в компьютере резервная копия телефонной книги из памяти телефона. Я звонила всем подряд, что бы хоть что–то про тебя выяснить.
– Хм… Надо ребятам тогда сказать, что со мной все нормально, они же наверное теперь на черных сезон охоты открыли…
– Дурак! – Маша стукнула его еще раз обоими своими кулачками, после чего обратилась к тетке: – Вы извините. Пойдемте я вас чаем угощу.
– Не откажусь, – снова улыбнулась тетка и пошла вслед за Машей на кухню. За ними уныло побрел и Алексей.
Через пятнадцать минут они втроем на кухне пили чай, где и продолжили беседу.
– Алеша, расскажи нам что ли свои дальнейшие планы на жизнь… – произнесла тетка.
– Да какие могут быть планы. Отец отказал в финансировании. Значит надо искать работу.
– Правильно мыслишь. Дальше.
– Что дальше? В таких условиях я не вытяну обучение в институте. Это не реально.
– Перевестись на вечернее сможешь?
– Да, но что с армией делать в таком случае?
– В военкомат я отправлю справку о том, что ты обвиняемый по делу. Маша, не волнуйся, – сказала тетка, заметив как та поперхнулась, – это «липа». До весны отстанут.
– Хм… Где ты такую возьмешь?
– У друзей. Или сама нарисую. Это не твоя забота.
– Смысл? Дальше–то что? Весной опять армия, – сказал Алексей. – По мне так раньше сядешь – раньше выйдешь.
– У тебя же есть диплом о среднем специальном образовании?
– Да, есть. А толку от него?
– Этого достаточно, что бы соответствовать минимальным требованиям для службы в милиции.
– Чего? – удивился Алексей.
– Ты будешь служить в милиции. В моем подразделении. Армия тебя не тронет в этом случае. И сможешь спокойно доучиваться на вечернем.
– Кто меня туда возьмет?! – воскликнул Алексей. – Ты мою биографию представляешь? Ты хоть приблизительно представляешь, что обо мне участковый напишет?
Однако Людмила Владимировна совершенно спокойным тоном ответила:
– Представляю. И достаточно явно. Придется почистить базы данных. А участковый пусть пишет что хочет, решение по кандидату принимать мне. Конечно, я несколько подставляюсь. Но на твое благоразумие все же рассчитываю. Или зря?
– А ничего, что мы вроде как родственники?
– На это требование законодательства у нас давно по–тихому все кладут. В общем, это не является препятствием. Кроме того, там речь только о близких родственниках. Это родители, дети, братья, сестры, мужья, жены. Про остальных там ни слова. И у нас разные фамилии. И ты будешь помалкивать. Ясно?
Глаза Алексея округлялись все больше.
– И чем же я буду там заниматься?
– Зависит от отдела, в который попадешь.
– И в какой я попаду?
– В какой возьмут! – резко ответила тетка, потеряв терпение. – Не в твоем положении выбирать!
– То есть в военкомате меня как потенциального зека будут учитывать, а милиция на работу брать будет? Да как такое возможно? Это нормально вообще?!
– Не на работу, а на службу. И в нашей стране много чего не нормально, только всем на это глубоко… Лично мне все равно, что о тебе военные думают. Как и им наплевать на наше мнение.
Над столом повисла тишина. Через некоторое время ее нарушил Алексей:
– Что–то я слабо себя представляю в роли мента. Когда мой ответ нужен?
– Твою ж мать! – не удержалась тетка. Затем тут же поправилась: – Я не Иру сейчас имею ввиду, царство ей небесное…
– Соглашайся немедленно, если тебе не все мозги железякой отшибли! – выпалила Маша. – Или тебе совсем на всех плевать?
